When hell freezes

Леон опирается о стену, подушечками пальцев ловит шершавую поверхность. Это ненадолго приводит его в чувство: реальность скользит песком меж пальцев, и мир перед глазами расплывается в неразборчивое пятно. В нём едва ли остались силы дышать, но двигаться дальше кажется необходимо важным.       – Тебе нужно отдохнуть, – Ада подходит незаметно, по-кошачьи тихо, кладет ладонь на плечо, и холод, вымученный долгой ходьбой в сильный ветер и противный моросящий дождь, ощущается сквозь толщину рубашки.       Леон вымученно улыбается, когда она аккуратно обходит его, старается натянуть самую весёлую и беззаботную улыбку из всех, что есть в арсенале, но тушуется под пристальным взглядом в ответ.       – Я в порядке.       – Я и вижу.       Леон морщится, отворачивается, отлипает тяжело от стены, до этого служившей ему опорой, мотает головой, стараясь взбодриться, и достаёт карту: чертова бумажка уже все измята, а телефон отправился в мир иной несколько дней назад. Водит взглядом по незнакомым маршрутам, изучает некогда живые районы, ранее наполненные радостью и приятной суетой. Названия улиц сливаются воедино, и приходится проморгаться, прежде чем зрение вернёт желанный фокус на буквах.       – Мы где-то здесь, а нам… – палец скользит по бумаге по диагонали, утыкается в здание, некогда служившее укрытием для выживших, – сюда. Ещё с пару километров.       Он не может иначе: держится героем, даже если сил не хватает просто говорить. Вымученный, с небольшим рюкзаком за спиной и пистолетом на поясе. Ещё остались те, кому может понадобиться помощь, и это выбивает воздух из лёгких.       Воздух здесь влажный, холодный, США накрыло циклоном из постоянных дождей. Только помимо слякоти по городам разлетелся и вирус: последняя террористическая атака вышла крайне удачной для мерзавцев. В те короткие минуты сна, которые им ещё доступны, Леон слышит смех безумца, вкалывающего себе один из образцов.       Это произошло больше месяца назад, а он всё ещё не смирился. Снова не успел. Не справился. Дал миру обернуться в кошмар, к которому готовым быть нельзя.       Встретились они уже позже, когда мир обернулся в пожары, крах и безумие. Силуэт показался сквозь клубы черного дыма. Ада стряхнула с него осколки и камни после взрыва, помогла подняться, вывела из полуразрушенного здания и обработала полученные раны, пока Леон пытался прийти в себя. Как она его нашла, он не знал, но всё это время служила ярким маяком во тьме, чтобы не провалиться в желанное бессознание и отчаяние. Да и вместе выживать всё же легче.       – Леон, – обеспокоенный голос из-под толщи воды. Его слегка встряхивают и холодная ладонь ложится на щеку. Стена позади вновь служит опорой, и реальность возвращается неохотно. – Леон, ты слышишь меня?       Сжимает пальцами пистолет, нащупывает в воздухе за что зацепиться, чтобы не утонуть в плывущей реальности.       – Слышу, – хрипит, старается сфокусироваться на чувствах.       Леон чувствует себя отвратительно: душевные раны, или общее состояние от долгого пути без нормального отдыха, или всё вместе – неясно. Но груз на плечах весит больше, чем он, кажется, может вынести. Признавать это больно и непростительно жалко, ведь защищать ещё есть кого, а справиться не может.       Руки отдают дрожью, слабость тянется по телу. Леон снимает с плеч рюкзак, опускается на колени, дотягивается до выпавшей карты и трепетно и нарочито медленно засовывает её во внутренний карман, пока в глазах не проясняется окончательно.       – Леон. Мы сделаем привал здесь. Я покараулю пару часов, – голос звучит настойчиво и совсем рядом. Ада не ждёт возражений, серьёзна и упряма, но позволить себе такой роскошный отдых непростительная ошибка.       – Мы не можем, нам надо…       – Можем, – она присаживается рядом, сжимает его плечо крепко, слегка встряхивает, заставляет посмотреть в глаза. Леон не смеет спорить, хотя сердце протяжно скрипит, и взгляд то и дело норовит сорваться в сторону, где ещё могли быть зараженные. Неохотно кивает.       Здание кажется не слишком просторным и напоминает разбитый дом, в спешке оставленный людьми несколько лет назад. Пружинистый матрас на полу одной из комнат, громко скрипящий от старости, в соседней комнате с потолка капает, образовывая лужу, протяжный сквозняк из разбитого окна. Новые реалии бродяжничества больше напоминали кошмар, но породнившийся Вашингтон превратился в неузнаваемый ужас и кричащие бетонные джунгли, оттого перестал быть пригодным для жизни. Не зараженных людей, если они и остались, там найти Леон просто не смог.       Ада скидывает сумку с плеч, потирает ладони и проверяет патроны в магазине. Опускает в кобуру оружие.       – Я осмотрюсь вокруг, вдруг пропустили зараженных. А ты отдыхай.       Голос её звучит тише обычного, волосы непривычно взъерошены. Старые, потрепанные джинсы, футболка, облегающая её формы, и плотная рубашка поверх, не внушающая доверия. Леон хочет возмутиться, отправиться с ней, но Ада качает головой, покручивая нож меж пальцев.       – Я не принимаю возражений.       Ада пропадает около часа. Леон не спит и нервно натирает оружие до блеска, вздрагивая от любого шороха и поднимая пистолет в сторону звука. Желание сорваться с места усиливается с каждой минутой, и тревога бьёт по нервам. В этом хаосе у него остаётся лишь один маяк, который не даёт окончательно сойти с ума. Потерять его – потерять целый мир.       Оттого блеск оружия уже едва ли не слепит. Леон сжимает нож, однажды оставленный ему Марвином в далёком Раккун-Сити, всматривается в лезвие и считает минуты с момента её ухода.       Со дня, когда мир окончательно слетел с катушек, Леон не думал ни о чём, кроме поиска выживших и помощи им, но центром всегда оставалась Ада, резко пожелавшая стать напарницей. В тот день она усмехнулась нагло, не отпуская одного на обход территории и поиски ещё здоровых людей, а заодно напомнила, как любит он лезть на амбразуру. И была права. Без неё давно бы погиб.       Сердце пропускает удар, когда дверной замок щелкает, и Леон кладет ладонь на пистолет.       – Свои, – слышит он прежде, чем дверь комнаты открывается, и в дверном проёме появляется сама Ада. Леон оглядывает её быстро и шумно выдыхает, стоит заметить кровавое пятно на рубашке. Хмурится и лезвием указывает на плечо:       – Твоя?       – Ты не отдохнул.       Они говорят вместе, а затем замирают, смотря друг на друга.       – Не моя. Держи, – Ада протягивает старый плед, на удивление сухой и почти без дырок. Леон хмурится, когда наконец обращает внимание на что-то ещё, кроме алого пятна на ткани. – Холодает, тем более на полу. Я нашла его в соседних зданиях. Людей рядом нет. Только хаос и засохшая давно кровь.       Ада садится рядом, и пружины истошно скрипят от тяжести. Она скидывает вымокшую рубашку, поправляет волосы и давит мягко на плечи Леона, заставляя лечь головой к ней на колени. Он кладет пистолет рядом и не спорит.       – Не строй из себя героя, я могу позаботиться о нас обоих, – Ада накрывает пледом, зарывается в золотистые волосы пальцами, мягко поглаживая.       – Я не строю, просто…       – Просто тебе нужно отдохнуть, Леон, – Ада щелкает его по носу, мягко проводит по плечу. – Отдохнем и отправимся дальше. Спи.       – Обязательно, – Леон недовольно бурчит под нос, но всё же укладывается удобнее, закрывая глаза. Засыпает не сразу, вертится, получает щелчки от Ады, но успокаивается от ласковых поглаживаний. Усталость сильнее тревоги, а Леон действительно сильно вымотан.       Возможно, не будь Ады рядом, он бы погиб. Но пока они вместе, шансы выжить всё же выше.       – Спи спокойно, Леон.