༻✞༺
Вместе со Слаймом, Таббо и Ранбу, Квакити смог предупредить остальную часть экипажа о надвигающейся угрозе. Кавалеристам потребовалась бы целая ночь, чтобы добраться до этого города и нужно было успеть сообщить товарищам по команде. У них была ночь, чтобы собрать всё, что они только недавно выгрузили, и вернуть на корабль. Всем им было приказано передать информацию, подать сигнал как можно большему количеству людей, которых они увидят, и, к счастью, Квакити обрабатывал группу моряков, которые понимали важность выхода из положения при первых признаках неприятностей. Ни один мужчина не жаловался и не медлил, после возвращения на корабль. Квакити был уверен, что не услышал бы конца к тому времени, когда они вернутся в море, но пока мог с этим смириться. Он знал, что ему придётся найти другой порт недалеко от Мэнбурга, чтобы пополнить их запасы, но прямо сейчас его внимание было сосредоточено на том, чтобы как можно быстрее вывести из Мэнбурга каждого члена своей команды. Беспокоиться об отпуске они будут позже. Уилбур был охвачен спешкой всего этого, позволяя волочиться туда-сюда, потому что даже он понимал всю серьёзность ситуации. Квакити поймал себя на мысли, что недоумевает, откуда Уилбур знал, что это произойдет. Но чем больше он размышлял, тем больше понимал, что безбилетный пассажир не знал, что Шлатт специально это планировал. Чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что выражение ужаса на лице Уилбура было вызвано узнаванием. Должно быть, именно это ранее и занимало мысли Слайма, когда Квакити впервые постучал в его дверь. Слайм заявил, что вполне возможно, Уилбур спрыгнул с корабля, когда впервые встретил капитана-браконьера. Возможно ли, что он был на этом корабле до того, как его нашли под палубой? Ему придётся спросить, как только он будет уверен, что вся его команда находится на корабле, и он протянет как можно больше лиг между ними и Мэнбургом со Шлаттом. Таббо уже стоял в вороньем гнезде, прижимая бинокль к коже и осматривая окрестности в поисках каких-либо признаков неприятностей. Квакити заставил Ранбу пересчитать людей, пока они взбирались на корабль, и ожидал, что в любой момент ему доложат что все на месте, и они могут поднять якорь. Он почти начинал ожидать, что Шлатт появится, пытаясь остановить их, но Квакити знал, что этот человек не настолько глуп. Он никогда не покажется здесь, пока за спиной Квакити стоит его команда. Вероятно, он знал, что Квакити, на этот раз не колеблясь, пустит ему пулю между глаз. Пока он фантазировал об этом, в дверях рулевой рубки появилась фигура Ранбу, с тяжело вздымающейся грудью. Тут же Квакити понял: что-то произошло. Не все добрались до корабля, и у них оставалось мало времени. — Кто это, Ранбу? — спросил Квакити хриплым голосом. — Это Сапнап, Капитан, — ответил Ранбу с извиняющимся видом, хотя он ни в чём не виноват. — Его никто не видел, и он по-прежнему не прибыл на корабль. Вздохнув, Квакити пришлось сделать выбор. Он знал, что уход без Сапнапа, вероятно, был бы лучшим вариантом для остальной части его команды. В конце концов, это то, что он угрожал сделать всё это время после того, как тот слишком много раз переступал границы дозволенного. Но мысль о том, чтобы оставить его на милость королевской семьи, вызывала у него тошноту. Он определённо не был готов к этому, но иногда капитану приходилось принимать самые трудные решения. — Комната с картой? — спросил Уилбур с того места, где он свернулся калачиком на диване, напугав капитана как раз в тот момент, когда тот собирался принять решение. — С Карлом? Брови Ранбу нахмурились, и Квакити не смог сдержать возглас замешательства, вырвавшийся из его горла. Карл, как все знали, редко покидал штурманскую рубку под палубой. Даже когда они пришвартованы, человек был доволен тем, что оставался на борту корабля, и не было никаких правил, запрещающих это. На самом деле Квакити чувствовал себя увереннее, когда кто-то оставался присматривать за старушкой, пока они были на суше, поэтому он ничего не говорил об этом. Оставил маленькую лодку на случай, если Карл передумает, но штурман этого не сделал. — Зачем ему быть с Карлом в штурманской рубке? — спросил Квакити, опасаясь, что в его груди зародится надежда. Ему очень, очень не хотелось оставлять Сапнапа где-то на суше, но если его не будет в комнате с картами, то именно это Квакити и должен сделать. Глаза Уилбура стали немного шире, рот чуть приоткрылся, когда слова ускользнули от него, а щеки покраснели, когда он отвёл от них двоих свой взгляд. Слайм, всё это время стоявший рядом с Квакити, держал рот на замке и хихикнул себе под нос, прежде чем покачать головой. — Что? — спросил Квакити, повернувшись к своему квартирмейстеру. — Ты что-нибудь об этом знаешь? — Ранбу, проверь комнату с картами, пожалуйста, — приказал Слайм, веселье подчеркивало его тон. — А если он там, то скажи поднять якорь. Ранбу повернулся к Квакити за разрешением, и капитану оставалось только кивнуть. Он ушёл, чтобы выполнить поставленную задачу, не говоря ни слова, но замешательство по-прежнему охватывало капитана. — Слайм, какого хрена Сапнап в комнате с картами? — Они с Карлом стали… довольно близкими за последние пару месяцев, — И Квакати не нужно было спрашивать разъяснений. От понимающей ухмылки на губах Слайма и смущённого румянца на щеках Уилбура, Квакити мог догадаться, что всё это значило. Однако он никогда не замечал и не слышал об этом раньше, и, как капитан этого корабля, он не думал, что так много могло пройти мимо него. — Месяцев, — пропищал Квакити, что вызвало смех у безбилетного пассажира позади него. Повернувшись, чтобы посмотреть на Уилбура, он спросил: — Ты знал об этом? Уилбур пожал плечами, резко обнаружив за окном что-то очень интересное. — Почему мне никто об этом не сказал? — спросил Квакити, стараясь ни капельки не обидеться на то, что он, кажется, узнал об этом последним. Чёрт, даже Уилбур — безбилетный пассажир, который совсем недавно начал говорить понятными предложениями — узнал раньше него. Неужели он так сильно терял хватку? Конечно, они приложили большие усилия, чтобы держать всё это в секрете, потому что он просто никогда не замечал этого раньше. — Я не оскорбляю тебя, Капитан, но это не твоё дело. Квакити постарался, чтобы слова не уязвили его. — Если это происходит на моём корабле, то это моё дело. — Расслабься, — успокоил Слайм. — Вероятно, он там, внизу, и это единственное, что имеет значение. Я знаю, что ты на секунду запаниковал из-за того, что бросил его. —Как ты- — Тебя чрезвычайно легко читать, сэр, — сказал Слайм, не давая тому закончить предложение. — И несмотря на все вещи, через которые он заставил тебя пройти, ты по-прежнему заботишься о нём. Оставить его в Мэнбурге было бы самым трудным решением, которое тебе когда-либо приходилось принимать за годы пиратства. Квакити ничего не сказал, потому что Слайм был прав. Нельзя было отрицать, что мысль бросить своего бывшего квартирмейстера ударила бы по нему сильнее, чем что-либо в прошлом. Он бы сделал это ради остальных членов экипажа, но это не дало бы ему спать ещё много ночей. Это было бы тем, из-за чего он спорил бы с собой всю оставшуюся жизнь, и даже если бы он не знал о тайных отношениях, которые сложились в штурманской рубке, он не мог бы злиться, если бы это было единственным, что спасло его от принятия этого ужасного решения. — Заставил пройти тебя, — повторил Уилбур, склонив голову набок. — Что делает Сапнап? — Что сделал Сапнап, — поправил Квакити, и Боги, неужели он действительно собирался влезать в это прямо сейчас? Вокруг него и так происходило миллион вещей, и он не думал, что сможет хорошо объяснить всё произошедшее между ними двумя. — Просто позволь нам выплыть из порта, и я тебе расскажу. Уилбур, казалось, остался удовлетворённым этим ответом и снова отвернулся к окну, Квакити вздохнул с облегчением. Слайм, однако, смотрел на него с любопытством, изогнув свою бровь. — Не смотри на меня так, — рявкнул Квакити, скрестив руки на груди. — Извини, Капитан. Просто… я не слышал, чтобы ты говорил об этом с тех пор, как это произошло. — Да, это скоро изменится. Ранбу бросился обратно в рулевую рубку, тяжело вздымая грудью, как будто он дважды обежал весь корабль, что, скорее всего, и произошло. — Сапнап на борту, сэр. Якоря уже подняты. И это всё, что нужно было услышать Квакити, прежде чем покинуть порт Мэнбурга, отправляясь обратно в море намного раньше, чем он ожидал.༻✞༺
— Я расскажу тебе эту историю только потому, что надеюсь, что ты будешь честен со мной, когда настанет твоя очередь. Думаешь, ты справишься с этим? — Квакити ждал краткого кивка, который, как он знал, должен был дать Уилбур. Слайм до сих пор находился с ними в рулевой рубке, и они уже были в достаточном количестве лиг от берега, чтобы Квакити мог спокойно разговаривать. Нынешний квартирмейстер знал эту историю, но, кроме него, Сапнапа и капитана, никто не слышал ее из уст Квакити. Либо они были там в тот момент, когда всё это произошло, либо узнали об этом от той части экипажа, что подверглась халатности Сапнапа. Не то чтобы их осталось много. Уилбур мог сказать, что тон разговора значительно изменился, поэтому он чуть выпрямился и кивнул в знак подтверждения, которого и ожидал капитан. — Ну ладно, как ты знаешь, Сапнап раньше был квартирмейстером. Раньше он выполнял задачи, которые сейчас лежат на Слайме. Он был моей правой рукой, и я ему очень доверял. У него было много обязанностей, но Сапнап любил поднапрячься. Он думал, что может справиться с гораздо большим количеством задач, чем обычный человек. И хотя Сапнап определённо мог справиться со многими проблемами одновременно, он всё же оставался человеком. — Отчасти это и моя вина. Я думал, что он скажет мне, когда ему понадобится перерыв, и это стало моей главной ошибкой. Сапнап никогда не признавал, что ему что-то нужно. Ты предлагаешь ему что-нибудь, и он думал, что сможет обойтись без этого. Еда, вода, а главное сон. Его высокомерие — это то, что привело его к неприятностям. Мы все попали в беду, и я должен был видеть, что высокомерие затуманивало его рассудок. — Но он был моим квартирмейстером, и я верил, что он будет со мной честен. Я не думал, что он будет подвергать экипаж опасности во имя собственной гордости, но именно это он и сделал. Он уже давно не спал, и я до сих пор не знаю, сколько дней это длилось. Он никогда не говорил мне, а я той ночью был слишком занят управлением склада, чтобы по-настоящему следить за ним. Да и не думал я, что мне нужно следить за ним. К тому моменту он уже много лет стоял у руля. Ему не нужно было, чтобы я оглядывался через его плечо, чтобы убедиться, что он всё делает правильно, но Боги, как бы я хотел этого. — В какой-то момент ночью он заснул. Вырубился прямо там, где ты сидишь. Я до сих пор помню, как вернулся на палубу на рассвете и нашел его там. Его голова была откинута назад, рот был открыт, из уголков рта текла слюна, а треуголка закрывала половину лица. У него на подбородке текла чёртова слюна, и я никогда не видел ничего подобного. Я никогда не был так зол, как в тот момент. — Я помню, как встряхнул его, чтобы разбудить, и спросил, как долго он был без сознания, но он не смог мне ответить. Нам пришлось бросить якоря и ждать, пока звезды вернутся, прежде чем мы смогли понять, где мы находимся. Честно говоря, я понятия не имел, и мне было страшно узнавать. Сапнапу удалось отклонить корабль от нашего маршрута на несколько лиг. То, что начиналось как двухмесячное путешествие, теперь приближалось к четырем. Чтобы вернуться на курс, потребовалось бы больше времени, чем для того, чтобы выйти из него, и мы не были готовы к такой серьёзной ошибке, как та, которую совершил Сапнап той ночью. У нас не было достаточного количества еды для людей на борту, при том, что мы были тошнотворно далеко от ближайшего берега. Серьёзность ситуации вторгалась в ужасную территорию, и мне пришлось принять самое трудное решение в моей жизни. — Многие люди — хорошие люди — умерли от голода в этом путешествии. Некоторые из них зачахли в ничто, а другие дрались насмерть из-за пайков. Что бы я ни говорил и ни делал, выжившие мужчины превращались в зверей. Голод сводил их с ума, и не имело значения, что я был их капитаном. Цепочка подчинения больше не имела веса. Они делали то, что, по их мнению, должны были сделать, чтобы выжить, и я не мог их в этом винить. — Мой квартирмейстер подвёл меня, а я подвёл их, доверившись Сапнапу. Я никогда не смогу вернуть этим людям их жизни, но я могу наказать виновных. — Сапнапа должны были казнить за такую ошибку. Он должен был броситься в петлю, как только я понял, что он сбил нас с курса, но я просто не мог заставить себя это сделать. Я знал его слишком долго, мы через многое прошли вместе. Поскольку я не мог найти в себе силы убить его, хотя я должен был вышвырнуть его с моего корабля, не задумываясь. Но я был слишком слаб, чтобы сделать это. — Я знаю, что потерял много репутации из-за этого, и Сапнап не облегчил мне задачу. Он долго обвинял меня в том, что я лишил его звания, но я не мог позволить ему продолжать раздавать приказы, когда на его совести так много смертей. Если бы я потерял уважение из-за этого, то те немногие оставшиеся мужчины, конечно, не осмелились бы следовать приказу человека, который практически убил большинство их братьев. Возможно, он не был тем, кто остановил их сердца, но он должен был взять на себя бремя всех душ, несмотря ни на что. По крайней мере, надо было разделить эту вину со мной. — Однако он этого не сделал. Ему было легче продолжать злиться. Вместо того чтобы быть благодарным за то, что я оставил его с его жизнью и работой, он пришёл в ярость. Тем более, что я заменил его. Он редко выполнял приказы Слайма и становился всё более непослушным. Членам старой команды удалось удержать его в узде, но тех, кто был в том плавании, осталось очень мало. — Однако я считаю, что ему становится лучше. Мне удалось мило поговорить с ним об уважении, и я думаю, что теперь он наконец понял намёк. Время покажет, но нравится мне это или нет, я слишком люблю его, чтобы отпустить. Несмотря на всё, что он сделал, Сапнап очень важен для меня, и хотя он меня постоянно злит, что иногда я могу плеваться, я не хотел оставлять его в Мэнбурге, пока идёт кавалерия. Это уничтожило бы меня. — А если кто-нибудь из вас расскажет ему о том, что я сказал, я повешу вас обоих. Привяжу к мачте и оставлю там. Закончив, Квакити вздохнул, не подозревая, что одного разговора об этой ситуации было достаточно, чтобы его кровь забурлила, сердце заколотилось, а грудь вздымалась. Он мог чувствовать жар смущения, стыда и ярости на своих щеках, и даже с этими чувствами, нахлынувшими на него, он всё ещё мог найти скрытое под всем этим облегчение от подтверждения того, что Сапнап в безопасности, что ему не нужно было оставлять бывшего квартирмейстера на суше. Выражение его лица, искажённого предательством, будет преследовать его во сне, сколько бы лет он ни провёл на этой земле. Квакити, вероятно, не смог бы избежать этого даже после смерти, зная свою удачу. Это и все души, потерпевшие неудачу во время того судьбоносного путешествия, будут ждать его, хватая за лодыжки и дергая прочь от любой надежды на ожидавший его рай. — Все либо слышали эту историю, либо знают о ней, так что я подумал, что и ты должен её знать, — начал Квакити, оглянувшись через плечо, чтобы увидеть, как на диване по-прежнему сидит Уилбур. — Помимо Слайма, Сапнапа и меня, в том путешествии было ещё пару человек. Большинство из них умерли или расстались с пиратством, когда мы наконец добрались до берега. Я не смог бы затащить их обратно на корабль, даже если бы захотел. Чего я не сделал бы. Они заслужили жить так, как считают нужным. — Я нанял новых моряков, ищущих работу, выбрал Слайма своим новым квартирмейстером, и подобных ситуаций, слава Богам, больше не возникало. Но именно из-за этого путешествия я всегда так строго отношусь к тому, чтобы Слайм отдыхал от своего поста. Я знаю, что он приходил ко мне ещё до того, как заснул на работе, но я очень стараюсь, чтобы подобная ситуация больше никогда не повторялась. По крайней мере, пока я капитан. Я не думаю, что смогу справиться с потерей ещё одной команды. Взгляд Уилбура смягчался по мере рассказа истории, его замешательство сменилось смесью жалости и печали из-за того, через что пришлось пройти Квакити и Слайму, через что заставил их пройти Сапнап. Квакити долго обвинял его, но он был виноват так же, как и его предыдущий квартирмейстер. Различие в том, что Квакити раскаялся, пытаясь обещать, что подобное никогда больше не повторится, в то время как Сапнап, казалось, был доволен возложением всей вины на капитана. Только недавно Квакити увидел, как он пытался взять на себя ответственность за произошедшее во время той поездки, но после их небольшого разговора и пары пощёчин, чтобы вернуть его к реальности, Сапнап всё же извинился. Ему бы очень не хотелось бросить его в Мэнбурге и приговорить к смертной казни как раз тогда, когда он начал признавать ошибку, совершённую много лет назад. Слайм ничего не говорил, стоя рядом с ним. Он был там во время той поездки, был одним из немногих, кто остался после того, как они наконец добрались до порта. Он был больным от катастрофически малого количества съеденной пищи, но он всё же послушно вернулся на корабль, готовый находиться в море, как будто не он чуть не умер там. Именно тогда Квакити и предложил ему должность квартирмейстера. Он знал корабль так же хорошо, как и капитан, и Квакити знал, что тот серьёзно отнесётся к своей работе. По крайней мере, пока что он был готов попробовать это. И Слайм превзошел все ожидания Квакити. Он не только исполнял свои обязанности со всей серьёзностью, но и предложил капитану безопасное место, где он бы мог говорить открыто. Он оказывал такую поддержку, о которой Квакити мог только мечтать после такой трагедии. За всё время он стал доверять Слайму больше, чем кому-либо, кто был до него, и Сапнап не мог смотреть на это. Слайм почтительно молчал, пока он рассказывал эту историю, никогда не вмешиваясь, чтобы добавить свою версию истории, в которой капитан был уверен. Он никогда не слышал, что Слайм думает обо всей этой ситуации, но был уверен, что если тот попросит честно рассказать об этом, то ещё больше погрузится в унижение, от которого так долго пытался избавиться. Может быть, однажды он сможет это переварить. По крайней мере, Слайм заслужил это. — Но именно это произошло с Сапнапом. Да, он облажался, но он по-прежнему мне дорог, — Квакити немного насмехался над собой и над тем, как до сих пор мог чувствовать что-то кроме ненависти к другому человеку. — Я тоже тебе дорог? — спросил Уилбур, и в его голосе прозвучала капля надежды, показывая, что это был вопрос. Вопрос, который заставил Квакити слегка грустно рассмеяться про себя. — Ты что-то для меня значишь, — заверил капитан. — Я не думаю, что делил бы свою каюту с кем попало, но я знаю тебя недостаточно хорошо, чтобы ты стал «дорогим» для меня, — Уилбур немного нахмурился, отвел взгляд от капитана. Квакити, наверное, следовало немного соврать, чтобы пощадить его чувства. Однако капитан ещё так многого не знал об Уилбуре. Ему ещё предстояло получить так много ответов, и теперь, казалось, самое подходящее время, чтобы рассказать о том, что обнаружил Квакити, когда они торопились покинуть порт Мэнбурга. — Уилбур, я ещё многого о тебе не знаю, — начал он, заслужив взгляд Слайма, стоящего рядом с ним, — но это может измениться, не так ли? Ты сказал, что будешь честен со мной, верно? Ты всё ещё придерживаешься этого? Уилбур выглядел немного нерешительным, как будто Квакити ведет к чему-то, на что он не захочет отвечать. Или, по крайней мере, ему было бы трудно ответить. Тем не менее он кивнул головой после минутного размышления, и Квакити вздохнул. — Да, — сказал он, прижимаясь к себе немного крепче, ожидая вопросов капитана. — Шлатт напугал тебя, пока мы гуляли по рынкам. Почему? — Он не хотел, чтобы его голос становился жёстче или резким, но он ничего не мог с собой поделать. Это голос, который он использовал, когда допрашивал заключённых, и хотя Уилбур таковым не являлся, Квакити чертовски долго ждал, пока он расскажет что-нибудь о себе. Пришло время капитану начать настаивать на ответах, которых он желал с тех пор, как нашёл безбилетника в кладовых. При упоминании имени капитана браконьеров из уст Уилбура вырвался обиженный стон, но он ничего не сказал. Не предприняв никаких действий, чтобы утолить любопытство Квакити, тот попытался ещё раз. — Ты его знаешь. Я мог видеть это на твоём лице, но я не осознавал этого до недавнего времени. Не то чтобы ты знал, что он предупредит королевских солдат о нашем присутствии в Мэнбурге. Дело в том, что ты видел его раньше. Я просто хочу знать правду, Уилбур. Ты был на его корабле до того, как поднялся на борт этого? Это он был тем, кто причинил тебе боль? Квакити подумал, что Уилбур просто снова проигнорирует вопросы, будет держать язык за зубами, и они никогда не узнают, откуда взялся безбилетный пассажир, но после молчаливо напряжённого момента Уилбур медленно кивнул, его лицо исказилось в нечто, похожее на то, будто он съел что-то очень горькое. — Причинил мне боль, — подтвердил Уилбур. — Пришёл сюда, чтобы обезопаситься. Слайм быстро моргал, изо всех сил стараясь никак не реагировать, и Квакити был ему за это благодарен. Что-нибудь необычное могло напугать Уилбура и заставить его вновь замолчать. — Хорошо, — похвалил Квакити, позволив своему голосу стать добрее и мягче, чтобы доказать, что он гордится безбилетным пассажиром за его честность. — Тебе очень повезло, ты знаешь об этом? Любой другой корабль просто выбросил бы тебя обратно в море. Уилбур беззвучно усмехнулся, но в его голосе не было ни капли юмора. — Повезло, — выплюнул он, как будто это слово его чем-то оскорбило. — Да, повезло, — настаивал Квакити. — Однако Шлатт, похоже, не узнал тебя, пока мы разговаривали на рынке. Ты был его пленником? Есть ли еще такие, как ты? — если на дурацком корабле Шлатта было больше заключенных, которых Уилбур знал и о которых заботился, то Квакити было бы не стыдно найти его в безбрежности океана и освободить как можно больше пленных. У него не было привычки грабить рыбацкие лодки, но он сделает ещё одно исключение, если дело касается Уилбура. Безбилетный пассажир никак не отреагировал на этот вопрос, как и на последний. Не было момента, когда он обдумывал, каким будет его ответ, и не было никаких признаков того, что он вообще собирался ответить. Он просто держал губы в прямой линии и повернул голову так, чтобы снова смотреть в иллюминатор. Солнце начало садиться, и, хотя Квакити предполагал, что проведёт эту ночь в грязной комнате гостиницы, он не мог сказать, что слишком расстроился из-за смены планов. Скоро они найдут другой порт для остановки, но прямо сейчас он мог снова заснуть, пока корабль качается на волнах. — Тебе не кажется, что брать браконьеру пленников немного ненормально? — спросил Слайм после того, как они провели минуту без ответов Уилбура. Облизывая губы, квартирмейстер продолжил. — Я только имею в виду, что для рыбака было бы странно ни с того ни с сего держать одного пленника, не говоря уже о паре, и ему, наверное, нелегко об этом говорить, да? Он не любит возвращаться к этим воспоминаниям так же, как и ты не любишь говорить о том путешествии. Возможно, со временем он захочет обсудить это с тобой. Сейчас он нам дал нужные ответы. Мы знаем, насколько неприятным был Шлатт, исходя из наших немногих взаимодействий, поэтому мы не знаем, на что он способен. И, конечно же, Слайм снова оказался прав. Это может быть не то подробное объяснение, которое ответило бы на все вопросы Квакити, но это, безусловно, было начало его истории, к которому они вернутся и дополнить, когда придёт время. — И, Капитан? — добавил в конце Слайм, заставив Квакити поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Безбилетный пассажир по-прежнему смотрел прямо перед собой. — Уилбур тебе дорог. На данный момент нет смысла отрицать это. Если Слайм сказал это, Квакити поступил бы несправедливо к самому себе, пытаясь доказать, что он неправ. По крайней мере, эта фраза, казалось, приободрила Уилбура, что тихо улыбался самому себе, прикрывая рот рукой, но Квакити видел, как в его глаза вернулась радость. Несмотря на панику, которую они все пережили, отсюда всё могло только начаться. Квакити был этому рад.