Sinful kids

      — Тебе больше некуда бежать, Сынмин-и, — Хенджин насмешливо улыбается, цепляя пальцами выпавшую из прически прядку и заправляя ее за чужое пылающее алой краской ухо. Он упирается ладонями по обе стороны от тяжело дышащего Сынмина и безбожно широко улыбается — верхняя губа пропадает, оставляя после себя лишь тонкую полоску, и обнажает ряд белоснежных зубов. — Ну же, Мин-а, твой хен так соскучился по тебе!        Младший демонстративно кривится, хмуря аккуратные брови, но румянец все равно проступает на его щеках.        — Эй, отпусти, у меня занятия по вокалу, — Ким слабо бьет Хвана по груди, пытаясь отстраниться, но все попытки тщетны — Хенджин держит слишком крепко. — Хен, черт, я клянусь, что если ты сейчас же не отпустишь меня, я..       — Ты — что? Позовешь Чан-хена? Покусаешь, как настоящий щенок? Может, ущипнешь за щеки? — бархатистый смех наполняет тесный коридор, и Хенджин щелкает Сынмина по носу. — Что ты сделаешь, Мин-а?       Сынмин перехватывает чужое запястье, крепко сжимая.        — Нагну тебя здесь, поиздеваюсь и не дам кончить? — вопросом на вопрос, и Хван давится воздухом, когда в чужом взгляде ни намека на шутку — лишь что-то до скрежета в зубах самодовольное и дрожи в ногах уверенное.        Но Хенджину нравится.       Хенджин принимает правила его игры.        — О, прямо здесь? Знаешь, не то, чтобы я был против.. — Он нарочито сладко растягивает гласные, насмешливо прищуриваясь. — Но не думаю, что стилист-нунам будет приятно видеть, как ты..       — Господи, замолчи сейчас же.        — Тогда выполняй то, что обещал. Разве это не один из первых пунктов в кодексе хороших мальчиков? — Хенджин открыто смеется над ним, его глаза превращаются в крохотные щелочки, а губы растягиваются в усмешке, обнажающей передние резцы.        — Хм, пожалуй, ты прав, — Сынмин взъерошивает свои волосы и оценивающе смотрит на Хенджина сверху-вниз, пока его лицо сохраняет привычное ему равнодушие. — Раздевайся.        Сынмин прожигает взглядом и ведет бровью, призывая старшего выполнить его.. просьбу? Приказ?        Он скрещивает руки на груди, усмехаясь.       Хенджин давится воздухом во второй раз.       — Постой, Сынмин-а.. ты же это несерьезно, да? — взгляд мечется по нечитаемому выражению лица напротив. — Давай я просто провожу тебя до кабинета и..       — Что тебе непонятно в слове «раздевайся», хен? — Ким делает шаг вперед, заставляя Хенджина попятиться назад к стене. — Думаешь, я шучу? Тебе больше некуда бежать, Хенджин-и. А теперь раздевайся.       — П-прямо здесь?        — А у тебя есть другие варианты? Теряешь время.        Сынмин раздраженно хмыкает, когда Хенджин опять задает глупые уточняющие вопросы, нервно теребя ворот своей просторной рубашки, но все же засматривается на своего хена, медленно скидывающего с себя белую хлопчатую ткань.        Поначалу Хван обнажает крепкую шею и четко выраженные ключицы, затем — широкие плечи и грудь с затвердевшими сосками. В его глазах плещется сомнение — вдруг Сынмин сказал ему это сделать только забавы ради? Что, если это все — очередная глупая шутка, зашедшая слишком далеко?       Хенджин не хочет, чтобы это было шуткой.        — Достаточно?        Хван скидывает с плеч рубашку и предстает перед Сынмином в полуобнаженном виде, пытаясь прикрыть свое тело руками и сутулясь, пока младший жадно скользит взглядом по чужой длинной, белоснежного цвета шее, медленно спускаясь все ниже и ниже.       — Ты красивый, хен, — вырывается неосознанно, но Сынмин не жалеет — Хенджин и правда чертовски красив.        Утонченные изгибы чужого тела приковывают взгляд, и Сынмин не может перестать разглядывать своего хена. Не может перестать смотреть на идеальную бледную кожу, беспокойно вздымающийся кадык, оголенный торс и крепкие руки. Сердце трепещет в его груди, а в штанах — болезненно твердый член, и Ким сдается, подходя к старшему вплотную, чтобы уложить ладони ему на талию и сжать ее до синяков.        — Спасибо..? Но что..       Сынмин подносит ладонь к его губам и прикрывает его рот, призывая замолчать.        — Тш-ш, хен.. уже поздно, но менеджер еще здесь. Ты ведь не хочешь, чтобы все увидели тебя в таком виде?        Сынмин говорит так вовсе не из-за того, что хочет поиздеваться над старшим, нет.        А потому что считает, что Хенджина может видеть таким только он.        Ким продолжает закрывать старшему рот рукой, пока свободной ладонью водит по его телу, оглаживая все, до чего может дотянуться: грудь, плечи, едва выпирающие ребра. Он вжимает Хенджина в стену, пока сам наваливается на него всем телом и дышит ему в шею. Горячий язык, лизнувший его ладонь, заставляет его одернуть руку.       — Может, перестанешь меня лапать и наконец возьмешь? — Хенджин злобно шипит на младшего, пока его тело мелко подрагивает в чужих руках. — Твою мать, Мин-а, прекрати-и..       Шершавый язык широко лижет его ключицы, и колени Хенджина неуклюже разъезжаются в стороны.        — Такой чувствительный и чертовски нетерпеливый, — Сынмин воркует куда-то в шею, пока его руки продолжают лапать дрожащее тело.        Хенджин жалобно скулит сквозь плотно сомкнутые зубы, пока кожа зудит от столь явного желания. Его пушистые ресницы трепещут, а в уголках глаз скапливаются слезы.        Пронзительный и до безумия громкий стон разносится по почти пустому коридору, когда Сынмин разводит хенджиновы бедра шире и ставит между ними свое колено, надавливая им на чужой колом стоящий член.        — Будь тише, хен, ну же, — Сынмин шепчет Хенджину в губы и с лукавой улыбкой отстраняется, опуская голову ниже, чтобы провести кончиком языка от ложбинки между ключицами до солнечного сплетения, где отчетливо слышен загнанный ритм трепещущего сердца. — Прости, Джин-а, но придется потерпеть.        Хенджин продолжает поскуливать в пустоту, пока младший поднимается, вылизывая его шею, а после — опускается, зажимая между зубами твердые от вожделения соски. Его горячие руки мнут румяное тело, а коленная чашечка все так же давит на пульсирующий член через ткань, не давая Хенджину нормально вздохнуть — старший задыхается от сверхстимуляции и неумолимого желания кончить прямо здесь и сейчас. Хван правда готов разрыдаться на месте, лишь бы Сынмин взял его у этой чертовой стены или хотя бы засунул свой блядский язык ему в рот, чтобы поцеловать так страстно, как делал это всегда.        У Хенджина кружится голова из-за переизбытка чувств, он не находит себе места, крупно подрагивая в крепких руках, пока младший вырисовывает языком узоры на чужом теле, прикусывая кожу в некоторых местах.        — Сынмин-а-ах! Я н-не могу больше.. — старший отчаянно стонет, вскидывая бедра и потираясь твердым членом о чужое колено, чтобы наконец достигнуть долгожданной разрядки. — Прошу, Мин-а, ну же..       Горячие слезы обжигают щеки, Хенджина трясет от возбуждения, пока он балансирует на грани боли и удовольствия, рая и ада, жизни и смерти и черт знает чего еще.        Сынмин касается всех его сокровенных мест, жмет на заветные точки, от которых у Хенджина открывается второе дыхание. Сынминовы грубые прикосновения окрыляют, а ласковые и ненавязчивые и вовсе выбивают из легких весь воздух.        Хенджин чувствует, как его тело остается в чужой власти, пока душа возносится, отправляясь в рай и возвращаясь обратно, — пылкие, хаотичные поцелуи на груди заземляют, а покусывания помогают прийти в себя. Конечности сводит сладкой судорогой, а руки прижимают младшего еще ближе — Хенджин жмется к нему так отчаянно, будто тот может исчезнуть прямо сейчас.        Хенджин этого не допустит.       — «Поцелуй меня.. Сынмин-и, пожалуйста!» — Сынмин читает по губам, что невербально умоляют, подрагивая.       Хенджин превращается в оголенный провод в его руках — куда ни коснешься, по телу пройдет разряд тока, и Сынмин пользуется этим, обжигая горячими, хаотичными прикосновениями.        — Потерпи еще немного, Джин-а, — младший оставляет болезненный укус на челюсти, но тут же зализывает его языком — извиняется.        Хенджин извивается в его руках, подставляясь под умелые ладони, знающие, куда нажать, чтобы было слегка приятно, а куда — чтобы мгновенно довести до оргазма.        Хенджин слишком чувствителен, а Сынмин слишком любит играть.        Хван впивается пальцами в чужие покатые плечи и, не выдерживая, притягивает Сынмина к себе, мгновенно прижимаясь к его губам своими. Он закатывает глаза в удовольствии, пока все вокруг погружается во тьму.        Хенджин целует мокро, вязко, глубоко и нетерпеливо, неуклюже сплетая языки, и прижимает к себе как можно ближе, с упоением вылизывая горячий рот. Сынмин отвечает лениво, все так же привычно поддразнивая, но сам изнутри сгорает от желания не меньше старшего: в низу живота все полыхает, а сердце еще чуть-чуть — и проломит ребра.        Поцелуй выходит совсем грязным: слюна течет по подбородку, задерживается на адамовом яблоке и капает на грудь, оставляя липкие дорожки, но ни Сынмина, ни Хенджина это ничуть не смущает; старший все так же льнет к излюбленному телу, пока Сынмин кладет руки на его бедра и начинает тереться своим членом о чужой через ткань.        — Твою мать, Мин-а! — Хенджин громко стонет, когда чувствует, как Сынмин трется об его плоть, и запрокидывает голову вверх, жмурясь до цветных пятен перед глазами. — Н-невозможно.. ты.. невозможный..       — Я знаю, хен. Ты тоже.. невозможный, — Сынмин рвано дышит, покрывая чужую шею укусами и чередуя их с невесомыми поцелуями, пока Хенджин мечется по стене, извиваясь в его руках, словно змея. — Еще чуть-чуть, хен.. совсем немного..       Младший начинает тереться активнее, и Хенджину даже начинает казаться, что он чувствует через ткань каждую пульсирующую венку, и это ощущение, кажется, добивает его, потому что он в последний раз вскидывает бедра вверх и с постыдно громким стоном изливается, даже не касаясь себя.        Сынмин кончает секундой позже, все так же нетронутым, и эта мысль определенно точно поразила бы его, но упавший в его руки Хенджин — такой разморенный и разгоряченный — оказывается куда важнее, и Сынмин просто подхватывает его, прижимая к себе, пока сам едва держится на несгибающихся ногах. Хенджина все еще пробивает крупной дрожью после недавнего оргазма, пелена вожделения затуманивает его взгляд и разум, и он бормочет чужое имя словно мантру, цепляясь за сынминову кофту как за спасательный круг.        — Все хорошо, Джин-а, — Сынмин гладит старшего по голове и сползает вместе с ним по стене, опускаясь на пол и усаживая все еще дезориентированного Хенджина на свои колени.        Бедра сводит судорогой, а липкое пятно на штанах заставляет раздраженно зашипеть, но Хенджин в его руках выглядит все так же божественно красивым, и Сынмин перестает обращать внимание на что-либо еще, осыпая чужой оголенный торс слепыми поцелуями, пока Хван покорно подставляется под касания чужих губ.        Всего за одну ночь Хенджин побывал на небесах и вернулся обратно.