Адвокатесса

      Зоя пришла в гимназию на последней неделе учебы перед каникулами. Молодая женщина взяла личное дело Глаши, увидела вложенные туда документы, что Гусельникова Аглая Дмитриевна была осуждена к неделе ареста за недонесение.       — Агнесса, — сказала Зоя, придя вместе с делом в кабинет подруги. — Вот этой мадемуазели поставите оценку по поведению на балл меньше, чем планировали.       — Зойка, так гимназия же не министерская, — удивилась Ася.       — А потому что надоела, если не сказать грубее, — ответила Зоя.       — Что Варнецкой поставишь? — полюбопытствовала Ася.       — Варнецкая, насколько мне известно, не появляется на учебе, потому что я сказала отцу, чтобы искали новую гимназию, — произнесла Зоя.       — Быть может, они уже и ищут, — ответила Ася. — Но ты ее не исключала, поэтому твоя Анютка посидела сколько-то дней дома, а потом явилась снова.       — Агнесса, мне не до того было, — сказала Зоя. — Мне было настолько плохо, я бы больше сказала, душевно плохо, что о таких приземленных вопросах я просто не думала.       — И что же сейчас будешь делать? — с нескрываемым любопытством спросила Ася.       — Так-то, конечно, я должна была уже давным-давно пойти в полицию и донести, — произнесла Зоя. — Но я была не до конца права тогда, когда, как ты выразилась, Анютку осудили за недонесение. Поэтому, быть может, правильнее не заявлять об этом эпизоде. Что же касается гимназии — сейчас вызову ее к себе и исключу.       — Ты Глашку за большее прощала, — ответила Ася.       — Будем считать, что Глашке повезло, — сказала Зоя. — И, кроме того, Глашка всего лишь дымовушку мне в окно закинула, Варнецкая покалечить могла.       Зоя вернулась в свой кабинет и, дождавшись Анечку, спросила:       — Уточнить вам, мадемуазель, за что именно вы исключены, или сами догадаетесь?       — За несоблюдение адвокатом адвокатской этики? — съязвила девушка.       — За то, за что судят, — ответила Зоя. — За то, что человека с крыльца спустили, за то, что женщина могла не испытать радость материнства снова. Лень искать статьи в Уложении, но это, без сомнения, тюрьма.       — Прошу прощения, — сказала Анечка. — Позволила себе лишнее, о материнстве не могла знать.       — Вот именно поэтому, мадемуазель, я вас просто исключаю, а не передаю дело полиции, — произнесла Зоя. — Можете идти. Документы отдам вашему отцу.       Илья Николаевич молча оглядел выписку с оценками, прочитал фразу, что дочь отчислена за недопустимо дерзкое поведение в отношении начальницы и сказал:       — А я уж думал, что отчислите за обвинительный приговор.       — Помилуйте, Илья Николаевич, — Зоя изобразила удивление. — Одна с четырьмя обвинительными приговорами учится, а вторую исключу за единственный! Предлагаю вам просто порадоваться, что дело не дошло до полиции. Все-таки, недонесение по глупости и малолетству и вред здоровью — это слишком разные вещи. Первое не то, что простительно, а даже на руку, если можно так выразиться: наивную барышню вот так прокатили по полной, второе же будет осуждаемо хоть кем.       Придя домой, Илья Николаевич сказал дочери:       — Аня, учиться будешь дома. Договорюсь с учителями, будешь много заниматься сама. В прежнюю гимназию с вот такой характеристикой лучше не соваться.       Возможный диалог с директрисой представлялся более чем ярко:       «— Илья Николаевич, помилуйте, какая может быть учеба? Дерзость начальнице по имени Зоя Михайловна? Да там явно что-то другое было!       — Нинель Осиповна, это просто было сказано в ненужный час.       — А можно на всякий случай справочку о политической благонадежности? Мало ли, что именно начальница решила скрыть за такой формулировкой!       — Справку о политической благонадежности столь юной барышни? Нинель Осиповна, да меня в полиции или жандармерии за такие слова засмеют!       — Хорошо, сама схожу в полицию. Или пусть Елена Игнатьевна заглянет к начальнице прежней гимназии и узнает все из первых уст. Приходите через пару дней, все равно скоро будут каникулы».       — А что еще мне делать, папенька? — спросила Анечка.       — Могу нанять учителя по музицированию, еще можешь в церковный хор пойти, — ответил Илья Николаевич. — Или просто потрудиться во славу Божью в храме — времени будет немало. А можешь спросить маму, сколько обычно вышивают полотенец для приданого. Или просто носовые платки вышивать — тоже дело нужное.       — Папенька, зачем же вы так! — воскликнула Анечка. — Усадить за вышивку — это еще ужаснее, нежели бы вы руку на меня подняли!       — Могла не сбрасывать начальницу с крыльца, — произнес мужчина. — Тогда бы училась дальше как училась. А теперь, Аня, тебе только фельдшерские курсы остаются, если хочется где-то бывать.       Рождественские и новогодние дни пролетели быстро. Вернувшись в гимназию, Зоя вскоре услышала вопрос Аси:       — Варнецкий не приходил просить за дочь?       — К счастью, нет, — ответила Зоя. — А судя по тому, что до меня долетела сплетня, что он договорился с учителями о частных уроках, смею надеяться, что и не придет. Это у Машуньки каждая копейка была на счету, Варнецкий может себе позволить и частные уроки дочери оплатить.       — Весной придет сдавать, — сказала Ася. — Примешь?       — Экзамены приму, а обратно на учебу — не будем загадывать, — произнесла Зоя. — Глашка-то хулиганство тогда себе позволила, а Анютка с крыльца спустила. Разные вещи, между прочим. Я могла и голову разбить, и без ребенка остаться. Не говорю уже о том, что она не только меня, но и Володечку оскорбила.       — Делай, что хочешь, — ответила Ася. — Как говорится, не моя забота.       Новая жизнь была ничуть не хуже прежней, за исключением того, что Анечке было обидно, что ее исключили из гимназии, а ту же Глашу прощали столько раз. Многие уроки для девушки сократились до «учите досюда, через неделю проверю», поэтому излишки времени Анечка решила потратить на «батраченье в церкви» — иначе «труд во славу Божью» называть не хотелось.       Анечка с некоторой неохотой отчищала подсвечники, иногда мыла полы, но чаще всего сидела на скамейке с симпатичным попенком лет семнадцати и с удовольствием принимала от него свежеиспеченные просфоры, разрезанные пополам и смазанные маслом.       — Хочешь кагорчику? — спросил он Анечку.       — Да ты что, как же можно? — удивилась девушка.       — Разведенного теплой водичкой, — уточнил Варсонофий.       — И все равно, не хочется, — ответила Анечка.       В один из дней разговор зашел настолько далеко, что дальше, казалось, было уже некуда.       — Чем вызвано желание трудиться во славу Божью? — спросил Варсонофий.       — Из гимназии выперли, — честно ответила Анечка.       — За что? — удивился Варсонофий.       — С начальницей нехорошо обошлась, — произнесла девушка.       Слово за слово Варсонофий узнал все о своей собеседнице.       — Я бы женился на тебе, — вдруг сказал Варсонофий. — В дьяконы бы сразу рукоположили, тятя бы похлопотал, хоть я еще семинарию и не закончил. С десяти лет же пономарю, сколько можно. Хочешь? Летом и обвенчаемся.       — Кому-нибудь из хора предложи, — ответила Анечка.       — Не хотят, — честно признался Варсонофий. — А ты очень красивая.       — А еще я атеистка, — добавила Анечка. — Рожу детей и воспитаю их атеистами, которые будут верить во светлое будущее науки.       Варсонофий как-то сразу сник.       — Хочешь, с сестрой тебя сведу, — продолжила Анечка. — Ирочка, шестнадцать лет. Благочестивая верующая барышня, которая оскорбится такому богохульству как поедание просфор с маслом и запиванию их разведенным кагорчиком. Почтет за честь стать матушкой и бросить учебу.       — Своди, — ответил Варсонофий.       Убедить Ирочку сходить в церковь, чтобы потрудиться во славу Божью, оказалось очень легким занятием. После обещания сделать вместо нее математику Анечка уже вела принаряженную сестру — в церковь же идет, как не нарядиться! — навстречу своей судьбе.       Со стороны было видно, как загорелись глаза Варсонофия, когда он увидел Ирочку. Делая вид, что она отчищает подсвечник, Анечка наблюдала, как сперва Варсонофий как будто случайно прошел мимо, потом заговорил с незнакомкой, потом предложил ей целые неразрезанные просфоры, проводил к баку со святой водой.       — Устроили тут дом свиданий, а работать кто будет? — без осуждения спросила сама себя какая-то женщина.       «Ты и работай», — подумала Анечка, для себя решив, что в следующий раз она лучше пойдет на фельдшерские курсы.