Адвокатесса

      Зинаида пришла в гимназию на грани опоздания: на то, чтобы купить пару пирожков, чтобы съесть их на службе и запить хотя бы холодной водой, ушло немало времени. Однако придя в кабинет, молодая женщина поняла, что ей сейчас не до пирожков. Практически сразу Зинаида уснула, сидя за столом.       — Зинаида Павловна! — через пару часов раздался голос Зои. — Просыпайтесь, уже утро.       Зинаида с трудом открыла глаза и почувствовала какую-то дурноту.       — Прошу прощения, — сказала молодая женщина.       — Зинаида Павловна, рассказывайте, удалось ли вам убедить Филатова в том, что я говорила, — произнесла Зоя.       — Удалось, — отмахнулась Зинаида. — Убедила очень хорошо, за что была избита и закрыта в карцере жандармерии. Утром отпустил.       — Да что он себе позволяет! — воскликнула Зоя. — Зинаида Павловна, конечно, я не удивлюсь, если он вам синяков не оставил, но давайте прямо сейчас вызовем врача для освидетельствования!       — После чего жандармерия обругает Филатова, а он вернет дело в уголовный сыск, — произнесла Зинаида. — Нет, спасибо, пусть лучше избивают здесь, нежели на каторге.       — Зинаида Павловна, раз встало такое дело — быть может, переговорим с моим супругом? — предложила Зоя. — Он лучше разбирается в законодательстве. Гимназия не рухнет, я за себя Елизавету Васильевну оставлю, спросим Александра Васильевича, как можно помочь вам. Перед выходными никто не захочет поднимать скандалы и оставаться наказанным после уроков, это наблюдения уже многих лет.       — Как желаете, — без сил сказала Зинаида.       Зоя на какое-то время отлучилась, после чего вернулась и позвала:       — Пойдемте, Зинаида Павловна.       Во время дороги Зинаида честно пересказала Зое вчерашний день, потом шла молча и не сразу решилась спросить то, что ее настолько волновало:       — Зоя Михайловна, а для чего вам так заботиться обо мне?       — Потому что Филатов совсем последний разум потерял, — ответила Зоя. — Да и вас, скажу откровенно, жаль.       — Спасибо… — выдохнула Зинаида.       Молодая женщина прошла еще какое-то расстояние и с ужасом сказала:       — К прокурору идем? Зоя Михайловна, вы, простите за вопрос, в своем уме?       — К моему мужу, — ответила Зоя.       Зоя вошла в кабинет супруга и сказала:       — Александр Васильевич, есть некая барышня. Убила мужа, была арестована, пошла на сотрудничество с жандармерией, была отпущена на свободу. Если предположить такой вариант: человек из жандармерии ее избил за, допустим, невольное введение в заблуждение, можно ли написать на него жалобу начальству.       — Можно, Зоя Михайловна, — ответил мужчина. — Но не удивлюсь, если потом жандармерия скажет, что агент не оправдал доверия, и вернет дело уголовному сыску.       — А если вовремя ссоры был убит муж, — продолжила Зоя. — Ножом. Причем это совершенно точно не самооборона — она первая взяла нож в руки. Какой будет приговор?       — Лет двенадцать каторги, — произнес Александр Васильевич. — Если найти какие-нибудь очень смягчающие обстоятельства, вроде того, что муж ее обещал убить, на словах, естественно, обещал, может, десять. Но каторга — это без сомнений.       Зоя ничего не сказала.       — Зоя Михайловна, — уже тише продолжил мужчина. — Вы ее защищать, что ли, собрались?       — Надеюсь, что до этого не дойдет, — ответила Зоя. — Она пока что на свободе, агент пока что оправдывает доверие.       — Пусть и дальше оправдывает доверие — всем будет проще, — сказал Александр Васильевич.       — Оправдывать доверие — это доносить на меня, гимназию, невольно сказанное учителями! — тихо, но возмущенно произнесла Зоя. — Что-то услышит, найдет свидетеля — может, до суда дело и не дойдет, но нервы мне помотают!       Молодая женщина подумала и добавила:       — А если самооборону сюда внести? Он ее избил, она побоялась, что убьет, вот и убила первая. Превышение необходимой самообороны, в лучшем исходе — выговор от суда. В худшем — тюрьма.       — И, без сомнения, собралась упирать на то, что синяки за это время уже сошли, — ответил Александр Васильевич. — Но вопросы-то возникнут! А почему полиция, уголовный сыск это не задокументировали?       — Хорошо, — сказала Зоя. — Он ее не бил. Он, как и уже есть в показаниях, схватил за волосы и угрожал посадить на цепь. Сейчас спрошу, что еще было!       Зоя вышла в коридор и спросила:       — Зинаида Павловна, а что было в момент вашей последней ссоры с супругом? Что было еще, кроме слов, хватания за волосы и угрозы посадить на цепь?       — Он меня пару раз ударил по лицу, — вытирая слезы, ответила Зинаида. — Но несильно, он никогда меня не бил до синяков, ни разу! От себя отшвыривал, когда я близко к нему подходила, говорил, что ему мерзко так близко находиться с падшей женщиной. Нет, не отшвыривал, отталкивал — я же не упала ни разу.       — Вы его сейчас получше хорошего адвоката защищаете, — произнесла Зоя. — А что-то еще было? Может, он вас случайно приложил головой о мебель или стенку. Или за шею схватил.       — Я всю правду рассказала следователю из уголовного сыска, — сказала Зинаида. — Лицо, волосы, толкал, словесные угрозы. Все!       — Хорошо, — ответила Зоя и вернулась в кабинет. Посмотрев на супруга, молодая женщина произнесла. — Явно чувствует себя виноватой перед ним, поэтому наговаривать не хочет.       — С такой позицией — двенадцать лет каторги, — ответил Александр Васильевич. — И присяжные вряд ли помогут. Либо соглашаться на условия жандармерии.       Зоя вышла в коридор и обратилась к Зинаиде:       — Пойдемте.       Зинаида молча встала. Пройдя совсем немного, Зоя сказала:       — Прокурор бы двенадцать лет каторги попросил. По его мнению, если убедительно разжалобить суд, может повезти — десять лет каторги. Если упирать на необходимую самооборону, есть шанс, что признают или необходимой самообороной — это оправдание, или превышением необходимой самообороны — это от полугода тюрьмы до выговора в суде. По мнению прокурора, с вашей позицией присяжные не помогут — вы же мужа слепо оправдываете.       — Вы хоть имя мое не говорили? — спросила Зинаида. — Хотя уже все равно…       — Не говорила, — поспешила успокоить собеседницу Зоя.       День прошел достаточно быстро. Зинаида вернулась домой, пообедала, немного поспала. Уже практически проснувшись, молодая женщина услышала стук в дверь.       — Кто? — спросила Зинаида.       — Открывайте, — голос Филатова она узнала сразу.       Зинаида трясущимися руками открыла дверь.       — Зинаида Павловна, — произнес Филатов. — Вы, по-видимому, не понимаете, что значит быть агентом. Вашей хорошенькой головке этого не понять. Вас к чему жизнь готовила? Быть хорошей женой и только. Поэтому я уже понял, что агента из вас не получится — склад характера не тот. Ваша попытка мне вчера наврать была донельзя наивна, хотя, не скрою, я на мгновение допустил и такой вариант. Однако сейчас, все обдумав, а потом еще и узнав, что вы с начальницей ходили к прокурору — я не сомневаюсь, советоваться, что делать, я окончательно понял, что вы мне лжете. В общем, я обязан вернуть ваше дело уголовному сыску. Но в чем загвоздка? Я собираюсь жениться. Моя невеста — прекрасный человек, вот только в одном плоха — в любовных утехах. Нет, она обещала мне всему научиться, но пока она научится, пройдет какое-то время. А вы, судя по всему, человек опытный. Явно имеете опыт с любовником, хоть усердно и отпирались, да и муж вас хоть чему-то, да научил. Поэтому теперь предложение меняется: вы платите мне за свою свободу собой, по бумагам остаетесь агентом, ну а потом, лет через десять-двенадцать, как я и обещал, я вас отпускаю на волю. Так где мы проведем следующее время: здесь, в постели, или в уголовном сыске?       — Здесь, — ответила Зинаида.       Филатов закрыл дверь, достал из кармана мануфактуру. Вдруг мужчина почувствовал, что к его горлу приставили нож.       — В чем разница, двенадцать лет кандалами греметь или чуть больше? — произнесла Зинаида. — Бабы в тюрьме рассказали, как легче убить человека и что с мужем мне просто повезло. Или не повезло. Он не должен был умереть от удара в грудь, ребра и прочая чепуха хорошо защищают сердце. А я скажу, что просто оборонялась, меня пытались изнасиловать — вон, даже мануфактура на столе лежит.       — С мануфактурой еще никого не насиловали, — ответил Филатов. — Так вы только докажете свою вину. Зинаида Павловна, немедленно уберите нож. Будем считать, что вы не такая уж и дура и тоже меня знатно уделали. Вы останетесь агентом жандармерии, вам будут давать другие задания и переведут к другому хозяину, назовем его так. Раз со мной сотрудничество не сложилось.       Зинаида не убирала нож и, как казалось Филатову, ее рука даже не начала дрожать.       — Вы не та баба из тюрьмы, которая вам все объяснила — просто не сможете, — продолжил Филатов, уже начиная волноваться. — Одно дело — убить мужа во время ссоры с дракой, другое дело — убить человека, заранее желая этого.       — Если я убираю нож и не успею этим ножом попасть в себя, то дальше меня ожидает снова уголовный сыск, — сказала Зинаида.       Филатов обрадовался — переговоры начались, осталось только додавить Зинаиду.       — Слово офицера, что дело ни о вашем супруге, ни за то, что вы сейчас творите, не перейдет в уголовный сыск, — произнес Филатов. — Я забуду о сегодняшнем безобразии, вы забудете о вчерашней ночи, о сегодняшних событиях. Вы останетесь агентом жандармерии, но хозяин у вас будет другой и задания другие. Которые вы точно сможете выполнить. Вы изначально начали со слишком сложного задания.       — Которое мне дали вы, — ответила Зинаида.       — Зинаида Павловна, положите нож и уголовный сыск об этом не узнает, — сказал Филатов. — А убийство жандарма — здесь можно и высшую меру натянуть.       Мужчина почувствовал, что рука Зинаиды чуть подрагивает. Обрадовавшись, он продолжил:       — Далеко не всех удачно вешают: кто-то по несколько раз срывается и разбивает голову, другие умереть по полчаса не могут. Вам не кажется выбор очевидным? Или жить, или сдохнуть, будто паршивому псу!       — "Положите нож и уголовный сыск об этом не узнает", — Зинаида повторила вслух слова Филатова. — А уголовному сыску нет нужды знать об этом инциденте. Узнает ли о нем жандармерия?       — Какие проблески логики! — произнес Филатов. — Нет, Зинаида Павловна, об этом инциденте не узнает ни один человек, который смог бы его расследовать.       Зинаида опустила руку и вдруг почувствовала, что этот самый нож у нее выбили, руки заломили за спину, положили ее на кровать и начали удерживать в этом положении.       «Вот так и верь!» — подумала молодая женщина.       Тем временем Филатов сказал:       — Извольте молчать, Зинаида Павловна.       В момент представив, что сейчас ее будут насиловать и, скорее всего, противоестественным образом, Зинаиде стало нехорошо.       — Дмитрий Геннадьевич, вы же говорили, что против изнасилований! — воскликнула Зинаида. — И что я бывшая приличная женщина, а не проститутка!       — Какие же все-таки у вас извращенные мысли, Зинаида Павловна, — ответил Филатов. — Немудрено, что покойный супруг начал вас во многом подозревать!       Лишь почувствовав, что ее начинают избивать, по-видимому, ремнем из ее комнаты, молодая женщина чуть успокоилась — появилась надежда, что все случившееся останется в этих стенах.       Филатов бросил ремень на пол и сказал:       — Я свое слово сдержу, доносить на вас не стану. С вас все то же самое, иначе на этот раз уж точно от каторги не уйдете. Политические вам не простят убийство мужа, уголовные — попытку сотрудничать с жандармерией. И те, и другие будут презирать. В жандармерию вас вызовут, чтобы обговорить изменившиеся условия. Хоть кто-то узнает, что здесь произошло — все узнают, что вы хотели меня убить и оговорить в попытке изнасилования. А за оговор тоже судят, не забывайте об этом. Статья очень неуважаемая.       Судя по удаляющимся шагам, Филатов вышел за дверь. Зинаида до сих пор не решалась встать с кровати — любая попытка пошевелиться отзывалась непередаваемой болью. Молодая женщина осторожно повернула голову и увидела, что Филатов закрыл за собой дверь.       «Хоть что-то», — подумала Зинаида.       Молодая женщина тяжело вздохнула и прошептала:       — Сколько раз родители пугали за непослушание, сколько раз Алексей обещал избить так, что встать не смогу, а посмел поднять руку этот идиот… И даже не на каторге, в городе…