Адвокатесса

      Зоя сидела и глупо смотрела на жандарма. На какое-то время молодой женщине показалось, что он над ней смеется. Не понимая, какие могут быть смешки в подобной ситуации, Зоя спросила:       — И когда я смогу изучить обстоятельства дела? Либо давайте начнем с встречи с обвиняемым.       — Зоя Михайловна, прошу прощения, это была шутка, — ответил жандарм. — Антон Прокопьевич сейчас спокойно служит на севере Африки. Просто не смог удержаться, когда другой подозреваемый попросил именно вас в качестве адвоката.       — Господин следователь, я, между прочим, не подозреваемая, чтобы надо мной вот так издевались в жандармерии, — резко сказала Зоя. — А если бы мне плохо сейчас стало? Вы еще сейчас скажите, что Владимир Герхардович жив, здоров, находится в Сибири и требует адвоката, чтобы он помог ему вернуться в город!       — Практически точное попадание в цель, — произнес жандарм.       У Зои все поплыло перед глазами.       «Володечка? — подумала молодая женщина. — А как я ему теперь в глаза посмотрю? Вышла замуж, живу совершенно иной жизнью…»       — Игнатьев Виссарион Афанасьевич, тридцать лет, служил мелким чиновником, около пяти лет назад осуществил переезд в столицу для осуществления своих преступных намерений, — сказал жандарм. — Подобрался к Собственной Его Императорского Величества канцелярии, служил там. Под предлогом проблем со здоровьем вернулся в родной город, чтобы подготовить цареубийство — по-видимому, в столице опасался излишнего внимания. Изготовил первую пробную партию нитроглицерина, намеревался изготовить бомбы, хранил пробную партию в укромном месте. Был неосторожен во время изготовления второй партии, получил небольшую черепно-мозговую травму. По понятным причинам не стал обращаться к врачу, из-за чего его состояние ухудшилось. Во время обеда в кухмистерской ему стало совсем нехорошо, половой заметил это и обвиняемого отправили в больницу. В больнице в период беспамятства не раз повторил, что в подвале хранится нитроглицерин, предназначенный для осуществления намерения цареубийства. Это не слышал только ленивый. Информация ушла в жандармерию, была подтверждена. Обвиняемого вылечили, сейчас он находится под арестом.       — Вылечили, чтобы дожил до петли, чтобы повесить успели… — выдохнула Зоя. — Могли бы и не лечить уж тогда. Сам бы преставился.       — Это негуманно и не по-христиански, — ответил жандарм.       — А еще не по-христиански не накормить приговоренного, отправить вешать натощак, — не выдержала Зоя. — Мне Владимир Герхардович рассказывал.       — Это пространные осуждения ни к месту, — произнес жандарм. — К обвиняемому пойдете?       — Да, конечно, — кивнула Зоя. — Вот же идиот! Он как эти снаряды хотел до столицы-то довезти? Они бы у него взорвались по дороге и половину поезда разнесло! С ни в чем не повинными людьми! Так надо было — мог бы ножом царя зарезать!        — Зоя Михайловна, я ничего не слышал, вы ничего не говорили, но в следующий раз я все услышу и поступлю, согласно законодательству, — сказал жандарм.       — Прошу прощения, — коротко ответила Зоя, понимая, что и вправду сказала лишнее, а с учетом ее биографии доказать оскорбление царя будет делом несложным.       Встреча с Виссарионом Афанасьевичем состоялась уже вскоре. Зоя вошла в помещение для свиданий и обомлела — этого человека она, казалось, уже когда-то видела.       — Рад вас видеть, Зоя Михайловна, — произнес мужчина и поцеловал ей руку. — Но, признаюсь честно, даже не думал, что мы с вами увидимся именно при таких обстоятельствах.       — Виссарион Афанасьевич… — Зоя никак не могла прийти в себя. — Но… Вы же юрист с дипломом, к чему вам гражданская представительница? Вы учились полный курс, а не как я — не совсем с начала, вы сдавали экзамены в то время, когда я была лишена подобной необходимости…       — Хочу сделать вам доброе дело напоследок, — ответил мужчина. — Если что-то получится, вы не представляете, какая это будет вам реклама. Если же ничего не получится, то все равно это дело будет вам не лишним, вы сможете его тоже вывернуть в рекламу. В любом случае, оправдательного приговора здесь ожидать не стоит, а в Сибири, на каторге или даже в Шлиссельбурге — это я, конечно, сейчас размечтался — кому будет нужен мой диплом и частично выигранный процесс?       — Что вы от меня хотите? — спросила Зоя.       — Для начала был бы не против услышать из первых уст о судьбе Владимира Герхардовича, — произнес Виссарион Афанасьевич. — Все-таки, мы с ним проучились вместе не год и не два, это единственный из моих бывших одногруппников, который пошел дальше слов.       — Владимир Герхардович намеревался убить царя, — начала Зоя.       Дослушав до слов об обвинительном приговоре, Виссарион Афанасьевич сказал:       — Зоя Михайловна, до меня долетали обрывки сплетен о дальнейшем. Прошу вас, расскажите и дальше.       — В жандармерии с меня и Эльвиры Марковны брали обещание, что никому и никогда, грозили всеми карами земными и небесными, — ответила Зоя. — Поэтому вы тоже никому и никогда. А если кому и когда, то без упоминания меня.       — Разумеется, Зоя Михайловна, — подтвердил мужчина.       Виссарион Афанасьевич внимательно выслушал все, что сказала Зоя, а потом произнес:       — Живучий, зараза! Я, разумеется, о сатрапе, вы не подумайте лишнего…       — Володечка умер героем, — вздохнула Зоя.       — А расскажите пару слов о себе, — произнес мужчина. — Как вам теперешняя жизнь?       — Понимая, что я ничего не смогу сделать для счастья народа, я решила пойти иначе, — ответила Зоя. — Гимназия с идеологически верной подготовкой девочек, мануфактура с неукоснительным соблюдением условий труда и достойным зависти жалованием. Гражданское представительство в суде.       — Муж хоть за прошлое не обижает? — спросил Виссарион Афанасьевич.       — Слава Богу, нет, — сказала Зоя. — С мужем мне повезло. Хотя, как говорится, почему повезло? Я сама его себе выбрала.       После еще получаса разговора ни о чем Зоя спросила собеседника:       — Виссарион Афанасьевич, вам, быть может, нужно что-то принести?       — Ничего не надо, — ответил мужчина. — Мне всего достает, жаль только, что все закончилось, даже не успев начаться.       — Подождите… — Зоя задумалась. — Давайте вместе вспоминать Уложение! Приготовление — это все, конец истории, а намерение? Может, его будем доказывать?       — Словесного изъявления желания достаточно, а у меня нитроглицерин нашли, — произнес Виссарион Афанасьевич.       — И что? — не выдержала Зоя. — Нитроглицерин — это я сейчас вам найду, что за статья. Там надо где-то искать, где незаконное изготовление пороха. Слова — там тоже надо искать, вдруг есть статья про беспамятство, про опьянение же есть! Да, юрист из меня никакой, я наизусть мало что знаю, но хотя бы понимаю, где можно искать материал! Или вы, Виссарион Афанасьевич, уже успели признаться? Так давайте его обратно отзовем, поищем, может, были какие-то хоть незначительные, но незаконные методы дознания! Как говорит мой брат, без единого нарушения редкое следствие проходит, даже если и не пытаться что-то нарушить.       — Зоя Михайловна, прошу прощения, вы за «Народную волю» по взглядам? — вдруг спросил Виссарион Афанасьевич.       — Да, — ответила молодая женщина.       — А так со стороны послушать — вы из марксистов будете, — произнес он. — Или просто из присяжных поверенных. А как же скамья подсудимых вместо трибуны, которая в нашем государстве — единственное место, где можно высказаться на широкую публику?       — А на черта, простите за выражением, вам такая скамья подсудимых вместо трибуны, если процесс будет закрытым и вас никто не услышит? — спросила Зоя. — Ваша задача какая? Выйти на свободу и продолжить начатое. Возможно, не сию минуту выйти на свободу, но выйти. А вы прямо как Владимир Герхардович: наметили себе дорогу к петле и прямо туда идете, не сворачивая. Вот объясните мне, неграмотной, зачем это нужно? Живой вы сможете еще раз попытаться царя убить, а мертвый — ну простите, я не верю в призраков, которые умеют приходить к живым и убивать их.       — У вас определенно есть талант, — сказал Виссарион Афанасьевич. — Что же, давайте пробовать.       — Вы что-нибудь уже успели сказать на допросе? — спросила Зоя.       — Говорил, что вернулся в родной город из-за плохого здоровья, — ответил мужчина. — Говорил, что изготовил первую пробную партию нитроглицерина. Потом вспомнил Владимира Герхардовича, вас и решил вызвать вас в качестве гражданской представительницы.       — Как бы мне хотелось верить, что этим вы спасли себе жизнь, чтобы продолжить дело борьбы или просто пожить для себя! — воскликнула Зоя.       Молодая женщина взяла в руки Уложение, пролистала его и сказала:       — Вот, смотрите! Статья 98! Причины, по коим содеянное не должно быть вменено в вину. Третий пункт: безумие, сумасшествие. При черепно-мозговой травме можно такого наговорить в болезни, что здоровому не привидится! Вы были больны, поэтому в беспамятстве, а беспамятство подтвердит врач из больницы, наговорили того, от чего сами сейчас ужасаетесь. Идем дальше, статья 1241. Приготовление бомбы. Три — шесть месяцев ареста, если незначительное количество и год-два, если значительно. После чего вы с чистейшей совестью выходите на свободу, не допускаете прошлые ошибки и убиваете царя. Кстати, вы же продумали, что будете делать, когда царь сдохнет, будто собака? Если не продумали, что за три месяца успеете придумать. Только на меня потом не ссылайтесь, как говорится, я от дел отошла.       — Зоя Михайловна, я теперь понимаю, почему Владимир Герхардович даже за глаза называл вас наивным дитя, — со вздохом улыбнулся мужчина. — Что же, давайте заключим пари. Если вы выигрываете это дело и меня приговаривают не больше, чем к двум годам тюрьмы, я оплачиваю ваши услуги по расценкам ведущих столичных адвокатов. Если же вы проигрываете это дело и я оказываюсь прав, то все будет так, как я и говорил раньше: вы просто получаете возможность для рекламы, я этим самым делаю вам доброе дело. Как говорится, вы в любом варианте остаетесь в плюсе, боюсь подумать, какой ценник вы себе сможете сделать, если меня вдруг и вправду осудят к трем месяцам ареста.       — Мне не нужны деньги, я готова вас защищать ради идеи, — ответила Зоя. — И я сделаю все, чтобы помочь вам.