Адвокатесса

      На следующий день Зоя вызвала Зинаиду к себе в кабинет.       — Зинаида Павловна, — произнесла женщина. — Вчера я много думала о том, что узнала. В целом, меня удовлетворяет ваше отношение к службе, поэтому настаивать на увольнении я не буду. Однако с ситуацией нужно что-то делать. Предлагаю вам такой вариант: вы говорите Филатову, что каетесь в своей неопытности, больше так делать не будете, не допустите раскрытия и вообще, начальница — дура какая-то, половину не поняла. Обещаете доносить. Но доносить будете строго то, что я вам скажу. Донесете чуть больше — я обо всем узнаю от Севастьяна Михайловича.       — Хорошо, — кивнула Зинаида.       — Тогда для вас первая информация, — начала Зоя. — Вы говорите, что некой гимназистке по имени Анна Варнецкая выставлена четверка по поведению, несмотря на то, что ее судили и она сбросила начальницу с крыльца суда. Я думаю, вы понимаете, что сбросила бы она с крыльца, пусть даже суда, директрису министерской гимназии — мгновенно вылетела бы с волчьим билетом. Думаю, Филатова эта информация удовлетворит. Что доносить следующим, я вам скажу. Исполняйте.       Зинаида кивнула. Зоя, удовлетворившись тем, что только что придумала, вернулась к делам гимназии.       Зинаида до самого вечера думала, что ответить Филатову на его предложение. С одной стороны, понимая, что она уже практически каторжная, близость в постели с одним-единственным мужчиной виделась неизбежностью. Кроме того, речь шла о постели, а не закоулке между бараком и каким-нибудь сараем. С другой стороны, подобное предложение вполне обоснованно возмущало.       Зинаида вернулась домой, сменила однотонное синее платье на то самое светлое в клетку и начала ждать Филатова.       Филатов пришел вовремя.       — Зинаида Павловна, — чуть удивленно произнес мужчина. — А где хотя бы чай? И мануфактуру, небось, не купили?       — Простите… — Зинаида не поняла, о чем идет речь.       — Мануфактуру, американскую мануфактуру, — сказал Филатов. — Специальные приспособления, чтобы детей не было уж точно. В аптеке продаются. А то родите вы — я еще виноватым останусь!       Поняв, что Филатов прав, а она даже не озаботилась приготовлением настоя, который пила столько лет, Зинаида растерялась.       — Дмитрий Геннадьевич, — произнесла молодая женщина. — Немного информации, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед вами. В гимназии есть некоторая барышня, зовут Анна Варнецкая. Ее за что-то судили, подробнее узнать не удалось — побоялась, что вызову подозрения расспросами. А потом, после суда, она спустила с крыльца начальницу гимназии. Так вот, начальница ее не исключила, а по поведению у нее стоит четверка за четверть.       — И где здесь то, что может заинтересовать жандармерию? — спросил Филатов. — Варнецкую судили за недонесение. То, что начальница ее не отчислила, только характеризует простой факт, что эта самая начальница не следит за нравственным обликом гимназисток. Кстати, и персонала тоже — вас же оставила, узнав правду.       — Дмитрий Геннадьевич, у меня сложилось такое впечатление, что начальница до конца не поняла, что произошло, — сказала Зинаида. — Она как будто не осознала. Ей вообще показалось, что меня освободили за… За развратное поведение в уголовном сыске.       — Вчера вы говорили иначе, — произнес Филатов.       — Дмитрий Геннадьевич, по-моему, я то же самое и говорила! — воскликнула Зинаида. — Или неужели я была до того расстроена, что не сказала самого главного? Я вчера вам говорила, что начальница меня раскрыла, может, хотела сказать, что как будто раскрыла мою аморальную деятельность, но забыла сказать.       — Я переспрашивал у вас, что она поняла, кто вы такая, — сказал Филатов.       — Да, «кто вы такая» — это… Это распущенная женщина! — с жаром ответила Зинаида.       — Вы вводите жандармерию в заблуждение, — произнес Филатов. — Вы вводите в заблуждение своего благодетеля. Вы не до конца осознаете всю серьезность своего положения и возложенных на вас надежд. Вам что, это все — хиханьки да хаханьки? Сперва «хи-хи, ха-ха, мужа убила», потом «хи-хи, ха-ха, у жандарма время отняла». Да за такое, знаете ли, вы пятнадцатью минутами своего драгоценного времени не отделаетесь. Пойдемте!       — Куда? — Зинаида испугалась, подумав об уголовном сыске.       — В жандармерию, — сказал Филатов. — Подумаете обо всем, ошибки свои попробуете осознать. Письма в следующий раз будете писать вовремя. Сами пойдете или мне вызвать подмогу? Потащат под руки, соберут вашей головой пару косяков, дорогу выберут, где погрязнее.       Зинаида в момент вспомнила полицейских, которые ее тащили под руки, хотя она практически не сопротивлялась, и ответила:       — Незачем гонять людей лишний раз.       — Хоть одна здравая мысль на сегодняшний вечер, — обрадовался Филатов.       Зинаида стояла у двери неотапливаемого карцера — это было наиболее теплое место — и плакала. На этот раз все обошлось без нежеланной близости, однако в том, что эта близость может рано или поздно состояться, молодая женщина мало сомневалась.       «А если его доводить каждый раз, чтобы не предлагал?» — подумала Зинаида и отвергла этот вариант: ребра болели весьма сильно.       По мнению Зинаиды, каторжные муки наступили еще до приговора и, по-видимому, должны были продлиться еще много лет.       «А чем в Забайкалье лучше? — подумала молодая женщина. — В Забайкалье будут кандалы, мытье золота, плети, барак, приставания конвоя».       Через какое-то время перспектива провести с Филатовым какое-то время перестала быть такой ужасной.       «Мужа терпела же? — пронеслось в голове Зинаиды. — А почему теперь этого не потерпеть? Он же не каждую ночь будет, как муж, а изредка…»       Воспоминания об убитом супруге были больше отрицательные: близость, как и говорили многие, была отвратительна. Напоминая себе рассказы большинства замужних женщин, Зинаида уже была готова прийти к выводу, что близость — это необходимая часть супружеской жизни, которая вполне естественно неприятна женщине и жизненно необходима мужчине, однако нужна как часть супружеского долга и способ появления на свет детей, в один прекрасный день молодая женщина узнала, что подобное может и радовать, причем женщину тоже. Какой-то молоденький солдатик, как выяснилось впоследствии — поручик, к которому внезапно вспыхнуло чувство и вскоре стало взаимным, убедил ее съездить в номера. Желая уж наверняка проверить, что подобное не должно быть приятно женщине, Зинаида вдруг узнала, что все прямо полярно.       — Эх, если бы не муж, мы бы с тобой еще не раз увиделись… — вздохнула молодая женщина и поняла, что этой фразой разорвала все возможные отношения с солдатиком, который не желал связываться с замужними женщинами.       Второй поручик появился на четвертом году семейной жизни. После разговоров и улыбок, вспомнив те самые часы с солдатиком, Зинаида решила повторить приятные мгновения, однако не получила никакой радости, будто снова побывав под мужем.       — Господин поручик, сегодня я поддалась чувству, но в будущем этого не повторится — я честная замужняя женщина, — сказала Зинаида.       Поручик ничего не ответил, однако вскоре мужу пришло анонимное послание, будто «честную замужнюю женщину по имени Зинаида Павловна видели в номерах с каким-то неизвестным мужчиной».       Упреки в супружеской неверности, которые начались еще до первого любовника, превратились в рукоприкладство на тему супружеской неверности. Однако, как не могла не отметить Зинаида, муж ее ни разу не избил с такой силой, как только что Филатов.       «За волосы хватал, — мысленно перечисляла молодая женщина. — По лицу бил. Но несильно. От себя отшвыривал, но я ведь не падала. На цепь посадить обещал, но ведь он же это летом говорил, не зимой!»       — Алексей, прости меня, — произнесла Зинаида. — Хоть ты и сам во всем был виноват…       О том, что она просто забыла половину из произошедшего, молодая женщина не думала.       К утру невыносимо захотелось пить. Зинаида несколько раз постучала кулаком в дверь, однако никто не среагировал на этот стук.       «Может, позже принесут?» — подумала молодая женщина.       Филатов, придя на службу, услышал доклад дежурного:       — Как ты и говорил, твоя барабанщица стучала в дверь. Буквально пару часов назад. Ничего не говорила, поэтому я и не подходил.       — Или замерзла, или есть захотела, — сказал Филатов и пошел к карцеру.       Зинаида не ожидала увидеть Филатова.       — Поговорим? — спросил он. — Как ночь прошла?       — Благодарствую, хорошо, только пить хотелось, — ответила Зинаида.       — Это прекрасно, что хорошо, — сказал Филатов. — Я смею надеяться, что вы больше меня вводить в заблуждение не станете?       — Вольно я вас не вводила в заблуждение, а невольно… — произнесла Зинаида. — Невольно — это так получилось.       — На всякий случай уточняю, что если вы посмеете сбежать или иначе как-то обмануть меня, пойдете с политической статьей в уголовный барак, — ответил Филатов.       — И чем я сделала себе лучше? — спросила Зинаида. — Меня в полиции ни разу не били.       — Полиции нельзя, полицию ругают за подобное, — сказал Филатов. — На полицию и нажаловаться можно. А на меня кому вы пожалуетесь? Царю?       — Вашему начальству, — ответила Зинаида.       — Которое меня поругает, если сумеете доказать, что я вообще до вас хоть раз дотронулся, после чего дело будет отдано в уголовный сыск — агент не оправдал доверия, считает ворон, а не помогает жандармерии, — произнес Филатов.       Зинаида ничего не сказала.       — Зинаида Павловна, идите трудиться на благо Отечества дальше, не смею вас отвлекать, — ответил Филатов. — И про письма не забывайте.       — Хорошо, — вздохнула Зинаида.