Ледяные буквы

– Ну вы опять начали свой театр? – Тяжело вздохнула Лиза, когда изображение Жени наконец прогрузилось на экране её смартфона. Вполне ожидаемо, выражение лица подруги ответило за неё раньше, чем она успела понять и обдумать вопрос, на что Императрица всея фигурного катания громко закатила глаза. Раздражение и, в какой-то степени, гнев Лизы чувствовались даже на расстоянии от Петербурга до Пекина, которое прямо сейчас их разделяло. Женя сжалась, словно котёнок, которого ругают за разодранные обои или опрокинутый горшок, только порвала и разбила она совсем другие, более ценные вещи. – Медведева, я тебя бесконечно люблю, но вы, кажется, не совсем поняли, что любовь – это когда взаимно и приятно, – процедила сквозь плотно сжатые зубы Лиза, сдерживая желание накричать на подругу не менее величественным, чем она сама, сборником нецензурных выражений, пополнявшимся в её голове с каждым годом наблюдения за спектаклем с подругами в главной роли. – Ты же знаешь, что… – Нет, Женя, я не знаю, – сразу прервала её Лиза, выставив перед экраном руку в останавливающем жесте. – Я не знаю, почему вы продолжаете творить эти глупости, оправдывать их тем, что и оправданием-то не является, и делать вид, что всё идёт так, как должно быть, хотя причиняете боль друг другу и самим себе. Есть, в чём меня поправить? Женя отрицательно помотала головой, продолжая слушать Лизу и одновременно прокручивать в голове события последних пяти лет. – Ожидаемо, – фыркнула Лиза. – Вы катаетесь на эмоциональных качелях, обе пытаетесь слезть, но не понимаете, что сами раскачиваете их всё сильнее. И вы, вроде, обе это осознаёте, но ничего не делаете, чтобы это исправить. И я устала смотреть на этот цирк Шапито. Я хочу вам помочь, но уже просто не знаю, как, я не знаю даже, когда это началось… Женя задумчиво смотрела в какую-то точку на экране смартфона, теряя суть рассуждений Лизы. Голос подруги всё утихал, постепенно превратившись в тонкий белый шум, на фоне которого всплывали обрывки разговоров, крики и слёзы. Удивительно, но среди всей это полифонии звуков очень ярко звучал один, вернее, два голоса, сливающихся в один, говорящих всего одно слово, вмещающее в себя две буквы, но такой громадный спектр значений и эмоций – «но». Женя хмыкает, когда до мозга доходят последние услышанные ею слова Лизы – она и сама не знает, когда это началось. Знает лишь одно – она сделала первый ход, даже не подозревая и не желая этого, а девчонка в красной пачке подхватила – она всегда так делала, когда Женя предлагала какую-то авантюру, как бы велики ни были ставки. Вот только начиная эту игру, ни одна из них не догадывалась, как далеко это зайдёт и какова на самом деле цена. Сейчас, когда на фоне её абсолютно беззвучно для её сознания отчитывает Императрица, Женя понимает, что такое накопительный эффект, и насколько он разрушителен. Наверное, ей давно нужно было понять, что за своё надо бороться, не взирая ни на что, и касается это не только золотых медалей, но и любых целей. Женя не помнит день, месяц и даже время года, помнит лишь то, что дело было до злосчастного Пхёнчхана. Тогда всё было по-другому и сейчас, оглядываясь на это практически беззаботное время, Женя искренне не понимает, почему проявила слабость. Женя в принципе редко использовала слово «но», однако тогда оно плотно вошло в лексикон, заменяя привычный набор из двух других букв, которые могли навсегда изменить ход её их истории. Проявление слабости как в плане использованных слов, так и в плане действий никогда не было чертой её несгибаемого характера, но что-то пошло не так в один из вечеров после долгой и изнурительной тренировки. Женя вновь вышла со льда предпоследней – маленькая Алина всегда оставалась на льду до победного. Обычно побеждало имеющее пределы тело – ноги буквально не держали её после придуманных ею самой дополнительных тренировок. Женю поражала эта картинка, за которой она, боясь признаться в этом даже самой себе, наблюдала с детским любопытством: стоило всем тренерам и спортсменам покинуть тренировочную арену, как на льду начиналась сложнейшая битва теряющейся на фоне огромного катка крохотной фигуры в чёрном тренировочном костюме с фирменным каскадом, который по неведомым причинам всегда переставал получаться накануне важных стартов. Тишину арены попеременно разрезали звуки скольжения лезвий по льду, шлепки неудачных приземлений и редкие всхлипы, вырывающиеся из глубины рвущейся от обиды на части детской души. Женя знала, что Алина злится на себя – она такая же. Наверное, это в ней и влекло. Или космические глаза, казалось бы, того же оттенка, что и её собственные, но всё же диаметрально противоположного. Или её яркий смех и вышибающая дух улыбка, адресованная в таком виде – широкая, мягкая и до медовой сладости тягучая – только Жене. Или её мягкие руки, так бережно прикасающиеся к рукам, плечам и волосам Жени, словно каждая часть её тела – хрупкая и невероятно ценная. Хрустальная, как однажды, не сдержавшись, шепнула Алина в ответ на вопрос о том, какой ей видится Женя, после чего девчушка стремительно покраснела и поспешила скрыться с места событий, добавляя в список «или» ещё один пункт – её слова, способные сбить с ног своей обескураживающей честностью и такими приятными эмоциями, которые после них остаются, что хочется запечатлеть их на подкорке и доставать каждый раз, когда нужна моральная поддержка. Или её детская, не обременённая навязанными в обществе стандартами, красота, такая настоящая, что хочется кричать о том, как она красива и как невыносимо об этом молчать. Этих «или» в запасе Жени было за несколько сотен – она собирала пункты каждый день с тех самых пор, как тонкая нога Алины впервые ступила на лёд «Хрустального». Главенствующего пункта, при этом, не было – они дополняли друг друга, накладываясь и гармонируя в единой мелодии, которую отбивает сердце Жени вместо привычного стука. Забавно, но вслух она не могла произнести ни одного слова из тех, что роились у неё в голове. Она в принципе обычно молчала, наблюдая за Алиной из дальнего угла, продумав свои шаги на несколько вперёд – если её поймают, она просто скажет, что наблюдала за тренировкой соперницы. Под кожей неприятно жгло от этого пресловутого «соперница», но иначе было никак – они не в тех обстоятельствах, чтобы позволить себе что-то большее. По крайней мере, так её учили. – Женя? Что ты тут делаешь? А вот тому, что делать в такой ситуации, её не учили. Пара глаз цвета горького шоколада, что было абсолютно антонимично сладости их взгляда, уставились на Женю, неосознанно вышедшую из тени поближе к бортику. – Я… Женя растеряла, кажется, не только весь свой бойкий дух и нрав, коими искрилась всего полчаса назад на тренировке, но и базовый словарный запас. – Я… «Боже, Медведева, ну соображай же!» – кричал внутренний голос, выражая своё возмущение в набатном стуке сердца по барабанным перепонкам. – Ты… – видя замешательство на лице старшей коллеги, помогла Алина, лишь ухудшая ситуацию, потому что этот блеск этих глаз ввёл Женю в ещё больший транс. – Я пп-просто смотт-трела зз-за тем-мм, кк-как тренн-нируется мм-моя сопп-перница, – нервно и ломано выдала Женя, запинаясь на каждом слове. – Ты же сама в это не веришь, – ласково улыбнулась Алина, качая головой в ответ на очевидную ложь. – Ага… Ой! Женя быстро покрылась румянцем, догоняя разрумяненную нагрузкой Алину по оттенку лица, и хотела было ретироваться в раздевалку, но мягкая хватка на её руке не дала ей сделать и шага. – Постой, – неуверенно попросила Алина, заглядывая в самую глубину глаз Жени. – Расскажи, пожалуйста, почему ты на меня смотрела. – Я… – Женя почувствовала себя сломанной разговаривающей игрушкой – вроде все ответы запрограммированы, чтобы было правильно и не выходило за границы дозволенного, но батарейка села, и получаются лишь отдельные нечленораздельные звуки. – Скажи правду, пожалуйста, – тихо добавила Алина. – Ты так красива, – прошептала Женя, абсолютно не контролируя слова, вылетающие из её рта. О том, что она вообще только что сказала, она решила подумать, когда увидела багровый цвет на щеках Алины и её растянувшиеся в умильной улыбке губы. – О боже! – Можно просто Алина, – хихикнула Загитова, поправляя идеально приглаженные волосы. Когда до Жени дошёл смысл этой лёгкой шутки-флирта, она засмущалась от происходящего ещё сильнее. Она, темный пустой каток и девочка, почему-то вызывающая в ней влечение и почему-то такая смелая и… дерзкая? – Ты сегодня какая-то слишком уверенная, – нервно улыбнулась Женя, заламывая свои руки. – А ты – слишком неуверенная, – подмигнула ей Алина, улыбаясь ещё шире. – И я не поверю, что такой я тебе нравлюсь меньше. – Конечно нет, я… что? – Последнее слово прозвучало звонким фальцетом, когда до Жени дошли сказанные младшей слова и их смысл. А был ли этот смысл или его выдумало больное воображение Жени? – Не поверю, что я тебе не нравлюсь, Женя, не ври хотя бы самой себе, – Алина щелкнула старшую по носу, пытаясь понять, откуда в ней эта уверенность и что она вообще делает. Воздух пропитался неловкостью, шоком и чем-то сладким. – И что будет, если я скажу да? – Встряхнув головой, поинтересовалась Женя, с возродившейся в ней искрой заглянув в глаза младшей. – Я отвечу тем же, – невинно пожала плечами Алина, начиная активно краснеть. – Может, ты хочешь мне что-то предложить? На несколько минут повисла тишина. Женя всё ещё не понимала, что сейчас произошло, что они друг другу сказали и что они имеют в виду. Ещё несколько минут назад она называла своё отношение к девочке, стоящей напротив, интригующим и ни к чему не обязывающим «влечением», а сейчас, кажется, в открытую призналась ей в симпатии. А Алинка, маленькая и по-детски невинная Алинка, ответила ей взаимностью. Мир сошёл с ума. С губ Жени уже были готовы сорваться те слова, которые, наверное, стоит произнести в такой ситуации, однако взгляд невольно зацепился за огромный баннер, растянутый за спиной Алины – фото с олимпийского катка в Сочи. Пять разноцветных колец врезались в глаза и сжали горло Жени ледяными тисками. В голове появились совсем не те две буквы, которые хотела услышать Алина. – Хотела бы ответить тем предложением, которое ты, полагаю, ждёшь, но есть одно но, – горестно вздохнув, произнесла Женя. В глазах Алины что-то разбилось. – Сначала Олимпийские игры, а затем моё предложение, хорошо? Женя спрятала руки за спину, чтобы Алина не увидела, как сильно вспотели ладони, как сильно дрожат пальцы и как ещё сильнее она царапает свои запястья. – Да, – разбито ответила Алина спустя пару минут молчания. Её плечи поникли, она вся словно уменьшилась на пару сантиметров, сгорбившись под весом упавшего на неё груза двух букв. Женя шумно выдохнула, быстро потянулась, чтобы приобнять девочку, но та сделала шаг назад, разделивший их на несколько метров – Алина всё же ещё была на льду в коньках. – Хэй, я просто хотела тебя обнять, – растерянно произнесла Женя, нервно улыбаясь. – Но я не хочу, извини, – холодным тоном ответила Алина. Женя опустила голову, развернулась и шагнула в сторону входной двери. Уже потянувшись к ручке, она замерла, борясь с чуть ли не физически тянущими её в родные объятия голосом сердца и нутром. – Хорошо, мелкая, увидимся завтра, – Обернувшись, сказала она, но увидела лишь спину удаляющейся на очередную попытку каскада Алины. Женя поникла, но, понимая, что иначе поступить не могла ни с ней, ни с самой собой, открыла дверь, ведущую на выход со льда, и успела вздрогнуть, услышав звук жуткого падения, прежде чем плач девочки, распластавшейся на льду, заглушил щелчок закрывшейся двери и её собственные шаги по кафелю коридора. На людях они продолжали делать вид, что ничего не изменилось, будто того разговора поздним вечером не было. Будто два сердца всё так же ровно бьются, заливая тело теплом при виде друг друга, а не стальным холодом этих жутких «но». А затем был Пхёнчхан, одна целая и тридцать одна сотая балла, Анна Каренина, бросившаяся под поезд, и девочка в красной пачке, вразумившая себе, что она всё испортила. Женя долго боролась с этими глупостями в её голове, ни разу не обвиняя Алину в своём серебре и её золоте – хотелось бы, да только разум и сердце в один голос твердили о том, что к в момент повзрослевшей Алине она испытывает все те же светлые чувства, не запятнанные тем, что им пытаются навязать. Вот только Алину сломали раньше, чем Женя успела прийти. – Аль, что ты такое говоришь? – Опустошённо прошептала Женя, когда перед ней стояла зарёванная Алина, отчаянно пытаясь вернуть на лицо хоть каплю мнимого самообладания и контроля над ситуацией. Вот только её «контроль» проливался на щёки жгучими каплями, рисующими на них чёрные узоры. – Мы же говорили, что после Олимпийских игр мы попробуем… – Но я изменилась, Женя, – холодно отрезала Алина. – Пойми, всё произошедшее… – она вновь закусила губу, которая кровоточила не слабее глаз и сердца, – это сломало меня, и сейчас я не та девочка, с которой ты флиртовала и за которой подглядывала на катке. Ты сама этого не понимаешь, но ты ненавидишь меня сейчас. Я разбила твою мечту в дребезги, и это не пройдёт бесследно. Я не хочу травмировать тебя ещё сильнее попыткой этих отношений, которые никуда не приведут и уничтожат нас обеих. Быть может однажды всё изменится… – Но ты сама в это не веришь, – нехотя вырвала правду наружу Женя, не сдерживая собственные слёзы. В этот момент серебряная медаль, всё ещё висящая на шее, впервые обожгла грудь. – Прости. Ты забудешь обо мне, правда, всё будет хорошо. – Прости, что потревожила, Мелкая. Доброй ночи. Женя развернулась на пятках и ушла, оглушённая предсмертным воем собственного сердца, словно режущего грудную клетку изнутри. Вот так чувствуется разбитое сердце? Опустошение, боль и что-то тёмное, разливающееся вязкой жижей внутри останков сердца, затапливающее его негативными эмоциями? Женя не помнила, как дошла до своего номера, как отписалась маме, что она в порядке, а уже через десять минут разговаривала с Юдзуру, прося передать ей номер Брайана. Улетая в Канаду, Женя остатками сердца ждала Алину в аэропорту до последнего, остатками разума – понимала, что она не приедет. И понимала, почему. Но разве комочку мышц в груди объяснишь все тяжбы ситуации? Жизнь на другом континенте, казавшаяся спасительным лекарством, разочаровала Женю практически сразу – нужно было полностью перестроиться и жить по-другому. Вообще жить, а не существовать от одной тренировки, на которой будет она, до другой, и так день за днём. Теперь же на тренировках не было её, но проблем меньше не стало – постолимпийский сезон всегда славился моральным и физическим уничтожением олимпиоников, и Женя, естественно, не стала исключением. Впрочем, как и девочка в красной пачке, за уничтожением которой в Милане в прямом эфире наблюдал весь мир. Женя, признаться, хотела бросить свою идею с самоисцелением в Канаде, но сворачивать назад было поздно – слишком многое поставлено на карту. Проходили месяца, сменялись сезоны, и сломанная физически, но начавшая восставать из пепла морально Женя смотрела на триумф Алины в Сайтаме с бронзовой ступеньки пьедестала. Обиды не было – одна из них должна была собрать «Большой шлем», и раз это сделала Алина, значит так было нужно. Спортивный дух никогда не покидал её, но повзрослевшая Женя прекрасно осознавала границы своих возможностей, установленные измотанным организмом, и противиться им не могла, как бы ни старалась. Она поняла, что хочет главный трофей в этой истории. Но затем на сцену вышел страх. Страх быть отверженной не только Алиной, но и явно тронутой её уходом тренером, когда-то близкими друзьями и всей страной. Страх быть раздавленной жёлтыми газетёнками и мнением тех, кто с того самого олимпийского подиума желал ей как минимум несчастий в жизни. Страх не справиться и снова сбежать, поджав хвост. Поэтому появилось очередное «но», слетевшее уже с её губ: – Женя, что ты такое говоришь? – Непонимающе прошептала Алина, затравлено смотря на свою подругу, симпатию, влюблённость, коллегу – она уже сама запуталась, как идентифицировать Медведеву в рамках своей жизни. – Прости, но нет, – повторила Женя, нанося себе и ей очередные колюще-режущие раны в грудную клетку. Сказать «в сердце» язык не поднимется – она прекрасно знает, что у них обеих там пустота с жалкими ошмётками органа. – Прости, но нет? – Громче повторила Алина, запуская руки в свои волосы, и с силой оттянула их, пытаясь понять, сон ли всё происходящее или жестокая реальность. – Прости, но нет?! Голос младшей сорвался на крик, и Женя сморщилась – слишком громкая претензия к её словам, но иначе она не может. – Ты в Канаде отморозилась или что? Что значит «прости, но нет»?! В чём причина? Женя опустила глаза в пол, понимая, что один взгляд в два любимых шоколадных омута, и она утонет. А сейчас нужно изо всех сил карабкаться наверх, туда, к солнечному свету на поверхности солёной воды, чтобы затем вытащить и её. Но не сейчас. – Это значило прости, но нет, Мелкая, – повторила Женя, вкладывая в каждую букву остатки уверенности в своём решении, которые разрушались на атомы слезливыми нотками в уже дорожащем голосе Алины. – Не сейчас. – Ты точно издеваешься, – всплеснула руками Алина. Она безвольно упала на скамейку в опустевшей женской раздевалке – все спортсменки отправились отдыхать и готовиться к завтрашнему праздничному вечеру, а она здесь разбирается с преподнесённым ей на красивом блюде отказе Жени, приправленным соусом из болезненных ноток в голосе. Алина понимает, что Женя не хочет говорить ей это злосчастное «но» и уходить, но, почему-то, делает именно это. – Я устала играть в эту игру, Женя. Я просто устала. Мне не сдалась эта медаль, ни эта, ни олимпийская, я счастливой быть хочу, понимаешь? – Если бы ты действительно этого хотела и была к этому готова, ты бы не отказала мне тогда, после олимпийских игр, – грустно произнесла Женя. – Я испугалась, – горестно вздохнула Алина. – Я испугалась того, что запуталась в своих чувствах и в себе, я не понимала, где мои желания и мечты, а где – тренеров и других людей, которые были рядом. Я испугалась того, что мнение огромной толпы, твердившей о том, что ты меня ненавидишь, правда. Испугалась, что пропустила какое-то твоё интервью, где ты сказала что-то такое, из-за чего мир взбесился. Я испугалась, что ты не сможешь быть со мной из-за медали, мнения других и чего бы то ни было ещё. Я была трусихой. Но я смогла это перебороть, а ты, кажется, только попала в это болото. Женя держится изо всех сил, но Алина сама делает первый шаг, вернее, несколько, и осторожно поднимает лицо Жени за подбородок, врезаясь в отрешённую осень своим горьким шоколадом. – Но я буду ждать. Алина ушла из раздевалки так быстро, что Женя не успела и моргнуть. Или же она просто перестала моргать. Поразительно, как за полминуты Алина вытянула на поверхность все потаённые страхи и опаски Жени, помогая ей открыть глаза и понять, что она завязла. Мелкая действительно выросла, но сделала ли это сама Женя? В Сайтаме похолодало, но почувствовала это только Медведева, быстро сбежавшая в ещё более холодную Канаду, стараясь спрятать выжигающие изнутри на каждом миллиметре поверхности имя девочки в красном ошмётки сердца от себя и остальных. Ей не хотелось пройти столько, чтобы не утонуть, и на финишной прямой сгореть из-за одного-единственного разговора, который мог их спасти, но лишь подлил керосина, разжигая костёр из «но» ещё сильнее. Тогда её спасла Лиза. Императрица была одной из тех людей, кто оставался с ней на связи и был рядом все эти годы, несмотря на тысячи километров расстояния. Лиза поддерживала и держала в курсе событий, не пытаясь что-либо вызнать и спросить о февральских событиях в Корее или дальнейших – в Сайтаме. И именно она стала тем, кто держал Женю за руку, как маленькую девочку, впервые вышедшую на лёд, на каждом шаге пути на Родину. – Добро пожаловать домой! – С привычно домашней улыбкой произнесла Лиза, обнимая Женю, когда та вышла из самолёта с горящими глазами, наполненными решительностью и уверенностью в своих планах. – Спасибо, Императрица, – Женя присела в реверансе, затягивая подругу в крепкие объятия. – Вау, какой тактильной ты стала за эти годы, – прокряхтела Лиза, выпутываясь из медвежьих объятий. – Я так соскучилась, ты просто не представляешь! Женя улыбалась, кажется, до треска щёк, и Лиза чувствовала себя самой счастливой, видя на родном лице не слёзы, а счастье и этот знакомый блеск в глазах. – Что, только по мне? – Хитро прищурилась Лиза. – Ну… – протянула Женя, покрываясь лёгким румянцем. – Ой, ладно, не раскрывай мне все карты, но скажи лишь одно: ты настроена решительно? – Как на Чемпионат мира в две тысячи семнадцатом. – Тогда давай сразу в «Хрустальный», я знаю, что у них сейчас тренировка. Лиза подхватила один из чемоданов Жени с багажной ленты и направилась к своей машине, ведя забывшую, как выглядят аэропорты в России, подругу по путанным коридорам за руку. Лиза что-то рассказывала, периодически поглядывая на боязливо осматривающуюся Женю, и тихонько хихикала. – Не бойся, папарацци здесь нет, я всё проверила, – Не сдержавшись, засмеялась Лиза, когда Женя настолько натянула капюшон на свою голову, что не заметила огромную колонну и с размаху влетела в неё. – И даже если тебя поймают и снимут, то никакой пользы им от этого не будет – уже сегодня вечером в официальном аккаунте ТШТ будет пост с твоей фотографией, поэтому прихорашивайся по дороге, подруженька. Лиза резво открыла багажник своей машины, забросила в него чемоданы Жени и отправила её на переднее пассажирское сидение, вручив в руки косметичку. Потерявшаяся от этой новости Женя больше напоминала выполняющего команды робота, чем живого человека, поэтому Лиза продолжала веселиться от происходящего, предвкушая сценку вроде «Да она не может любить меня» в вольной интерпретации героинь Игр в Пхёнчхане. – Погоди, а откуда ты знаешь расписание тренировок девчонок? – Спустя двадцать минут поездки наконец вспомнила интересующую её деталь Женя, размазывая помаду по щеке от резкого торможения на светофоре. – Ты права купила, что ли? – На автограф обменяла, – закатила глаза Лиза. Женя вновь размазала помаду по щеке, выпучив глаза на Императрицу. – Боже, ну ты и дурная, Медо, шучу! В Канаде что, не знают о юморе? Я думала, его туда вместе с клёнами завезли. – Очень смешно, – цокнула Женя, когда Лиза рассмеялась от собственной шутки и внешнего вида подруги. – Я же натуральный Пеннивайз! Женя развернулась к Лизе, и та звонко расхохоталась от сравнения подруги, которое, к слову, оказалось крайне верным. Лиза протянула Жене ватные диски с мицелярной водой, возвращая своё внимание на дорогу. – Спасибо, – Женя быстро расправилась с красными полосами на щеках и завершила макияж, складывая все косметические продукты в косметичку. – И я всё ещё жду ответ на свой вопрос. – Давай-ка ты мне лучше расскажешь о том, как там поживает Канада, – мягко сказала Лиза, поворачивая голову чуть в сторону, чтобы не показать подруге выступившую на щеках и шее красную краску. – Там правда так любят кленовый сироп или это миф? – По большей части это правда, но он там невероятно вкусный, вовсе не такой, как у нас, поэтому на словах это сложно объяснить, но я привезла тебе баночку, буду приучать тебя к этой чудесной культуре. – Ты же знаешь, что я не очень люблю сладкое, – поморщилась Лиза. – А я не очень люблю, когда мне врут, – лукаво улыбнулась Женя. – Ты о чём? – Давай рассказывай, откуда ты знаешь расписание и почему так не хочешь об этом говорить, – Женя ткнула подругу локтем в бок. – Ничего особенного, просто у меня есть знакомая в той же группе, в которой тренируется Алина. Как прошёл перелёт? – Ну уж нет, Туктик, я от тебя не отстану. Кто это? – Боже, Медведева, ты меня в могилу сведёшь! Зачем тебе эта информация? – Потому что ты явно кого-то охомутала, и я хочу знать, на кого пал взор моей свободолюбивой и прекрасной женщины. – Фу, какое мерзкое слово ты выбрала, русский что ли забыла? – Ага, значит ты не отрицаешь? – Вот чёрт, – Лиза закусила губу, принимая своё поражение. – Возможно, но большего ты не узнаешь. Только Женя решила устроить угадайку и начать перебирать имена девочек своего тренерского штаба, следя за реакцией Лизы, как все слова мигом пропали – прямо перед ними выросло здание «Хрустального». Женя побледнела. – Лиз, может я обратно в Канаду? – Сглотнув, предложила Женя. – Ну уж нет, я не просто так терпела все твои выходки и слёзы несколько лет, увенчавшиеся этим допросом с пристрастием, чтобы ты поджала хвост и сбежала, – покачала головой Лиза, вытаскивая Женю за руку из машины. – Ты на Мир так же ездила? Как ты выиграть умудрилась? Задетая за свою гордость Женя мигом выпрямилась, и сама зашагала в сторону входа в ледовый, но дверь открылась изнутри, едва не снеся её намерения и саму фигуристку с ног, и маленький ураган пронёсся мимо Медведевой, запрыгивая на Лизу. – Мышка! Как я рада тебя видеть! – О-ф-и-г-е-т-ь, – выдохнула Женя, разглядев в девочке на Лизе Камилу. Подросшую Камилу. На Лизе, воодушевлённо смотрящей прямо в искрящиеся карие глаза и трепетно отвечающей на все вопросы младшей. Кажется, о Жене напрочь забыли. – Туктамышева, какого… – Женя? – Кажется, до Камилы дошло, кого же она чуть не сбила, слишком удивлённая и увлечённая Лизой. – Женя! Камила бросилась на шею к Медведевой, лепеча слова приветствия, признания в тоске и грусти и боязливые вопросы о том, навсегда ли вернулась её кумир. – Привет, крошка, – широко улыбнулась Женя, крепко прижимая к себе такую родную девочку, которая всё говорила, спрашивала и причитала. – Тише, слишком много вопросов сразу, я три года разговаривала на английском, давай немного сбавим темп. – Кам, она не исчезнет, можешь отпустить Женю, обещаю если что вытащить её из самолёта за шкирку, – хихикнула Лиза, но Женя прекрасно слышала эти лёгкие ревностные нотки в голосе подруги. – Я просто слишком сильно соскучилась, – наконец оторвалась от Жени Камила, радостно вглядываясь в, казалось бы, не изменившуюся внешне девушку. – Ты выглядишь так же, как и тогда… – Боже, Кам, ты её как будто похоронила, – хохотнула Лиза, поглаживая девчушку по волосам. – Простите, – поалела младшая. – Всё хорошо, милая, Лиза всё так же постоянно шутит глупые шутки и сама с них смеётся? – Ага, ха-ха! – Эй, Ками! – Возмутилась Лиза, наблюдая, как двое из ларца вовсю смеются над ней. – Вот так и помогай людям! – Ладно, Императрица, я больше так не буду, – Женя протянула руку в сторону Лизы, призывая её в общие объятия. – Без тебя я бы не справилась, пойдём возвращать потеряшку-меня в родные пенаты. Лиза довольно кивнула и повела Женю к родным тренерам, встречи с которыми она боялась чуть ли не сильнее всего на свете. Была, конечно, одна встреча куда страшнее, но всё познаётся в сравнении, и в данный момент кабинет главного тренера представлял наибольшую опасность. На удивление, встреча прошла хорошо – то ли купленный букет любимых цветов тренера сыграл свою роль, то ли их слишком крепкие даже для расстояния в континенты связь, но Этери Георгиевна приняла Женю обратно со знакомыми и щемящими душу материнскими объятиями. Рады были вернувшейся чемпионке и Сергей Викторович с Даниилом Марковичем, причитающие, что без Женьки группа словно потеряла свою зажигалочку. Медведева торжественно пообещала всё исправить и все четверо отправились делать фотографию для поклонников на лёд. Атмосфера беззаботного счастья разбилась о такой знакомый горький шоколад, чуть не выпрыгнувший из обрамления длинный ресниц. Женя замерла, не понимая, как могла забыть о том, что тренировка, если расписание не изменилось, закончилась десять минут назад, а это значит, что на льду могла остаться только… – Алина! Как чудесно, что ты ещё здесь, сфотографируешь нас с Женей? – Ласково улыбнулась ученице Этери Георгиевна, словно не замечая возникшую паузу и выражения лиц подопечных. – Да, конечно, Этери Георгиевна, – на автомате ответила Алина, не сводя взгляд с фигуры Жени, словно пытаясь понять, шутка это или нет. – Думаю, на фоне плакатов будет чудесно. – Ты, как всегда, права, – кивнул Даниил Маркович, и компания переместилась ближе к центру льда, выстраивая кадр. Пару минут спустя фотография с соответствующей подписью уже красовалась в аккаунте тренерского штаба, собирая десятки тысяч лайков и комментариев, пока главные герои кадра разошлись по своим рабочим местам, попросив Женю остаться до вечера, чтобы урегулировать все вопросы. Медведева ответила согласием и осталась на льду, пытаясь решиться повернуться лицом к Алине. Некогда девчушка в красной пачке, а ныне девушка в чёрном платье, так прожигала Женю взглядом, что по коже начали расползаться воображаемые ожоги. Хотя, может и реальные. – Привет, – прошелестела Женя, наконец поворачиваясь к Алине. – Ты стала ещё красивее. Алина издала истеричный смешок и медленно осела на лёд, поджимая ноги в коньках под себя. Женя не стала вмешиваться в происходящее, хотя об рёбра изнутри билось желание поднять её с ледяной поверхности, сжать в объятиях и прошептать то, что крутилось на языке последние несколько лет. Речь была отрепетирована давно, Женя продумала десятки вариантов их диалога, но сейчас выдала лишь «ты стала ещё красивее», отчего хотелось ударить саму себя, стереть Алине память и начать заново. Весьма прозаичным казалось то, что они оказались практически в том же положении, что и три года назад, только за спиной обеих теперь три года насыщенной истории, и с плаката за спиной Алины смотрит не Юля Липницкая, а они сами. – Могу я теперь озвучить своё предложение? Тишину арены разрезал звонкий истеричный смешок и последовавшие за ним всхлипы. – Ты такая идиотка, Медведева, – покачала головой Алина, пряча слезящиеся глаза за ладонями. – Потому что динамила тебя три года? – Попыталась улыбнуться Женя. – Потому что вернулась и думаешь, что я брошусь к тебе на шею с признаниями в любви. Женя пошатнулась, будто Алина ударила её не словами, а как минимум кувалдой. Глаза мгновенно наполнились слезами. – Постой, но… – Вот! – Воскликнула Алина, вскакивая на ноги и подкатываясь к Жене. Тонкий пальчик младшей уткнулся в грудь Медведевой. – Вот это ты, Медведева. Со своими вечными «но», которыми ты заразила меня так много лет назад! Ты не просто «динамила» меня три года, ты, чёрт тебя подери, посадила меня на свои качели и задала такой размах, что спрыгнуть с них означает переломать себе все кости и шею с черепом! Я пыталась противостоять своим чувствам, играла в твою игру и тоже делала ходы, но они заканчивались ничем. И когда я готова была тебя понять и принять ты сказала мне свою вторую коронную фразу – «не сейчас». Так вот, Женя, не сейчас и я готова предоставить тебе пару десятков различных «но», но не стану этого делать. Женя почувствовала, как лёд под ногами треснул, проломился и уронил её в ледяную пучину. Желания выбираться не было. Женя опустила руки. И не смогла поднять их до этого самого вечера в холодном Пекине. Лиза на мониторе её телефона продолжала о чём-то говорить, словно не замечая того, что Женя её вовсе не слушает. Медведева прекрасно понимала, что и Лизе сейчас нужна возможность отвлечься от того, что творят с её маленькой девочкой и хотя бы на час переключиться на любовные дела подруг, чтобы она смогла почувствовать власть над ситуацией в своих руках. Женя боялась представить, каково оказаться на месте Лизы, которая абсолютно беспомощна в вопросе спасения близкого человека, или, что в разы хуже, на месте самой Камилы, состояние которой описать не представляется возможным. Женя встряхнула волосами и попыталась вернуться к нужной теме. Перед ней препятствие в виде бетонных стен, воздвигнутых её страхами. Она знала, что Лиза права по всем фронтам, знала, но не могла найти в себе силы преодолеть барьер, поставленный ею самой на собственной беговой дорожке. Казалось бы, она столько планок ставила самой себе и всегда справлялась с ними, и сейчас препятствие казалось преодолимым, не более тяжёлым, чем предыдущие, вот только высота была не её. – Лиз, я не знаю, что делать, – выдохнула Женя, прерывая очередной монолог подруги. – А для кого я третий час расписываю возможные варианты решения ситуации? – Похлопала ресницами Туктамышева, начиная закипать. Она сделала глубокий вдох и шумно выдохнула. – Ты же не слушала меня, да? – Прости, – вместо ответа пожала плечами Женя. – А знаешь, именно это и нужно сказать, – вдруг оживилась Лиза. – Что? – Прости, п-р-о-с-т-и, – по буквам повторила Лиза, не сдерживая улыбку. – Ты думаешь, что после всего этого обычного «прости» хватит? – Знаешь, иногда самый верный путь действительно самый лёгкий. Вопрос только в том, что тебе на это ответят и как ты выстроишь диалог дальше, но это предугадать невозможно, поэтому тебе придётся справляться самой. – Как же достало это «но», – взвыла Женя, услышав ненавистные буквы в словах Лизы. – Ну так иди и перечеркни их все. – А знаешь, ты права. Женя быстро поднялась на ноги и вышла из номера, закинув телефон в карман кофты. – Жень, что происходит? – Раздавался из динамика растерянный голос Лизы. – Связь пропала? Почему темно? Медведева? Женя же не слышала ни слова, отрешённая от реальности барьером решимости. Добраться до нужного номера не составило труда – Женя знала, где живёт Алина, знала, что она живёт в нескольких номерах от ближайших представителей сборной, и знала, что она ложится спать не раньше одиннадцати, а Лиза ей говорила, что на часах только половина, поэтому шанс застать её бодрствующей был. – Алина! – Женя трижды постучала в дверь и для достоверности позвала девушку по имени. – Вот это поворот, – протянула Лиза, понявшая, что Женя забыла отключить звонок и теперь вслушивающаяся в каждый шорох. – Алина, открой дверь! – Женя постучала вновь, но дверь всё так же никто не открывал. – Загитова! Не игнорируй меня! За дверью наконец послышались шаги, и Женя поняла, что потеряла весь свой пыл, но сегодня она не намеренна отступать. Когда дверь открылась, Женя готова была начать свою тираду, но наткнулась на заспанную Алину, завёрнутую в одеяло и прижимающую к себе небольшого коричневого медвежонка в забавной красной пижаме. Женя прекрасно знает, какую игрушку она дарила когда-то девчушке в красном на один из праздников. Лоскуты в грудной клетке начинают трепыхаться активнее, собираясь в единый комок. – Медведева, ты с ума сошла? – Хриплым ото сна голосом пробормотала Алина, жмурясь от яркого света коридорных ламп. – Сейчас четыре часа утра, какого чёрта? – У Лизы же московское время… – протянула Женя, неловко почёсывая затылок. Лиза в её кармане смачно выругалась. – Какой Лизы? Какое время? Жень, что ты тут делаешь? – Разрушаю собственноручно созданные барьеры, мешающие жить нам обеим. – Но… – Больше никаких но, – решительно выдохнула Женя, сделала шаг вперёд и осторожно прикоснулась своими губами к губам Алины, укладывая ладони на её щёки. Первую секунду Алина не двигалась. Вторую, кажется, не дышала. Третью думала. Четвёртую принимала решение. Пятую отдала на крепкие объятия и чувственный ответ на поцелуй. – Прости, я была такой дурой, – выдохнула Алина, зарываясь пальцами в волосы Жени, едва отрываясь от желанных губ. – Факт, – согласилась в кармане кофты Жени Лиза. – Я была не меньшей идиоткой, но об этом потом, – пробормотала Женя. – Сейчас мне нужна только ты. – Боже, я дожила до этого момента! – Радостно воскликнула Лиза. – Как же долго я ждала, – между исследовательскими операциями по таким сладким губам Жени выдавила Алина, притягивая девушку всё ближе к себе, словно пытаясь врасти в неё и больше никогда не отпускать. Одеяло осталось где-то в коридоре, мишка – под ним, они вдвоём – на пороге спальни. – А когда я вернулась из Канады ты совсем другие вещи говорила, – не удержалась и вставила Женя, прикусывая нижнюю губу Алины. – Заткнись, я же должна была тебя хоть как-то наказать, – не открывая глаза, Алина накинулась на губы Жени с новой силой. – Мы завтра это обсудим, – предложила Женя, падая на кровать и утягивая Алину на себя. – Ага. С утра Женя будет долго думать, почему звонок с Лизой завершился на двадцать минут позже её решения броситься к Алине и всё разрешить и почему Императрица так рьяно будет хихикать во время следующего видеозвонка, пока Лиза не сдастся и не расскажет, что ей хватило их страстей на долгие годы, а её несчастная психика никогда не восстановится от того, что она успела услышать, пока дрожащими пальцами отключалась от звонка, когда поняла, что происходящее не предназначено для её ушей. Это будет с утра, вместе с неловкими касаниями и важными разговорами, а сейчас Женя наслаждается каждой секундой, чувствуя удвоенное удовольствие от льющихся рекой подтверждений взаимности этих чувств с губ Алины, которые она не устанет целовать. В жизни каждого бывают моменты, когда следует броситься в пропасть, чтобы наконец убедиться, что ты всегда умел летать.