Silver Sails and Indigo Scales

      В этот день волны были буйными и неспокойными. Облака сердитого, угрожающе серого цвета обволакивали небо, поглотив собой все солнечные лучи, что могли бы осмелиться проникнуть сквозь них. Волны яростно бились о корабль Квакити, но это не было чем-то, с чем старушка могла бы не справиться. Он и его команда были в море уже несколько месяцев, и им доводилось сталкиваться с гораздо более сильным штормом, чем тот, который надвигался на них сейчас. Тем не менее все звали своего капитана. Он был им нужен, чтобы руководить и делегировать текущие задачи.       Возможно, это был не самый сильный шторм, с которым им приходилось сталкиваться, но он наверняка вызовет попытки сопротивления. Буря незаметно подкралась к ним, и команда, не успев подготовиться заранее, сильно суетилась, отчаянно пытаясь привести всё в порядок, дабы корабль не разорвало на части.       Это были хорошо им известные песня и танец, и они шагали в такт с громом, сохраняя ритм каждой волны, которая ударялась о дерево, как если бы это был молоток, бьющий по барабану из звериной шкуры. Квакити вёл их через это с привычной легкостью. И хотя его горло разрывалось от каждого отданного им приказа, он должен признать, что ему это нравилось. Это один из немногих моментов в открытом море, когда он действительно был в своей стихии. Все его мысли и проблемы затихли, сменившись симфонией бури.       Он не сомневался, что они справятся с напастью, как и со всеми другими раньше. Даже когда его люди в панике смотрели на него, опасаясь того, что приготовили для них гром и молния, Квакити знал, что к утру они все будут уставшими, а их нервы натянутыми до предела, но они будут живыми, чтобы рассказывать истории.       И он, конечно, был прав. Они бы не назвали его капитаном, если бы он всё время был не прав. Вскоре дождь и гром прозвучали в заключительный раз. Звон стал более спокойным, и сражающийся прилив волн в последний раз толкнул их корабль, прежде чем отступить, смягчившись обещанием прийти за ними в другой раз, когда песне понадобится еще немного азарта.       У Квакити была привычка благодарить его за танец. Он прижимал к губам золотую монету и швырял её за борт корабля, словно бросал красивой женщине, которая только что развлекала комнату полную мужчин. Это был единственный известный ему способ показать свой трепет и признательность за нечто такое великое как природа. Даже если у неё была привычка время от времени подвергать команду и его страданиям.       После того как он бросил монету, его навигатор, Таббо, подошёл к нему, тяжело вздымая грудью, как будто он только что слез с птичьего гнезда на крыше корабля. Он не мог попасть туда с тех пор, как начался шторм, поэтому, скорее всего, он поднялся на него только для того, чтобы поспешить обратно.       Он так тяжёло дышал, что едва мог произнести хотя бы слово.       — Таббо? — сказал Квакити, полностью повернувшись к нему лицом, — Что такое?       — Корабль, — фыркнул Таббо, пытаясь указать на место позади них. Квакити оглянулся через плечо, он всё ещё видел бушующую позади них бурю, но не смог найти ничего, кроме полос дождя, от которых они недавно убежали.       — Он преследует нас? — спросил Квакити, всё ещё пытаясь вглядеться сквозь зыбкие волны. Если бы за ними следовал корабль, сумевший пройти через шторм так же благополучно, как и они, то до этого момента никто бы его не заметил. Вся команда была слишком занята попытками удержать мачты и паруса от разрушения.       Таббо быстро кивнул, по-прежнему указывая в даль, хотя Квакити мало что мог там разглядеть.       — Это же не военный корабль? — спросил он, ибо это было последнее, что им сейчас нужно. Они до сих пор пытались смести воду с палубы и приводили свой склад в порядок, откуда всё в бешенстве снёс ветер. Они не были готовы к битве, и хотя Квакити смог их провести через шторм с минимальной подготовкой, битва сразу после этого могла означать их конец.       — Нет, — сглотнув, ответил Таббо, его дыхание медленно восстанавливалось. — Похоже, браконьеры. Они пытаются остановить нас. Я не знаю, повредил ли шторм их корабль, но они могут захотеть подняться на борт.       Квакити кивнул. Он мог справиться с нелегальными рыбаками. У тех в кошельках было много монет, и, переправив их на ближайшую землю, Квакити определенно хорошо набил бы карманы себе и своей команде. Это может быть прекрасной возможностью для них. Однако им нужно добраться до более спокойных вод. Он ни за что не собирался бросать якорь, опасаясь, что шторм может снова их поглотить.       — Скажи людям, что мы бросим якорь в четырнадцати лигах. Мы подготовимся к гостям, но скажи Слайму, чтобы в случае, если они выкинут что-нибудь странное, тот был готов к бою.       Таббо кивнул, поворачиваясь спиной к капитану, чтобы выполнить свой только что выданный приказ.       Квакити ущипнул себя за переносицу, прежде чем в последний раз бросить взгляд на воду под собой. Его люди, без сомнения, устали, и он хотел бы дать им время отдохнуть, но такова была жизнь пирата. Они не отдыхали, и его команда знала, на что подписывались, когда поднимались на борт. Пробираясь к рулевой рубке, он положил руку на золотой штурвал, повернув его так, чтобы они двинулись на север, против ветра дувшего бурей.       Он встретится с этими браконьерами как только узнает, что они вне досягаемости угрожающих облаков позади них. К вечеру он вернётся в свою постель, готовясь к следующему дню.       Возможно, Квакити не всегда был прав.       Близился поздний час ночи, когда браконьеры, наконец, поднялись на борт их корабля, но Квакити к тому времени уже знал, что они не собирались платить за проезд до ближайшего порта. Пока они бездельничали рядом с ними, Квакити смог увидеть, что их корабль выглядит не хуже, чем его собственный. Он был меньше и определённо пострадал от недавнего шторма, но всё ещё оставался на плаву. Серьёзных повреждений корпуса не было, как и протечек внутри бортов.       Но это только усилило его любопытство. Чего эти люди хотели от пиратов? Сказать, что Квакити насторожился, было бы преуменьшением. Ему было просто интересно, но он остро осознавал опасность, которую они собой представляли. Единственная успокаивающая его мысль, было осознание того, что они садятся на его корабль. Они находятся на его территории, и если они решат выкинуть что-нибудь странное, то его люди точно знали бы как действовать. Браконьеры не такие хорошие бойцы, как они. Им больше нравилось бегать, чем обнажать мечи. И хотя это вполне могло случиться, Квакити по-прежнему сохранял самообладание.       Его рука лежала на сабле, когда он приветствовал другого капитана, не спуская с него глаз, пока тот поднимался по абордажной доске. Мужчина выглядел не очень. Его одежда была не более чем грязными тряпками, которыми он прикрывался. Если у Квакити был жилет с золотыми кисточками и треуголка, достаточно объёмная, чтобы защитить его лицо от солнца и моря, то у этого человека была только ткань, обёрнутая вокруг лба, и грязная тёмно-синяя блузка. Если бы он не представился капитаном Шлаттом, Квакити и не догадался бы, что он главарь их банды.       — Приятно принимать Вас у себя, Капитан, — поздоровался Квакити, но это было самое благородное из того, что он собирался для них сделать. Этому человеку не нужно было знать его имя, ему не нужно было предлагать экскурсию по их кораблю. Он сразу хотел перейти к делу.       — А теперь, не могли бы Вы рассказать мне, почему корабль браконьеров остановил меня и мою команду?       — Конечно, — ответил Шлатт, стиснув зубы. Квакити сразу понял беспокойство другого человека. Глубоко укоренившееся разочарование, которое он не мог скрыть даже ради формальности, — Когда на нас обрушился шторм, моя команда и я некоторое время преследовали довольно ценное существо. У нас есть основания полагать, что оно пробралось на ваш корабль.       Квакити не смог сдержать насмешливый хохот, сорвавшийся с его губ. Команда последовала примеру капитана, хихикая про себя, так как это была самая абсурдная вещь, которую они когда-либо слышали. Он не знал на кого охотятся эти люди, но он никогда не слышал о животных, особенно тех, на которых охотятся браконьеры, взбирающиеся на борт кораблей посреди шторма.       — Это… твоё ценное существо имеет привычку брать пиратские корабли на абордаж? — Квакити снова захихикал, впервую очередь потому, что это всё больше и больше действует Шлатту на нервы. Он также был уставшим и угрюмым, и он надеялся, что будет в своей постели ещё несколько часов назад. Их уже задержал шторм, а теперь этот бредовый капитан вновь сдерживал их дольше положенного, рассказывая истории о морских существах, которым каким-то образом удалось попасть на их корабль.       — Я знаю, это может звучать… необычно, — фыркнул Шлатт, его глаза скользнули по руке Квакити, всё ещё покоившейся на рукоятке абордажной сабли. — Но уверяю Вас, эта красота не похожа ни на что другое, что Вам когда-либо доводилось видеть раньше.       Он сказал это с такой серьёзностью, с такой решимостью, что Квакити чуть было не поверил ему. Возможно, только возможно, этот браконьер говорил правду. Может быть, там было что-то, чего Квакити не видел, а он не знал, о чем говорит. Однако ему было трудно признать, что это правда.       Он родился в море и видел худшее из того, что мог подбросить прилив. Всю свою жизнь Квакити провёл на этом корабле. Его отец был капитаном до того, как он унаследовал это звание. Он видел каждый закат и восход, видел каждое существо, которое мог предложить океан. Совершенно невозможно, чтобы один из них — тот, о котором он никогда не слышал, — забрался на борт корабля без его ведома.       — Что же ты хочешь сделать? — спросил Квакити, уже зная ответ на свой вопрос. И понимая, как он отреагирует на встречную просьбу. На самом деле, он не собирался давать капитану-браконьеру даже часа, — Вы хотите поискать под палубой? Вы хотите обойти наши запасы, чтобы найти эту невообразимую вещь, за которой вы охотились? Я избавлю вас от вопросов, дорогой капитан, потому что я уважаю своё время. Нет, Вы не можете пойти дальше, чем уже достигли. Вы и ваши люди развернётесь, вернётесь на свой корабль и поплывёте в направлении, противоположном нашему…       Шлатт выглядел так, будто собирался возразить, но Квакити поднял руку, призывая его замолчать. — Ты будешь делать как я скажу, или я заряжу все пушки и прикажу стрелять по тебе и твоей команде до того, как солнце успеет взойти. Я желаю Вам удачи в Вашей охоте, но Вы должны понимать, что звучите совершенно безумно.       — У нас есть основания полагать…       — И Вы всё ещё пытаетесь спорить со мной? — Квакити посмеялся над вопиющим проявлением дерзости этого капитана. Он не хотел обнажать мечи, но если этот человек не поймет намёка и не уберётся с их корабля, у Квакити не останется другого выбора.       — Я дам тебе ещё один шанс. Уходи. Ничего не говори. Не пытайся убедить меня. Мы уже сделали для вас невероятно много, так что не пытайтесь продвинуться дальше.       Шлатт сделал шаг вперед, и это было его ошибкой. Не только Квакити вытащил из ножен свою саблю, но и квартирмейстерСлайм последовал его примеру. Было слышно, как пара мужчин за его спиной достала мушкеты, целясь в нарушившего границу капитана.       Шлатт выглядел разъярённым, его лицо покраснело от ярости, глаза потемнели, когда он посмотрел на всё направленное на него оружие. Его ноздри раздулись, и он взглянул на Квакити так, будто хотел выругаться на имя капитана. Жаль только, что он его не знал.       Кивнув один раз и стиснув зубы, Шлатт сделал шаг назад, отвернулся от него и ушёл с корабля так же легко, как и вошёл. На этом, казалось, всё и закончилось. Квакити это и имел в виду, когда желал добра другому капитану, но что-то подсказывало ему, что он никогда не найдет того, за кем охотится. Не потому что оно каким-то образом спряталось на его корабле, а потому что его, вероятно, попросту не существовало.       Квакити вложил в ножны свою абордажную саблю, когда Шлатт оказался на борту своего собственного корабля. Паруса вздымались по мере того, как он уносил их всё дальше от дома и команды Квакити. Капитан приказал принести абордажную доску и поднять якорь. Они плыли в противоположном направлении, просто, чтобы быть уверенными, что их пути не пересекутся в будущем. В противном случае Квакити не был уверен, что они смогут избежать драки. Их угроза насилием на этот раз сработала, но что произойдет, если браконьеры решат, что смогут сразиться с пиратами? Квакити не хотел терять ни одного человека из-за этих дураков.       Он удалился в свою каюту, впервые за этот день сел и оставался там минут пять, до того момента, пока один из членов команды настойчиво постучал в его дверь. Пират никогда не отдыхает, по крайней мере, он повторял это в своей голове снова и снова, чтобы не огрызнуться на того, кто ему мешает.       Ранбу стоял по другую сторону двери, нервно перебирая руками перед собой, глаза метались из стороны в сторону. — Простите, что беспокою Вас так рано, Капитан, — тут же извинился он, и Квакити не мог слишком долго злиться на него.       — Что такое, Ранбу? — спросил он, пытаясь скрыть усталость и раздражение в голосе. У него было всего пару часов, чтобы немного поспать, прежде чем он встанет и сменит своего квартирмейстера в рулевой рубке. Он мог только надеяться, что эта проблема будет быстро решена.       — Там… Ну, я проверял склад, и… Знаете, я не уверен, что что-то случилось во время шторма, но один из иллюминаторов сломан.       —Только один? — спросил Квакити, нахмурив брови. Это может быть причиной для беспокойства, поскольку большая волна может обрушиться на припасы, сделав их совершенно бесполезными. Тем не менее всего одна поломка была настолько простым решением, что он не понимал, почему его это беспокоит.       — Всего один, Капитан.       —Слайм не может справиться с этим? Или это не может подождать хотя бы до утра? — Щёки Ранбу покраснели, и он начал отплёвываться и извиняться на одном дыхании. Квакити не хотел заставлять мальчика паниковать, поэтому просто поднял руку. Если Ранбу пришёл к нему с этой проблемой, то не мешало бы хотя бы взглянуть на неё. — Хорошо, всё в порядке. Я буду там через минуту.       Ранбу кивнул и поспешил прочь, опустив голову, и Квакити постарался не чувствовать себя слишком виноватым из-за этого. Он уже пару раз огрызался, так что не похоже, чтобы ребёнок к этому не привык. Позже он извинится, свалит вину на дерьмовый день и на то, что не отдыхал. А до тех пор он просто сходит в кладовую и посмотрит, можно ли что-нибудь сделать с разбитым иллюминатором.       Сильная волна унесла бы их всех, но просто разбить один иллюминатор?       Квакити не думал, что слышал о чём-то подобном раньше, но он полагал, что всё бывает впервые.       Спустившись по лестнице, он сразу понял, что внутрь попало немного воды. Её было недостаточно, чтобы повредить их припасы, вероятно, пострадали всего одна или две бочки с порохом. Но вполне достаточно, чтобы его ноги плескались по полу. По большей части все выглядело относительно нормально. На данный момент вода была спокойной, потому больше не было угрозы попадания воды в те места, где её не должно быть.       Это проблема определенно может подождать до утра, прежде чем она привлечёт его внимание.       Он уже собирался развернуться и отправиться обратно в каюту капитана, чтобы немного отдохнуть, когда услышал хлюпающий звук, исходивший явно не от его собственных ног.       Любой другой человек мог бы просто предположить, что всему виной волны снаружи, что это была вся вода в кладовой, производящая этот шум. Вокруг них было море, звуки доносились со всех сторон, но Квакити всегда различал их. Знал, откуда исходили все звуки и кто их издавал, но объяснить этого он не мог.       Он знал, что ему, вероятно, следовало бы пожать плечами, обвинив лишение сна в том, что он слышит какие-то звуки, но вся ночь была чем-то из ряда вон выходящего. Перед ним формировался узор, и было бы совершенно глупо игнорировать его. Люди умирают за меньшее здесь, и Квакити гордился тем, что сохранил жизнь себе и своей команде в течение такого долгого времени.       Это произошло не из-за игнорирования вещей, которые, как известно, были необычными.       Он шагнул дальше в кладовую, прислушиваясь к любым другим звукам, которые могли предупредить его о том, что с этим местом что-то не так. С той ночи, которая у него была, он не мог перестать думать, что существо Шлатта каким-то образом окажется здесь. Это был как раз один из таких дней.       Он медленно пробрался дальше, проверяя, нет ли других повреждений, более серьёзных, чем просто сломанный иллюминатор. Всё, казалось, было в порядке, и, хотя Квакити держал ухо на востро, он больше не слышал хлюпанья, если не считать звука его собственных ботинок, когда он пробирался по воде глубиной в дюйм.       На этот раз буря, должно быть, сильно ударила ему в голову, потому что здесь внизу не было ничего, что могло бы вызвать беспокойство. Ничего, что не могло бы подождать того, когда он хорошенько выспится.       Покачав головой, Квакити снова повернулся, чтобы вернуться на палубу, когда услышал что-то ещё. Нельзя было спутать это с его собственными шагами или волнами, бившимися о борт корабля. Это был голос. Это был резкий, болезненный вздох, сорвавшийся с чьих-то губ, и Квакити никак не мог объяснить происходящее или оставить это на завтра.       С рычанием он развернулся на подошве ботинок и зашагал обратно в кладовую. Стиснув зубы, он крикнул:       — Если ты прячешься здесь, то покажись сейчас же. Заяви о своём присутствии, потому что я найду тебя. И в зависимости от того, как ты себя поведёшь, будет складываться твоя дальнейшая судьба — арест или помилование. Поверь мне, ты не хочешь, чтобы это было тяжелее для себя или меня, чем должно быть.       Квакити молча ждал, сканируя глазами то небольшое пространство, что он мог разглядеть в темноте кладовой. Несколько подсвечников, свисавших со стены, мало чем помогали. Ему просто нужно было молчать и надеяться, что нарушитель что-нибудь скажет. В глубине души Квакити надеялся, что это просто один из членов экипажа, который спустился сюда, чтобы вздремнуть после шторма, и проспал. Его было гораздо легче принять, чем безбилетного пассажира. К этому моменту они были в море уже несколько месяцев, и если им каким-то образом удалось не заметить кого-то, кто прятался на складе всё это время, тогда ему действительно было бы некого винить, кроме самого себя.       Однако его встретила тишина, но он был уверен, что здесь кто-то есть. Он бы не зашёл так далеко, не прислушиваясь к своим инстинктам. Он подождал ещё пару секунд, тем самым дав человеку возможность выдать себя, сделав своё присутствие очевидным. Но когда никто так и не воспользовался ею, Квакити всё же прокрался в самый конец комнаты, где хранились ящики с огнестрельным оружием и сундуки с золотом.       Он был уверен, что обнаружит кого-то из его команды, дремлющего за сокровищами, но то, что он так нашёл, было в десять раз более запутанным.       Здесь внизу был человек, хорошо, но Квакити никого в нём не узнал. Человек, спрятавшийся на складе, свернулся калачиком и сидел на одном из ящиков, обхватив руками ноги и спрятав лицо, в попытке стать меньше.       На нём не было одежды, что ещё больше смутило Квакити. Если бы это был какой-нибудь безбилетный пассажир, он бы замёрз здесь насмерть за те месяцы, что они были в море. Хотя этого человека, казалось, сильно трясло, он не выглядел так, будто собирался умереть от переохлаждения в ближайшее время.       На его бледной коже Квакити увидел капающую, смешивающуюся с морской водой и покрывающую пол, кровь. Красный приобретал розовый оттенок, когда стекал по рукам и ногам парня, а потом падало на землю внизу, чтобы его смыло качанием корабля. Хотя пиратский капитан мог видеть, что парень был явно травмирован, самой раны он не замечал. Скорее всего она располагалась в той области, которую скрывали поджатые к себе колени.       Одно было очевидно: этот человек, кем бы он ни был, не представлял для него угрозы. У него даже не было одежды на спине. Не было страха перед спрятанным клинком или мушкетом. Если уж на то пошло, то единственное, чем он владел для Квакити — знание того, как он оказался на этом корабле. Как он выживал здесь несколько месяцев без одежды, и как никто из его людей не заметил его.       — Больше нет смысла прятаться, — сказал Квакити, но его голос прозвучал не так серьёзно, как ему хотелось бы. Напротив, звучал слишком мягко по его мнению. Что-то ещё виновато в его истощении, подумал он.       Незнакомец замер, дрожь прекратилась, плечи напряглись. Медленно, устрашающе он повернул голову так, чтобы Квакити мог видеть его лицо. И чёрт…       Мужчина выглядел не настоящим. Его глаза были бледно-карими, округлыми и широко распахнутыми почти до нечеловеческой степени. Его зрачки сильно сузились, а кожа была намного бледнее, чем сначала показалось Квакити. Его губы шелушились и в некоторых местах потрескались, что, скорее всего, было признаком обезвоживания. Лицо состояло из острых углов, вылепленных так, что он больше походил на статую, чем на человека.       Квакити не знал, испугался он или охвачен благоговением, но, в любом случае, он замер. Слова застряли у него в горле.       Они разглядывали друг друга неизвестное количество времени. Каждый из них смотрел на другого, пытаясь оценить, на что был способен человек напротив. Квакити знал, что он ранен, но он никогда раньше не видел человека, выглядящего так готовым к нападению, никогда не видел кого-то, тем более голого безбилетника, так намеревающегося ринуться в бой. Это было похоже на реакцию раненого животного, если к нему приблизится человек, но это было не животное.       Квакити пришлось вырваться из этого. Это не было чем-то, с чем он не мог бы справиться, но он просто не был уверен, как вести себя в такой ситуации. В любом случае он не получит от этого человека никаких ответов, если тот истечёт кровью поверх их пуль в ящиках, не правда ли?       Капитан осторожно поднял руки в не угрожающем жесте. Мужчина внимательно следил за его действиями. Его взгляд ловил любую форму движения, исходившую со стороны капитана.       — Я не причиню тебе вреда, — пообещал Квакити, делая шаг вперед. Мужчина не шевельнул ни одним мускулом, кроме глаз, которые метнулись к его ногам, а после снова вернулись к лицу. — Ты истекаешь кровью, — заметил Квакити, увидев, что поток крови, стекающий каскадом вниз по другому боку, не прекращался. — Ты ранен?       Мужчина подозрительно посмотрел на него, но через секунду переправил руку так, что Квакити смог увидеть глубокую рану на животе. Неудивительно, что он выглядел таким бледным. Квакити удивился, что в его теле вообще осталась кровь.       Он никогда не заботился о незнакомцах. Пират не продвинулся бы далеко, пытаясь помочь людям, прячущимся на его корабле, но было что-то в панике, поселившейся в глазах этого человека, что заставило Квакити сделать ещё один шаг вперёд, медленно, чтобы не напугать его, по крайней мере не больше, чем он уже напуган. Он знал, что должен быть благодарен тому, что незнакомец, скорее всего, будет мёртв к утру, и ему не придётся беспокоиться о том, что с ним делать, но Квакити чувствовал что угодно, только не облегчение. Просто хотел остановить кровотечение и выяснить, что, чёрт возьми, происходит, и как этому человеку вообще удалось попасть сюда.       Лёгкими шагами капитан продолжал шептать утверждения. Он все время держал руки так, чтобы мужчина мог его видеть, наглядно показывая, что не причинит вреда, и он просто хочет помочь.       Рано или поздно мужчина снова начал дрожать и, отвернувшись от Квакити, прислонился к деревянной балке позади себя. Капитан воспринял это как разрешение подойти ближе, чтобы надлежащим образом оценить травму. Однако ему придётся вытащить человека из сырой кладовой. Нужно поднять его обратно на палубу, где освещение было лучше, чем пару свечей, чтобы они могли более тщательно осмотреть ранение. Надо было его согреть, а потом можно говорить о допросе.       Руки Квакити зависли над раной, и он знал, что должен надавить. Что-то подсказывало ему, что это плохая идея, которая только сильнее напугает незнакомца. Вероятно, это сбросит назад тот небольшой прогресс, которого капитану удалось добиться с ним.       — Ты можешь идти? — спросил Квакити, и хотя его голос был чуть громче шёпота, голова мужчины по-прежнему поворачивалась в его сторону, всё больше и больше нервничая от их близости. Его глаза скользнули по лицу Квакити, прежде чем метнуться на землю и снова подняться. Он слегка покачал головой, и это было хорошо. По крайней мере, он всё ещё мог понимать капитана.       —Хорошо, вот что мы собираемся сделать. Ты возьмёшь свою руку и приложишь её к ране. А после сильно надавишь на неё. Я знаю, что будет больно, но ты должен это сделать, если хочешь, чтобы кровотечение остановилось. Ты справишься?       Мужчина убрал руку с ноги, накрывая рану и надавливая на неё с характерным хлюпаньем, от которого у Квакити сжались зубы. С его губ сорвался тихий стон, но кроме этого мужчина не издал ни звука. Его челюсти были сжаты, а глаза закрыты. Очевидно, что ему больно, но Квакити был слишком занят осматриванием полок в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыть его.       Он нашел постельное бельё, и хотя оно было немного влажным после бури, это всё же лучше, чем ничего. Не было никакого способа, которым мужчина собирался согреться, только этим. Он осторожно протянул не совсем белую простынь незнакомцу, что продолжал с опаской смотреть на него.       — Это просто для того, чтобы я мог прикрыть тебя, — объяснил Квакити, изображая, как он собирается накинуть эту штуку на мужчину, прежде чем повторить действие на практике. — Хорошо?       Мужчина слегка кивнул, и Квакити аккуратно накинул на него бельё. Он вздрогнул, всё ещё надавливая на повреждение, и капитан заметил, что краснота уже начинает просачиваться сквозь рану. Скоро ему придётся поднять его наверх. Секунды шли, а его глаза уже начинали стекленеть.       — Поскольку ты не можешь ходить, мне придётся понести тебя, — продолжал объяснять Квакити. — Я схвачу тебя под колени и за спину. Будет очень больно, но я должен вывести тебя наверх. Только так я смогу тебе помочь, — он не знал, понял ли его мужчина, потому что тот вопросительно посмотрел на Квакити, не сводя глаз с места, где находились его руки. — Уверяю, если бы я хотел тебя убить, это бы уже произошло. Чёрт, я мог просто оставить тебя здесь одного, и ты бы сам со всём разобрался. Я… я просто пытаюсь тебе помочь.       Был момент, когда они стояли в тупике, каждый из них смотрел на другого, пытаясь понять и расшифровать.       В конце концов, мужчина снова отвернулся, и Квакити воспринял это как разрешение продолжить реализацию плана. Он подошёл ближе, шипя от холодной кожи незнакомца. После подхватил так осторожно, как только мог, положив руки туда, куда он и обещал. Подождав, пока раненый привыкнет к этому чувству, капитан начал поднимать его с ящиков.       Раздался вой, болезненный звук, когда дыхание мужчины участилось. Квакити смог взять его на руки, чтобы он начал идти. Пока он это делал, он не мог не думать, что этот человек был намного сильнее, чем он сам. Если бы Квакити был в его положении: голый, раненый и уязвимый, ему хотелось бы думать, что он смог оставаться таким же собранным и спокойным, как этот человек. Но он знал, что был бы полным провалом. Несмотря на то, каким хорошим капитаном являлся Квакити, он знал, что будет кричать и стыдиться, если кто-нибудь увидит его в таком состоянии.       Он пошёл к лестнице, стараясь не споткнуться о простыни, которые всё так же были накинуты на него. Обратный путь был наполнен всхлипами. Мужчина до сих пор давил на свою рану, но его другая рука поднялась, чтобы схватиться побелевшими костяшками пальцев за воротник Квакити. Пару раз ему приходилось останавливаться и поправлять хватку, которую он держал на незнакомце, но, кроме болезненных звуков, мужчина ничего не говорил.       Они вернулись в каюту капитана, и никто их не заметил. Большинство из команды уже дремали в своих спальных помещениях, а те, кто по-прежнему не спали, были сосредоточены на делегированных им задачах. Он не знал, хорошо это или плохо, что никто не узнал об его находке странного человека в корпусе. Рано или поздно Квакити это поймет, но сначала нужно решить эту проблему.       Он уложил мужчину на свою маленькую койку, стараясь не толкать его слишком сильно, а после отправился на поиски нити, чтобы зашить рану, и рома, чтобы прочистить её. Ром также немного успокоил бы его нервы. Он не осознавал, насколько сумасшедшей стала ночь, пока не заметил, как дрожит его рука. Мог бы прямо сейчас выпить рюмку выпивки.       Пока он копался в своих ящиках в поисках необходимых принадлежностей, он начал перебрасывать вопросы через плечо. — Как тебя зовут?       Раздалось ворчание, но ответа не последовало. Ладно, может быть, он просто не мог говорить, но это не остановило последующую болтовню Квакити, пытавшегося заполнить тишину. — Меня зовут Квакити. Это мой корабль, на котором ты прятался, ты об этом знал? Здесь все называют меня капитаном, и я ожидаю, что ты будешь делать то же самое когда тебе станет лучше. Думаешь, ты сможешь? Очевидно, тебе необязательно делать это, пока ты истекаешь кровью, но знаешь, когда тебе станет лучше… Ага, вот оно. Ублюдок прятался от меня, — Он наконец нашёл бинты, которые ему понадобятся, чтобы перевязать рану. Это последнее, что ему нужно было достать.       В следующую секунду он был рядом с незнакомцем, заметив, что его глаза закрылись. — Хей! — Он закричал, и они снова распахнулись, чтобы посмотреть на капитана, — Не засыпай, пока я не зашью твою рану. Понимаешь?       Он не получил ни кивка, ни других признаков понимания. Только эти маленькие зрачки, уставившиеся на него, когда он принялся за работу. Он развернул постельное бельё, держа его таким образом, чтобы незнакомец оставался прикрытым, даже если казалось, что мужчину это не заботило.       Он осторожно передвинул другую руку, чтобы поближе рассмотреть рану. Она была такой же глубокой, как он и думал, когда мельком увидел её в кладовой, и он не мог представить, какую боль испытывал этот человек в данный момент. И всё же он оставался таким тихим и беззвучным, что Квакити боялся, что он больше ничего не чувствует, и это являлось весомой причиной для беспокойства. Это означало, что смерть близка, а Квакити уже слишком много сил вложил, чтобы считать это приемлемым.       — Я собираюсь начать сшивать твою рану, — предупредил Квакити, — Будет больно, понимаешь? Просто… Просто держи глаза открытыми и похлопай меня по плечу, если тебе нужно, чтобы я остановился.       Опять же, он не получил ничего, что можно было бы принять за утверждение или опровержение. Только эти бледные глаза смотрели на него снизу вверх, ожидая, что он что-то сделает. Квакити принялся за работу.       Он научился зашивать глубокие ранения, когда был ещё довольно молодым. Его отец часто попадал в потасовки. Шов с тем же успехом мог быть продолжением его рук. Он не любил хвастаться, но говорил, что неплохо помогает в оказании медицинской помощи. Большая часть его команды приходила к нему, когда им что-то было нужно, и Квакити с радостью предоставлял им помощь. Это заставляло его почувствовать себя настоящим капитаном, а не кем-то, кто просто командует другими.       В ту же секунду, когда острый конец проткнул кожу мужчины, он зашипел и попытался удрать от Квакити с безрассудной энергией. Квакити поспешно снял шов, чтобы обхватить мужчину по обе стороны лица, — Эй, эй, эй, — сказал он самым успокаивающим голосом, на какой только был способен. — Я говорил, что будет больно, но тебе это поможет.       Он немного боролся с голосом капитана, вздрагивая, когда движение причиняло ему ещё большую боль. — Просто позволь мне помочь тебе, — умолял Квакити, чувствуя усталость, преследовавшую его всю ночь. Чем быстрее он наложит швы на этого человека, тем скорее он сможет успокоить голову.       Мужчина замер, увидев что-то в лице Квакити. Из его горла вырвался тихий звук, и он стряхнул его руки со своего лица. Отступив, капитан подождал, и наконец получил лёгкий кивок, означавший вернуться к делу.       Он работал медленнее, чем обычно, понимая, что незнакомца намного легче напугать, чем обычного члена экипажа. Они зашли так далеко, и он не собирался всё испортить, пытаясь двигаться слишком быстро. Он также знал, что более медленный темп пойдет ему на пользу. Его веки казались наковальнями, и он понимал, что в его нынешнем состоянии очень легко совершить ошибку. Он не хотел причинять мужчине ещё больше боли.       К тому времени, как он затянул рану, глаза мужчины так же были открыты, но они смотрели в потолок кабины, лишь изредка моргая. Схватив ром, Квакити предложил его другому мужчине, который с любопытством посмотрел на него, нахмурив брови. Вздохнув, Квакити откинул его назад и сделал глоток, поморщившись, когда обжигающая жидкость стекала ему в горло.       —Ты захочешь это, — подбодрил он. —Поверь мне.       Нерешительными пальцами незнакомец взял бутылку и поднес её к губам, как показывал ему капитан. Однако в ту секунду, когда янтарная жидкость коснулась его рта, мужчина выплюнул её, бросив на Квакити самый грозный взгляд, который он когда-либо видел от него, и с отвращением вернул ему бутылку.       — Как хочешь, — сказал Квакити, прежде чем вылить остаток на только что зашитую рану.       На этот раз мужчина вскрикнул, застигнутый врасплох, после чего последовало шипение. Квакити не знал, было ли это шипением боли или признаком агрессии, но к этому моменту он чувствовал себя слишком уставшим, чтобы обращать на это внимание. Капитан все равно отстранился на тот случай, если незнакомец решит попытаться использовать свои зубы, которые сейчас были оскалены, в попытке отдышаться.       Квакити поднял бутылку, пока его другая рука растопырилась в воздухе, — Вот и всё. Это всё, что мне нужно было сделать. Мы закончили с ромом, хорошо? — Слова, казалось, не доходили до человека, который по-прежнему смотрел на него, не подавая признаков понимания. Чтобы доказать свою точку зрения, Квакити сделал последний глоток и закрыл бутылку, поставив её на пол, чтобы поднять найденные им бинты.       — Я просто закончу вот этим, и тогда ты сможешь заснуть, хорошо?       Удивительно, но мужчина фыркнул и протянул окровавленную руку, шевеля пальцами, словно ожидая, что Квакити бросит в них чистую тряпку, — О, нет. Нет, нет, нет. Извини, приятель, но ты не испортишь их своими грязными пальцами. Просто позволь мне-       Мужчина фыркнул, отдернул руку и вытер её о белье, в которое был завернут. Он снова поднял руку, и Квакити захотелось истерически расхохотаться. Этот человек определённо мог понять, о чём он говорит, но между ними до сих пор была какая-то разобщённость. Какая-то стена, которая мешала ему поговорить с капитаном.       — Я не думаю, что ты понимаешь, — повторил Квакити. — Если это заразится — тебе конец. Я ничего не смогу для тебя сделать. Мы в тысячах лиг от какой-либо земли, и даже тогда тебе не гарантирована больничная койка. Так что можешь просто заткнуться и позволить мне разобраться с этим?       Мужчина нахмурился, но руку всё же опустил. Его шея расслабилась так, что затылок коснулся подушки, и он немного замычал, ещё раз давая своё разрешение Квакити. Капитан впервые услышал, как он использует свой голос. Он не был уверен, что мужчина может говорить, но теперь было очевидно, что тот просто не хотел.       Веки Квакити опустились, пока он перевязывал рану. Ему пришлось бороться с тем, чтобы держать их открытыми. Похоже, мужчина тоже изо всех сил пытался не заснуть, но на этот раз Квакити это беспокоило меньше. Ему удалось остановить кровотечение, и, хотя он по-прежнему выглядел бледным как смерть, мужчине не грозила опасность истечь кровью в ближайшее время.       Когда он закончил, капитану удалось немного прибраться. Он бросил мужчине лишнюю рубашку, которая у него валялась, а также пару брюк. Мужчина не стал их надевать, но они будут там до тех пор, пока тот не решит одеться. Максимум, что он сделал с одеждой — поднял каждую вещь, чтобы осмотреть её, прежде чем отбросить в сторону, а после натянул окровавленное бельё так, чтобы оно закрывало его плечи.       Квакити ничего не сказал про то, что тот спит в окровавленных простынях. Вместо этого он начал делать маленькую паллет на полу, чтобы наконец-то поспать. Его крошечная койка никак не смогла бы вместить их двоих, да и он не собирался ложиться рядом с быстрым на агрессию незнакомцем, не проявляющего ничего, кроме опасливого терпения.       — Спокойной ночи, безбилетный пассажир, — сказал он, когда его голова наконец коснулась скомканной блузки, которую он использовал в качестве подушки. Это было лучше всего на свете и, после той ночи, которую Квакити пришлось провести, он смог бы заснуть и на полу камбуза, если это было бы единственным, что ему доступно. — Утром придумаем, что с тобой делать.       — У-Уил… — Глаза Квакити распахнулись, когда он услышал чужой голос. Его голова поднялась с импровизированной подушки, чтобы посмотреть на незнакомца, пытающегося заговорить. Он звучал как умирающее животное, как будто его горло было исцарапано до предела, как будто он не знал, как им пользоваться.       — Что?       — Уил… Уилбур… — Мужчина указал на себя, прежде чем указать пальцем на Квакити. —Кап… Капитан…       — Это твоё имя? — спросил Квакити, пытаясь понять, заснул он или нет, являлось ли это просто сном.       Мужчина кивнул, и Квакити рассмеялся, не в силах сдержать звук. — Я был уверен, что ты не в состоянии говорить, — признался капитан, — Но хорошо. Уилбур, поспи немного. Завтра придумаем, что с тобой делать.       Уилбур немного помычал, прежде чем закрыть глаза, и Квакити не отставал от него, пытаясь не выпустить весь адреналин, накопившийся в его организме с утра. Заснуть не должно было быть тяжело, но Квакити ворочался и вертел свой маленькую импровизированную паллет на полу.       Утром он винил в своём плохом настроении что угодно, но только не недостатка сна.