Silver Sails and Indigo Scales

      Квакити с трудом сдерживал волнение, хотя его руки сильно болели от нескончаемой гребли маленькой шлюпки, в которой он находился.       Он занимался этим уже несколько часов, и его грудь начала тяжело вздыматься, а лёгкие болеть. Он никогда не хотел рисковать, подбирая Уилбура, поэтому ему нужно было бросить якорь в месте отдалённом от территории русалов. Он и Техно — брат-близнец Уилбура — теперь были в нейтральных отношениях, на что потребовалось целых пять лет. Он не собирался подвергать испытанию хрупкое доверие, которое им удалось добиться, приведя корабль, полный людей, прямо к его порогу.       С тем же успехом капитан мог бы искушать судьбу, если бы сделал это.       Лёгкие умоляли его остановиться, отдохнуть от постоянного движения, но Квакити отказался от перерыва. Прошёл год с тех пор, как он в последний раз видел Уилбура, и ему не терпелось узнать, захочет ли русал вернуться с ним на корабль или остаться со своей стаей ещё на год. В любом случае Квакити не терпелось его увидеть.       Буквально.       Он не собирался ждать, не собирался прекращать грести, пока не увидит лицо, о котором думал последние двенадцать месяцев. Их последнее расставание было вновь и вновь повторяющимся воспоминанием, которое он стремился заменить их воссоединением, из-за чего он и не позволял себе перестать грести, пока не увидит знакомое мерцание индиговой чешуи или узнаваемую копну каштановых волос, торчащую из воды.       Квакити услышал русала раньше, чем увидел. Щебечущая трель прозвучала над водой, за которой последовала ритмичная мелодия, и это был его сигнал о прекращении гребли, чтобы позволить грязной лодке качаться вместе с волнами.       Уилбур, должно быть, ждал его, должно быть, встретил его на краю своей территории, потому что Квакити привык грести гораздо дольше, чем сейчас. Ожидал грести ещё час или больше, прежде чем поймал бы хоть какой-то намёк на приближение Уилбура.       Его ноющие руки пели о своём облегчении, когда он, наконец, оставил их в покое. Его голова вертелась из стороны в сторону, пытаясь уловить любой отрыв от однородного горизонта или нарушение в спокойствии бесконечной синевы.       — Уил? — крикнул он, не замечая ничего, кроме ряби под собой.       Раздался ещё один предупреждающий щебет, прежде чем Уилбур высунул голову из моря рядом с лодкой, появившись практически из ниоткуда. Внезапный всплеск и непосредственное присутствие напугали капитана пиратов, заставив его дернуться назад, пока шлюпка угрожала опрокинуться от внезапного движения. Однако Квакити не смог бы утонуть. Не тогда, когда у его возлюбленного имелись при себе плавники и жабры.       К счастью, маленькая лодка осталась в вертикальном положении, стабилизировавшись, пока Квакити как можно скорее пытался прийти в чувство.       Моргая, ему потребовалось некоторое время, чтобы обработать лицо перед собой. Чешуйчатые щеки, перепончатые пальцы, вцепившиеся в край лодки, открытая ухмылка, обнажающая острые зубы. Всё то, что делало Уилбура красивым для него. И когда он увидел эти бледные глаза, смотрящие на него в ожидании его слов, Квакити не смог сдержать восторженную улыбку, расплывшуюся по лицу.       — Вот ты где, — выдохнул он, протягивая руку и баюкая ею щеку русала, и Уилбур наклонился от прикосновения, пока его ладонь скользила по костяшкам пальцев Квакити.       Всё беспокойство Квакити, каким бы оно ни было, быстро испарилось, когда он увидел, как счастлив Уилбур его видеть и какое облегчение он испытал, узнав, что Квакити за ним вернулся. Это было то, что, по признанию Уилбура, мучило его, когда Квакити должен был в первый раз вернуться за ним. Он сходил с ума, думая, действительно ли Квакити вернется, и капитан сделал всё возможное, чтобы развеять эти опасения, обещая, что всегда будет возвращаться за русалом, пока у него есть корабль. И на данный момент он всё также придерживался этого обещания.       Тем не менее, каждый раз, когда он появлялся, с плеч Уилбура, казалось, валился груз.       Русал чуть вытянулся из воды, целомудренно поцеловал Квакити, а затем отстранился от него, снова нырнув в воду.       Квакити сказал, что ему не нужно тащить лодку обратно на корабль, и что он может запрыгнуть внутрь, чтобы у него было время обсохнуть, пока капитан гребёт обратно, но Уилбур был настойчив. Знал, как тяжело и больно Квакити, когда он оставался один в море, пока солнце пекло ему шею. К тому же русал не принимал «нет» за ответ.       Впрочем, Квакити особо и не жаловался. Когда Уилбур потянет шлюпку и встретится с ним на краю его территории, они вдвоём вернутся на корабль как раз к обеду, а к ночи уже будут лежать на общей койке в каюте капитана.       Как капитан мог жаловаться на это, если его постель весь прошедший год была такой одинокой?       Квакити позволил ему толкать лодку, позволил ему делать работу, пока сам, откинув назад голову, улыбался небу, довольный как всегда нагретому после зимы воздуху. В какой-то момент он попытался заглянуть вперёд носа лодки, чтобы мельком увидеть мощный хвост, толкавший его вперед, но единственное, что он мог заметить — чернильная чернота, отражавшая его лицо с повязкой на глазу.       Возвращение на корабль тоже всегда было проблемой. Уилбуру пришлось обсохнуть на корме, а затем его вытащили на главную палубу совершенно обнажённым. Он, казалось, не особо возражал. Его не беспокоила человеческая концепция скромности. Квакити, однако, не совсем оценил пристальные взгляды своей команды, хотя большинство из них к этому моменту уже привыкли.       Каждый раз это была битва за то, чтобы заставить Уилбура носить одежду, и Квакити всегда выходил из неё победителем. Он бы насильно натянул на Уилбура пару брюк, если бы пришлось, и русал прекрасно это осознавал.       После этого пришлось ждать возвращения голоса Уилбура. Человеческим голосовым связкам требовалось некоторое время, чтобы разогреться, но это занимало обычно день или два. Но у них были и другие способы общения: прикосновения, жесты и безмолвные звуки, которые мог расшифровать только Квакити.       В любом случае, в первый день они мало разговаривали.       Они вместе лежали на койке Квакити, и Уилбур чертил бессмысленные фигуры на его покрытой шрамами груди, когда сказал:       — Я скучал по тебе.       Квакити провёл пальцами по его волосам, не в силах скрыть обожающую улыбку, даже если бы захотел. — Ты всегда говоришь это.       — И это всегда правда, — пробормотал Уилбур, уткнувшись носом в изгиб шеи Квакити и глубоко вдохнув. — Год — это большой срок, и я всё больше и больше скучаю по тебе. То же самое я чувствую к своим братьям и стае, когда нахожусь на корабле слишком долго. И это заставляет меня хотеть, чтобы был какой-то способ иметь и то, и другое одновременно, — сухой, безрадостный смешок сорвался с губ Уилбура. — Может, это требует слишком многого.       Брови Квакити нахмурились. Он чувствовал ту же боль в груди. Пустоту, напоминавшую ему, что он был один, пока другая половина его самого была где-то посреди океана и её никто не увидит до наступления весны. Но в отсутствие Уилбура у него была своя команда. Когда Уилбур был здесь, у Квакити всё ещё была его команда, Слайм. Никогда не было момента, когда он шёл с одним, а другого не было рядом, тогда как Уилбуру приходилось оставлять свою семью, чтобы попасть на корабль.       Они уже обсуждали присоединение братьев Уилбура к нему на корабль. Квакити озвучил эту идею за одну ночь до того, как их пути разошлись бы, и Уилбур тут же отверг её, сославшись на известную ненависть своего близнеца к людям. И Квакити больше не поднимал эту тему, но что-то внутри подсказывало ему, что нужно приложить немного больше усилий, чем той ночью.       Так что, скользя между пальцами мягкими локонами шоколадных прядей, он сказал:       — Ты ещё не думал о том, чтобы Томми поднялся с тобой на борт?       Томми был младшим братом Уилбура. Гуппи, как любил его называть Уилбур. У него было любопытство к окружающему миру, он был диким, молодым и безрассудным. Хотя Квакити встречался с Техно раньше — он чуть не убил его — он никогда не видел Томми. Он хотел бы однажды встретиться и с другим его братом. В конце концов он хотел бы встретиться со всей стаей Уилбура, но сейчас он был сосредоточен на том, чтобы исцелить тоску по дому, которую Уилбур испытывал, находясь на пиратском корабле.       Уилбур рассмеялся над вопросом, на этот раз искренне. — Думал, — признал русал. — На самом деле я как-то рассказал ему об этом, и он ухватился за удила, чтобы попасть на корабль в следующий раз, когда ты приплывёшь. Я сказал ему, что мне нужно поговорить с тобой об этом, и, может быть, в следующий раз он сможет подняться на борт. Впрочем, я вовсе не хотел тебя этим удивлять.       Ликование переполняло его грудь, жгло глаза, и он не знал, почему на него вдруг нахлынуло так много эмоций. Может, это было просто ощущение того, что Уилбур снова оказался в его объятиях. Может, дело было в том, что русал серьёзно рассматривал возможность допустить кого-то из своей семьи на борт. Возможно, это была просто фаза луны. В любом случае Квакити не мог остановить возбуждённый стук зубов.       — Он будет более чем рад прийти на борт в следующий раз, — сказал Квакити сквозь улыбку. — Я буду очень рад познакомиться с ним.       Радостное выражение лица Уилбура немного поблекло, когда он оторвал своё лицо от шеи Квакити, чтобы посмотреть ему в глаза. — Есть некоторые вещи, которые мы должны обсудить, прежде чем это произойдет, — ответил он, его тон стал серьёзным.       — Например? — спросил Квакити, его брови в замешательстве нахмурились, а улыбка померкла.       — Может, я и умею стрелять из пистолета или владеть клинком, но Томми совершенно невежественен, когда дело доходит до человеческих вещей. Я могу рассказывать ему истории, рассказывать о приключениях сколько душе угодно, но этого недостаточно, чтобы подготовить его к настоящему походу на борт.       — Я научу его всему, что знаю, — попытался заверить Квакити, успокаивающе проводя ногтями по голове русала. Он мог видеть, как глаза Уилбура слегка трепетали, как напряжение уходит с его плеч. — Я могу тренировать его лично, как тренировал тебя.       — Дело не в этом, — вздохнул Уилбур, снова распахнув глаза. — Я был во многих путешествиях с тобой в этот момент, и я знаю, чего ожидать. Ты и твоя команда - пираты, — Квакити моргнул, молча ожидая продолжения. — Это пиратский корабль.       — Я в курсе, — с лёгким смешком ответил Квакити.       — Значит, ты в курсе, что твоя работа — устраивать драки, красть, грабить и подвергать себя опасности ради сокровищ. Я следовал за тобой в бесчисленных потасовках-       — А также спасал мою задницу бесчисленное количество раз, — прервал Квакити, не в силах скрыть нежность, появившуюся в его голосе.       — Да, — согласился Уилбур, шевеля губами, прежде чем его лицо смягчилось. — Я просто… я просто не знаю, хочу ли я подвергать его такой опасности. Я хочу, чтобы он понял человечество и увидел все прекрасные вещи, которые оно может предложить, но я не настолько наивен, чтобы ожидать целый год мира на пиратском корабле. Если Томми присоединится ко мне на год, я поставлю его на линию огня.       — И я знаю, что ты собираешься сказать, — опередил Уилбур капитана прежде, чем тот успел что-либо сказать. Его рот был открыт, чтобы сделать именно это, но он сразу же захлопнулся, когда Уилбур сжал кожу его голого бедра. — Я знаю, что ты сделаешь всё, что в твоих силах, чтобы уберечь его от опасности, но я просто не знаю, готов ли я рисковать. Не говоря уже об абсолютной истерике, которую устроил бы Техно, если бы я рассказал ему об этом. Ему достаточно тяжело отпускать меня каждый год с тобой, и я не хочу давить на его благосклонность.       — Я ценю твоё предложение больше, чем ты думаешь, — сказал Уилбур, протирая глаза. — Не думай, что я не понимаю, на что ты готов ради моего счастья, но Томми не место на пиратском корабле. По крайней мере, на длительное количество времени. Нет, пока я не уверен, что смогу безопасно вернуться с ним.       Послышалось прерывистое дыхание, а затем Уилбур снова прижался к нему, натянув одеяло на плечи. Квакити какое-то время молчал, позволяя пальцам скользить по гладкой спине Уилбура, мысли и наполовину сформировавшиеся идеи с неистовством врывались в его голову и сразу же вылетали из неё. Он думал, что, возможно, сможет придумать способ унять беспокойство Уилбура, но каждая его идея была слишком идеальной или совершенно невозможной.       Потому что Уилбур был прав.       Это были пираты. Их работа заключалась в том, чтобы драться, воровать, целиться из пистолетов и получать взамен нацеленные на них пистолеты. Иногда волшебство можно было найти в тихих моментах, нежных разговорах, праведных песнях и весёлых ночах, наполненных музыкой и шумом. Далеко не идеальная еда компенсировалась духом товарищества и братства между членами экипажа. Это были вещи, в которые влюбился Уилбур, вещи, о которых Томми слышал рассказы, желая увидеть их своими глазами, но, несмотря на все приключения, за их плечами всегда таилась опасность.       Квакити мог спланировать путешествие так, чтобы избежать неприятностей, где они ничего бы не делали, кроме как какое-то время плыли по морю, прежде чем бросили бы якорь возле какого-нибудь портового города, где они могли бы исследовать. Но его команда была здесь не для этого. Они работали на корабле не для того, чтобы переправлять пару русалов. Они работали за деньги, и лишить их капитана было бы жестоко. Половина из них, вероятно, не стала бы ради этого задерживаться, а Квакити не мог позволить себе потерять ни одного человека.       Уилбур понял это раньше, чем он сам.       Несмотря на все усилия, которые он был готов приложить, чтобы взять с собой брата Уилбура, дабы тот не скучал по дому, он не мог сделать ничего, что могло бы гарантировать его безопасность. Даже доставлять Уилбура на корабль было рискованно, но Квакити был готов идти на этот риск. Уилбур знал, как защитить себя, если попадет в трудную ситуацию. У Томми же не было в распоряжении таких навыков.       Будучи русалом, он мог прыгнуть в море при первых же признаках опасности, но если корабль Квакити — не дай Бог — утонет, Томми застрянет на неизвестной территории без безопасного пути к себе в стаю. Если он прятался в кладовых, как это делал Уилбур в первые несколько месяцев их пребывания в море, то это ещё не гарантировало, что младший русал найдут дорогу домой, если они утонут.       Каждая идея Квакити была безнадежной. Он просто хотел, чтобы Уилбур мог взять с собой частичку дома, когда отправится в путешествие с Квакити. Должен был быть какой-то способ сделать это. Какой-то способ показать Томми всё, что человечество безопасно могло предложить, но Квакити не знал, как этого добиться.       — Прости, Уилбур, — наконец прошептал Квакити через минуту. Его губы прижались извиняющимися поцелуями к линии роста волос собеседника. — Мы что-нибудь придумаем. Я обещаю. Однажды я найду способ показать Томми всё, что показывал тебе, и это будет безопасно. Вероятность того, что он пострадает, исключена.       Уилбур неуверенно хмыкнул, возвращаясь к вычерчиванию завитушек и узоров на коже Квакити. — Ему бы это очень понравилось.       — Не думаю, что ты сможешь убедить Техно присоединиться к нему? — Он уже знал ответ ещё до того, как спросил.       Русал, лежавший на нём сверху, недоверчиво фыркнул, приподнявшись и подозрительно взглянув на капитана. — Я скорее уговорю Таббо вернуть мне все деньги, которые он когда-либо украл у меня за картами, чем заставлю своего близнеца подняться на корабль, полный людей.       Смеясь, Квакити ответил:       — По крайней мере, стоило спросить.       Уилбур закатил глаза, но тень ухмылки вернулась на его губы. — Думаю, если бы я сказал ему, что здесь будет Томми, он попытался бы сделать исключение. Я не могу представить, как бы он выглядел с человеческими ногами. Он был бы на целую лигу выше всех на борту. Изо рта Уилбура вырвался хохот. — Это было бы забавное зрелище.       Квакити хорошо разглядел Техно, когда он пытался утопить капитана, и хотя не было никакого контекста, в котором Квакити мог бы счесть его вид забавным, он всё равно смеялся вместе с Уилбуром. Следующие десять минут они хихикали, как дети, питаясь радостью друг друга. Бесконечный цикл, который нельзя было остановить, пока он не исчерпал себя.       И когда они снова замолчали, Уилбур смотрел на него с чистейшим обожанием, и, несмотря на всё то дерьмо, через которое они прошли вместе, несмотря на все шрамы, которые получил Квакити, на все те времена, когда руки Уилбура были обагрены кровью из-за него, русал всё ещё находил в себе силы так нежно смотреть на Квакити.       Капитан до сих пор не мог поверить в это. Не мог понять, почему это красивое, сильное, могущественное существо из легенд, песен и историй нашло такого пресыщенного и покрытого шрамами пирата, как Квакити, достойным внимания.       Не задумываясь, Квакити поднял руку и заправил прядь волос Уилбуру за ухо, не в силах оторвать взгляда от бледных глаз, в которых плескалось благоговение, которое капитан никогда не смог бы понять.       — Почему я? – прошептал Квакити, не в силах больше сдерживать вопрос в себе. Это было тот вопрос, на который он хотел получить ответ в течение пяти лет, но до сих пор не мог найти в себе смелости озвучить его.       Кожа между бровями Уилбура наморщилась, голова склонилась набок. Даже после всех этих лет он сохранил свои маленькие невербальные причуды, которые мог понять только Квакити. Он уже знал, что собирается сказать Уилбур, но это не помешало русалу спросить:       — Что ты имеешь в виду?       И Квакати оставалось сделать всё возможное, чтобы объяснить вопрос. Концепция, столь непостижимая для него, сократилась до ряда слов, отчаянно связанных вместе в надежде, что все они обретут смысл, когда вылетят из его рта. — Что ты здесь делаешь? Почему ты выбрал меня из всех людей и русалов, которые могли быть у тебя? Что ты увидел во мне?       Замешательство на лице Уилбура смягчилось, когда он схватил руку, ласкавшую его щеку, и поднес её к своим губам, оставляя мягкие, нежные поцелуи на каждом суставе, прежде чем взять ладонь в свои руки и притянуть ближе к своей груди.       — Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — вместо ответа сказал Уилбур.       — Нет, ты не мог бы, — возразил Квакити.       — Я мог бы. Почему ты пожалел жалкого раненого едва ходившего безбилетника, не способного говорить, не понимающего и половины того дерьма, что творилось вокруг него? Что было такого во мне, что могло вдохновить на такой уровень терпения и сострадания такого закалённого, жестокого пирата, как ты?       Квакити открыл было рот, чтобы ответить, но Уилбур сразу перебил его:       — И не говори, что это потому, что я русал, потому что мы оба знаем, что ты понятия не имел, пока я не спрыгнул с корабля. Ты бы никогда не узнал об этом, если бы мы не попали в тот шторм.       Раздражённый, Квакити щёлкнул языком по нёбу. — Я бы со временем догадался.       Уилбур снова закатил глаза, и Квакити понял, что ему снова не удалось убедить его. — Как скажешь, Капитан.       — Ты не ответил на мой вопрос, — настаивал Квакити.       Уилбур усмехнулся, притворяясь раздражённым, но его голос оставался мягким и ласковым, когда он говорил. — А ты не ответил на мой.       — Я… — Голос Квакити прервался, когда тот подумал об этом, и Уилбур ждал, пока он снова найдет его. — Даже если тогда я не знал кто ты, я знал, что ты отличаешься от всего, что я когда-либо видел раньше. Когда я увидел тебя, знал, что должен тебя понять. Я хотел знать всё о тебе, твоей истории и о том, что случилось, что привело тебя к тому, что, из всех мест ты оказался на именно на моём корабле. Ты был вопросом, на который я хотел получить ответ, и где-то по пути ты стал… намного большим.       — Это более мягкое объяснение, чем я ожидал от тебя, — признался Уилбур, его щёки вспыхнули румянцем от откровения, которое капитан положил у его ног.       — А чего ты ожидал? — спросил Квакити, наклоняясь так, чтобы они оба дышали одним воздухом, и их носы угрожали столкнуться друг с другом.       — Я думал, ты скажешь что-нибудь о том, что я выгляжу сексуально.       Интимный момент был прерван очередным приступом смеха. Квакити пришлось отвернуться и хихикнуть из-за резкости заявления, и Уилбур последовал его примеру, посмеиваясь при звуке заразительной радости Квакити. Несмотря на то, что между их совместными путешествиями прошёл год, Квакити не мог вспомнить время, когда он был так счастлив. Даже когда его отец был ещё рядом, всегда казалось, что над ним что-то нависало. Какая-то опасность, которая постоянно угрожала поглотить его.       У них оставалось ещё много забот, всё ещё много опасностей, с которыми они могли столкнуться, но Квакити не беспокоился о них. Он не боялся их так, как когда-то, потому что знал, что не собирается сталкиваться с этим в одиночку. Знал, что рядом с ним, в волнах, всегда будет кто-то, ожидающий его возвращения.       Их хихиканье снова стихло, и Квакити повернул голову к улыбающемуся эфирному мужчине, которого он полюбил больше, чем корабль, или море, или жизнь, которой он гордился. Уилбур был его сердцем вне тела, и он не думал, что что-то когда-либо могло сравниться с той связью, которую они мягко и комфортно поддерживали между собой.       — Теперь твоя очередь отвечать на мой вопрос, — прошептал Квакити. Рука, прижатая к груди Уилбура, вырвалась из хватки русала и прочно уперлась в кожу, покрывающую его грудину.       Уилбур снова усмехнулся, и на его лице была улыбка. — Я должен?       Взгляд Квакити перешёл от бледных радужных оболочек к розовым губам и обратно. — Пожалуйста?       Он чувствовал, как сердце Уилбура колотится в груди, эхо его собственного трепещущего пульса, и румянец заливал его грудь и шею, веснушки на щеках становились всё более заметными, поскольку пятна контрастировали с красным. Квакити хотел сократить расстояние между ними, хотел сжать их губы вместе, пока они не были вынуждены разойтись для вдоха, хотел, чтобы этот цикл повторялся до этого времени в следующем году, когда ему придется вернуть Уилбура в его дом в море.       Однако Квакити воздержался от этого. Ждал, потому что хотел услышать ответ Уилбура.       — Я уже говорил тебе, — сказал он хриплым и дрожащим голосом.       — Расскажи мне ещё раз, — потребовал Квакити, но его тон был зеркальным тоном Уилбура: воздушным, мягким и бесконечно счастливым от того, что они находятся в этой комнате вместе. Он не хотел быть где-то ещё, и он знал, что Уилбур чувствовал то же самое. Чувствовал это в грохоте чужого сердца под своей ладонью. Видел это по румянцу на его коже. Мог слышать это по нежному звуку, который вырвался из его горла, когда он положил руки на обе стороны лица Квакити.       — Я был уверен, что я всё равно что мертв, когда мне удалось пробиться через один из ваших иллюминаторов. Даже если мне каким-то образом удалось избежать кровотечения, я никак не мог узнать, во что ввязался. Мне удалось сбежать от одного кровожадного человека, но с тем же успехом я мог обменять одно зло на другое. Не было никакой возможности узнать, — Уилбур судорожно выдохнул. — Однажды ты мне что-то говорил. Ты сказал, что мне «повезло», а я сначала подумал, что это глупо, потому что я уже прошёл через ад.       Квакити смутно помнит, что говорил что-то подобное, не мог сказать, когда и почему. Когда Уилбур впервые прибыл на корабль, за такой короткий промежуток времени произошло так много всего, что у него чудом остался слабый призрак воспоминаний.       — Но я никогда не забывал об этом, — продолжал Уилбур. — Чем больше я думал об этом, тем менее глупо это звучало, и в какой-то момент это начало звучать правдоподобно. Мне чертовски повезло, что я решил спрятаться на этом корабле. Я не мог бы и мечтать о лучшем исходе такой трагически безнадежной ситуации, и я бы снова принял все те же решения, если бы всё это привело меня сюда. Если бы они все привели меня к тебе. Я не думал, что люди способны на такое сострадание, и всё же, вот ты здесь. Самый свирепый пиратский капитан семи морей посмотрел на меня, истекающего кровью, беспомощного и бесполезного, каким я был, и решил, что стоит помочь.       Уилбур наклонился вперед, так что их носы столкнулись. Его дыхание обдало лицо Квакити, его сердце забилось под ладонью.       — Как я мог выбрать кого-то, кроме тебя, Квакити?       Вопрос уладился между ними, и на него не следовало отвечать. Безмолвное понимание охватило их обоих, и Квакити не мог больше ждать. Он сократил расстояние между ними, без задней мысли соединил их губы. По какой-то причине Уилбур выбрал его, и кто такой Квакити, чтобы сомневаться в этом?       Он был доволен тем, что они провели это время вместе, был доволен, что разделили его с океаном, пока у него были такие моменты. Пока руки Уилбура были на его лице, а рот двигался вместе с его в танце, что был слаще любой бури, Квакити был счастлив.       Пока они делят одно дыхание, одно и то же сердцебиение, Квакити оказался бы дураком, если просил бы о большем.