24 июля 2019 года. Квартира Хосока
Пустота. Оглушающая тишина. Одиночество и бутылка красного полусладкого. Последнее время вечера у Чимина проходят одинаково. Отличие лишь в том, что каждый раз на нем новое кружевное белье, которое никто не снимет. Он подцепил изящными пальцами бокал и побрел в гостиную, прилипая босыми пятками к полу. Два месяца не такой значимый срок в отношениях, но для омеги достаточный, чтобы полюбить намертво. Только с кожей и кровью отдирать. Хосок снова придет за полночь, а утром скажет, что много работы, что усердно ищет похитителя Юнги, что был в баре с Намджуном или катался по городу. Чимин старался гнать от себя паршивые мысли, но они все равно змеями ползли обратно и капали на мозг ядом. Ингем начал требовать больше информации и угрожать, но омеге нечего ему дать. Не потому, что данных нет, а потому что Чимин и сам ничего не знает о своем мужчине. Хосок замкнулся в себе, но делает вид, что между ними все по-прежнему. Таскает шикарные букеты, дарит дорогие подарки, чтобы вымолить прощение за очередной проеб, но Чимину это не нужно. Ему нужен альфа. Нужен до колик в животе. Жадность взяла власть над разумом и управляет им в корыстных целях. Дико хочется причинить любимому человеку боль, чтобы показать, каково это – быть одиноким рядом с кем-то. Но будет ли Хосоку больно? Кажется, он не способен ни на какие чувства, кроме испепеляющего гнева. Кажется, ему плевать на весь мир, кроме себя одного. Эгоист. Конченый эгоист. Пак смахнул слезы, посмотрел на бокал, который до сих пор стоял пустым, и разбито улыбнулся. Зачем его наполнять? Пусть так и стоит, такой же бесполезный, как омега. Он отпил с горла, не замечая, что вино заструилось по подбородку вниз, пачкая белый шелковый халат. Вылакал половину бутылки и стек на пол, разражаясь рыданиями от жалости к самому себе. Быть сильным и храбрым, постоянно от кого-то зависеть и уговаривать себя, что завтра будет лучше, надоело до тошноты. Хочется все бросить и сбежать, а там будь, как будет. Но бежать некуда, а бросить Хосока равносильно самоубийству. Пак Чимин заперт в клетке у Тигра, который не позволяет быть ближе, и отпускать не намерен. Эгоист. Чертов эгоист. Омега поднялся с пола и подошел к бару за пепельницей. Включил телевизор и закурил, бесцельно переключая каналы. Сосуд ненависти к отцу, который отдал своего ребенка, как вещь, уже переполнен. Чимин искренне надеется, что он сдох где-нибудь на помойке, а еще лучше – разорван заживо за долги. Спокойная смерть в собственной постели для такого человека слишком щедрый подарок за те муки, что парень испытал. Если бы не отец, то омега никогда бы не познал вкус гадкой жизни в притоне, где его заставляли раздвигать ноги перед богатыми альфами, никогда не стал бы оружием в руках преступного клана, никогда не встретил бы Хосока. Пусть альфа и вытащил его из дерьма, пусть дал надежду на счастливое будущее, но он же ее по крупицам отнимает. Чимин тает в его руках, как восковая свеча, единственная цель которой – дать свет и потухнуть. Бутылка вина прикончена. Омега достал вторую и встал перед картинами. Недолго поглазел, схватил пепельницу и швырнул в одну из них. Эмоции просятся наружу. Он взял из ящика бара нож и принялся безжалостно кромсать произведения искусства. В этой квартире самое дорогое – он сам. Самое красивое – он сам. Самое лучшее, самое ценное, безупречное, идеальное – он сам. Откинув нож в сторону, он с минуту любовался своим творением, затем смачно приложился к вину и побрел спать. - Чертенок, я дома! – громко уведомил Хосок, разуваясь, и прошел в гостиную. Сегодня он решил провести время с омегой, потому что у Юнги в больнице дежурит Чонгук, а смотреть за братскими нежностями никакого терпения не хватит. Альфа остановился на середине комнаты, оценил радость встречи и прикрыл глаза, усмиряя злость. - Вот же долбаная сука. Дверь в спальню распахнулась и громко приложилась о стену. Хосок схватил брюнета за ногу и поволок в гостиную, игнорируя пьяные выкрики. - Отпусти! Пусти меня, животное! - Алкоголичка ебаная, я тебе гланды вырежу! - Да пошел ты к черту! – выплюнул Чимин, пиная альфу свободной ногой. Хосок швырнул его на диван и навис сверху, прожигая взглядом. - Не много ли ты себе позволяешь? - Понравился сюрприз, да? Я очень старался. - Ты хоть знаешь, сколько для меня эти картины значат?! - А если бы на их месте был я, ты бы тоже так злился? – спросил омега, приближаясь вплотную к лицу. – Я вещица не хуже. - Лишил бы ублюдка продолжения рода, – уверенно ответил Хосок и отстранился, присаживаясь на столик. – Какого хуя, Чимин? Омега смерил его презрительным взглядом и поправил халат. - Теперь мы квиты. - Что это значит? - Ты причиняешь боль мне, а я тебе. Это залог успешных отношений, – деловито произнес Пак. - Это залог вышибленных мозгов! Ты совсем умом тронулся?! - А как тут не тронешься, когда я вечно один?! – воскликнул Чимин с надрывом. – Ты практически каждый день где-то пропадаешь! Я вижу тебя лишь на работе и по утрам, и то не всегда! - Не смей орать на меня! - И что ты мне сделаешь?! Лишишь ног?! Рук?! Головы?! Начинай! Он закрыл лицо ладонями и постыдно разрыдался. Хосок опустил голову и облокотился на колени, обдумывая услышанное. С собой он всегда был честен, поэтому убеждать себя в том, что ему плевать на глушащий вой, нет необходимости. Ему не плевать. Ему ничего не стоит сейчас встать и уйти, оставив Чимина задыхаться от слез и царапать ноги, но он продолжает сидеть на столе и думать. Ни капли сожалений, ни грамма сочувствия, омега сам себя раскурочил и довел до исступления. Сегодня его никто жалеть не будет. Да, вечерами Хосок действительно появляется редко, но это не повод для истерик. Тем более не повод уничтожать то, что переходило в его семье по наследству. Убить гаденыша за изуродованные картины он не хочет, хотя будь на его месте кто-то другой – вышиб бы мозги, как и сказал, и размазал о стены. Тоже своего рода искусство. - Прекрати рыдать, – раздраженно потребовал Чон. - Какое тебе дело до меня? – всхлипывая, спросил Чимин. – Возвращайся туда, где был. Думаешь, я не понимаю, что ты по блядям шатаешься? - По каким, нахуй, блядям? Ебанутое ты существо. Завязывай с алкоголем. - Где ты был? - На работе. - До одиннадцати?! - До усрачки, блять! Не еби мне мозги! – прикрикнул Хосок и дернул омегу к себе за ноги. Парень шлепнулся на задницу и замычал от кольнувшей в копчик боли. - Мне глубоко все равно, что ты там себе придумал, – начал альфа, надменно смотря на него сверху. – Я не клялся тебе в верности. Я не обещал тебе всегда быть рядом, и я не обязан этого делать. - Мы живем вместе, – напомнил ему брюнет, подползая ближе. – Ты делишь со мной не только постель. - Мы женаты? - Нет. - Я поставил тебе метку? - Нет. - Тогда завали свой рот, – процедил сквозь зубы Хосок, подцепив пальцами чужой подбородок. – Если хочешь продолжать делить со мной не только постель, не устраивай скандалы. Чимин перехватил его запястья и встал на колени, чтобы на него не смотрели свысока. - Ты меня совсем не любишь? – спросил он дрожащим голосом и обхватил ладонями родное лицо. - Я этого не говорил. - Ты и обратного никогда не говорил! - Не считаю нужным, – ответил Хосок, грубо убирая от себя чужие руки. – Вали спать. Быстро! Омега задумчиво закивал, вытер слезы и поднялся с колен. Взял из холодильника клубнику и скрылся в спальне, оставляя своего мужчину наедине с демонами. Он устал их прогонять, устал быть спасательным кругом. Устал, что об него вытирают ноги. Альфа ловко пользуется тем, что Чимин боится возвращения в притон. По крайней мере, так думает сам омега. Хосок несколько минут просидел, не двигаясь. Размышлял, как дошло до того, что Чимин вместо успокоительных таблеток, стал подавать ему подделки, пропитанные желчью. Изначально альфа не планировал заходить так далеко, но в какой-то момент пустил их отношения на самотек и привязался так, что топором не обрубить эту связь. Он никогда не признавался кому-то в любви, потому что подобные чувства – роскошь для таких, как он. Любовь порождает слабость, заставляет человека мыслить неразумно и совершать необдуманные поступки. Человек с легкостью становится уязвимым. Для Хосока существует лишь понятие «обладать». Ни о какой любви речи идти не может, любить должны его. Боготворить должны его, валяться в ногах должны у него, принадлежать должны ему. Он достал из кармана сигареты и закурил. Побродил по комнате, опечаленно посмотрел на испорченные полотна, на обстановку вокруг. Пак Чимин везде. Вот он стоит у бара и наливает ему виски. Вот он сидит на диване и хрустит чипсами за просмотром мелодрамы. Вот он проходит мимо в кухню, чтобы приготовить им завтрак. Вот идет в душ после жаркого секса. Хосока устраивает такая жизнь. Их совместная жизнь. Он, определенно, делит с чертенком не только постель. Без взбалмошного брюнета хосоков мир опустеет. Потушив сигарету в бокале, альфа тяжело вздохнул и пошел в спальню. Чимин сидел на кровати и жадно уплетал клубнику, листая что-то в телефоне, словно не было никакой ссоры. Хосок лег рядом и погладил его по бедру. - Ты не вещица, малыш. Ты – человек. Разве я относился к тебе плохо? Омега отвлекся от телефона и убрал тарелку с ягодой на тумбу. - Я нужен тебе лишь для плотских утех. - Я твой поганый язык однажды вырву. Живешь, как у Христа за пазухой. Мало тебе? - А что, если мало? – с вызовом спросил Чимин, удобно располагаясь рядом. – Дай мне больше. Он провел носом по пылающей злостью щеке и спустился к шее, лаская ее поцелуями. Альфа расслабился и прерывисто задышал. - Я хочу засыпать и просыпаться только с тобой. Мне больше никто не нужен. Хосок перехватил его лицо и заглянул в выразительно голубые глаза, в которых читалось безумное желание обладать. У этих двоих есть кое-что общее – жажда власти над чужими телами и душами. - Знаешь, что бывает с людьми, которые делают громкие заявления? - Что? – прошептал омега и облизал чужие губы. Ной их поджал и замычал. Задержав взгляд на чертенке, он снял футболку и поцеловал парня в плечо. - С них потом спрашивают вдвое больше, – тихо произнес альфа и стянул с халата поясок. – Прежде чем что-либо сказать, думай. Хорошенько думай. Чимин оседлал его и развязно поцеловал, зарываясь пальцами в густые волосы. Красное полусладкое гуляет по крови и румянит личико. - Я тебя люблю, Хосок. Этого не изменить. - Уверен? - Да. Альфа намотал на тонкую шею шелковый пояс и затянул. - Я буду оплакивать твою смерть, даже если мои чувства себя исчерпают, – прошептал он в пухлые губы. – Пусть это будет моим признанием. Щекой альфа словил соленую каплю, которая прожгла грубую кожу. Взгляд Чимина сменился с бури безумства на морской штиль. Этих отвратительных слов ему достаточно, чтобы ощутить себя кем-то важным. Задницей он почувствовал окаменевший член и начал медленно, но напористо тереться, доставляя Ною неподдельное удовольствие. - Я сделаю все возможное, чтобы никогда тебя не оплакивать. Это единственное, что я могу тебе обещать. Об остальном не проси. - Пусть так. Моей любви хватит на двоих, – вытирая слезы, ответил Чимин. Затем скинул с себя халат и дрожащими руками расстегнул чужие джинсы, продолжая находиться на поводке. - Нет, – остановил его альфа, хватая за челюсть. – Сегодня я тебя приласкаю. Резким движением он перевернулся и прижал омегу животом к постели. Несколько раз огрел упругие ягодицы, выбивая томные стоны, и проложил поцелуями путь от лопаток до поясницы, наблюдая, как молочное тело покрывается мурашками. Чимин жевал подушку, чувствуя горячий язык между сочных полушарий. Раньше Ной с ним этого не делал. Раньше Ной брезговал подобным, не скрывая. А теперь так влажно, близко, приятно. И особенно. Прикосновения любимого человека вынуждают омегу терять голову, нашептывать грязные слова, прогибаться и подставляться под кошачьи ласки. Для альфы этот момент был интимнее прочих. Заставить чертенка кончить от языка он хотел больше, чем выбить из него дух за непозволительное поведение. Пусть хоть квартиру к хуям спалит, кажется, Ной готов простить дьявольскому ребенку любую шалость. Лишь бы эти сладкие стоны и пошлые речи никто, кроме него, не слушал. Он тоже жаден, но его жадность корыстных целей не имеет. Она имеет Чимина. Десять, девять, восемь, семь… Омега стоит на четвереньках и надрывисто стонет от проникающей в тело плоти. На поясницу капает чужой пот и смешивается с собственным, скапливаясь в ямочках. Ноги предательски дрожат, хочется упасть и отдышаться, но альфа не позволяет. Остервенело насаживает и рычит, рисует на ягодицах жгучие пятна ладонями, требует подчинения, оттягивает голову за волосы, врываясь все грубее. Мажет губами по позвонкам, пересчитывая на который круг, оставляя мокрые следы, которые приятно стягивают кожу, засыхая. Сердца у обоих грозятся выскочить вместе с легкими. Чимин снова кончает, и снова ему не дают возможности прийти в себя, отчего он начал жалобно всхлипывать. Слезы текут по щекам от бурного оргазма, который сопровождается глубокими толчками и заставляет вскрикнуть. Ной лишь сейчас сочувствием к чертенку пропитался, уложил на спину, зацеловал личико, успокаивая, нашептывая приятные слова. Как только парень присмирел, он резко вогнал себя в персональный ад и выбил еще партию мелодичных стонов. - Не смей, – строго произнес он, когда почувствовал, что омега выпустил коготки. – Не царапай меня. - Но я так сильно хочу… - Тогда я остановлюсь. Чимин покорно убрал руки и сжал в кулачках простынь. Через несколько минут его пронзила жуткая боль. Омегу словно резали изнутри. Он всем телом ощущал, как альфа покушается разорвать его стенки. Ной вцепился в его влажный рот, вовлекая в поцелуй с привкусом крови – чертенок не совладал с собой и прокусил ему губу. - Потерпи, малыш, – еле дыша, прошептал альфа. – Терпи и принимай до конца. У парня не было даже возможности пошевелиться, ноги онемели, низ живота пульсировал вместе с членом внутри. Чимин терпел и принимал своего мужчину до конца, как и велели. Спустя минут пять боль утихла, и на ее место пришло щекочущее внутренности ощущение. Омега облизал губки и выгнулся в спине, намекая партнеру, что жаждет ласки. Ной довольно улыбнулся и принялся целовать и обсасывать податливое тело. На вкус сладковатое, с каплей кислинки. Жутко хочется вобрать омежий запах, словить от него легкое головокружение и потерять счет времени. - С этого дня ты больше не пьешь блокаторы, – не попросил, а приказал Ной и откинулся на подушку рядом. – Поразмышляй, насколько важное место занимаешь в моей жизни. Он недолго полежал с закрытыми глазами, чтобы привести сознание в порядок, и притянул омегу к себе. Тот положил голову на вздымающуюся грудь и оставил на татуированной коже легкий поцелуй. - Прости меня, любимый. - За картины? - И за них, и за подозрения. Я приревновал. - К кому? – спросил Хосок и переплел их пальцы в замок. - Сам не знаю. Чимин приподнял голову и посмотрел своему альфе в глаза, которые излучали тепло. - Что такое, чертенок? - Ингем мне угрожает, – тихо произнес омега, будто их подслушивают. - Я все решу, – стальным голосом ответил Хосок и устремил взгляд в потолок. – Меня уже заебали эти игры. Бесполезная трата времени. Хотели бы грохнуть, давно бы грохнули. - Убить тебя – положить начало войне кланов. «Лотос» к ней еще не готов. - Дай мне несколько дней. Кинем в их пасть что-нибудь поострее. Чимин попытался встать, чтобы пойти в душ, но боль стрельнула в поясницу. Он прилег обратно и обреченно взвыл. - Я тебе помогу. Хосок вернулся через несколько минут с сигаретой в зубах, подхватил чертенка на руки и понес в ванную. Забрался в теплую воду вместе с ним и удобно расположил к себе спиной, передавая сигарету. Так и сидели, поочередно затягиваясь, наслаждаясь тишиной, в которой были слышны лишь стук сердец и ровное дыхание. По состоянию на текущую дату единственная привязанность Чон Хосока обнаружена.***
27 июля 2019 года. Пентхаус Сокджина
На часах было почти девять утра. Хосок гнал по мокрой после дождя дороге, не останавливаясь даже на красный. Позвонил начальник охраны и сообщил, что в квартиру заявился Чонгук, и маленький хозяин собирает вещи. Без предупреждения, без разговоров, без видимых на то причин красноволосый решил забрать светлое пятнышко у владельца. Разгневанный альфа сжимал руль до побеления костяшек и скрипел зубами, представляя, как будет грызть чужие кости. Только представлять и остается. Он влетел в квартиру, когда Гук уже спускал вниз чемоданы. Увидев дикаря, молодой альфа ухмыльнулся и размял шею. - Ты че делаешь, мудак? – прошипел Хосок, подходя ближе. - Забираю брата из твоей берлоги. Разве не видно? Чонгук отошел в сторону и указал на чемоданы. - Основание? - Я его законный опекун. Могу бумаги показать. Специально с собой прихватил, чтоб тебе в рожу ткнуть. - Нахуй шел, – ответил старший и двинулся к лестнице. – Юнги никуда отсюда не уедет. - Пока он не станет совершеннолетним, решать за него буду я, – громко произнес Чонгук ему в спину. – Твое мнение меня мало ебет. Хосок притормозил и обернулся. Еще хоть слово, и ему крышу сорвет. - А его ты спросил?! - Думаешь, я сам чемоданы паковал? Он переезжает ко мне по доброй воле. - Бред! – не поверив, вскрикнул старший и ринулся к нежеланному сопернику. – Юнги не оставит меня даже перед страхом смерти. Он схватил Гука за ветровку и притянул к себе. Хочется размазать его по полу, но снова отчего-то не может. Другой бы давно кровь свою хлебал, а красноволосого, видимо, ангелы пасут. - Куда ты его повезешь? – спросил Хосок, отталкивая от себя парня. – В общагу к отцу-алкоголику?! Думаешь, там ему будет лучше, чем здесь?! - Я снял нам квартиру недалеко от Управления. Старший начал нервно наматывать круги по гостиной, сложив руки за головой. Какая к черту съемная квартира? Какой переезд? Безумие. В этом доме у Юнги есть все для комфортной жизни. Что ему может дать брат, который сам только недавно почву под ногами обрел? Хосок вымученно зарычал и пнул кресло. Если котенок так хочет, он абсолютно бессилен. Лишать своего омегу родного брата не имеет права, но и безучастным быть не намерен. - Юнги нужна комната на солнечной стороне. На окнах не должно быть плотных штор. Кровать поставь подальше от стены, чтобы во сне он не испугался. - Сделаю. - Почему ты так поступаешь, Гук? – опомнившись, спросил Хосок. – У меня ведь есть возможности, деньги, связи. Я в состоянии его обеспечить. Он мой истинный, в конце концов! В моих интересах его беречь! - Это и пугает! – воскликнул молодой альфа и ткнул начальника пальцем в грудь. – Я не позволю Юнги оставаться здесь именно по этой причине. Пока ты находишься рядом с ним, ему грозит больше опасности. Прежде всего я хочу уберечь его от тебя самого. - Че за хуйню ты несешь?! Хосок скинул чужую руку и достал сигареты. Нервишки шалят не по-детски. Младший подождал, пока он закурит, и нагло дернул пачку, затем зажигалку. - Поставь себя на мое место, босс, – уже спокойно продолжил разговор Чонгук, выдыхая дым. – Я уверен, что ты поступил бы также. - Никогда. Ты плохо меня знаешь. - Я знаю тебя достаточно, чтобы иметь причину так поступать. Юнги не должен видеть оружие, не должен подвергаться агрессии, не должен жить с разбитым сердцем. Он вернется в школу и продолжит взрослеть без мозгоебства. Как и подобает ребенку. После этих слов Хосок на мгновение замер и бросил непонимающий взгляд на собеседника. Выражение лица у Гука было уверенным. Он не просто хочет омегу перевезти в другую квартиру, он хочет лишить его возможности встречаться с Хосоком. - Истинных нельзя разлучать. Закон природы выше законов писанных. - Нельзя трахать сразу двоих. Верность выше похоти. - Думаешь, я не найду способ его увидеть? – усмехнулся альфа. – Ты высокого мнения о себе. - Комплексом бога тут страдаешь только ты, – огрызнулся младший. - Не забывайся! - Я тебе не враг, но могу им стать, – ответил Чонгук и повернулся к лестнице, по которой уже спускался Юнги. – Малыш, даю тебе двадцать минут, чтобы попрощаться. Он потушил в пепельнице сигарету, взял чемоданы и пошел на выход. Хосок был в шаге от того, чтобы догнать и попросить не отбирать у него омегу. Вмешалась гордыня. К тому же, Чонгук отчасти прав: Юнги нужно возвращаться в мир, а рядом с ревнивым господином он этого сделать не сможет. Будет сидеть в пентхаусе, как принцесса в башне. Только охранять его будет не дракон, а Тигр. Омега появился в атласном бежевом костюмчике и напоминал собой мягкое облако. Широко улыбался, но глаза были грустными. Хосок в них заглянул и ощутил во рту привкус горечи. Они такие красивые и бескрайние, но так навевают тоску, что под ребрами зачесалось. Два океана, в которых можно утонуть счастливым. Два голубых окошка в мир больших потерь. Юнги подошел к нему и крепко обнял за талию, прижимаясь щекой к груди. - Вы посмотрели мне в глаза, господин. - Посмотрел, – подтвердил Хосок и отстранился, чтобы кинуть окурок в пепельницу. - Я запомню этот момент, как один из самых значимых. Альфа обхватил мальчишку и зарылся носом в волосы. Апельсиновые плантации больше не будут радовать владельца своим ароматом по щелчку. Южное солнце спустилось во мрак. Через уже восемнадцать минут омега закроет дверь с другой стороны и оставит своего господина заливать неприятные ощущения литрами виски. - Бросаешь меня, котенок… - Что? Почему это? – возмутился блондин, поднимая удивленные глаза. – Я всего лишь переезжаю к брату, потому что так положено по закону. Он – моя семья. - Ты ведь обещал мне, что не исчезнешь, – напомнил Хосок и поцеловал его в носик. - Вы говорите мне странные вещи! – прикрикнул Юнги и сделал несколько шагов назад. – Разве я сказал, что ухожу от Вас?! Разве сказал, что больше не люблю?! Я люблю! Я не расстаюсь с Вами! Альфа мягко улыбнулся и обхватил его лицо. Котенок такой забавный, когда злится. - Ну, чего ты кричишь? - А чего Вы меня обвиняете?! - Никто тебя ни в чем не обвиняет, – ласково уточнил Хосок. – Я расстроен твоим переездом. Прости. Юнги окинул его недовольным взглядом, но, поразмыслив, сжалился. - Я буду скучать по Вам, мой господин. - И я буду скучать, – признался альфа и крепко прижал парня к себе. – Постарайся всегда держать телефон рядом, ладно? Звони мне и пиши, когда захочешь. - Даже ночью? - Даже ночью. В любое время. - Могу я кое-что попросить? - Что угодно. - Давайте поднимемся в спальню и займемся любовью? – шепотом произнес омега и покрылся румянцем. – Мы виделись последний раз еще в больнице. А этим занимались еще раньше… - Твой брат будет недоволен, – улыбаясь, ответил Хосок. – Не будем играть с огнем. Тебе с ним под одной крышей жить. Юнги прищурился и хитро приподнял уголки губ. Затем разделся догола и пошел наверх, сверкая безупречным телом, на котором уже не были видны отметины прошлых встреч. - Считаю до десяти, мой господин. Раз… Альфа обомлел. У его котенка, оказывается, есть характер. Вовсе не покладистый он зверек, а манипулятор и шантажист. Сегодня Хосок сделал для себя грандиозное открытие. Он тяжело вздохнул, подобрал с пола одежду и послушно побрел следом за семнадцатилетним мальчишкой, который вьет из него веревки.***
Чонгук стоял возле машины, которую ему любезно одолжил Сонгю, и нервно посматривал на часы. Прошло девятнадцать минут. Если через минуту эта омежка не вылетит со скоростью света, то старший брат позаботится, чтобы виновник был наказан. Светлая макушка показалась в воротах комплекса, когда Гук уже сжимал кулаки. Бежит довольный, волосы поправляет, а у самого рубашка неправильно застегнута. Истинным фонит, как от ликеро-водочного завода. Альфа закатил глаза и отвесил легкий подзатыльник, мысленно посылая Хосоку всевозможные проклятия. - Блять, какая же ты бестолочь. - Что я сделал? – обиженно спросил Юнги, потирая затылок. - Ты еще мал для того, чтобы ложиться в постель ко взрослому мужику, – строго ответил Чонгук. – Быстро в машину. Он проследил за младшим осуждающим взглядом, пока тот не уселся и не пристегнулся. - Раньше тебя не особо волновало, что я сплю со взрослым мужчиной, – сказал омега, складывая руки на груди. - Раньше я не знал, что ты мой брат, – осадил его Гук. – Ты как вообще со мной разговариваешь, мелкий? Умереть хочешь? - Если ты меня убьешь, господин тебя четвертует. - Юнги! Еще раз услышу подобное, получишь по зубам! - И за это четвертует. - Ах ты, пакость. Берегись! – выкрикнул Чонгук и начал щипать омегу за бока. Тот завизжал, но, когда старший перешел на пытки щекоткой, заливисто засмеялся. Альфа словил себя на мысли, что ради этого смеха готов на работе хоть жить, только бы поймать урода, который ребенка полгода в темноте и страхе держал. Он смачно поцеловал Юнги в щеку, пристегнулся, и машина тронулась с места. Хосок стоял у окна, прокручивая в руке телефон. Гук – отличный полицейский, хороший друг, альфа уверен, что и брат из него безупречный, но на сердце все равно было беспокойно. Конечно, он злился на младшего, но эта злость не сравнится с той, которую он обычно испытывает. Родственная душа вызывает у него скорее недовольство и разочарование. Хосок бесцельно походил по комнате, наслаждаясь смешанным запахом: сочетание пихты, виски и апельсиновой содовой – ядерный коктейль, – и присел на край кровати, чтобы натянуть брюки. В дверь тихо постучали. - Входи, Дамсу. Омега зашел в комнату с какой-то папкой в руках и покраснел от увиденного. Хосок стоял с голым торсом, застегивая ремень. - Хозяин, Вы бы хоть прикрылись! – пристыдил парень, отводя взгляд к стене. – Срам какой! Альфа негромко хохотнул и надел белую майку, которая точечно пропиталась кровью. Котенок его сегодня не пощадил. - Что у тебя, святоша? Дамсу вернул ему свой взгляд и с важным видом протянул папку. - Здесь рисунки маленького господина. Он отдавал их мне и просил Вам не показывать. Но раз он переехал, я подумал, что можно. Хосок призадумался. - Принеси мне виски в кабинет. - Хорошо, хозяин, – учтиво ответил омега и начал рыться в кармане. – Еще вот. Он забыл свой крестик. - Разве у него был не деревянный? – уточнил Чон, разглядывая серебряную цепочку. – Откуда этот? - Не знаю, откуда. Но ребенок не носил его, потому что цепочка длинная. Боялся потерять. - Он отдал тебе что-то еще? - Нет. Это все, – ответил Дамсу и поклонился. – Виски будет через пару минут. Хосок проводил парня взглядом в спину и открыл папку. На первый взгляд ничего необычного, простые рисунки. У братьев, видимо, рисование в крови. Альфа положил папку на комод и нацепил на себя серебряный крестик. Для него длина цепочки подходящая. Он зачем-то приложился к нему губами и спрятал под майкой, затем накинул джинсовую рубашку и быстро зашагал с рисунками в кабинет. - Я подумал, что Вам закусить не помешает, и сделал мясную нарезку, – сообщил Дамсу, подходя с подносом к столу. – Крепкий алкоголь лучше закусывать. - Спасибо. - Еще что-нибудь? Альфа потер пальцами лоб и сделал глоток виски. - Как часто Юнги рисовал? Здесь довольно много листов. - Ежедневно. В основном рано утром после молитвы. - Он рассказывал что-то о себе? – спросил Хосок, жестом приглашая парня присесть напротив. - Рос в приюте до 11 лет, потом его забрали в приемную семью. Отец иногда приставал к нему, но насилия не было. Но это Вы и без меня знаете. Друзей у мальчишки нет, потому что он сторонится сверстников. - Издевались в приюте? – альфа нахмурился. - Да, хозяин. Не знаю, почему судьба так наказывает этого ребенка. - Замечал в его поведении странности? - Однажды, когда он помогал мне с уборкой, я предложил ему перчатки, так он закричал и убежал к себе. Я его еле уговорил выйти к ужину. Больше ничего такого. - Можешь идти. Дамсу поклонился и зашаркал к двери. - Знаете, хозяин, этот мальчик любит Вас, – неуверенно начал он, обернувшись. – Он имя Господа упоминает реже. Найдите его похитителя, очень прошу. Кроме Вас и господина Чона никто о нем не позаботится. Просто некому. Дверь закрылась. Хосок откинулся на спинку кресла и повернулся к окну. В руке он рефлекторно смял лист бумаги с одним из рисунков Юнги – не выдержал. Одно лишь упоминание о похитителе заставляет хищника выползать на свет и требовать разорванной человеческой плоти. Альфа уверен, что клыками в горло ублюдка вцепится и вырвет кадык, чтобы кровь хлестала фонтаном. К чистому телу ребенка никто не смеет протягивать грязные руки, прогнившие от количества жертв от них умерших. До стертой эмали Хосок стиснул челюсти, прикрыл глаза, воссоздавая бледнокожий образ: эти пушистые волосы, эти лисьи глаза-океаны, эти острые ключицы, эти тонкие запястья. Запястья со шрамами. Альфа распахнул веки и почувствовал боль в ладонях, до такой степени впился. Рисунок в руке заметил нескоро, а когда все же взгляд на него упал, расправил лист и положил перед собой. Нарисована комната омеги в этой квартире. Достал другие. Какие-то пейзажи, церковь, резиновые перчатки, маковый венок. Хосок облокотился на стол и нахмурился. Горло сдавило странное чувство, царапающее, заставляющее прокашляться и сделать глоток виски. К лицу прибил жар, но вовсе не от алкоголя, а от нарастающей жути. Он вернулся к пейзажам, и воздуха совершенно стало не хватать, а серебряная цепочка жгла грубоватую кожу. Места предыдущих убийств. Где ребенок мог их видеть и почему нарисовал гребаной акварелью? Резиновые перчатки – в деле определенно об этом было сказано, но в каком ключе, вспомнить сейчас сложно. Альфа вернул альбомные листы в папку, допил виски и буквально побежал на выход. Церковь. В голове всплыло лишь одно имя, которое может стать в деле свидетельским. Хосок решил навестить воскресную службу на следующей неделе, а пока займется обещанием, данным Чимину.***
3 августа 2019 года. Район Содэмун
- Ты отлично выступил! – воскликнул русый омега средних лет, влетая в гримерку без стука. – Нехило сделал нам кассу, поэтому сегодня плачу тебе по двойной. Он протянул деньги и широко улыбнулся, обнажая зубы, испачканные красной помадой. Его зовут Сон Джиун – владелец джаз-ресторана, где по вечерам играет живая музыка, а по субботам выступает Сайен. - Спасибо, Джи. - Твой голос настолько сладкий и возбуждающий, что я завидую твоему мужу. Омега припал губами к нарумяненной щеке и выбежал из помещения, продолжая сыпать комплиментами. Сайен лениво поднялся и закрыл за ним дверь на защелку. Натянутая улыбка моментально сползла с лица, а вместе с ней по двери сполз и парень. 16 дней 3 часа и 31 минута. Ровно столько времени прошло со встречи с Чонгуком, ровно столько времени прошло с момента, как он изменил своему мужу, ровно столько времени омега чувствует себя погано. Грязная похотливая шлюха, которая не заслуживает уважения. Неверный супруг и предатель. Перед зеркалом абсолютно пустое лицо, не изображающее ничего, словно портрет бездарного художника. Отрешенный взгляд, дрожащие от начинающегося приступа ненависти к себе губы, тяжелый слой макияжа, который нужно стереть, и обнажить залегшие под глазами тени. Тэхен плохо спит, мало ест и много гоняет по городу на мотоцикле, игнорируя угрозы Намджуна. Горячо любимого мужа. Но внять его воле омега не хочет, потому что дома находиться невозможно, стены давят и душат с таким же напором, как давили и душили слова, слетевшие с губ истинного. С таких желанных вот уже 16 дней 3 часа и 48 минут губ. И Тэхен себя за это хочет уничтожить, сброситься с моста, с крыши небоскреба, из окна собственной квартиры, но однажды убитый снова умереть не может. Призраком он выплыл со стороны черного хода, надел шлем и дал по газам. Доехал до ближайшего безлюдного места, чтобы прокричаться, но сил не было даже на глубокий вдох. Поэтому он устало присел на бордюр и скривил лицо, выдавливая слезы. Ничего не получается: как консервная банка, все эмоции заперты. Отшвырнул шлем под колеса байка и через минуту тупого мычания начал озираться по сторонам. Он здесь. Сайен его чувствует. В панике хватает шлем трясущимися руками, продолжает нервно мотать головой, чуть ли не рычит на себя, когда даже зажигание прокрутить не может. - Решил от моих рук смерть принять? – раздался низкий запыхавшийся голос позади, и Тэхен от испуга чуть не завалился вместе с мотоциклом. - Прошу, не подходи, – попросил он, выставляя ладони. – Я здесь случайно. Я тебя не искал. - Хочешь сказать, я несколько кварталов зря бежал? Чонгук зарылся пальцами во влажные волосы и убрал их назад. На улице уже темно, но омега готов поклясться, что эти красные волосы даже в сумраке горят пламенем. Фонари слабо освещают улицу, но черты лица он разглядеть смог. 16 дней 4 часа 51 минуту Тэхен не видел эти черты и даже не надеялся увидеть. Скорее мечтал никогда не встретить. - Что ты здесь делаешь? – строго спросил Чонгук, подходя ближе. - Ехал домой. - Почему остановился? - Хотел кричать, – честно ответил омега, но голос дрожал, как и он сам. Погода теплая, поэтому дрожит парень совершенно не от холода. Хотя страх, забравшийся под кожу, душу леденит и заставляет кровь в жилах стынуть. - Кричать? – альфа сделал еще шаг. - Чонгук, умоляю, не приближайся… - Умоляешь? – второй шаг. – Так падай на колени и проси, как следует. Как умеешь только ты. Тэхену кажется, что вот-вот остановится сердце, потому что на него смотрят так, как смотрели 16 дней 4 часа 52 минуты назад, и он невольно издает странный звук, от которого сморщил нос. Это прозвучало так омерзительно жалко, что Чонгук остановился и свел брови. Ребра трещат по швам и грозятся рассыпаться от взгляда напротив. Омега его боится, что доставляет удовольствие и тешит самолюбие, но одновременно обижает. - Прошу тебя, не прикасайся. Дай мне уехать. - Я тебя и не держу. Звучно выдохнув, Тэхен выровнял мотоцикл, кое-как надел шлем и застыл, чувствуя, что ему соврали. Его держат, прямо сейчас чужая ладонь накрыла его пальцы, вцепившиеся в руль, и силой сжала. - Что ты делаешь? – глухо из-под толщи пластика. - Останавливаю. - Зачем? Чонгук снял с него шлем и подцепил подбородок, направляя на себя. - Что у тебя случилось? Голос звучал мягче, чем минуту назад, что очень подкупало, но от страха никуда не деться. Омега громко сглотнул и потянулся к чужому запястью, но в него метнули запретом на любые прикосновения. - Повторяю. Что у тебя случилось? - Ничего, – скромно выдавил Тэхен и прикрыл глаза, чтобы не видеть истинного. Но когда притупляются одни органы чувств, другие начинают воспринимать мир острее. В нос бьет запах мирры и цитруса, да с таким нахлестом, что в ответ летит пощечина от терпкого вина. Оба понимают, оба чувствуют, оба тянутся, но бездействуют. И Тэхен за это бездействие благодарен. - Ты меня злишь. Отвечай на вопросы честно, когда я их задаю! – прикрикнул Чонгук, и услышал свой же голос, отразившийся от асфальта и стен домов. - У меня есть муж, и отвечать я буду лишь на его вопросы. - Муж? Что же ты верность-то своему мужу не хранишь? Другого своим запахом блядским окутываешь? - Я его люблю, – твердо признался омега, открывая глаза. – Я люблю его так, как никого никогда не любил. - Смешно. - Ты меня достаточно наказал. Хватит. Альфа нарисовал немой вопрос на лице и тяжело задышал. Паршивая ревность к незнакомому человеку. Она тянется также медленно к его горлу, как малиновые сгустки через ноздри с воздухом. - Я ведь сказал тебе, что умру, и сдержал свое слово. Я мертв. Не могу плакать, не могу смеяться, не могу выплеснуть свои эмоции, давлюсь ими, как коркой хлеба. - Ты сам в этом виноват, – равнодушно ответил Чонгук, убирая руки от чужого лица. - Ты пробежал несколько кварталов, чтобы напомнить мне об этом?! - Да. - Так давай же! – Тэхен пошел на него напором. – Назови меня шлюхой! Назови меня грязным! Заставь встать на колени и отсосать тебе в этой глуши! А потом брось умирать на этом ебучем тротуаре! - Грязная шлюха с похабными желаниями. Тебе место в борделе. - Продолжай! - Ты ненавидишь себя ровно настолько, насколько тебя ненавижу я. Из глаз брызнули слезы, буквально брызнули, либо начался дождь, потому что влагу на щеках ощутил и Чонгук. Омега хаотично лупит по нему кулаками, кричит до срыва голоса, что ненавидит, что хочет убить, ногтями впивается ему в лицо. Рыдает со страшной силой, будто его пытают самыми изощренными способами. А Чон Чонгук стоит обездвиженным. Нет, не наслаждается чужими метаниями. У него в груди болит. - Ненавижу… – на выдохе произносит омега, припадая лбом к самому сердцу, истерикой измотанный. Руками мощную талию обхватывает, продолжает о ненависти под нос шептать, сам чуть ли не валится. Альфа его подхватывает, не позволяя распластаться на этом ебучем тротуаре, не позволяя на нем же умереть, и щекой припадает к голубой макушке. Широкой ладонью спинку в успокоении поглаживает, а в ответ «ненавижу». - Я вызову тебе такси. Мотоцикл у моего дома постоит. Потом заберешь. - Хорошо, – как покладистый мальчик. Отстранился, осознав, что ему только что сказали, и лицо скривилось в ужасе. Результат долгого воздержания от выплеска эмоций сейчас кровавыми следами зиял на альфе, но тот словно не чувствует жжения на коже. И ведь действительно не чувствует, потому что у Чонгука в груди болит и только там. - Надеюсь, тебе стало легче? Омега стыдливо отвел взгляд. - Стало. - Если не сможешь заплакать, приходи сюда, – тихо произнес Чон, убирая телефон в карман. – Белая мазда, 3312. Он потянулся к раскрасневшемуся личику и костяшками пальцев провел по щеке, даже не зная причину такого порыва. Хочется и ударить по ней, и тут же приласкать. Затем сел на мотоцикл и уехал, оставляя Тэхену горсть вопросов, когда у самого в голове белый шум. Мысленно омега спрашивает, как парень поймет, что он пришел. И ему мысленно отвечают – закон природы.***
3 августа 2019 года. Квартира Намджуна и Тэхена
Порог дома Сайен переступил абсолютно разбитым. На душе стало легче после истерики, но плечи все равно тяжелели под невидимым грузом. Намджун точно дома, потому что из гостиной доносится звук телевизора. Омега тихо пробрался в ванную и легко пошлепал себя по щекам. Стоя под прохладным душем, он вертел в голове произошедшее получасом ранее, пытаясь вырвать для себя хоть что-то логично объяснимое, но не сумел. Посмотрел на себя в зеркало, смахнул с кудрей капли воды и глубоко подышал. Сейчас он продолжит перед мужем игру во «все хорошо». - Детка, ты сегодня долго, – заметил Намджун, взглянув на часы. - Мог мне позвонить. - Выходит, я виноват, что ты задержался? - Нет. Выступал на бис. - Когда ты перестанешь петь в этом блядюшнике? Я достаточно зарабатываю, твой счет никогда к нулю не приближается. Сайен присел к мужу на колени и свернулся в комочек, утыкаясь носом в шею. - Я устал, милый. Так устал. Альфа крепко обнял его и покрыл горячими поцелуями лицо, задерживаясь на губах, которые сразу же его пустили внутрь. В объятиях Намджуна спокойно и безопасно. И сейчас омега словно убеждается в этом в который раз, обрамляя лицо мужа ладонями. - Джун, я тебя люблю. Очень сильно люблю. - Моя обезьянка. Я тоже люблю тебя, – тепло улыбаясь, срикошетил мужчина и принялся рассматривать какие-то документы. – Все хорошо? - Да. Все хорошо. - Ничего не болит? - Нет, – ответил Сайен и шмыгнул носом. - Эй, что за звуки? Ты простыл? Бумаги вернулись обратно на диван, позволяя вниманию сконцентрироваться на любимом человеке. - Детка, ты себя совсем не бережешь. Я недоволен. - Прости. - Пойду сделаю тебе чай. - Не хочу. Альфа тяжело вздохнул и коснулся пальцами переносицы. - Сайен, почему ты постоянно стремишься делать все поперек? Ты должен беречь свое здоровье, но забиваешь. Продолжаешь гонять, как ошалевший, и не лечишь простуду. Это несерьезно. Он забрался рукой под халат и погладил едва ли уплотнившийся живот. - Подумай о сыне. - Любимый, я лишь о нем и думаю. И здесь омега соврал. Жизнь, которая в нем зародилась, плод их любви, долгожданное дитя – настоящее спасение. Сайен даже представить себе не может, что бы с ним стало тогда, 16 дней 7 часов 18 минут назад, если бы не ребенок. Три месяца он под сердцем носит кроху, окруженный заботой своего альфы до кончиков пальцев. Но даже это не перекрывает того гнетущего чувства, которым он пропитался, голова забита лишь желанием исчезнуть, потому что глаза напротив смотрят искренне и любяще, не подозревая, какую грязь Сайен успел привнести в семью. Как же сильно он корит себя за то, что изменил отцу своего сына, который невольно стал свидетелем, но как же сильно он благодарен сейчас Чонгуку, что позволил расцарапать лицо и хоть ненадолго успокоиться, и обрести крепкий сон на пару ночей. Намджун, насладившись вдоволь прикосновениями к родному телу, подхватил омегу на руки и понес в спальню, где уже подготовил чистую постель и взбил подушки. Он счастлив. Счастлив еще с первой их встречи. Ему наплевать, что они не истинные, потому что любовь куда важнее странной, даже маниакальной зависимости. Закон природы несет в себе лишь разрушение. Но счастлив альфа лишь до того момента, пока муж не начинает сопеть под боком. С наступлением ночи обнажаются скелеты в шкафу, вылазят монстры, жаждущие подпитаться человеческими чувствами. С наступлением ночи эйфория от семейной жизни проходит, а на ее место гордо присаживается гадкая ползучая вина. Вина за то, что он скрывает свою вторую жизнь. Жизнь, в которой он – Волк Великих Равнин. Жизнь, в которой он – наркоторговец. Жизнь, в которой он – неверный супруг. Жизнь, в которой он – биологический отец пятилетнего мальчишки, который зовет его братом. Жизнь, где он лживый, недостойный своего омеги, предатель и преступник. Ким Намджун. 32 года. Женат. Есть внебрачный ребенок. Единственный родной сын главы одного из крупнейших преступных конгломератов Южной Кореи. Наследник первой очереди. Джун. Сын империи Волков, брат империи Белых Тигров. Пачкает руки кровью мирных против собственной воли. Является марионеткой в отцовской игре. Хобби – отсутствует. По состоянию на текущую дату слабость – Ким Тэхен, привязанность – Ким Тэхен, зависимостей не обнаружено.