Никто

      Рокстар нагнал их, когда они вернулись на Гранд лайн с Ист блю. Шанкс был удивительным человеком, плавать под его флагом — это честь. И команда его состоит из легендарных людей, Шанкс будет королем пиратов, звание йонко для него тесное. Рокстар за такую команду будет драться насмерть и отдаст жизнь.              Шанксу только его жизнь не нужна.              Рокстар на Ред Форс поднялся с ощущением, что за промах у Белоуса его засмеют, но Шанкс хлопнул его по плечу, ему вручили бутылку рома, на корабле устроили загул по случаю присоединения нового сильного члена. Команда разошлась в раже, опьянела до беcпамятства, вопила песни и гремела оружием, швыряла карты на стол, и лила в себя ром, как будто все поголовно — бессмертные.              Ближе к полуночи на палубе показалась еще одна фигура, которую Рокстар бы не заметил среди людей с наградами в полмиллиарда, если бы не один фактор, выделявший эту фигуру в его глазах. Это была женщина. Мать ее, женщина — стройная, худая, с хрупким телом, тонкими руками, одетая в балахонистые штаны и рубаху, наподобие Шанксовой, только под нею еще прикрывает грудь какая-то тряпка.              Рокстар не склонен к предубеждениям глупым в духе «баба на корабле — к несчастью». К тому же видел — это Шанкс ее подначивает играть с ним в карты. Неужели капитану хочется этих простых побед? Понятно, почему ей эти игры безынтересны. Рокстар и сам чуть было не засмеялся, но Шанкс на нее глядел серьезно, старший помощник закурил, посмеиваясь — над капитаном, не над нею.              Сыграли.              Она выиграла. Рокстар ромом захлебнулся. Она отказалась от ставки. Шанкс все качал головой. Ему потом сказали, что и капитан с ней играл неизменно в убыток. А она и денег не брала — говорила, что то, как она играет, бесчестно. Так что и самомнение у нее было на уровне. Рокстар поклялся себе больше никогда не обманываться женской наружностью.              Не говоря о том, что только эта команда может в картишки поигрывать, отправляясь на встречу с Белоусом. Ладно бы капитан и офицеры. Так нет, все поголовно предстоящим аболютно не тронуты.              Пьянка медленно текущая заворачивает в водовороте, смешивает с горячим, которое Лакки принес в объемах неизмеримых: похоже, готовил он в рассчете на одного по своим меркам, поэтому еды было навалом, утягивает вслед за юнгами, что тяготеют туда, где матросы устраивают на бочке чемпионат по армреслингу, бросает на бочку рядом с этой женщиной, что час назад сидела между корабельным доктором и старшим помощником, и все трое — курили, синхронно выдыхая дым, пока позади навигатор указывал на звезды, объяснял, как крутится земной шар.              — Ты известный пират? — спрашивает Рокстар. Она переводит на него взгляд, сидя в обнимку с винтовкой Бекмана. Как она у нее оказалось — видимо, для нее самой вопрос. Качает головой отрицательно. Вопрос ее немного выбил из колеи. — Сколько за тебя была награда?              — За меня-то? — переспрашивает она. — Нисколько.              Рокстар смотрит на нее недоверчиво. Либо лжет, либо она из тех, что ведут скрытный образ жизни, тяготеют по своим мотивам к революционерам и по методам к ним же.              — И кто ты такая?              Она оглядывает его, доставая из-за уха сигарету из Бекмановых. Закуривает. Рокстар впервые видит, чтобы женщина — да в качку курила. Он был уверен, что ее имя или прозвище он видал если не на листовках, то в газетных отрывках про перевороты, что теперь шли ровненькой чередой по морям.              — Никто, — отвечает она негромко.              — Лгунья, вот кто, — говорит Рокстар. Она смеется, но в оправдания не бросается.              Ред Форс качается на спокойной волне, убаюкивает в колыбели тех, кто уже валился спать и утром будет заправлять отправлением. Бережно приподнимает над морем тех, кто еще не готов променять полную красок пиратскую жизнь на скудный безрадостный сон.              — Я только вступил в команду, — объясняет Рокстар.              — Это дело хорошее, наверное, — пожимает она плечами. — Поздравляю и все дела. Будь умницей. Постарайся не разменять жизнь понапрасну. А еще увидишь Бекмана, верни ему, пожалуйста, я собираюсь спать.              Она отдает ему винтовку, спрыгивает с бочки, умело уворачивается от катящихся кубарем юнг, зацепившихся в детской драке, и скрывается в каюте.              Нехорошо.              Самонадеяно и заведомо ошибочно было думать, что Дозор не попытается им помешать, но они летели на всех парусах, и хотелось бы получить за этот счет фору, которая позволила бы проскочить мимо дозорных фрегатов.              Но Шанкс проснулся, уставившись в древесный рисунок на потолке над гамаком, перевернулся, вышел из каюты босиком и свистнул матросам на марсе.              — Ну что там?              — Два фрегата, кэп, — кричат в ответ. Ну хоть не спят, и то ладно.              Шанкс оглядывается. На юте — Ясопп, крутит пистолет пальцем на раме спускового крючка, лыбится. Ладно, у этого все под контролем, но под пальбу ядер все равно спать не удастся никому.              Если Дозор решится открыть огонь.              — И что они? — это он уже у стрелка спрашивает.              — Медлят. Ползут за нами, ничего не делают, — говорит он.              — Трусы, — произносят они одновременно.              Шанкс пихает руки в карманы. Прохладный влажный ветер приятно обдувает голый торс — выскочил он без рубахи с твердым ощущением, что сейчас откроют стрельбу. Поспешил?              А нет.              Сначала Ясопп вскидывает руку с пистолетом. Порывами ветра отсчитывает секунды. Все затихает. Потом раздается два выстрела почти одновременно. Сначала вдалеке и следом по левую руку. Материализовавшееся перед самой кормой ядро, выпущенное вдогонку Ред Форсу, разрывается со взрывом в нескольких метрах от корабля.              От ударной волны корабль покачнулся, заряды нешуточные, мелкая крошка осколками рассыпается в море.              Ясопп меняет пистолет, но и ему, и Шанксу понятно, что стрельба сейчас вряд ли поможет. Раздается грохот целой канонады. Ясопп берет на себя двенадцать выстрелов с одного фрегата, Шанкс Грифоном рассекает четырнадцать с другого. Корабли отделяет стена черного дыма от взрывов. Шанкс свистит оглушительно.              — Свистать наверх всех, — кричит он вперед смотрящим, гудит горн, команда вываливает на палубу.              Дозор не прекращает стрельбы через дымовую завесу, и уже им вдвоем не угнаться за выстрелами. Ядра подрывают фонтаны воды, корабль кренит на волну, адреналин щекочет горло, задорит команду, провоцирует приподнятую веселость. Шанкс перехватывает саблю, наполняет клинок волей и с широкого замаха отправляет режущую волну к дозорным кораблям. Она раздувает дым, оголяет еще три дюжины ядер, пролетает мимо и стремительно свистит над водой, чтобы поперек разрезать гигантские палубы фрегатов. Но кто-то на носу корабля отклоняет удар.              Шанкс ухмыляется, оставляет корму на Ясоппа и еще подоспевших товарищей, перемахивает перила, огораживающие ют и мостик от главной палубы. Там из каюты только-только выполз Лакки Ру, не сняв ночного колпака, и Бекман вытащил из-за спины свою волыну.              — Что чертям не спится?              — Там вице-адмирал, — говорит Шанкс.              Бекман качает головой, впечатленный. Обычно Дозор не смел в открытую соваться с атакой и прежде не имел обыкновения отправлять на смерть высокопоставленные чины.              — Трусы, — произносит Бекман.              Билдинг Снейк глядит на то, как ядро чуть-чуть не разорвало им парус, когда Рокстар, новичок, разбил его голым кулаком. Малый вообще чувствует свою ответственность за то, что Белоус не прочел письма, но Шанкс не разменивает людей как пешек. Честь он восстановит и здесь, а жизни людей вернуть нельзя.              — Да ладно, у фрегата выиграть гонку проще некуда. Можем дать полный на ветер, и пусть они сколько хотят беснуются, — говорит навигатор. — Застрянем в бою, потеряем Моби дик. Будем еще две недели по морю болтаться, подставляясь под погоню.              Терять время не стоит, или без толку будут эти разговоры с Ньюгейтом.              Шанкс за шкирку вылавливает юнгу, бегущего с ядром в руках для пушек, которые выкатили на корму. Ядро он у него забрал, собрался ему что-то сказать, но прежде надо было решить вопросы насущные:              — Сможем уйти, Снейк? Мы готовы к битве, но не с дозором. Сегодня у нас другое блюдо.              — Запросто, если паруса будут целы, — отвечает Снейк, все мерит взглядом мачты.              — Об обстреле мы позаботимся. Бери людей, уводите корабль, — велит Шанкс.              Собирается вернуться с саблей на корму, чтобы держаться своих слов, но руку оттягивает пушченое ядро, а перед ним все стоит юнга. Мальчишку он останавливал ради какого-то хорошего дела, но мысль вылетела из головы. Он посмотрел на него сверху вниз, как будто юнга может напомнить ему о приказе, который хотел отдать. Дырявая голова. Вот напились рома накануне — она и не соображает ничерта.              Шанкс возвращает ему ядро.              Ладно. Не до этого сейчас.              — Пират должен сам о себе уметь позаботиться, — объясняет отсутствие приказа Шанкс и рубит пополам летящий вдоль палубы снаряд.              Ред Форс меняет курс, его разгоняет до сумасшедшей скорости. Сначала кажется, что фрегаты идут наперерез, но неповоротливые, тесно стоящие друг к другу, повторить маневр по проваливанию на ветер они не могут. А кроме того стреляет теперь только один корабль, второй рискует продырявить своих же. Фрегаты медленно расправляют парусное вооружение, но куда там. Тяжелые грузные суда не угонятся за Ред Форсом. Штаб-квартира будет недовольна, что их гончие упустили их и тем самым позволили встречу двух йонко.              По полудни Моби Дик и Ред Форс стают друг напротив друга. На палубе стоит почти вся команда. Напряжение ощутимо электризует воздух. Кто не привык, тому щекочет нервы, гудит в голове, туманит сознание вплоть до болезненной муки с приправой из обморока, судорог и пены изо рта. По своим Шанкс старается не палить, но Королевская воля — штука капризная.              На Моби Дике валятся все, за исключением старших командиров. Старик сидит, увешенный капельничными трубками.              Бекман с Ред Форса чувствует — разговор тяжелый. Гогот Белоуса гремит раскатами. Замолкает над волной. Команда — на иголках. Он тянет из портсигара сигарету, закуривает, убирает зажигалку в карман, когда Моби Дик как на два метра проваливается книзу в воду, пружинит в ней упруго и вспрыгивает — это тяжелый удар Белоуса лег на блок их капитана и чуть-чуть не потопил корбаль, просто силой поборов его плавучесть. Заблокированный, он чудом не пробил палубу, но поднял море, разверг небо, громыхнул черной кровавой молнией, перебившей белый свет и омрачнившей светлый полдень. Корабли раскачало на волне со скрипом, зашумело флагами.              — Началось!              — Война? — начинает шепот кто из команды. Бекман качает головой, дымит.              — Нет, наш капитан не такой, — успокаивает команду Ясопп. Не такой идиот? Хотелось бы верить.              Но оба они крепче перехватывают оружие. Из довольных здесь, на палубе, только Лакки Ру, и тот только потому срывает мясо с кости. Его удовлетворение гастрономическое обманчиво. Глаз не сводит с поднимающихся ураганом молний над Моби диком.              Следующий удар гремит продолжительнее, разносит ветер, гремит забранными парусами, корабли бьются кранцами, обламывается трап и валится в море.              Еще грохот, повредили что-то на Моби дике. Звон металла о металл, глубокая, резко опустившаяся темнота, разразившаяся краснотой в черных трещинах в реальности, идущих, как по стеклу, когда ударишь его молотком и проследишь расползающуюся в мгновение ока паутину трещин.       Свист стоит в ушах, столкновением воли йонко давит к палубе, воздух весь по швам трещит и сам из себя никуда не может деться, поэтому разрывается весь разом, ударной волной разносит по морю волну, как от землятресения, хотя старик даже не прибег к силе фрукта. Просто сила двух чудовищ, которые собрались мериться ей в качестве приветствия.              Пронимает даже Бекмана, самых надежных людей, что стоят за его спиной.              Потом все стихает.              Бекман тогда вскакивает на фальшборт Моби Дика, проходит по борту. Наконец, в напряженном молчании между капитанами-йонко находит ту секунду с наименьшим сопротивлением, произносит:              — Закончили? Капитан?       Белоус даже не поворачивается, распрямляется из боевой стойки, бьет основанием нагинаты по палубе.              — Да, достаточно. Вон с моего корабля, Рыжий, — гремит он, жмет рукоять оружия до белых костяшек.              Шанкс еще сосредоточенно глядит на противника, не чувствует, что битва отпустила. Но берет в руки желание и привычку драться до крови или насмерть и убирает саблю в подвязь на поясе.              — Будь по-твоему, старик, — говорит он.              Кивает Бенну в благодарность, что держит руку на пульсе. Они возвращаются на Ред Форс, расходятся в разные углы бескрайнего, все еще неуспокоившегося от потрясения столкновением носителей королевской воли моря.              Благо, они войну не развязали. Команда такому исходу и рада и не рада — смочить кровью клинки иногда у всех руки чешутся, но всерьез вступать в противостояние со стариком и его командой — дело гиблое, Шанкс на это команду никогда не натравит без очень явных причин.              Пусть резвятся на корабле, стоящем в штиле, пусть пьют без забот, смех — удивительная вещь.              Честь — дело десятое. Он наведывался к Белоусу не защитить честь, а поделиться информацией и советом. И еще померить свои силы и в защите и атаке найти баланс, когда королевская воли не только разрушает и уничтожает, когда она приоткрывает двери.              Шанкс вспоминает.              Вспоминает и смачно бьет себе по лбу, что команда, занятая ужином, оборачивается на звонкий шлепок.              — Что, вспомнил, как тебя Лили отшила? — ржет Лакки Ру.              Команда подхватывает. Естественно они о бабах болтают, о чем ж еще. Шанкс бы и сам посмеялся, но голова напоминает: в напряжении разговора, состоявшегося сегодня днем, он забыл вещь, которую нельзя было забывать. Забыл по-тупому, на полпути. Ну ничего. Он подзывает юнгу. Того самого, белобрысого, светлого мальчика. Он охотно подходит — ясное дело, Шанкс не вооружен смертоносной ложкой, хотя лицо его напряжно, и вместо пьяной рассредоточенности прилив дурного предчувствия. Юнга еще мальчишка, пронзительным, догадливым взглядом не владеет, но берет исполнительностью и готовностью учиться.              — Да, кэп.              — Где наша. Эта, — Шанкс кивнул неопределенно в сторону кают.              — Не видел, найду.              — Притащи ее сюда. Чего она по углам шхерится, — говорит Шанкс.       Мальчишка уходит выполнять приказание.       А Шанксу еще ночью следовало удержать в голове, где она. Он тут капитан, он должен был владеть ситуацией, а не скакать как мальчишка на носу перед ядрами. А то эта со своими нравами могла бы и на палубу выскочить, словить пулю шальную, за борт вывалиться или что угодно еще.              Вот была бы потеха. Не очень весело, правда. Предчувствие нехорошее. Почему она не показалась после всего? Не вышла обругать его с ног до головы, поставить под вопрос все, что он делает?              Лакки подает Шанксу бутылку рома, озабоченность на лице капитана бросается старым друзьям в глаза.              — Да ладно, Шанкс, не кисни. Не последняя Лили в твоей жизни, — команда снова взрывается смехом, чуть не катится по полу. Шанкс глотает ром, но опьянение не приходит — расстворяется мгновенно в волевом решении, уступает сосредоточенности, с которой Шанкс различает членов команды на корабле, чтобы среди них различить обычно едва заметную ниточку ее присутствия.              Дверь на камбуз распахивается и ударяется о стенку. Юнга стоит в дверном проеме, не зная, как сказать, что увидел. Шанкс переводит на него тяжелый взгляд.              Он может ничего не говорить. Шанксу достаточно того, что он вернулся один.              Он вскакивает с места, перемахивает стол и вылетает в двери, чуть не столкнув мальчишку. Команда оборачивается на юнгу. Бекман в первую очередь, хотя неладное он заподозрил, еще когда капитан с юнгой перешептывался три минуты назад.              — В чем дело, малой? — спрашивает он.              — Так… Она, кажись, того, — сказал он.       Бекман переглянулся с врачом. С Ясоппом. Рокстар поднял голову, когда сообразил, что речь о единственной женщине на палубе, что накануне обменялась с ним несколькими словами. Неопределенность подростковых рассуждений о жизни и смерти наталкивали на вполне определенные мысли.       — Все, — подобрал юнга более подходящее слово, обозначающее финал.              Тогда с места подорвался врач, бросив еду в тарелку. Бекман вышел следом, швырнув на пол тряпку, которой вытирал руки.              В каюте было темно, Хонго поджог лампу, вошел, вручил ее Шанксу, что стоял молчаливо в углу. Наклонился над гамаком, еще покачивавшимся от того, как капитан, похоже, влетел в каюту.              Бекман остановился в дверях.              Наполовину вывалившись из гамака, висящего на уровне пояса, она лежала, свесив книзу руки. Под гамаком чернела основательная лужа крови, накапавшая с ее лица и подложенных под него рук. В луже рассыпались мелкие блестящие стеклянные бусинки ее детского колечка на леске. Кровь засохла коркой на пальцах, на белых предплечьях, на шее и в волосах.              — Ну? — спрашивает Шанкс. Голос его сел, опрокинулся. Не хотел он это спрашивать — он это почувствовал, потом — догадался умом, а теперь своими глазами все видел. Но должен был спросить.              Хонго взял ее запястье. Долго держал его в руке. Дольше, чем нужно, чтобы диагностировать ее состояние.              — Мне жаль. — Он теперь только переворачивает ее на спину, чтобы убедиться в том, что было и так понятно — нет повреждений, только обильное кровотечение их всех мест, откуда кровь идти не должна. Жутковатое лицо в засохшей бордовой корке, и кровь влажная только возле глаз — там, где смешалась со слезами. — Мне жаль, Шанкс.