Адвокатесса

      На следующий день Зоя пришла в гимназию крайне растерянная.       — Агнесса, — произнесла молодая женщина. — Как же мне нехорошо…       — Оставалась бы дома, — чуть удивилась Ася. — Геллер бы вместо себя отправила, если это надолго.       — Я не об этом, — отмахнулась Зоя. — Не так, Агнесса, все у меня идет, не так нормальные люди своих подзащитных защищают…       — С этим даже не буду спорить, — согласилась Ася. — Версия про подледный лов рыбы была твоя?       — Да, моя, — вздохнула Зоя. — Конечно, можно было и что-то другое придумать, не знаю, не убийство Володечки, а убийство какого-нибудь условного Васи, но ведь не поверили бы все равно…       — Про Васю даже не подскажу, — ответила Ася. — Смотря что свидетели говорили.       — Свидетели не называли сатрапа сатрапом, говорили только «он», «ему», ну и так далее, — сказала Зоя. — Ася! А если, не приведи Господь, Виссариона Афанасьевича задержат, можно будет доказывать версию про Васю?       — После того самого заявления в суде это будет очень глупо, — произнесла Ася. — Зойка, я не помню, ты в те беременности чудила? Такое чувство, что в эту за все прошлые разы отыгрываешься… Как я в самый первый раз…       — Да все было спокойно, — удивилась Зоя. — Просто в те разы я сидела дома, а в этот не сижу.       — Тебе Александр Васильевич хоть не… — слово «угрожал» Ася так и не решилась произнести, поэтому заменила его на более пристойный аналог, — высказывал, что ты его позоришь?       — Нет, не высказывал, — ответила Зоя. — Асюша, да ты что! Ну уделал он меня с ног до головы в этом процессе и что с того? Подзащитный тоже идиоткой выставил, хотя, быть может, это я его идиотом выставила… Но не столь важно, главное, что Виссарион Афанасьевич сейчас где-то. А какова его дальнейшая судьба, Агнесса? Ну вы же разбираетесь в этом вопросе, вернее, разбирались.       — Или нелегальное положение в России, жизнь по поддельному паспорту, под легендой, или вполне легальное положение в Европе или Америке, если уж совсем захочет скрыться, — сказала Ася. — Конечно, может и в Европе жить по поддельному паспорту, но не вижу в этом смысла. Только совсем от паники.       — Хоть бы у него все получилось, — вздохнула Зоя.       Дверь кабинета открылась и в него чуть робко вошла Анечка.       — Мадемуазель Варнецкая, вам дается последний шанс окончить учебу, — произнесла Зоя. — За поведение в прошлой четверти, как нетрудно догадаться, у вас стоит ноль, остальные оценки посмотрите в табеле сами. Еще одна выходка — больше порог этого заведения вы не переступите.       — Oui, madame [1], — Анечка сделала книксен и вышла.       Ася чуть удивленно посмотрела на подругу и спросила:       — А это еще что за выходки больного беременного разума?       — А это, Агнесса Викторовна, я бы сказала так: чувство вины Варнецкого перед дочерью за его излишнюю принципиальность в том процессе и попытка все исправить сейчас, — ответила Зоя.       — Не понимаю, — произнесла Ася.       — Варнецкий тогда сказал, что все обвинения нужно опровергать только следственным путем, — начала Зоя. — Следствие пришло к выводу, что Анютка виновна. Асадчий впаял Анютке три дня ареста и заменил штрафом. Быть может, Варнецкий потом сто раз пожалел, что не решил взять да замолчать это дело, послав меня с моим заявлением на три буквы.       — А дальше-то что было? — спросила Ася.       — А дальше… — Зоя вздохнула. — А дальше он увидел, что я на суде валялась на полу дольше, чем была в обмороке, — молодая женщина кратко все пересказала. — Заметил, что пытаюсь не реагировать, когда меня начали бить по щекам. Агнесса, ну правда же, тяжело изображать полнейшее безразличие, я даже не понимаю, как Сашенька тогда умудрилась разыграть его перед Геллер.       — Сашенькой и вдохновилась? — удивилась Ася.       — Нет, потом только вспомнила, — ответила Зоя. — Но, в принципе, меня по лицу били, это же видно сразу, если в себя пришел… Геллер могла тогда не обратить внимания на Сашу.       Молодая женщина немного помолчала и добавила:       — Так вот, всегда принципиальный Варнецкий принял решение вернуть Аньку на учебу. Что же, посмотрим, вправду ли она будет молчать и дальше или опять что-то будет…       Анечка прошла в класс. Особой радости от того, что ее вернули в гимназию, не было. Однако мысль, что она больше не является позорно исключенной из платной гимназии, откуда нужно постараться, чтобы отчислили, несколько грела душу девушки. Вчерашний вечер был крайне неожиданным и, прокручивая его в голове раз за разом, Анечка никак не могла понять, почему все сложилось именно так. Логическое объяснение было только одно: так само собой получилось.       — Аня, — вечером сказал дочери Илья Николаевич. — С завтрашнего дня тебя вернули в гимназию.       — Папенька… — Анечка опешила. — Но зачем?       — Я уже говорил: ты не будешь сидеть дома до замужества, поэтому тебе нужно хоть где-то бывать, чтобы видеть людей, — сказал мужчина. — Самых разных людей. И умных, и неумных, и странных, и вообще всяких! Что толку с того, что к тебе ходят учителя? Пришел учитель, спросил заданное, ответил на вопросы, дал новое задание и ушел. Все! Этого достаточно для учебы и недостаточно для будущей жизни, Аня! А то смотрю я — жизненного опыта никакого. Варсонофия вспомни — даже не подумала, что это переход навсегда, на всю жизнь в другое сословие! Да, дворянкой останешься, но и дети будут уже другого сословия, да и у самой жизнь сильно изменится! С фельдшерскими курсами что? Тоже не заметил, что ты туда ходишь. Значит, будешь ходить в гимназию, смотреть там на разных людей. Да и, если уж на то пошло, лучше быть гимназисткой, чем исключенной — меньше слухов будет.       — Хорошо, — ответила Анечка.       Ильей Николаевичем в большей степени двигало желание показать дочери жизнь во всех ее проявлениях, чтобы уберечь от возможных ошибок, нежели вернуть в гимназию ради учебы. Кроме того, по мнению мужчины, с возрастом ошибки были бы все менее и менее простительны, нежели сейчас. На мгновение задумавшись, как бы он поступил, если бы в подобной ситуации, как у Анны, была подсудимая лет двадцати пяти, Илья Николаевич с уверенностью мог сказать себе, что он признал бы ее виновной именно в участии и приговорил к двум неделям ареста. Однако если на месте Анны была бы некая другая барышня такого же возраста, ответить на вопрос, шла речь об участии или недонесении, было бы куда сложнее.       О том, что он настоял, чтобы все вопросы решались следственным путем, мужчина ни разу не пожалел — это было куда лучше, нежели замалчивание, которое могло бы привести к неизвестно каким сплетням и домыслам. В том, нужно ли было вот так строить разговор с Зоей, были небольшие сомнения, однако желание вернуть дочь в среду, где немало разных людей, оказалось сильнее принципиальности. С другой стороны, Илья Николаевич не сомневался, что этот донос был бы совершенно безрезультативным, Зоя сказала бы, что ничего не видела, свидетелей этому не было, предобморочное состояние мог не заметить только слепой, а возможный аргумент, что он держал зло на начальницу гимназии, из-за которой на какое-то время его отстранили от службы и осудили дочь, был бы весьма убедительным.       — Но все же, Анюта, от греха подальше, — на всякий случай предупредил мужчина дочь, — не искушай судьбу, не провоцируй начальницу, не вступай с ней в разговоры или пререкания. Как в министерских гимназиях разговаривают с учителями? Никак. Молча слушают и не задают никаких вопросов. С начальницей будешь вести себя точно так же. Молча слушать и не задавать никаких вопросов, коротко отвечать, если сама тебя спросит.       — Хорошо, папенька, — ответила Анечка.       — Варнецкая, встаньте, — произнесла Зоя, опросив некоторое количество гимназисток. — Ответьте на вопрос, на который не смогла ответить ваша одноклассница.       — Мадам, прошу прощения, — удивилась Анечка. — Как я могла знать, что именно задано на сегодня? Я не могу ответить.       — Принесите ваш дневник, — сказала Зоя. — А пока что послушаем вашу соседку по парте, надеюсь, хотя бы она знает ответ.       Анечка увидела, что в дневнике появился ноль, с явным огорчением вернулась на свое место.       — Останетесь сегодня после уроков на час за неудовлетворительные оценки, — произнесла Зоя.       Анечка ничего не ответила, подавив в себе желание сказать какую-нибудь колкость — сидеть два часа вместо часа не хотелось.       Когда уроки подошли к концу, Анечка осталась в классе. Просидев минуты три, девушка окончательно утвердилась в своем решении и, выйдя из класса, направилась домой.       — Папенька, — дождавшись возвращения отца, произнесла Анечка. — Я очень прошу вас выслушать меня и понять.       — Что случилось, Анюта? — спросил Илья Николаевич.       — Папенька, я больше не пойду в гимназию, — сказала девушка, пересказывая сегодняшний день. — Начальница обозлена на меня и, быть может, ее можно понять. Постоянно сидеть с неудовлетворительными оценками наказанной мне не нужно. Если дело заключается в том, что учителям нужно платить больше, чем за учебу — что поделать, можно не шить мне к лету новые наряды. Папенька, да я лучше буду сидеть дома и вышивать платки, чем постоянно страдать! А раз вам это настолько важно, я теперь буду не исключенной, а просто той, которую забрали с учебы родители — можно подумать, таких барышень мало. Кто замуж выходит, кому платить больше нечем или просто денег жалко, кто по своим умственным способностям больше не может учиться — разные же случаи бывают!       — Хорошо, Анюта, я подумаю над твоими словами и потом приму решение, — ответил Илья Николаевич. [1] да, мадам