Никто

      На теплом течении было неспокойно, вопреки ожиданиям Эрлинга, по двум причинам, вместо одной. Первая и основная из них — пираты.              Один бриг пустился за ними поздно вечером, когда ближе к полуночи прямо из темноты горизонта в их бедную шхуну вылетело ядро и чудом не попало по корме: угодило в воду. Эрлинг проклял все, на чем свет стоит, и Лейф, стоявший с сигаретой под парусами, лыбился, как перед вывеской борделя.              Только Эрлинг собрался послать его растолкать Рыжего на свой страх и риск, тот сам вышел на палубу. Следом вышел и его врач, точно под свист следующего ядра. Раскрутив в руках палку, врач оглянулся на стрелявший бриг почти ленииво и ядро разбил аккурат перед главной мачтой.              Голой. Бамбуковой. Палкой.              — О, гляди-ка, и правда пираты, — сказал Шанкс. Теперь только женщина, что читала на палубе газету, обернулась.              — Шанкс, а тебе прямо неймется, да?              — Не то слово. Руки чешутся, — сказал он, доставая саблю, и когда выстрелов раздался целый залп, то все они заряды разорвались где-то над кораблем, не долетев двадцати ярдов, а Рыжий сделал только один удар. Палубу окатило мелкими осколками. — Возьми людей, спуститесь вниз, — сказал он Эрлингу.              Эрлинг поднял руки.              — Хозяин-барин, — и велел спустить всех вниз. На палубе осталась их девица. На взгляд Эрлинга — абсолютно беззащитная по сравнению с этими монстрами, но она читала газету и сказала, что не хочет ломать глаза, а на теплом течении всегда были белые ночи, не считая трех дней в году, близких к зимнему солнцестоянию.              На теплом течении — течении, соединявшем несколько островов почти поперек Гранд лайна — собирались отбитые подонки — сливки не отловленного на начале Рая жулья, чьи награды были нешуточные, и торговцы давно условились не соваться сюда под страхом смерти. Сунулись, и, если Эрлинг правильно увидел флаг, Пираты Мыса надежды позарились на их торговые трюмы. Что-то происходило на палубе: стрельба и выстрелы. Крики. Грохот. Треск. Лейф наливал себе стакан рому и они еще с моряками ржали над какой-то похабной шуткой.              Эрлинг мог бы обругать кого из них, но не стал. Когда все стихло, он имел неосторожность поспешить и высунуться на палубу. Там, на самом носу разыгрывался исход очень кровавого абордажа. Рыжий с саблей наизготовку наступал на пиратского капитана, а тот, безоружный, отползал, пока не уперся спиной в борт. С сабли уже стекала кровь, и когда кончик лезвия коснулся груди пирата, тот бросился в такую низкую и отвратную мольбу, что Эрлинг йонко почти понял, когда тот закончил ее очень некрасиво. Кроваво. Несмотря на понимание, к горлу подступила тошнота. Подступила, когда он еще кровь на палубе увидел, а теперь прямо встала поперек горла и забила барабаном в ушах.              Рыжий стряхнул кровь с сабли, поглядел на тех из пиратов, что остались на корабле. Свистнул оглушительно, что зазвенело в голове, и народ навострил уши, хотя и так уже ловили слова йонко с пристрастием. Каждое слово откладывало смерть еще на полсекунды.              — Кто из вас старший помощник?              На палубе брига тишина, и народ, что там остался, пятится от его взгляда. Тогда Хонго подталкивает палкой одного из них меж лопаток. Тот ступает вперед, едва не запнувшись о собственные ноги.              — Будешь ты.              — Без разницы, по правде говоря, — говорит Шанкс. — Пойди сюда. — Пират на ватных ногах проходит по трапу. Шанкс бросает ему короткий нож. — Сделаешь вот что. Голову своего капитана покажешь всем, кого встретишь здесь под черным флагом. И скажешь: в теплом течении бывает Красноволосый Шанкс.              Пират стоит с ножом в руке, косится на уже мертвое тело своего капитана, и его трясет крупным мандражом, но что-то щелкнуло в его голове в момент, когда Император моря глянул на него прямым взглядом, и он пошел, перехватив нож, снимать указанный трофей с плеч.              Эрлинг сам чуть не съехал по стене на послабевших ногах и не знал, что жутче: сцена расправы над пиратами или то, что женщина, сидевшая на палубе с газетой, не дрогнула, когда ломался хребет.              Что пираты для пиратского императора не были проблемой, с того дня Эрлинг усек. Но как выяснилось, была вторая, и Эрлинг просто давненько не было на теплом течении и, по правде говоря, о ней не знал. Проблема эта стояла огромным фрегатом по левый борт от них в первом часу пополудни, и напыщенный индюк с эполетами на плаще с иероглифом справедливость вычитывал документы по товару по слову и обыскивал в трюмах каждый квадратный дюйм.              Эрлинг вот о чем думал, когда дозорный открывал каждую следующую дверь: если там окажется стомиллионная девица, пусть ей дали ее награду по ошибке, он уже поплывет с этими доблестными блюстителями закона в одну печально известную тюрьму за укрывательство. Мугивара оттуда может и выбрался, но он-то вряд ли. А если там будет, скажем, Хонго, то этот коммодор, или кто он там, его просто убьет на месте. Хонго-то, конечно, защитится, Эрлинг не сомневался, он своей бамбуковой палкой, вероятно, этого коммодора отделает будь здоров, но только после того, как Эрлинг умрет, это было совершенно ясно. Если там будет Шанкс, Эрлинг это и представить боялся.              Но каюта за каютой, трюм за трюмом, пиратов на корабле не было, и учитывая, что шхуну оцепили сверху донизу, то и быть не могло. Бумаги были в порядке и товар дозор устроил. К полуночи они поднялись на свой фрегат и уплыли восвояси. Эрлинг стоял на палубе и провожал точку в море взглядом, пока его люди орудовали парусами, чтобы прыгнуть на курс, когда он услышал сзади шаги. Обернулся: за ним стоял Шанкс.              — Батеньки. Где ж вы были? Дозор все перерыл.              — Они наведались к нам, мы наведались к ним. У них был неплохой обед, — сказал Шанкс так беспечно, будто шутил, но из-за его спины в лейтенантском плаще вышла девица, а врач стоял в форменном дозорном халате медицинского батальона, и у Эрлинга и так дергался глаз, поэтому он даже не стал спрашивать, какого хера. Спросил только:              — Да, и что подавали?              — Суп из свеклы на говяжьем бульоне, жаркое, отменную творожную запеканку и такой восхитительный морс, что я перехотела пить вино раз и навсегда, — ответила за Шанкса девица. Тот поднял на нее глаза. Общее сомнение выразил Хонго.              — Да?              — Нет, конечно. In vino veritas, а в морсе истины не будет никогда.              Шел третий день плавания, когда Эрлинг решил для себя, что должно быть, в том, что он взял таких пассажиров, нет ничего дурного, потому что они умеют позаботиться о себе, у них общий пункт назначения, и это сотрудничество в конце концов принесет ему только пользу. Тогда на третьи сутки — а в конце суток или по крайней мере на следующем рассвете, учитывая ту пару задержек, что они сделали, они должны были увидеть отмели, предшествующие острову Хлой — Эрлинг вышел на палубу в самом хорошем распоряжении духа.              Только не успел он шагнуть на палубу, мимо носа просвистела пуля и ударила ровно в середину мачты, пробила в ней изрядную дыру. Шанкс, не дернувшийся от выстрела, оглядел горизонт — то, что должно было им быть, но сливалось голубизной моря с голубизной неба.              — Что, опять пираты? — спросил Эрлинг.              — Да, вроде того, — сказал Шанкс. — Не ссы, идем, как шли, — сказал он, хлопнув Эрлингу плечо. А матросы тем временем стояли в недоумении: что за шальную пулю они поймали и что вообще стреляет с такого расстояния, что и на горизонте не видать.              Эрлинг тоже долго инспектировал пробитое не насквозь отверстие, в котором застрял деформированный кусок свинца, но потом поглядел на то, как Рыжий говорит с девицей, сидящей на борту, какую-то лабуду о том, что ее непременно съест морской король. Она божится сдать его мировому правильтельству:       — Я могу притвориться агентом. Как там их зовут. Сайфер пол? Мирового правительства. Тебе будет легче?              — Не сильно.              — Я могу даже не притворяться, я могу им стать, хочешь? Позвоню в Штаб, разболтаю им, что у тебя труселя с сердечками. Предателю — смерть, все будет честно.              Эрлинг развернулся на пятке и поспешил заняться вопросами поставок зерна, которые обсуждали в утренней газете, только чтобы не услышать еще какой-то страшной тайны, которой пассажирка там пытается выторговать себе смерть.              Через несколько часов, когда Шанкс стоял, спрятав руку в кармане на борту, а Эрлинг чуть позади дрожал со страху, удивленный, что пиратский корабль — не жалкий брижек, обычный транспорт коренных пиратов теплого течения, а огромный трехмачтовый махина, выше них вдвое и что Шанкс не рубил его пополам, едва увидел, а стоял и ждал. Лейф шепнул капитану, что им всем крышка и мол они наплавались.              Их борт к борту притянули кошками, и на борту пиратского корабля, возвышавшегося над шхуной, показался временно исполняющий обязанности его капитана.              Торгаши жались к противоположному борту. На шезлонге, не тронутая событиями, лежала женщина, просматривая газету, как будто они не на грани абордажа. Врач из пассажиров курил. И, наконец, сам Шанкс глядел снизу вверх на собственного старшего помощника. Он корабль преследования определил с точностью до названия и того, кто руководил погоней, и шхуне на трех косых парусах от него не оторваться. Но они и не пытались.              Похоже, торгаши просто не знают, что они из одной команды, вот и зябнут от страха. Хотя по скромному мнению Шанкса, они были не идиоты. И Лейф, из матросов, был дерзким малым, но вообще-то из этих морячков самый дельный, если по рукам дать вовремя. Благодаря тому, что Лейф не такое ссыкло, как его капитан, они встретились с Ред Форсом на подходе к острову. Иначе Бекман и компания ждали бы их еще четыре или пять дней.              — Бекман! Людей прекрати кошмарить, — говорит Шанкс громко.              — Вдруг ты в заложниках, — отвечает Бекман.              — Да. У этой, — он кивнул в сторону шезлонга. Она опустила газету и поглядела на него неодобрительно. — Пойдем, на Ред Форсе сразу дернем в Калм белт, раз такое дело.              — На Хлой же хотели.              — Раз нас перехватили по пути, оно и ни к чему. Верно?              — Корабль битком набит запасами, — оповещает старший помощник. Нет, на Хлой есть один отменный бордель, ночь в котором могла бы стоить крюка до острова и потерянного времени, но, наверное, не в этот раз.              Шанкс подходит к шезлонгу, подает ей руку, она поднимается. Бросает напоследок взгляд на этих моряков-трудяг. По правде говоря требованию не кошмарить людей очень сложно следовать, если ты пират.              — Ну вот, сейчас еще здесь добычу возьмем, и в путь, — говорит он, в сущности только чтобы увидеть, как лицо капитана шхуны посинеет.              — Как? — упавшим голосом спрашивает торгаш. Шанкс смеется. Хонго качает головой.              — Кэп, хорош.              — Какие же вы черти, оставьте людей в покое, — тогда говорит женщина. Шанкс оборачивается на нее, поднимает брови. — И так не заплатили ни белли.              Он глядит на Эрлинга, качает головой. До чего беспомощны бывают люди в море. Как и не померли до сих пор.              — Ладно, не бздеть.              — Глядите, капитан, сказала же вам еще в начале: это люди благородные, — сказала она Эрлингу. Тот все еще не верил, что Шанкс про добычу пошутил. — Шанкс и мухи не обидит.              — Да, госпожа, спасибо. Спасибо. В добрый путь вам.              — И вам не хворать, — сказал Шанкс. Они поднялись на борт Ред Форса, Бекман помог ей подняться, Шанкс нашел Ясоппа, хлопнул ему по плечу за меткие выстрелы. Срубили тросы, разошлись в море.              Когда точка Ред Форса на горизонте растворилась, Эрлинг велел на всех парусах гнать к Хлой. Себе в тот же вечер он поклялся сдать эту треклятую шхуну на металлолом, выплатить жалование команде и больше никогда не выходить в море. Рыжий сказал, что они не заплатили ни белли, и это было чистой правдой. Пиратские сундуки в трюме были наполнены не деньгами, а драгоценностями. А Лейф ему еще вчера вечером сообщил: к дьяволу торговлю, он подается в пираты.                     — Боги, я влюбилась, — в ответ на это седой мужчина в очках с круглой оправой рассмеялся, наклонил голову в знак признательности. С другой стороны поляны донеслось разгневанное:              — Это в кого ты влюбилась, чертовка! Это мой жених.              — Пардон, не знала, — оправдалась она.              Старик тогда объясняет:              — Она не про меня. Я свободен.              Ночь лежала над Русукаиной, и Рыжий полчаса разговаривал с этой великолепной женщиной, зовущей себя императрицей пиратов, чтобы она дала Ред Форсу на ночь причалить к острову женщин. Шанкс сказал, что они должны закончить дела за ночь, чтобы отпустить Рейли к утру и не попасться на глаза тому, кого императрица принимала за жениха, а Рыжий, похоже, принимал за сына. Она не стала вдаваться в подробности ни того, ни другого.              Странная постановка задачи, и было сложно понять, что за дела Шанкс имел в виду, кроме того, что они трепались, пили и ели всю ночь, и когда она, наконец, спросила, кем был этот старик, который, видимо, был «умным человеком», которого Шанкс хотел увидеть, тот представился:              — Сильверс Рейли. Мы ходили под одним флагом, — сказал он, качнув головой в сторону Шанкса. — Будем знакомы.              Она стояла по колено в море, срезая ножом с манго мягкую, податливую кожуру. Искупав мякоть в соленой воде, она обернулась к ним.              — Выходит, вы пират?              — Вроде того, — ответил Рейли.              Шанкс глядит на нее как-то очень довольно, ждет реакции и намеревается ей насладиться, а Рейли тянет виски. Она, конечно, выпила полбутылки вина, но еще недостаточно пьяна, чтобы не считывать, что представление этого деда еще не закончилось.              — Должно быть, вы очень известный пират.              — Мое время прошло, — сказал он. Она покачала головой, не стала спрашивать дальше, раз старику угодно закрыть тему. Манго таяло во рту, липкий сок вперемешку с соленой водой стекал к подбородку, тек сладко по шее, и Рейли следил за ее блаженным видом поверх очков.              — Это ты еще не видел, она ром с молоком смешивает, — сообщил Рейли Шанкс негромко.              — Со сливками, Рыжий, когда ты уже запомнишь.              Вытерев лицо о заправленное за пояс полотенце, дальше она уже срезала кусочки ножом, чтобы не устраивать эротического представления. А то сама на него купится. Показала Рыжему дольку мякоти на кончике ножа, с которого капала морская вода. Он, конечно, болтал всякое, но ее изыски неизменно пробовал. Начиная от рома со сливками, заканчивая гречкой с кетчупом.              — Давай сюда.              Ей приходится, чуть не свалившись в воду, когда она переступает по острым разбитым ракушкам, прибитым к берегу, выбраться из моря. Собиралась подать ему дольку в руки, но он уже тянулся к манго лицом. Пришлось кормить с ножа. Шанкс смеется, качает головой, смакуя жирную маслянистую сладость и влажную соль на языке и губах.              — А это как называется?              — А это называется Рианна беременна, — сказала она, усаживаясь перед костром.              Ночью холодало, и, если не поддерживать изрядную степень опьянения, становилось зябко. А ее шесть бутылок вина кончились. Остался только ром Шанкса и виски Рейли, и у нее не было никакого желания пить ни того, ни другого. Рейли поглядел на то, как она двигается к костру, и подает ей плащ, сложенный с ним рядом.              — Как любезно, спасибо, — она накрывает голые плечи, и становится намного лучше. Рыжий глотает рома.              — Ты беременна?              — Я похожа на Рианну?              — Я просто должен был узнать.              Вообще за этот флирт нужно было бы перед Рейли извиниться, потому что это просто невежливо. Ну что поделать, у них с Рыжим так повелось. Невинные развлечения без тех подтекстов, которые должны быть.              Она, чтобы сгладить молчание, предлагает Рейли дольку, он качает головой. Ну, если он торчит на этом великолепном острове какое-то время, наверное, он просто не понимает, как редко найдешь в море хороший спелый манго, так тающий во рту. Либо он просто приличный человек. Как Бекман? Только старше на двадцать лет.              — Так что тебя привело, Шанкс? — спрашивает Рейли. Они с Шанксом поворачиваются на него одновременно. — Да еще в такой компании.              Резонный вопрос. Она была бы не прочь еще поболтать о бессмыслице. Но дядька был серьезнее, чем казался со своим милым лицом библиотекаря-плохиша. Она бросила косточку манго к костру, вытерла руки о влажное полотенце, села, обняв колени.              — Компания и привела. Как вернуть ее на место?              — Где взял, туда и возвращай, — ответил Рейли, глотнув из фляжки.              Он был, конечно, похож на снисходительного дядюшку, на смотрителя читального зала или профессора, на дачного соседа, на воспитанного строго, но добродушно по отношению к людям. Но если Шанкс — хотя иногда выставлял себя идиотом, он был одним из самых могущественных людей в море — обращался к нему за советом, то дело было ясное, Рейли не просто милый дед. По мере того, как Шанкс объяснял, что произошло и что его сюда привело, Рейли начал от рассказа получать удовольствие. Не то что бы был глубоко поражен, просто удивился — не тому, что именно слышал, а что слышал вообще. Видать, он милый дед с большой историей. Большой пиратской историей. Можно было, конечно, расспросить, что за история, удовлетворить любопытство, но было еще одно ощущение: она в этом разговоре предмет обсуждения. Предмету обсуждения положено помалкивать, пояснять и подтверждать, когда спрашивают:              — Не чувствительна к воле, значит?              — Нет.              Шанкс с Рейли переглянулись. Она была уверена, что Шанкс не активировал Воли, но ей волосы подкинуло, как порывом ветра — и это в безветренном Калм белте. Она обернулась. Рейли хитро щурился за кружочками своих очков. Тоже носитель Воли? Стоило догадаться.              — Должен был проверить, — сказал он.              — Что Шанкс не врунишка?              — Или что старается достаточно.              — Потрачено, — ответила на его вспышки Воли она. Старик рассмеялся. Она выпила. Шанкс пожал плечами. Определенно пират. Королевская воля на людей действует следующим образом: они валятся в болезненном бессилии и исходят пеной изо рта, пока не отпустит. Рейли ни секунды не сомневался, что может поставить ее в положение корчащегося тела на белом песке. Даже не предупредил.              Она для себя заключила на середине разговора, что Рейли знал о Воле чертовски много. А может быть, все. И если он такое впечатление создавал, когда не проронил ни слова, было страшно представить, как велики его знания и как историчны его дела. Не милый дед. Пугающий. По-своему.              — Поэтому-то, Рейли, я ее долго не вынесу, — усмехнулся Шанкс.              — Знаешь, Шакки тоже была остра на язык, — заметил Рейли.              — Она была императрицей и женщиной с добрым сердцем.              — Что она вас мелких не давала на шампур надеть за то, что безголовые, не делает ее женщиной с добрым сердцем, — задумчиво ответил Рейли. Было в этом что-то воспитательское.              — Кто это? — спросила она, потому что разговор ответвлялся от сути дела к какой-то ностальгической веренице в исполнении двух дедов. Рейли усмехнулся, протер переносицу под очками.              — Любовь моей жизни.              — А сказали, что свободны.              — Свободен. Мы все свободны, мы пираты. Любовь всей жизни — не наручник, не тюрьма, это то, к чему возвращаешься по доброй воле, то, на чей свет ориентируешься во тьме. Маяк в море.              — А если любовь всей жизни к вам не возвращается? Маяк не выбирает, кому светить.              Рейли склонил голову благодушно, чтобы поглядеть на нее поверх дужек.              — Ты в кого-то безответно влюблена?              — Нет, — усмехнулась она.              — Тогда не бери таких болезненных вещей в голову.              Она хмыкнула: как изящно слиться с разговора. Шанкс многозначительно опрокинул в себя остатки рома в бутылке. Рейли расшевелил костер, не прогоревшие деревяги на дне колодца вспыхнули пламенем снова, повеяло комфортным теплом. Рейли напомнил, остановились на Воле, Шанкс объяснил дальше. Дошел до того, как и где они провели последние три недели, не считая того, что несколько дней развлекались на шхуне торгашей.              Рейли молчал, допивая свою фляжку, долго глядел на звезды. Шанксу рассказывать больше нечего.              — Показывай, — велит Рейли через несколько минут. Именно что велит. Своим старым, спокойным, немного улыбающимся голосом настолько глубоко и латентно повелительным, что прошибает на мурашки. Шанкс тоже так делает, но он капитан. Рейли тоже капитан? Он был его капитаном много лет назад? Нет, капитан Шанкса — Роджер.              Только Шанксу от его повелений смешно отчего-то. Он смеется, глотает рома.              — Заинтриговало, старик, да? Скажи, Рейли.              Рейли покачал головой.              — Давай, показывай, — отмахивается Рейли. Тогда она их останавливает и поднимается с песка. Они оба поднимают на нее взгляды.              — Я залью плащ кровью, дай хоть полотенце найду, — сказала она, закуталась в полы плаща Рейли, поднялась, ушла к рюкзаку. Рейли проводил ее взглядом.              — Кровью? Какой кровью? — спросил он ей в спину, когда она доставала полотенце.              — Чаще всего из носу.              Рейли поглядел на Шанкса упреждающе, снова задумался. Потом поднял на нее взгляд. Из-за того, что она подошла и стояла с полотенцем, складывая его вчетверо, а он сидел, выходило, что он смотрел на нее снизу вверх.              — И что, не боишься? — спросил Рейли. Она остановилась перед ним, почувствовав в вопросе, вполне заботливом, какую-то нехорошую ноту.              — Не боюсь? — усмехнулась она. Скрывать от них ничего толку не было, а Рыжий на счет ее страхов вообще иллюзий не имел: она ему всегда говорила: они страшные пиздец, и ей потребовалось полтора месяца, чтобы свыкнуться с их мордами, а намеренья их были того жутче. Оставалась — смешно признаться — держаться за обещания Шанкса: ее до сих пор не изнасиловали пираты, не убили разбойники, не повесили дозорные и не сожрали морские короли. — Боюсь до дрожи в коленках, Рейли, по мне что, не видно?              — Да я не про этих балбесов, я про то, что тебя это убьет, — спокойно объяснил Рейли.              — Не должно, — сказала она. Рейли удивленно поднял брови, но спрашивать не стал. Она спрятала руки в карманах его плаща у себя на плечах, поглядела на Шанкса. Даже задержала на нем взгляд: тот сидел, откинувшись с бутылкой, разглядывал ее самым беззастенчивым образом.              — Не хотелось бы, — сказал он негромко и допил бутылку.              Они с Рейли переглянулись, старик откинулся на бревно, о которое упирался спиной. Пляж наполнился густой волей, вокруг Рыжего встрепенулись красные сполохи. Рыжий тянуть не стал, на губе сразу потекло вниз густое и теплое, она поймала капли крови на полотенце и откинулась спиной на поваленный пальмовый ствол, служивший им диваном на пляже.              Она его Волю уже знала на ощупь и на вкус. На ощупь она была как кровь из носу, как теплая капля, стекающая по губе, вязкая и мягкая. На вкус она была как кровь из носу, которую она слизывала языком, забывая, что у нее есть полотенце. Воля Шанкса ударяла в голову, как абрикосовый коньяк, когда у тебя не туманное помутнение в голове, а сладкое, горьковатое облако. Оно оглушало медным отзвуком, гудело в голове напоследок колокольным, чистым, как монастырский бой, звоном, не подкашивая ног.              Воля Шанкса ощущалась теплом под кожей, иглами на пальцах, кисельным и восковым теплом на губах, с которых она ловила полотенцем капли. Не пугающая, не болезненная, просто резонирующая внутри невидимого сосуда неизвестной формы, созданной волевым напряжением его разума. Это колдунство, на самом деле ей умозрительно недоступное, наполняло изнутри, и это наполнение ничем не спутаешь. Наблюдать за этим, пока сознание само по себе не даст сбой из-за того, что не вынесет натяжения, было по-своему привычно, и она никому бы не позволила так балансировать ее на краешке смерти. Она распробовала его на язык и различала в тишине ночи на Амазон лили.              И источник Воли был не один.              Она переводит взгляд на Рейли: его Воля трепыхала ему полы рубашки, в глазах стоял нехороший огонек, и с Рыжим они переглянулись коротко.              Она перевела взгляд с одного на другого, хотела остановить их, что бы ни задумали, но не успела.              Сознание щелкнуло само намного раньше, чем должно было, если бы Шанкс переборщил. Она провалилась в темень. Кровь все-таки закапала Рейли плащ, когда она отпустила из рук полотенце.              Была уверена, что видела перед собой людей в санитарных костюмах, мигание красного сигнального фонаря на машине и синеву окон бизнес-центра. Перед ней кто-то щелкал пальцами, и она медленно поворачивала голову вслед за звуком щелчка в медицинских перчатках, когда вдруг снова различила черноту звездного неба и две фигуры над собой.              Рыжий сидел на корточках, явно дожидался, пока в ее лице появится что-то, говорившее о том, что она пришла в сознание. Она его уже таким видела, когда он ее чуть не отправил на тот свет, правда, без помощи Воли старика. Они говорили по очереди с длинными паузами, и она никак не могла уловить суть разговора. Что-то про Волю.              «Вовсе необязательно…» Необязательно что?              «Просто убил бы…» Это кого? «Я не стал не поэтому». А почему?              «И в этом нет ничего дурного, если тебе нужны наставления».              Рейли что-то объяснял, и, когда она повернула голову, чтобы лучше слышать через фонящий после потери сознания белый шум, он закончил мысль и кивнул Шанксу на нее.              — Где взял, туда и возвращай, — повторил Рейли, когда Шанкс наклонился над ней. Рука, только что — или не только что — покрытая Волей, мягко прикоснулась к лицу, поворачивая к свету костра. — Так что, где взял-то, собственно, Шанкс?              — На Онигашиме, — сказал Шанкс.              Сознание вяло приходило в себя и, как кисель, смазывало ясность картинки перед ней. В картинке этой фигура Рейли стояла позади Шанкса на фоне начинающего рдеть рассветом горизонта и разглядывала свысока, как она пытается различить что-то в череде бессмыслицы, в которую превращался мир после потери сознания.              Неважно, о чем они там болтают, на самом деле. Важно, что она видела. Она в машине скорой. Ее там реанимировать пытаются, или что?              Она поднялась, чтобы сесть, но не рассчитала, и поглядела в лицо Шанксу, сидящему перед ней так близко, что можно было разглядеть кромки его шрамов на лице. Тянуло изучать отметины, пересекающие глаз, чтобы не ловить взгляда: какого-то напряженного, беспокойного.              Она Онигашиму не помнила — ни разу там не была в сознании. Должно быть, остров, подконтрольный Кайдо. При чем тут Кайдо?              Рейли оглядел горизонт позади себя.              — Значит, Онигашима, — сказал Рейли.              Шанкс смотрел на нее, пока она подделывала безупречно сосредоточенный взгляд, поднимаясь на локтях и стирая сухим полотенцем остатки подсохшей крови. Сколько она пробыла без сознания? Долго. Больше часа: кровь высохла и ночь иссякла, тянулся к утру алым разливом горизонт.              Было много вопросов, не считая того, чем она огорчила Рыжего, что он выглядит, будто смерть увидел, но это молчание на пляже она прервет другим:              — Зачем на Онигашиму, если даже Шанкса достаточно? — спросила она.              — Недостаточно, дорогая. Ты не реагируешь на Королевскую волю саму по себе, ни на мою, ни на Шанкса, и вероятно на никакую другу, она не влияет на твое сознание. И резонанс Воли самой с собой хоть и разрушает твои ткани, из-за чего у тебя появляются кровотечения, вероятнее всего, при более глубоком повреждении еще и внутренние, но он не вернет твое сознание на свое место. Он просто убьет твое тело, — отвечает Рейли. Шанкс качает головой.              — Стоило догадаться, — сказал он.              — Но если Воли две, то достаточно и вполне короткого взаимодействия их друг с другом, ты вернешься, даже не повредившись, — замечает он.              Так вот почему она так быстро вывалилась из сознания.              Все-таки люди, как Рейли — это какой-то сладкий кошмар, благосклонная смертельная опасность. То, что он собой представляет, — полная противоположность того, как он выглядит и что говорит. За дужками очков видно, как нижнее веко приподнялось, и в лице его снова появилась хитроватая улыбка — видимо, связанная с удовлетворением учеником.              И Шанкс такой же.              И она перед ними, измазав в крови белый плащ, стоит по лодыжку в холодном песке с ощущением, что сердце колотится где-то под горлом. Страшно умирать. Страшно не знать, что она умирает. А знать, что она умирает и ничего не может с этим сделать, просто вгоняет в панику.              Рейли ее страхи видит. Но не знает их причину, должно быть.              — Не сомневайся, для Шанкса это не будет проблемой.              — А вас двоих? Вы же только что… — она даже не знала, как это назвать — вернули ее на место, даже не напрягли правого мизинца.              Страх — штука бесполезная и очень больная, но у нее есть секретное оружие.              — Как ты спешишь. — Естественно спешит. — Как бы объяснить, — начал Рейли. Вполне доброжелательным тоном ментора, готового пуститься в снисходительно подробное разъяснение, но Шанкс покачал головой.              — Я потом объясню, нам нужно отплывать, — сказал он. Рейли покачал согласно головой, дело шло к рассвету, и на горизонте маячил Ред Форс.              — Шанкс, послушай, — остановила она. Страх умеет давать решимости. Такой решимости на исходе дыхания, на упавшем голосе, когда можно на грани отчаянья выдать все, что нужно выдать, а не тонуть в воронке молчания.              — Слушаю.              — Я там при смерти. — Шанкс поднял бровь.              — Уже?              Слабость эта блядская, когда ее от Воли подкашивает, была невыносимая, но ей нужно, чтобы ее приняли сейчас всерьез. Шанкс подхватил ее под локоть, когда она не устояла на съехавшим под ногой песке.              — Что значит «уже»? Я там — при смерти, я тебе клянусь, там врачи, карета скорой, там санитар чуть не получил приступ, когда я глазками хлопнула, Шанкс, черт возьми… — Она замолчала, потому что во взгляде Шанкса шутливого прищура не было. Это его «уже» было не в шутку. — Что значит «уже», Шанкс?              — Промежуток времени, когда ты можешь вернуться — не вечный. Если мы задержимся, рискуешь остаться здесь насовсем.              — Что?              — Ты умрешь там, откуда твое сознание проскальзывает сюда. И я не хочу знать, что будет, если мы убьем тебя уже после этого.              Горизонт потихоньку отрывается от моря, и на воде растекается желтизна вот-вот вылезшего солнца. Легко отвлечься на солнце, когда в голове пустота.              Она смотрела в его лицо.              Он знал. Как давно он это знал?       Съездить бы ему пощечину, просто потому что очень хочется и потому что резко засосало под ложечкой, что она прямо сейчас умирает где-то там черт-те где, а Шанкс…              А Шанкс!              А Шанкс последовательно пытается вернуть ее на место вот уже несколько недель подряд.              Она опустила взгляд, поняла, что вцепилась в его руку, и иначе бы просто не устояла на ногах.              — Я не хочу умирать, Шанкс, — сказала она. Голос сорвался, и Рейли, стоящему в паре шагов, наверное, не было даже слышно.              — Я знаю. Все мои обещания в силе, солнце.              — Да, как быстро летит время, — сказал Рейли и с учительски удовлетворенным видом ногой смешал остатки костра с песком.