Адвокатесса

      Перед визитом в родительский дом Зоя заметно волновалась. Молодая женщина уже представила себе, как родители спросят Сашу об успехах в учебе, как дочь ответит, что все хорошо — всего лишь одна тройка, да и та по поведению. После чего фокус внимания непременно сместится на Зою: как же это так, почему мать не объясняет дочери, что о подобных ошибках нужно молчать и непременно стыдиться, не допуская чего-то подобного в будущем.       На какой-то момент Зоя даже подумала о том, что имеет полное моральное право пропустить этот визит — в столь заметном положении не положено разгуливать по гостям, однако чуть позже пришла к выводу, что речь идет не об официальном визите, а всего лишь походе к родителям.       В реальности все оказалось не настолько страшно: на вопрос об успехах в учебе Саша вполне искренне ответила, что ей не хватило всего лишь трех пятерок, чтобы стать отличницей, но в следующий раз она постарается не допускать столь досадных промахов. Александра Витальевна, по-видимому, подумала, что внучке не хватило всего лишь трех текущих пятерок до пятерки за четверть, а Ася, изо всех сил сдерживая смех, потом сказала Зое:       — Саша ведь искренне тогда ответила, не пыталась порисоваться?       — Более чем искренне, — подтвердила Зоя. — И, чисто формально, она права: ей не хватило трех пятерок, чтобы стать отличницей.       — Уменьшенная версия наивного дитя, с которым я познакомилась в выпускном классе гимназии, — рассмеялась Ася.       — Это наивное дитя никто не обещает запереть в комнате за непятерки по поведению, — ответила Зоя.       — Как самочувствие? — спросила Ася.       — Спасибо, вполне неплохо, — произнесла Зоя.       — Какие известия от жандармской ставленницы Зинаиды? — продолжила Ася.       — Вообще никаких, — ответила Зоя. — Не удивлюсь, если другой хозяин, как выразился Филатов, тоже отправит ее следить за жандармерией. Не знаю, поверила ли она в ту сказку, что мне обо всем буквально через полчаса расскажет Севастьянка.       — На нервах могла и поверить, — предположила Ася. — Потом, спустя какое-то время, может сесть, подумать и понять, что ты это просто так сказала.       — Она меня пугает… — произнесла Зоя. Увидев, что к ним подходит Севастьян, молодая женщина позвала. — Севастьянка, не сочти за труд, расскажи сестре пару моментов из оперативной работы!       — А что я тебе расскажу? — удивился Севастьян.       — Можно ли одного агента отправлять на одно и то же задание второй раз, если он первый все завалил? — спросила Зоя.       — От того, кто отправляет на задание, зависит, — ответил Севастьян. — Я бы и на другое задание отправлять не стал. Вернуть дело в уголовный сыск — и хватит.       — Жалко Зинаиду… — вздохнула Зоя.       — Если ей не жилось с мужем, да еще и нет детей, которых жаль оставлять, всегда могла уйти в те же самые меблирашки, — сказал Севастьян. — Кто ее держал на аркане в том доме?       — Обещания, данные в церкви, — произнесла Зоя.       — Обещания, данные в церкви, не должны были позволять и мужа убивать, — ответил Севастьян. — А раз и обещания не сдержали, лучше бы уходила и всем легче было бы.       Каникулы пролетели быстро. В первый учебный день Зоя заметила, что Зинаиды нет в гимназии.       «Неужели до сих пор больна после встречи с Филатовым? — подумала молодая женщина. — Но ведь тогда же пришла… Значит, не в болезни дело».       Чуть позже Зоя пришла к выводу, что Зинаида решила больше не служить в гимназии и, возможно, жандармерия ее отправила куда-то в другое место.       — Могла бы и прийти и сказать, что больше сюда не придет, да хотя бы из вежливости, что я ее тотчас не сдала Филатову, когда раскрыла! — тихо выругалась Зоя.       Вопросы поиска новой классной дамы снова встали перед начальницей. Подумав с полчаса, Зоя решила, что чем в классе будет постоянно меняться не пойми кто, уж лучше этот класс до лета доведет она. Еще немного подумав, Зоя пришла к выводу, что сперва она должна получить какие-нибудь объяснения от Зинаиды и только потом объявлять классу, что теперь их классной дамой будет начальница.       — Зоя Михайловна, вам записка, — прервал размышления начальницы кто-то ей совершенно не знакомый.       Зоя поблагодарила пришедшего, взяла в руки записку, развернула и начала чтение.       «Зоя Михайловна, благодарю вас за доверие, которое я не оправдала. Я под арестом, обвиняюсь в убийстве мужа. Надеюсь, только в нем. Родители готовы оплатить ваши услуги, если вы готовы взяться за это дело. Мне бы все свести к девяти годам каторги — сокамерницы говорят, что на это есть надежды».       «Теперь понятно, куда ты пропала», — подумала Зоя и отложила бумагу.       После обеда Зоя направилась в уголовный сыск. Получить свидание оказалось более чем легким делом.       — Зоя Михайловна, простите, что не оправдала вашего доверия, — произнесла Зинаида. — Большое спасибо, что пришли.       — Как понимать ваши слова про то, что надеетесь, что обвиняетесь только в убийстве мужа? — спросила Зоя.       — Филатов мне многое обещал… — Зинаида начала рассказывать. — Я даже удивилась, что сейчас сижу здесь, а не в жандармерии, целая, а не избитая…       — Что произошло? — продолжила расспросы Зоя.       — Во вторник меня вызвали в жандармерию, — начала рассказывать Зинаида. — Уже к другому следователю. Мне сказали, что я должна внедриться в один из кружков и выяснить, чем там они занимаются на самом деле: противозаконным или просто глупо балуются. Просто тогда реакция была бы разной: или полноценная операция, задержание, следствие, или просто явились бы, арестовали всех, подержали до утра, хорошенько напугали и отпустили.       — И вы не смогли это сделать? — спросила Зоя.       — Я… — Зинаида вздохнула. — Я пришла, меня спросили, от кого я. Я растерялась и, уже начав паниковать — а вдруг меня вообще убьют — сказала, что от Дмитрия Филатова. Вот и все. Меня выгнали, а, как потом сказали в жандармерии, кружок переехал на другое место.       — И вас за два провала просто взяли и передали уголовному сыску? — не поверила своим ушам Зоя.       — Да, — ответила Зинаида. — Они решили, что я только испорчу им все, если они захотят еще раз попробовать получить с меня какую-то пользу.       Зинаида предпочла бы забыть, как провела последующие часы в жандармерии: и лежа на столе, и в какой-то, как показалось молодой женщине, комнате отдыха для дежурных, и снова в кабинете…       «На каторге будет все то же самое — так к чему бояться?» — попыталась успокоить себя Зинаида.       По настоянию Зои сугубо уголовное дело — о попытке Зинаиды быть агентом нигде не говорилось — должны были рассматривать присяжные. К явному облегчению Зои представителей крестьянства там не было, поэтому вероятность того, что один или несколько человек будут убеждать других, что «баб учить надо» [1], была крайне низка. И пусть молодая женщина понимала, что имеет право на шесть немотивированных отводов, никто не мог быть уверенным, что среди оставшихся двадцати четырех человек не было бы последователей домостроевских взглядов.       Как показалось Зое, присяжные с бо́льшим осуждением или как минимум непониманием смотрели на нее. Женщина вместо адвоката, да еще и явно беременная — такого они явно не ожидали увидеть.       — Она же из городских? — спросил кто-то. — Явно не бедствуют, платье очень добротное. Что же заставило бедняжку зарабатывать деньги? Замужем, да еще и в таком положении!       — Говорят, жена прокурора, — раздалось в ответ.       — Жалования прокурора не хватает на семью? — удивление было немалым. — Не верю!       — А вдруг она сама хочет трудиться? — предположил еще один человек. — Сама изначально из небогатой семьи, как привыкла зарабатывать деньги, так и продолжает это делать.       — Позвольте, это не рубашки шить, в законах надо разбираться, — раздалось в ответ. — Значит, училась.       — Женщины не могут быть студентами, — сказал кто-то.       — Значит, дома училась, — произнес еще один человек. — Да какая разница, выучилась и ладно. Может, за границу ездила. А за границей, вы только представьте, женщины позволяют себе и в брюках ходить! В мужской одежде! Что уж говорить о том о простом зарабатывании денег…       Зое было еще волнительнее, нежели на самом первом процессе. Судья Ягодин, который ей уже прямо говорил, что если бы не карьера мужа, то он бы донес на ее высказывания в жандармерию, присяжные, которые, казалось, обсуждали именно ее, а не Зинаиду, и, в довершение всего, супруг в качестве государственного обвинителя.       — Подсудимая, выскажите отношение к предъявленному обвинению, — произнес Ягодин.       — Я полностью признаю себя виновной и раскаиваюсь в содеянном, — ответила Зинаида.       — Какова позиция гражданского представителя по отношению к предъявленному обвинению? — спросил Ягодин.       — Ваша честь, моя подзащитная признала себя виновной, однако я полагаю, что в процессе рассмотрения дела будет доказано, что она невиновна в совершении данного преступления, — сказала Зоя, отвергнув изначальную версию, что «найдутся обстоятельства, смягчающие ее вину».       Вскоре начался допрос подсудимой.       — Зинаида Павловна, — произнесла Зоя. — Кратко охарактеризуйте ваши отношения с покойным супругом и поясните, что именно произошло в тот самый день.       — Мы с Алексеем жили в постоянных ссорах: он меня безосновательно упрекал в распутной жизни, — начала Зинаида.       Зоя внимательно слушала то, что слышала уже не раз и не два, как вдруг привычная пластинка сменилась:       — Он схватил меня за волосы и потащил к выходу. Алексей сказал, что посадит меня на цепь вместо Шарика и я буду жить в его будке, если помещусь. Разумеется, я вырывалась. Он несколько раз ударил меня, а когда я попыталась ударить его под дых, он будто обезумел и чуть придушил меня. Если бы я знала, что он просто пугает! Я бы ни за что в жизни не стала так поступать! Я бы потерпела, переждала. Но в тот момент я не была уверена в том, что он не причинит мне вреда, поэтому сильно испугалась. Я попыталась вырваться, но он снова схватил меня за шею. Испугавшись за свою жизнь, я потянулась рукой, чтобы взять что-нибудь, что поможет мне. Пальцы нащупали нож и я с размаху ударила его этим ножом. В мгновение осознав, что я натворила, я тотчас его выдернула, но было уже поздно…       Когда объявили перерыв, Зоя все еще была под впечатлением от слов Зинаиды. Молодая женщина вышла на улицу и вскоре увидела рядом с собой супруга.       — Ее счастье, что под протокол со мной не разговаривала, — произнес Александр Васильевич. — Врет ведь. Зоя, ты поняла это?       — Присяжному поверенному нет нужды критически относиться к показаниям подзащитного, — ответила Зоя. — Моя задача — представлять доказательства позиции своей доверительницы. А показания матери убитого в чем-то ее подтверждают.       — В том, что они ссорились и это было слышно из другой комнаты? — спросил мужчина. — Так это никто и не подвергает сомнению. Эту Зинаиду никто не душил.       — А это уже задача прокурора, — сказала Зоя. — Прокурору не нравится что-то — пусть доказывает, что все не так просто.       Дело шло достаточно быстро. Перед прениями сторон Зоя долго думала, настаивать ли на превышении обороны или упирать на невиновности Зинаиды. Окончательно утвердившись во мнении, что она будет стоять на том, что подзащитная невиновна, молодая женщина начала речь.       Начав с того, что далеко не всем свыше дарован брак, который можно провести через всю жизнь и всячески охранять его — нужно и желание другого супруга, Зоя продолжила:       — Перед моей доверительницей встал выбор: или спасать свою жизнь, или пасть жертвой домашнего насилия. Она выбрала жизнь. И, не сомневаюсь, выбрала бы сохранение обоих жизней, если бы это было в ее силах!       Обобщающая фраза, что желание жить — это естественное желание каждого человека, последнее слово Зинаиды, в котором она снова повторила, что если было бы возможно, то ни за что так не поступила — и присяжные удалились для совещания.       — Зоя Михайловна, — произнес Александр Васильевич. Когда Зоя подошла, мужчина тихо сказал. — Сейчас они признают ее виновной, но заслуживающей снисхождения. Продумывайте хорошую речь. Я прошу суд о восьми годах каторги, меньше будет уже просто смешно, ваша задача — убедить Ягодина, что речь должна идти не о каторге, а о тюрьме. Попробуйте, хуже уж точно не будет.       — Постойте, почему я должна говорить о тюрьме? — не поняла Зоя. — Максимум, что я могу — это говорить о превышении самообороны.       — Если присяжные признают виновной в убийстве, Ягодин не может признать виновной в превышении пределов самообороны, — ответил мужчина. — Присяжные тоже не могут признать ее виновной в превышении пределов самообороны — их об этом не спрашивали. А полное оправдание — это больше чудо, нежели правда. В этом же случае уже я должен буду опротестовать приговор — какое здесь оправдание?       — А смысл был тогда с присяжными судиться? — спросила Зоя.       — Чтобы, как я говорю, восемь лет каторги дали, а не десять, — произнес Александр Васильевич.       Присяжные совещались достаточно долго. Пришло время оглашения вердикта и, взяв себя в руки, Зоя начала слушать вердикт присяжных.       — …не виновна, — раздался голос старшины.       Зоя не поверила своим ушам. Вскоре был вынесен оправдательный приговор. Донельзя счастливая Зинаида благодарила Зою, как вдруг раздался голос потерпевшей:       — Завтра же приговор обжалую! На каторгу тебе дорога, чтобы не вернулась оттуда никогда! Как же присяжных охмурить умудрилась!       Зинаида ничего не ответила, а Зоя сказала доверительнице:       — Хоть она, а не прокурор… [1] представление о необходимости избиения жены мужем, существовавшее в крестьянской среде