Адвокатесса

      Перед экзаменом на право стать фельдшерицей Глаша готовилась несколько дней, подтягивая теорию, которую не доучила в свое время. После такого блестящего подъема в глазах преподавателей хотелось только соответствовать этому уровню, не опускаясь ни на полступени.       Как показалось Глаше, экзамен она сдала блестяще. Возможно, в теоретической части и были некоторые огрехи, но в практическом разделе она не допустила ни одной помарки. Донельзя довольная собой, девушка сидела в коридоре и ждала Анечку, которая должна была освободиться следующей.       — Ну как? — спросила Глаша подругу.       — Наверное, сдала, — ответила Анечка.       — А почему так не уверена в этом? — удивилась Глаша.       — Во-первых, хуже тебя получилось и это было видно, а, во-вторых, я могла наделать ошибок в теории, — сказала Анечка.       — Какая тебе разница, на какую оценку, — ответила Глаша. — Ты же как-то говорила, что просто сюда ходишь, чтобы новое узнавать.       — Да, папа хочет, чтобы я видела больше, чем та, которая просто сидит дома, — подтвердила Анечка.       Глаша задумалась и спросила:       — Трудиться пойдешь? Со своим документом. Или еще рано?       — Папа сказал, чтобы я сама решала, хочу идти в больницу или нет, — ответила Анечка. — А я не знаю, хочу этого или нет.       — Можно приходить по выходным, чтобы иметь пристойный повод прогуливать церковь, — рассмеялась Глаша.       — Тебе смешно, а я всерьез рассматривала и этот вариант, — сказала Анечка. — Но еще не решила.       — Решай, еще время есть, — ответила Глаша.       Через пару часов на объявлении результатов Глаша услышала, что получила отличную оценку, Анечка, к некоторому удивлению курсистов, тоже получила высший балл.       — Анна Ильинична, — произнес преподаватель, решив переговорить с новоиспеченным фельдшером. — Какие планы на будущее? Как я понимаю, вам еще учиться два года в гимназии?       — Да, Александр Дмитриевич, — ответила Анечка. — Мне бы хотелось как-то отдать свой труд другим людям в виде благодарности, что меня научили на курсах. Иначе говоря, немного работать. Чтобы не вредило учебе.       — «Немного работать» — это и в больнице вам найдем место, — сказал преподаватель. — Как я понимаю, денежный вопрос для вас не первоочередной?       — Нет, не первоочередной, — подтвердила Анечка, которая даже не думала, что за работу ей будут платить деньги, которые она сможет куда-нибудь тратить.       — Сколько людей училось, а в деревни никто и не поедет, — вдруг вздохнул Александр Дмитриевич. — Как прошло время хождения в народ, так и пропали желающие помогать людям в Богом забытых местах.       Анечка ничего не ответила. Ехать в деревню она не стала бы даже после окончания гимназии, других же идей не было.       — Анна Ильинична, а вас отец-то отпустит трудиться? — вдруг вступил в разговор Яков.       — А почему не отпустит? — удивился Александр Дмитриевич.       — Варнецкая, — уточнил Яков.       Александр Дмитриевич не понял эту фразу. Увидев это, Яков решил объяснить свою логику чуть позже и спросил Анечку:       — Так мы остановились на том, отпустят ли вас родители?       — Отпустят, — ответила Анечка. — Папа сказал, что если я захочу работать, он против не будет.       — Это прекрасно, когда родители дают такую свободу детям, — сказал Яков.       Когда Анечка ушла, Яков обратился к Александру Дмитриевичу:       — Вы, верно, не поняли всю полноту ситуации. Варнецкая — это дочь судьи, здесь можно развернуть такую логическую цепочку: отпустит ли человек, который занимает не последнее место на службе, дочь, чтобы та трудилась в госпитале. Или это какая-то многоступенчатая разработка от жандармерии, чтобы через подсадную утку выявить, все ли хорошо с нравственной стороной в больнице?       — Вы слишком все усложняете, — ответил мужчина. — Для того, чтобы выяснить, как вы говорите, все ли хорошо в больнице, можно было не дочь отправлять, а кого-нибудь другого. Я уж, если честно, подумал, что вы так спросили Анну, потому что ей еще лет маловато, чтобы начать трудиться.       — И это тоже не стоит сбрасывать со счетов, — согласился Яков.       Глаша вышла на улицу и сказала Анечке:       — Вот то, что от твоего рубля осталось. Забирай. Больше уж точно никому платить не придется.       — Если принесу домой, придется или прятать, или маме отдавать — откуда у меня может быть столько денег? — ответила девушка. — Это не копейка, которую можно на земле найти. Так что, Глаша, пусть лучше у тебя полежат.       — Хорошо, — согласилась Глаша. — Отмечать окончание учебы будем?       — Да, — ответила Анечка. — Я хочу вина по этому поводу. И пусть хоть что потом дома будет, я оканчиваю учебу впервые в жизни.       — И, возможно, последний раз, если начальница исключит из гимназии за пьянку, — пошутила Глаша.       Анечка задумалась, а Глаша сказала:       — Голицынское шампанское стоит два с лишним рубля за бутылку. Даже если я добавлю сюда свой рубль, которого у меня отродясь не было и который выпрошу у матери, нам не хватит. Но это не проблема, я спрошу у Никиты, где он покупал разливное вино, и будем пить его.       — Выпросишь у матери… — вдруг задумалась Анечка. — Глаша, подожди!       Анечка постояла какое-то время, а потом сказала:       — Я сейчас схожу к папе и попрошу у него денег.       — И он ни денег не даст, ни отпустит тебя со мной, придется одной праздновать, — пошутила Глаша.       Анечка вернулась вскоре и протянула подруге три рубля.       — Кого ограбила? — пошутила Глаша.       — Все бы ты ерунду городила, — ответила Анечка, вспоминая недавний разговор с отцом.       — Папенька, — произнесла девушка. — Вы бы не могли дать мне копеек пятьдесят? Мы с одной мадемуазелью хотим отметить окончание фельдшерских курсов.       Именно пятьдесят копеек Анечка решила попросить, полагая, что она возьмет остатки своего рубля, Глаша попросит рубль у матери и им не хватит еще пятьдесят копеек на бутылку шампанского.       — Как именно планируется празднование? — спросил Илья Николаевич.       — Купим по пирожному и бутылку шампанского, — ответила Анечка.       Изумившись от такой прямоты, мужчина протянул дочери три рубля и сказал:       — Держи. На пятьдесят копеек тебе мадемуазель такого пойла купит, что отравишься. Как раз на шампанское и пирожные хватит.       — Спасибо большое, папа, — поблагодарила Анечка.       — Только будьте благоразумны, заберет полиция — будете сидеть, пока не выпустят, — произнес Илья Николаевич.       — Как? — недоуменно спросила Глаша. — Как ты три рубля умудрилась выпросить?       — Честной просьбой без обмана, — ответила Анечка.       Празднование окончания обучения было решено провести на берегу реки. Анечка, вспоминая советы отца, не очень умело открыла шампанское, разлила по стаканам.       — За новую счастливую жизнь! — произнесла Анечка.       — Да, за новую счастливую жизнь, — ответила Глаша. — Теперь и из гимназии не обидно вылетать.       — Глаша, — вдруг спросила Анечка. — А что нужно сделать, чтобы забрала полиция? Папа предупреждал, чтобы мы были осторожны.       — Пойти бить стекла в доме начальницы, — наугад начала перечислять Глаша. — Поджечь жандармерию. Не знаю, что еще можно придумать. Лошадь угнать и покататься на ней. Орать песни под чужими окнами и непристойно выражаться.       — Нет, этого я не планирую, — ответила Анечка.       Девушка отпила из стакана. Вкус был необычным, но, в целом, довольно приятным.       — Вполне неплохо, — произнесла Анечка, откусывая от пирожного.       Неподалеку проходили Зоя с Асей, прогуливающиеся вдоль реки.       — Смотри, кто празднует свое отчисление, — произнесла Ася.       — Если я ничего не путаю, как раз курсы в больнице закончились, — ответила Зоя. — Так что пусть празднуют, не надо мешать.       — Тебя, Зойка, в свое время Геллер к временному исключению подвела за посещение кофейни, — удивилась Ася. — За кофейню, а не за вот эту аморальщину на траве.       — Геллер служила в министерской гимназии, а здесь не министерская, — ответила Зоя. — Так что пусть празднуют.       — Хорошо, — согласилась Ася и чуть сменила направление движения.