Адвокатесса

      Ирочка оказалась и вправду благочестивой барышней, поэтому не стала делать тайны из того, что ходила в церковь. В то время, как Анечка резко поднялась в глазах матери, став не исключенной из гимназии за поведение, а вставшей на путь исправления и направившей на него сестру, Ирочка уже мечтала о том, как совсем скоро оставит учебу, выйдет замуж и станет хорошей женой.       — Аня, а когда нужно обо всем рассказывать маме с папой? — спросила Ирочка.       — Да можно и не рассказывать, пусть твой Варсонофий сразу приходит домой и просит согласия на брак, — недолго думая, ответила Анечка.       — Это не слишком правильно, — произнесла Ирочка. — Ведь и родители должны посмотреть на будущего жениха, одобрить его. Варсонофий хороший, но он мне честно признался, что ест просфоры просто так, не вкушая, будто святыню.       — А то, что он их режет напополам и смазывает маслицем, чтобы было вкуснее, не говорил? — спросила Анечка.       — Аня, да что это за богохульство, как тебе не стыдно? — возмутилась Ирочка. — Какой больной извращенный разум может до такого додуматься! Тебя не зря исключили из гимназии!       — Ты еще мне сейчас скажи, что не знаешь, что в алтаре после Причастия съедают весь хлеб и допивают вино, чтобы не пропадало, — ответила Анечка.       По правде сказать, Анечка и сама это узнала не очень давно, причем именно от Варсонофия, однако блеснуть знаниями хотелось.       Тем временем Ирочка резко встала, вышла из комнаты и пошла к матери.       «Жаловаться или просто так?» — подумала Анечка и прислушалась.       — Мама, так получилось, что я в церкви встретилась с очень благочестивым молодым человеком, — начала Ирочка. — Он готов на мне жениться уже летом. Мама, скажите, как правильнее узнать его лучше?       Пока Нина Евгеньевна подбирала слова, Анечка, не торопясь, достала листок с перечнем тем, которые она так и не сдала на фельдшерских курсах. Догадываясь, что уже успели появиться другие работы, девушка решила пока что закрыть имеющиеся долги и только потом думать о вновь появившихся. За стеной Ирочка рассказывала о Варсонофии, случайной встрече, интересных разговорах, чуть смущающих ее моментах о поедании просфор просто так. Анечка то прислушивалась, то продолжала учить материал и даже не обратила внимания на то, что домой вернулся отец.       — Папенька, так получилось, что я в церкви встретилась с очень благочестивым молодым человеком, — начала Ирочка. Анечка прислушалась. Узнать, будет ли против отец столь раннего брака в шестнадцать лет, или даст свое согласие, очень хотелось.       — И кто он? — спросил Илья Николаевич.       — Варсонофий, сын священника, — ответила Ирочка.       Илья Николаевич сперва замолчал, потом, не выдержав, сказал супруге:       — То одну из гимназии исключили, то вторая начинает…       — Илья, быть может, замужество в шестнадцать лет — и рановато, но можно же пробыть невестой и год, и полтора, — произнесла Нина Евгеньевна.       — Ирочка, а какого сословия отец Варсонофия? — спросил мужчина. — Он дворянин или мещанин?       — Отец Варсонофия — священник, — ответила Ирочка.       — А если он вдруг по воле Божьей оставит сан, то какого сословия будет? — продолжил Илья Николаевич. — Мещанин?       Девушка ничего не ответила.       — Ирочка, когда придет время, мы с мамой тебя выведем в свет, чтобы ты могла познакомиться с достойными женихами, — произнес Илья Николаевич. — Выйдешь замуж за недворянина — дети будут другого сословия, сама, скажем так, перейдешь в другое сословие. Нет, ты дворянкой останешься, а дети — уже нет. Да и вообще, не дело это. Муж должен обеспечивать семью, а не жить на пожертвования. Так что если ты уже успела что-то наобещать Варсонофию, завтра же иди и скажи, что тебе больше не велено думать о замужестве с ним. Это же все, совсем сменить образ жизни! На приемы вас никто никогда не пригласит, сыновья не захотят стать священниками — будут разночинцами. А могла бы стать матерью дворян!       — Хорошо, папа, — Ирочка явно огорчилась.       Когда дочь ушла, мужчина возмутился:       — Служишь, чтобы они ни в чем не нуждались, воспитываешь! А они потом думают, что все так хорошо зарабатывают! Нина, почему сразу не сказала, что муж должен обеспечивать семью, а не надеяться на так называемую Божью волю? Сегодня им принесли досыта еды и денег на пожертвования, потому что Рождество, а завтра будут сосать лапу и есть тыкву, потому что Рождество закончилось!       — Илья, да как же можно так говорить! — Нина Евгеньевна тоже возмутилась. — Не губи воспитание хоть у кого-то! Аню не исправить — пусть хоть Ира искренне верит!       — Верить — пусть верит, — ответил мужчина. — А пустить дочь замуж за сына священника — да ни за что! Это еще хуже, нежели бы Аню сослали. Как сослали, так и вернуться можно, а выйти замуж и упасть в сословном положении — уже не вернешься обратно.       Анечка успела доучить первую половину тему, когда к ней пришел отец.       — Анюта, — чуть резковато начал он.       — Да, папенька, — удивилась Анечка.       — В церковь больше не пойдешь, сестру туда не потащишь, — ответил мужчина. — Да пусть лучше у меня будет дочь из числа ссыльных, чем дочь, ставшая матушкой! Что там за Варсонофий, рассказывай!       — Красивый, умный, обходительный, — начала перечислять Анечка. — Меня кормил просфорами с маслом, предлагал кагор — я отказалась, рассказывал хохмы про то, как хор на венчании чуть было не начал петь «Вечная память», Иру постеснялся кормить просфорами с маслом и угощал неразрезанными.       — Вот он и будет всю жизнь кормить жену и детей баснями и полуворованными просфорами, — не выдержал Илья Николаевич. — Ни одну из вас не пущу замуж за пономаря! Надо будет — и дома запру, чтобы никуда не сбежали!       — Папенька, вы что… — опешила Анечка. — Я просто расширяла свои знания о жизни, как вы и велели мне однажды. Но если вы велите — я больше в церковь на службу не пойду.       — Можешь в этот раз не ходить, разрешаю, — ответил мужчина. — Иру с глаз не спускай! Что увидишь, услышишь от нее — рассказывай сразу.       — Конечно, папенька, — ответила Анечка.