Лирика

      Стресс, который испытала Алина, пока Никита вел ее домой как провинившегося ребенка, заставил едва ли не поседеть. А может, она все-таки поседела в нескольких прядках на затылке. Как бы ни уговаривала, как бы ни молила, что бы ни обещала, брат оказался непреклонен. Его даже Вика пыталась успокоить: Алинке уже не пятнадцать, она вполне себе имеет право встречаться с молодым человеком. Он развернул жену у подъезда и отправил домой. В его голове Кузя представлялся совсем не молодым. А сам-то, сам-то, а? Старше! Тоже старик, получается?              — Ну, Никита! — Алина отчаянно затормозила у подъезда, схватившись за доску объявлений. — Что ты прицепился ко мне?!              — У вас слишком большая разница, ты не понимаешь? — брат дернул Алину за капюшон, отрывая и ее от доски, и чуть не отделяя сам капюшон от куртки.              — И что? Всего лишь семь лет, а не двадцать!              — Ты реально не догоняешь. Он просто поиграется с тобой и бросит. Ему либо сверстницы не дают, либо он просто больной, — Никита затянул сестру в подъезд, уже пинками подгоняя к квартире.              — Почему я не могу просто ему понравиться?! — пока ехали в такси она столько всего наслушалась, сколько не слышала за всю жизнь.              Оказалось, что она тупая идиотка, которой можно так просто вертеть и крутить. Что она не может нравиться парням из-за своей стервозности. Много чего, что больно било по сердцу. Да, они с братом никогда хорошо не ладили, но поливать ее грязью за простой поцелуй, — это уже совсем! Пусть Никита и прикрывал все сказанные слова тем, что хотел только лучшего Алине. Это, черт возьми, очень обидно, когда тебя ровняют с серой мышью!              Обидно настолько, что у квартиры Алина разрыдалась и пнула брата, пробормотав под нос длиннющее проклятие.              В квартире на громкий плач сбежались родители с такими перепуганными глазами, что Гладкая заголосила только громче и сильнее залилась слезами. Стояла в прихожей и даже не разувалась. Просто рыдала, пока брат гневно призывал ее успокоиться.              — Что произошло? Никита! — Татьяна Владимировна строго глянула на сына. — Что ты опять сделал? Почему она плачет?              — У нее спроси. — съязвил Никита и, снимая куртку, толкнул сестру локтем. В момент он согнулся пополам с громким стоном, когда Алина со всей щедрости своей души вдарила ему между ног, а потом отвесила подзатыльник.              — Алина! — закричала женщина уже на дочь, в панике схватившись за плечо сына. — Никита, ты как?..              — Ненавижу тебя! Ненавижу! — она стянула сапоги, беспорядочно бросила их у двери и быстро скрылась в комнате, хлопнув дверью. — Почему у всех нормальные братья, а ты такое дерьмо?! — крикнув напоследок, заперла дверь и рухнула на кровать, утонув лицом в подушках.              — Алина! Открой дверь! — в комнату постучался отец, быстро сменяя твердый тон на взволнованный. — Объясните нам, что вы не поделили? Никита, что случилось? Почему Алина в таком состоянии? — Сергей Иванович хмуро свел взгляд с двери на сына. Истерика младшенькой доносилась до него приглушенными всхлипами. — Тань, отцепись от него уже.              — У этого дебила спросите! — с кашлем завизжала из комнаты Алина, задыхаясь от слез.              — Рот закрой, прошмандовка! — рявкнул в ответ Никита, выпрямившись с болезненным видом. Испугался за своего будущее, возможно, уже не существующее потомство.              — Оба рты позакрывали! — Татьяна Владимировна завелась не на шутку. — Я вам сейчас двоим их с мылом вымою! — показав кулак сыну, она обернулась к двери дочери. — Алина, выйди.              — Не выйду! Не хочу видеть его рожу!              — Алина!              На плечо женщины легла рука мужа и легко оттянула от комнаты:              — Тань, оставь ее. Успокоится и выйдет. Нам пока Никита все объяснит, — на последнем предложении финансовая, но не более, глава семейства сделал акцент, дав ясное понимание, что он с женой ждет четких объяснений. — Ждем на кухне, — развернув супругу, он подтолкнул ее вперед.                     Стены в панельках никогда не отличались хорошей звукоизоляцией, поэтому Алина глухими отголосками все же слышала суть диалога. Никита доказывал свою правоту, обвинял ее в бездумности и ветрености…              Алина давилась слезами, никак не могла успокоиться. Наволочка перепачкалась в помаде и растекшейся туши с подводкой. Так происходит почти каждый раз, когда брат появляется дома. Она честно не понимала, как он смог найти девушку, которая согласилась выйти за него замуж? Если его Вика полюбила, почему ее никто не может? С чего он взял, что со всеми парнями, которые крутятся возле, она спит?              Гладкая тонула в слезах и липких тяжелых мыслях, в ощущении такого глубокого омерзения к брату, что хотелось задохнуться. Телефон рядом надоедливо вибрировал. Кто-то пытался прорваться сквозь ее игнор. Прекрасно знала, что это Максим, но все равно не брала.              Пять минут не брала. Десять… Максим на время затихал, а потом названивал снова, писал. Он мог бы приехать сюда. Он мог.              Алина испугалась этой мысли. Не знала, как отреагируют родители, и что сделает Никита. Макс набрал снова, и на этот раз она ответила.              — Куда ты пропала? — недовольно, но взволнованно поинтересовался Кузя. — Ты дома?              — Дома… — тихо отозвалась Алина, свернувшись в позу эмбриона. — Все хорошо.              — Ты плачешь? — почти неслышный всхлип, который девушка топила в подушке, он уловил. — Что случилось? Тебя ударил кто-то?              Сдавленно усмехнувшись, Гладкая прикрыла глаза и качнула головой:              — Нет. Брат наорал. Сейчас жалуется на меня родителям. Расскажет им, что я такая проститутка, ведусь на каждого встречного. Еще сказал, что ты должен общаться со сверстницами, а не со мной. Все, как всегда, я привыкла уже.              На другом конце замолчали. Отдаленно послышалось гневное «сука». Если бы Кузнецов вел учетную запись своих баб, то предоставил их особо зоркому брату Алины, чтобы тот понял: возраст здесь играет не самую важную роль. У него были женщины и вдвое старше, и восемнадцатилетние девчонки. Вздохнув, Кузя уже намного спокойнее продолжил:              — Я приеду минут через двадцать. Подождешь?              — Максим, не надо, — Алина взмолилась, надеясь, что он не станет своевольничать. — Пожалуйста, не приезжай сейчас.              — Если твои родители захотят тебя осудить, то я хочу дать им понять, что я не какой-то хуй с горы, блять.              — Сейчас правда не самый лучший момент тебя с ними знакомить, — шмыгнув носом, она потерла глаза и только сейчас заметила, что уже перестала реветь. Подумать только. Всего лишь его голос услышала… — Вы с Никитой передеретесь тут, мама с папой будут в шоке, мягко говоря, — сдавленно рассмеялась Гладкая.              — Почему ты смеешься?              — Просто представила это шоу: я плачу, вы деретесь, мама кричит, папа просто в шоке…              — Дурная совсем, — хмыкнул Кузя. — Я не собираюсь с ним драться.              — Не могу сказать того же за Никиту. Просто не приезжай сейчас, хорошо? Мы только рассоримся больше.              — Ты уверена? — послышался тихий щелчок, вдох и выдох. Курит. — Я бы с удовольствием объяснил твоим родным, что ты понравилась мне не из-за того, что тобой в таком возрасте легко манипулировать.              — А почему? М? Расскажи. Нет, подожди, — Алина отложила мобильник и потянулась за салфетками, чтобы высморкаться. — Ой, все, говори. Ну что? — улыбнулась она, услышав смех по ту сторону.              — Вот поэтому, — Кузя заливался и, наверняка, валялся на кровати и держался за живот. — Ты высморкалась мне прямо в ухо!              — Ты влюбился в мои сопли? — она и сама тихо рассмеялась, уткнувшись покрасневшим лицом в подушку.              — В твою прямоту и уверенность. Ну и сопли тоже неплохие. За городом ваще огонь были.              — Иди ты… — Гладкая затихла, прислушиваясь к голосам за стенкой. Там же стало тихо. Почему-то показалось, что замолчали по той же причине. — Нас подслушивают, — прошептала она, прижав телефон плотнее. — Не приезжай, ладно? Я сама с ними поговорю и подготовлю к знакомству. Убежду… Убедю… Короче, дам понять, что ты нормальный, ровный мужик, — все также шепотом проговорила Алина, правда уже не была уверена, что Кузя ее услышал, снова заржав. — Макс, бляха муха!              — «Ровный мужик», — Кузнецов постарался задавить смех в горле и захрипел под недовольный шик Алины. — Ой, ладно, — выдохнул он, немного успокоившись и посерьезнел. — Ты точно справишься?              — Все в порядке, не беспокойся.              — Не могу. Позвони мне потом или напиши. Я заберу тебя, если что.              И правда влюбилась. Втрескалась по самые уши, которые теперь горели огнем после разговора. Обрадовалась одному только голосу…              Алина раскинула руки и смотрела в потолок. Сердце сейчас так трепетало под ребрами, как маленькая птичка в клетке даже не столько из-за волнения перед разговором с родителями… Все еще слышался тихий, такой текучий смех Кузнецова. Его взволнованный тон и это: «Я заберу тебя»… Кажется, она таяла на кровати от томных ощущений в теле. Так давно не влюблялась, что даже забыла, какое это чувство приятное и окрыляющее.              Легкую эйфорию нарушил шум на кухне. Мама загремела посудой, а отец с братом снова о чем-то заговорили. Уж не так напряженно, обсуждали, скорее всего, что-то из будничного.              Нужно сейчас собраться, умыться и объясниться перед родителями. Но первым делом все же умыться. Отражение в зеркале напугало Алину, когда она села за стол. Похожа на любого участника Kiss. Такие же черные пятна и разводы вокруг глаз. Стертый тон и размазанная помада. Ляпота… Немного ватных дисков с мицелляркой, и все не так уж и плохо. А с остальным справится гидрофилка.              Дав себе еще несколько минут на успокоение и склеивание самообладания, Алина решилась выйти уже и объяснить все родителям со своей стороны, безо всяких очень умных посредников.              На кухне родители уже успокоились, но лица их от недавних криков все еще были местами красными. Папа пил чай, с усталым вздохом макая в него овсяное печенье. Мама мешала в чашке кофе сахар, ударяя ложкой по стенкам. А самый глазастый, заботливый и ответственный член семьи стоял у окна, скрестив руки на груди, явно недовольный всей ситуацией. Все трое отвлеклись от своих незатейливых занятий, приметив в дверях дочь.              — Все растрепал? — едко плюнула она брату, поджав губы. — Лучше бы за собой смотрел. Как Вика только согласилась выйти за тебя. Чтоб ты знал: я предлагала ей найти нормального мужика.              Никита лишь закатил глаза, состроил такую недовольную рожу, будто под нос насрали, и отвернул голову к окну.              По кафелю противно заскребли ножки стула, когда мама выдвинула его из-за стола и кивком позвала Алину сесть напротив нее и отца.              — Это правда? — сразу в лоб спросил Сергей Иванович, как только дочь села за стол. — Этому твоему парню действительно под тридцатник?              Гладкая младшая плотно сжала ноги от волнения и отложила телефон. Ладони быстро намокли. Алина вытерла их о колготки и сложила на столе, сцепив пальцы в замок. Сверху тут же легла мамина рука, и стало как-то немного легче, что ли? Она с волнением оглядывала дочь, но с привычной теплотой и заботой.              Втянув носом воздух, Алина кивнула:              — Двадцать шесть. В апреле будет двадцать семь.              — Алин, это уже взрослый мужик. У вас разница почти в десять лет! — отец сам извелся, но в отличие от супруги, взять себя в руки не мог, плескаясь возмущением.              — Сереж, — строго глянула на него Татьяна Владимировна, жестом попросив затихнуть. — Ты лучше скажи, — обратилась она снова к дочери. — вы давно с ним знакомы?              — А что, Никита не сказал, что это мой начальник? — мама отрицательно качнула головой. — Полтора года.              — Хорошо, — выдохнула женщина, поглядывая на мужа. — Это ведь тот молодой человек, которого я видела у подъезда? Так, — Алина кивнула, и Татьяна Александровна шикнула на супруга, когда тот собрался возмутиться, что узнает обо всем последний. — А как вы познакомились?              — В августе прошлого года. Мы с Евой вечером гуляли, и к нам какой-то придурок прицепился. Мы от него спрятаться пытались и наткнулись на Макса с его компанией. Он прогнал его и проводил нас домой. А потом я случайно наткнулась на его пивнуху и осталась там работать. Вот. Так мы начали общаться…              Татьяна Владимировна задумчиво закачала головой. Никита обернулся обратно к сестре:              — Так это он был тогда? А что ты сразу не сказала? — в его глазах замелькало какое-то осознание, будто он начал собирать паззл.              — Я тебе говорила много раз до этого. Если бы ты меня хоть иногда слушал. Погнался за ним, как пришибленный.              — Так! — громкий удар по столу перепугал всех и заставил вздрогнуть. Сергей Иванович окинул грозным взглядом семью, сгорбился над столом, провел языком по зубам, цокнул и сжал кулаки. — Вы совсем охренели тут все, а?!              — Сереж!              — Что?! Тут все знают об этом хахале, кроме меня! И не надо мне говорить, что я не интересуюсь жизнью детей! — заранее перебил он жену.              — Пап, ты очень остро реагируешь на все мои отношения, поэтому я и стараюсь тебе не рассказывать много, — честное слово, Никита, только старше. Ну и поумнее немного. Наверное.              — Конечно, остро! Моя дочь крутит шашни с каким-то взрослым мужиком! Он мне ровесник!              — Пап, тебе пятьдесят один.              — Не надо считать мои года!              Сергей Иванович, пусть и не слишком участлив в жизни обоих детей сейчас, но раньше мог проводить с ними все сутки на пролет. По стандартам воспитания и наперекор визгам жены, что дети должны расти в равных условиях, Алину по-настоящему лелеял. Нет, это не значит, что Никиту сразу после восемнадцатилетия он выбросил в мир и сказал: «Плыви, сосиска!». Нет. Сын ему так же дорог, но, когда родилась Алина — ему было почти восемь лет, а Сергей Иванович так соскучился по ощущению этой трепетной заботы за родной крохой, что незаметно для самого себя намного больше уделял внимания именно дочери. Это даже забавно, потому что изначально он был категорически против второго ребенка, однако, когда жена забеременела, уже ничего не смог сделать.              Казалось, что дочь растет слишком быстро. Первые отношения в четырнадцать, ночевки у подруг и друзей, попытки заработать… Сергей Иванович, будь у него винтовка, отстреливал бы каждого ухажера дочери. Она ж кровиночка его, маленькая совсем, глупая, а вокруг нее эти мужики крутятся, а она только и рада. Алина будто очень быстро отдалялась от семьи, и это так сильно пугало родителей. И злило Никиту.              Никита никогда не говорил о том, что сестру ненавидит. Но точно был обижен за то, что родители начали обделять его вниманием. Не забыли, но раньше один он купался в лучах их любви, а потом пришлось отодвинуться. Родители объясняли: Алина маленькая, ей нужно больше внимания, а он — вон какой взрослый уже. Старался и сам это понять. Понимал и все же держал обиду. Часто ссорился с ней, мог отвесить подзатыльник и чувствовал себя даже лучше от этого. Но как только Алину обижал кто-то другой, он вдруг вспоминал об их кровных узах. Ему было двадцать три, когда он потерял друга из-за нее. Сломал ему нос после того, как он попытался якобы в шутку стянуть с Алины топик. В такие моменты Никита забывал про всякие обиды. Потом остывал и злился уже на наивность и слепоту сестры. Ей все кажется, что люди вокруг безобидные тети и дяди. И жизнь ее ничему не учит…              Вот с отцом на двоих, в четыре глаза следили за Алиной, чтобы никуда снова не вляпалась. А то она очень любит залезть в какое-нибудь болото и сидеть там до тех пор, пока совсем плохо не станет. И как назвать ее, если не дура?              Сергей Иванович всплеснул руками:              — Конечно. Конечно, зачем отцу знать о твоих мужиках?              — Ну, пап, — Алина поджала губы, скрывая легкую улыбку. — Я ведь знала, что ты будешь против. Тем более, мы только недавно начали встречаться.              — Недавно — понятие растяжимое. Когда? Год, месяц, неделю назад?              — Ну… — Алина задумалась, подсчитывая дни. Наверное, можно было вести отсчет с поездки за город. — Три-четыре дня. Я рассказала бы все попозже обязательно. Мы обсуждали это с Максимом.              — И что же вы решили со своим Максимом? — папа наклонился над столом и сцепил пальцы в белеющий от напряжения замок.              — Что я познакомлю вас, когда мама немного успокоится, — Алина украдкой глянула на маман и в извинении улыбнулась на ее возмущение. — Ты просто так накричала на меня…              — Конечно, ты ночью взяла и сбежала куда-то! К нему хоть?              — К нему…              — Дурдом, — склонил голову Сергей Иванович, схватившись за нее.              — Давайте уже все успокоимся и нормально поговорим, а тот каждый суслик сам по себе, — Татьяна Владимировна толкнула мужа в бок, чтобы он выпрямился, и кивнула сыну, приглашая за стол. — Не дай бог сейчас кто-то будет возникать. Дайте дело в руки профессионала, — маман, отучившаяся когда-то по первому высшему на психолога, придвинулась к дочери и начала мягко расспрашивать. — Алин, а тебе самой не кажется, что восемь лет — все-таки немаленькая разница? У вас же могут быть очень разные интересы и взгляды на мир.              Алина пожала плечами. Так тесно с Максом она еще не общалась, чтобы говорить, что понимают они друг друга или нет. Только фильмы и книги обсуждали. Но ей казалось, что Кузнецов неплохой человек, хоть и противно ворчит иногда. А что касается возраста… Она бы рассказала маме, как он рвал горло вместе с Артуром и Русланом, когда они орали в караоке песни Доры и Максим. Как он по-детски себя ведет, стоит друзьям раздразнить его. Борются, пинаются и ржут как кони над всякой херней.              — Он не такой старый, — усмехнулась Алина. — Играет в компьютерные игрушки, смотрит сериалы, дурачится. Я бы не дала ему двадцать шесть… — тут она осеклась на брата и прыснула хмыком. — Никита и то больше старик в своем возрасте, а вы его все еще мальчиком считаете. Что? — отклонилась она в сторону от руки Никиты. — Ты его даже не догнал, на полпути выдохся. Позорник. А еще он в армии служил, в отличие от некоторых, которые отмазали себя, — Гладкая сморщилась на брата и глянула на заинтересованного отца.              — Ну, армия не всегда идет людям на пользу, — нашелся Сергей Иванович, но не смог сдержать маску невозмутимости. — А кто он? Танкист, десантник, пограничник?              — Морпех, вроде бы.              — О, — задрал он нос. — солидно. Туда кого попало не берут, здоровье и физическая подготовка должны быть отменные.              — Еще он ей те розы подарил, — наклонилась Татьяна Владимировна к мужу. — Красивые такие, пятьдесят пять штук. Я пересчитывала, ага…              Про деньги Алина никому не сказала, кроме Евы и Эли. Опасалась, что дома решат, что они уже давно вместе, или Макс просто пытается ее подкупить. Или еще чего-нибудь…              — Максим правда нормальный. Он хотел сегодня даже приехать, чтобы вы сами это поняли, но я его отговорила. Вы тут так разорались.              — Мы просто беспокоимся за тебя, — мягко пояснила маман, погладив дочь по голове. — Нам кажется, что у вас очень большая разница в возрасте. Но мы не против с ним познакомиться. Правда ведь? — обернулась она к мужу и сыну, на что они нехотя, но кивнули.              Алина сдержанно заулыбалась, уже даже не из-за угомонившихся родственников, а из-за вибрирующего телефона. Изо всех сил она старалась сдержать себя в руках и не убежать в комнату, чтобы ответить Максу. Еще и вся семья пристально уставилась на дисплей и подпись «ДЕД».              — Почему Дед? — удивилась Татьяна Владимировна. — Ты ведь сказала, что он не такой старый.              — Он ворчит как дед… — тяжело вздохнув, Гладкая закусила губу и сцепила пальцы, когда звонок оборвался. Секунда. Две. Три. И Макс набрал снова. Быстро сбросил и написал что-то в телегу.              — Боже, иди-иди уже! — сдалась женщина. — Ответь. И спроси, когда у него будет свободное время.              — Хорошо-хорошо!              Схватив телефон, Алина подскочила и вылетела пулей из кухни, по пути набирая Макса.              Семейство Гладких тем времен осталось без гвоздя программы, сместив фокус внимания на Татьяну Владимировну. Та сидела, глядела в коридор и задумчиво подпирала голову рукой с легкой счастливой улыбкой. Внутри все воодушевленно трепетало. Алина выглядела такой влюбленной и вдохновленной…              От разделения радости за дочь прервала крепкая хватка мужа на плече. Сергей Иванович осуждающе возвышался над супругой вместе с сыном. Во блин, двое из ларца, одинаковых с лица.              — Что? — поднялась она тоже и встала в позу. Руки в боки.              — Ты серьезно хочешь с ним познакомиться? — муж скопировал супругу, изобразив букву алфавита.              — Ничего не скажешь против? — подключился Никита. — Не, то, что он тогда Альку защитил, правильно, но он мне не нравится.              — Так, — Татьяна Владимировна поднял руку и сжала кулак, чтобы оба мужика позакрывали рты. — Я вас обоих прекрасно понимаю. Тоже волнуюсь, но не хочу брать ответственность за ее разбитое сердце. Она уже не та маленькая девочка, может решать сама. Если этот Максим действительно нехороший человек, я поговорю с ней, а если нет… Пусть думает сама, нет ничего плохого в том, что она сейчас в отношениях с человеком постарше. Я боюсь сломать ей судьбу, — вздохнула она, опустив руку.              — Какую судьбу? — Никита потер затылок, глянул на отца, на мать. — Она влюбилась. Если он ее просто использует, чтобы трахнуть? Она ж мелкая для него.              — Никита! — шикнула, замахнувшись маман. — Ну-ка, мне! Разберемся позже. Она влюбилась. И поверьте мне, Алина не полюбит вас еще больше от того, что вы будете против этих отношений. Не знаю как вы, а я считаю, что нормальный мужчина не побоится знакомства с родителями девушки. И не дай бог, кто-то из вас что-то выкинет. Я вас обоих удавлю, ясно? Вот и славно. А теперь разбежались по норам.              Алина заперлась в комнате, как только услышала голос Макса и рухнула на кровать с пылающими щеками.              — Мама все разрулила, — захихикала она, принявшись возбужденно тарабанить ногами по кровати. — Они хотят с тобой познакомиться. Спрашивают: когда тебе удобно?              — В любой день. Пусть сами выберут, я подстрою график, — Кузнецов на другой стороне уже слышался абсолютно спокойным. — Сильно орали?              — Нет. Но очень волнуются из-за разницы в возрасте. Хотя у мамы с папой разница в пять лет.              — А брат?              — А что он? Ему никто не нравится, кроме него самого. Но, в целом, все нормально.              — Ты устала. Ложись спать, — Макс расслабленно выдохнул. Распереживался, зайчик.              — Я не хочу пока что… — наверное, он сам уже засыпает. Хотя только десять. — Поцелуй меня на ночь?              — Что? — удивленно усмехнулся Кузя. — У меня нет телепорта.              — Просто скажи «целую» и все, — уши загорелись, шея тоже. Алина прижала к себе подушку, едва сдерживаясь от визга. — М?              — И куда тебя поцеловать?       — В губы!       — В какие именно?       — Максим! — она зажмурилась и уткнулась в подушку, все же взвизгнув как поросенок, отчего парень тихо рассмеялся. Чувствовала себя сейчас дурочкой. Хотелось запрыгать на кровати или запеть, или опуститься в холодную воду. Так сильно перевозбудилась, что готова растаять.              — Ладно. Целую, — со вздохом выдавил Кузнецов. — В губы, — уточнил он, наверняка, с ухмылкой.              — Я тебя тоже целую. Спокойной ночи?              — Да, ложись. Спокойно ночи.              На деле Алина долго не могла уснуть. За стенкой, на кухне родители все ещё обсуждали ее отношения. Уже не так противоречиво, больше переживая именно за ее чувства. Говорили о том, что будут спрашивать у Макса при встрече… Его имя так часто звучало в их разговоре, что мозг плавился.              Горячий душ хоть и расслабил мышцы, — мозг никак не отключался. Ворочалась, искала удобную позу. Родители уже даже легли, а она все не могла успокоиться.              Сердце бешено колотилось, разгоняло кровь. Лицо и шея полыхали от одной только мысли о Кузнецове. Низ живота тянуло, и Алина сжимала ноги, стараясь уснуть, пока не сдалась.              Эля не зря дарила игрушки. Выцепив из шкафа вибратор, Алина забралась на кровать и стянула шорты с трусами. Даже лубрикант не нужен. Такая мокрая… Пальцы легко заскользили по складкам, раздразнивая фантазию перед самым вкусным.              Вибратор тихо зажужжал и совсем затих, как только вакуум мягко втянул клитор, обхватив лёгкой вибрацией воздушных потоков. Алина застонала в нос, прикрыв рот рукой. В голове рисовались картины, от которых бедра напряжённо подрагивали. Она представляла Макса. Только сейчас поняла, как сильно он нравился ей все это время. Какое конкретно — не знала. Не помнила, в какой момент глянула на него по-другому. А сейчас представляла, как он смотрит на нее сверху вниз так надменно, так желанно в своей манере. Как он душит ее одной рукой и спрашивает, чего она хочет. Беззвучно шептала его имя, вздрогнув, прибавила одну ступень мощности игрушки. Дернулась, рефлекторно отстраняя ее и сжимая ноги до боли в коленях. Теплая волна приятно текла внизу живота, по бедрам, легко сковывая мышцы, тут же расслабляя их.              Нужно было просить целовать в другие губы…                                   Утро началось вполне приятно, даже несмотря на вчерашний словесный и моральный погром. Алина проснулась непривычно рано, в девятом часу. Макс в сети был в половину восьмого, когда Алина заглянула в телегу. В ВК он вообще почти не заходил. В инсте мало что постил. Немного расстроившись из-за того, что он мог бы пожелать ей доброго утра, но не сделал этого, Гладкая все же решила думать над подарком. Вот что ему подарить на Новый год?              Алина залезла в кучу страниц на просторах интернета, но ничего интересного и путного так и не нашла. Ещё отвлекали родители, поочередно заглядывающие в комнату, с натянутой улыбкой интересуясь ее настроением и самочувствием. В последний раз убедила их, что все в порядке, и закрыла дверь. Замучили.              Листала, просматривала, читала… Голова пухла. Ладно, мама будет рада какой-нибудь косметике, папе можно свитер подарить, Никите, — Никита пусть идёт в жопу. Хотя, нет. В прошлом году он подогнал ей красивую подвеску. Ладно, ему можно что-то из домашней одежды сунуть. А вот Максу… Кошмар. Никаких идей. И это печально.              От путешествия в сторону безумства и отчаяния отвлекло уведомление из телеги. Макс…              Алина тут же отпрыгнула от ноутбука и свалилась на кровать, засияв улыбкой. Как всегда, даже привета не скажет.              

Занята сегодня?

      Если только мама затеет уборку       А так нет)       А что?       

Хочу сходить в одно место с тобой

             Девушка довольно сощурилась и от любопытства укусила губу.              В какое?       

Мое любимое

одно из

Так что? Свобода?

Ближе к вечеру. Часов в пять

      Свободна)       

Я заеду за тобой

      Хорошо❤️              Может быть, у нее проблемы с сердцем? Иначе объяснить то, почему оно так истерично колотится каждый раз от упоминания Макса, Алина не могла. Сразу думала о его голосе, запахе, теле, взгляде. Ох, уж эти карие глаза, смотрят прямо в душу…              Внутри все делало тройное сальто. Сейчас только час, но Алина планировала к пяти быть неотразимой, поэтому уже поспешила в ванну, едва не столкнувшись в коридоре с мамой. Та шла с чашкой молока и печеньем и замерла, подозрительно поглядывая на взбудораженную дочь.              — Куда ты так бежишь? — сощурилась она, кусая печенье. — Ещё и красная такая.              — Ну… — Алина подняла глаза к потолку. — Максим позвал на свидание. Я ведь могу пройти? Могу же? — глянув на маму, состроила такую несчастную и умоляющую моську, что Татьяна Владимировна не смогла сдержать досадного выдоха, недовольно откусив еще печенье. — Ну, мамочка, мамуличка любимая! Хочешь, я буду неделю, нет! Месяц буду убираться! Мыть полы, посуду, пылесосить. Готовить буду. Только отпусти, а? Пожа-а-алуйста! — сложила она руки будто в молитве.              Татьяна Владимировна со скрипом в зубах, все же согласилась:              — Ладно. Иди. Но вечером чтобы дома была, ясно? Никаких ночевок. Поняла? А то и правда принесешь в подоле…              — Мам! — Гладкая вспыхнула, ощутив резкий прилив крови к лицу. — У нас ничего не было.              — Конечно, не было. Ему, напоминаю, уже двадцать шесть. А у мужиков после тридцати… Не знаю, я бы на твоем месте подумала. Тебе потом захочется, а он уже не сможет.              — Боже! Мама! — Алина быстро скрылась в ванной, с хлопком закрыв дверь. — Не семья, а дурдом! Как их знакомить?! — перед зеркалом она прижала ладони к горячим щекам, заодно осмотрела себя. Хотя бы прыщей нет, а то кожа любит какой-нибудь прикол выдать перед важным днем.              Алина просидела в ванной не меньше часа. Большую часть этого времени терла себя скрабами с блестками и ждала, пока подействует крем для депиляции между ног. Да простит ее мастер шугаринга, но идти, — куда и с какой целью она пока не знала, — не подготовленной не собиралась. На ногах волосы хоть и светлые, почти не видны, но от них тоже избавилась.              Родители сидели на кухне и снова шептались, когда Алина вернулась в комнату и оперативно начала себя готовить физически и морально. Долго выбирала между платьем и юбкой, остановилась все же на черном бархатном мини с высоким горлом и рукавами, но небольшим разрезом на ноге, — надеялась, что там, куда они поедут, это будет выглядеть уместно. И хоть бы не на холоде… Из макияжа: те же стрелки, без которых Алина не могла существовать, немного подсвечивающего тона и тушь. С тенями решила не играть, сделать акцент на губы, все-таки вчера она хотела, чтобы он ее поцеловал. Выбирала между красной и приятной нюдовой помадой, а в итоге решила не мудрить и сделать эффект зацелованных губ и покрыть все блеском. Ну, не губы, свисток! Прям ля! Но мама особо не оценила, отвесив фразу вроде того, что она слишком тщательно готовится.              — Ой, ма, отстань. Я разве не красивая? — обернулась она от зеркала к маме и похлопала ресницами.              — Самая красивая.              — Ну вот!              — Если он к тебе полезет, я ему руки оторву! — подал голос из зала папа, рассмешив Алину. Она даже представила, как они с маман устроят за ними слежку.              Гладкая от греха подальше закрыла дверь и наспех уложила волосы, потому что часы уже показывали половину пятого.              Макс задерживался. На часах десять минут шестого, а Алина висит на окне, высматривая его машину. Извелась вся, пока ждала сообщения. Однако через пару минут Кузнецов написал.       

Я у подъезда. Спускайся

             Алина вмиг схватила сумку и выскочила в коридор, наспех натягивая сапоги. На шум вышли родители с их подозрительными взглядами.              — Алина, если он полезет… — начал было отец, но девушка отмахнулась, и он возмущено выдохнул.              — На первом свидании даже не давай себя поцеловать! — подхватила маман.              — Да-да, я знаю-знаю! Все, целую в плечи, до скорой встречи! — Гладкая только накинула пальто и выскочила из квартиры такая возбуждённая, что отец после ее ухода предложил пойти следом.              У подъездной лавочки уже ждал Максим. Такой красивый в своем черном пальто и с букетом роз, что Алина замялась у ступенек, сдерживая широченную улыбку и порыв кинуться прямо на шею.              — Ты очень красивая, знаешь? — беззлобно усмехнулся Кузнецов, склонив голову немного вбок и прошёлся теплым взглядом по Алине сверху вниз, оценивая вид. Распахнутое светлое пальто прекрасно раскрыло разрез на ноге, отчего мужские губы плавно изогнулись в довольной ухмылке. — Особенно в этом платье.              — Ты тоже очень красивый. Особенно с этими цветами… — Алина закусила губу от мысли, что несёт какую-то ерунду и на лёгких ногах спустилась к парню. — В смысле, ты и без них красивый… То есть…              — Они не для меня, — рассмеялся Кузя, обхватив рыжулю свободной рукой. — Но я тебя понял, иди ко мне, — наклонившись, он приятно обжег Алину жадным взглядом и без нажима поцеловал.              Ее мягкие губы легко скользили от блеска и оставляли неприятный привкус, но то пустяки. Гладкая тесно прижалась к Максу, и он мог отдать руку на отсечение, поставив на то, что Алина могла рухнуть, если бы он ее не держал. Ее тело приятной тяжестью навалилось на изгиб локтя, и сама девушка крепко обвилась на шее, горячо выдыхая в губы. Если бы не букет, с удовольствием обнял бы двумя руками, но пока довольствовался только этим.              Алина медленно отпустила Макса и, уперев руки в его плечи, оттолкнула, шумно вздохнув. На лице играл румянец, так сильно нравившийся ему, губы блестели, а помада немного смазалась.              Кузя лишь сглотнул желание продолжить прямо в машине и передал букет девушке. Та прижала цветы к груди и зарделась ещё сильнее.              — За нами следят… — сдержанно улыбнулась она, взглядом указав наверх. — Не смотри!.. — не успела даже договорить, как Кузнецов задрал голову и помахал родителям Гладкой, выглядывающим с балкона.              — Добрый вечер! — поздоровался он.              — Макс… — потянула Алина его в сторону подальше от подъезда.              — Верну ее к одиннадцати! — заверив любопытных родителей, Максим перехватил руку Гладкой и повел к машине. Под ее тихое возмущенное бормотание, открыл дверь и усадил в салон, надавив на макушку, чтобы не ударилась.              Алина еще немного побурчала, потом успокоилась и переложив букет назад, пристегнулась. Кузя же сидел за рулём так же уверено, отодвинув кресло, уложив одну руку на подоконник. Улыбался непринужденно, выезжая со двора. Каков паршивец наглый…              — Они ведь не отстанут от меня, когда вернусь.              — Было бы странно, если бы я не поздоровался с ними.              Макс сместил руку в сторону и по-хозяйски уложил ладонь на колено Гладкой. Обрисовал пальцами чашечку, погладил и скользнул немного на внутреннюю сторону. Алина едва слышно вырвала глоток воздуха и отвела взгляд к окну, напрягши ноги от волнения, взбурлившего в животе. Но рука, несмотря на все опасения и желания, спокойной лежала на колене и гладила кожу через тонкие колготки.              Куда они едут, Кузнецов так и не сказал, но заверил, что Алине понравится. А ей понравилось, если бы они сразу поехали к нему, потому что ладонь, смиренно покоящаяся на колене, будоражила фантазию и надежду, что он скользнет дальше, но нет. Законопослушный гражданин. На первом свидании в трусы не лезет. Это ведь первое свидание?              Ехали почти молча. Кузя, как обычно, неразговорчив. А Алина не знала, что такого сказать, чтобы не испортить атмосферу приятного волнения, и не попросить его снять штаны. А она бы сняла, да… Обычные черные брюки отлично смотрелись на нем, собираясь небольшой гармошкой в паху, куда Гладкая и загляделась, гадая над размером. Не назвала бы себя нимфоманкой, но нормальный мужик с нормальным членом — редкость. Тогда, за городом она видела его в трусах, но как-то не до того было, чтобы разглядывать и вымерять взглядом пропорции. Она, конечно, в мифы про размер ноги и носа не верила, но в соотношение роста…              — Если продолжишь гипнотизировать мою ширинку, мы не доедем, — вдруг заговорил Максим и рассмеялся в голос сразу же, как только Алина испуганно отвернулась к окну и покраснела стремительно от самой шеи. — Мне расстегнуть штаны?              — Нет, не надо… — шумное и глубокое дыхание девушки перебивало даже легкую музыку. — Я… Я просто… У тебя там… Какой у тебя рост? — зажмурившись от бреда, который сама же несет, прижалась лбом к стеклу и про себя завыла волком.              Язык ее — враг ее.              Кузнецов все хохочет. Негромко и так урчаще, что глупость слов отходит на второй план.              — Ты в курсе, что размер члена зависит от тестостерона и генов, а не от роста? — успокоившись поинтересовался прямо в лоб он и погладил колено, как только почуял попытку возмущения. — Не знаю. С линейкой игрался лет в пятнадцать. Но, если хочешь, можешь потрогать. Но не факт, что я тогда не развернусь домой.              Лицо в отражении стекла слилось с цветом волос. Алина могла из ушей пар пустить, но вместо этого только украдкой глянула через плечо. Ее глаза в этот момент так красиво контрастировали с пылающей кожей, что Кузя, не сдержавшись улыбнулся.              — Ты сильно покраснела, — будто она сама не знает! — Я даже не думал, что ты можешь быть такой стеснительной. До этого ты была… — Максим задумался.              Нет, ему все же нравилась ее уверенность. Но и такая легковоспламеняемость во всех смыслах — тоже. Непривычно, да, определенно, именно так.              — Я просто волнуюсь… — пискнула Алина, вперив взгляд уже в лобовое. — Несу какую-то фигню. Ты, наверное, считаешь, что я какая-то ненормальная или дура.              — Я так не думаю. Мне нравится наблюдать за твоей реакцией, — заверил он, поглаживая колено. — Иногда я тоже говорю херню.              — Это точно, — сразу вспомнилось недавний утренний разговор.              — Но твои глупости мне нравятся. Это забавно и мило. И очень похоже на тебя.              — Да? — Алина засияла улыбкой, приподняв красные щеки и подцепила ладонь на колене, чтобы сплести пальцы со своими. — Так какой у тебя рост? Мне теперь просто интересно! Я, кажется, тебе примерно по плечо. У меня метр шестьдесят. Ну, плюс-минус, — защебетала она скороговорки.              Покачав головой и погладив ладонь Алины большим пальцем, Кузя все же ответил:              — Не знаю точно. В армии был сто девяносто три. Сейчас, может, прибавил немного, но это вряд ли.              — Куда мы все-таки едем? — попыталась Алина снова, приняв информацию про рост и успокоившись. — Кушать?              — Кушать, — Максим сдался под ее сияющим взглядом и едва не поплыл от довольного напева под нос. — Голодная?              — Не особо. Но для вкусной еды голод — не повод. Для нее вообще повод не нужен.              — Правильно, надо есть. Не люблю худых девушек.              Кузнецов осекся. Алина напряглась, выпрямляясь и натягивая грудью ремень безопасности.              — Я не сказал, что ты полная. Ты очень красивая и у тебя идеальные формы, — быстро сориентировавшись, Максим улыбнулся и щелкнул поворотниками, сворачивая с главной трассы. — Я имел в виду… Блин, — а Алина все сидела с выпяченной грудью и готова была в любой момент намотать ему ремень на шею. — Ну, типа Евы. Такое не люблю.              — А что с ней не так?              — Ни сисек, ни жопы. А мне нравится жопа и бедра. И у худеньких девчонок таких объемов не бывает. По крайней мере, я не видел, чтобы это гармонично и красиво выглядело. А у тебя очень красивые бедра.              — Зато она человек очень хороший!              — Может быть, — пожал плечами Макс. С одной стороны Алина заступалась за подругу, а с другой ей даже нравилось, что Ева его не привлекает. — Я ведь не обидел тебя? Ты правда очень красивая, — перестраховаться все же стоило. По крайней мере, он действительно не имел ничего против ее вида. Очень даже за.              — Все в порядке, но Еву мою не обижай! Она очень хорошая.              До конца Макс так и не сознался, куда везет Алину, а когда они выехали загород, внутри затрепетало волнение еще сильнее. Впрочем, быстро утихло, когда Кузнецов припарковался у Сосновки. Ресторан на берегу Северного Донца походил на деревянный теремок, но все равно чем-то цеплял. То ли уютной атмосферой, создаваемой кучей гирлянд и падающим снегом, то ли просто настроение такое.              Максим, как истинный джентльмен вышел из машины первым и отрыл дверь Алине, галантно подав руку.              — О, вы так любезны, — захлопала она ресницами, вложив свою ладонь в его. — Вы из Фхранции?              — Воспитывался в лучших домах Ландó‎на, — улыбнулся он, придерживая Алину, чтобы она ненароком не поскользнулась нигде.              — Здесь красиво, — твердо встав на ноги, осмотрелась, все еще держась за Макса.              — И очень вкусно.              — Сделаем несколько фоток? У нас до сих пор нет ни одной совместной.              — Прошла всего пара дней, — и все же согласился.              Алина красовалась перед камерой, подбирала пресеты и фильтры, Макс же старался просто выглядеть нормально.              В ресторане их встретила милая девушка. Проводила в гардероб, а потом к забронированному столику на втором ярусе у окна. Здесь пахло немного хвоей и цитрусовыми, как раз под новогоднее настроение. Везде приглушен свет, создавая некую интимность атмосферы. Официант быстро поднес им меню и удалился, обещав в скором времени вернуться.              Гладкая ровно одинаково смотрела то в окно, где валил настоящий снегопад, то отрывалась на меню, разглядывая позиции. Есть сильно не хотелось, но тут такие аппетитные составы блюд…              — Будешь что-нибудь пить? — Макс перевернул меню на страницу с алкоголем.              — А ты?              — Я за рулем.              — Точно… — Алина задумчиво поджала губы к носу, поддев ими септум и начала рассматривать напитки. Точно не вино, нет. — Шампанское хочу.              — Чизано?              — Не люблю вино, у меня его желудок не выносит.              — Это игристое. Сладкое, если не хочешь сухое. Или мондоро, у них много фруктовых.              Алина долго рассматривала винную карту, остановив выбор все же на предложении Макса. Нотки ананаса, груши и персика должны быть обязательно сладкими.              — Не смотри на цены, — невозмутимо подал голос Макс, заметив, как Гладкая застопорилась.              — Я не могу выбрать между пастой с море продуктами и карбонарой… — да уж, выбор действительно сложный. — Ну, мы рядом с морем не живем, мне не хватает йода, поэтому с морепродуктами.              Макс про себя усмехнулся, отметив милое покраснение на лице девушки. От десерта она отказалась пока что, сказала, посмотрит по мере сытости.              Подошедший официант, записал все и пообещал принести салаты в течении десяти минут. Макс выбрал себе теплый салат с телятиной, а Алина все налегала на морепродукты, повышая содержание йода в организме. Впрочем, Кузнецов с такой же силой налегал на мясо, выбирая для горячего телятину по-домашнему в сырном соусе. На картинке выглядело очень аппетитно, Алина даже пожалела, что заказала не то же самое, но салат немного притупил легкое чувство голода, и она успокоилась. Ей больше по душе курица, чем свинина или говядина, если только это не шашлык.              — Ты часто сюда ездишь? — поинтересовалась Алина, наблюдая, как Макс отпивает свой кофе. — И почему ты не вызвал просто такси? Выпил бы вместе со мной.              Ох, игристое и правда ей очень зашло. Легкое и сладкое, но по мозгам пузырьками дало, и по лицу поползли красные пятна.              — Не хочу сегодня пить, мне больше нравится смотреть на тебя трезвым, я так больше вижу, — подмигнул он, улыбающейся Гладкой. Сидит, сияет глазами, потягивает игристое. — Сюда не очень удобно добираться, поэтому нечасто.              — А куда в пределах города нравится ходить?              — Башня, — не задумываясь ответил он. — там вкусное пиво и мясо. Еще Хинкалыч нравится. Но, если бы был где-то нормальный ресторан армянской кухни, ходил бы только туда.              Глаза Алины загорелись интересом, и она отставила свою пасту:              — А ты говоришь по-армянски?              — Немного. Я хорошо понимаю, что мне говорят, но отвечать предпочитаю на русском.              — А можешь что-нибудь сказать? Хотя бы парочку слов.              Макс пожал плечами и задумался, вспоминая что-то из лексикона. Глянул на девушку, и мысль пришла сама собой. Большое количество согласных в нескольких словах удивило Алину: язык звучал непривычно, но невероятно приятно и обворожительно.              — Что это значит? — наклонила она голову.              — Ты очень красивая.              — Спасибо, — Гладкая зарделась сильнее. Он вот говорит все эти приятности и комплименты, а недавно орал за опоздания на работу. Не удивительно, что на него пачками девушки вешаются, раз он умеет быть таким хорошеньким.              — Родители ничего не говорили больше? — вспомнил он про вчерашнюю неприятную ситуацию.       Алина спокойно покачала головой.              — Нет. Мама же всех убедила, что с тобой надо сначала познакомиться, а потом уже судить. Она у меня очень хорошая, — а сама все краснела и краснела, сильнее поблескивая глазами. — Всегда меня поддерживает. А Никита… Ой, ну его в баню. Бесит меня. Как Вика за него замуж вышла?..              Говорили, в общем-то, ни о чем и обо всем. О погоде, о фильмах и книгах. Макс, например, не любил читать, предпочитая аудиокниги. Алина же не усваивала так ни слова и забывала все, что прослушала через пару минут. Как-то буквы были ближе. Он интересовался ее учебой и подготовкой к сессии, которую она даже еще не начала. Как всегда, откладывала все на потом. Как-то разговор зашел за любимое пиво, и Алина вспомнила про рассказ Эли.              — Мне Эля как-то говорила, что ты закрыл сеть пивнух в Краснодаре и открыл здесь. Почему ты там не остался? — вопрос этот ее действительно интересовал, хоть понимание того, что они бы вряд ли тогда встретились, немного пугало.              — Там и закрывать особо нечего было, — Макс заметно помрачнел. — Отец как-то влез в долги и почти весь бизнес продал. Мне пришлось аж через суд добиваться, чтобы все вернули. А когда вернули, там от приличных пивнух осталось только название. Тем более, это же Краснодар, там поток пивных магазинов такой, что раскрутиться не всегда получится. Я оставил пару в Голубицкой, а остальное решил открывать заново уже тут. Екатеринбург мне не нравился, а в Белгороде большая часть моих друзей и знакомых, и город я хорошо знаю. А в Краснодар после смерти бабушки меня особо и не тянет.              Алина медленно переваривала информацию, прикидывая, сколько сил потратил Кузя на свое дело, восстанавливая его почти с нуля. Да уж…              — Зато сейчас все отлично, — сгладил он и взял Гладкую за руку.              — Ты очень много сделал.              — Да не особо. Главное, что были финансы для этого. А места, где текучка больше, я знал. Понимал, что нужно сделать какое-то заманилово. Думал над играми, но порнуха все же ближе ко всему народу.              Еще немного разговоров, и бутылка оказалась пустой. От второй Алина не отказалась, а потом вошла в роль шальной императрицы, принявшись игриво царапать ладонь Макса ноготками, будто невзначай касаться его ноги своей, пока его взгляд не стал обжигать интересом и желанием. Внутри все запорхало бабочками, а потом волнение упало куда-то вниз живота, разлившись горячим медом.              Она смотрела на эти руки и пальцы. На плечи, где рубашка немного натягивалась. На движущийся кадык и толстенькую цепочку на шее. Она бы поцеловала прямо туда, в шею. Или сначала в губы. Неважно, хотелось коснуться его. И фантазия помогала ей, вырисовывая в голове картины. Почти как постеры в хабе…              — Я так понимаю, десерт ты не хочешь, — ухмыльнулся он, наблюдая, как Алина дышит ртом, а жар ее лица пробивается даже через тон.              — Не хочу. Хочу что-нибудь, м… Поострее.                                          Алина не выпила много, но игристое здорово ударило по башке, и она смутно помнила, как они доехали до Макса, но дорога точно была веселой. Кажется, пела песни, перекрикивая свой плейлист, подключенный через блютуз. Максим смеялся с нее и иногда просил успокоиться, когда пение переходило в танцы, и телодвижения мешали ему следить за дорогой.              Уже в квартире сознание немного прояснилось и, начиная с лифта, Алина помнила все отчетливо.              Она молилась, чтобы никто не зашел в лифт с ними, когда Макс уже готов был сожрать ее, жадно впиваясь в губы и нажимая на кнопку закрытия дверей. Где-то в памяти кричала мама, чтобы она вернулась вечером, но планы изменились. Прости, мама, но эти губы и руки… Алина тянулась сама и плавилась, зажатая в крепкую хватку и угол лифта. Шумно выдыхала в раскрытый рот и ловила рычащие стоны Макса, пока он старательно сдерживал себя, сжимая одной рукой ягодицы, прижимая Алину теснее, так, что она чувствовала животом член, вставший, наверное, еще в ресторане. Она не помнила, но сейчас хотела снять его штаны как можно скорее.              — Идем, — выдохнул в губы Кузя, отстраняюсь и ухмыляясь страдальческому стону. Лифт озвучил этаж, и парень вышел на площадку, вытянув за руку Алину. — Потерпи до прихожей хотя бы, — чуть ли не со смехом попросил он, открывая дверь, когда Гладкая снова потянулась к губам, втиснувшись перед ним. — Алина, — сдержанно, сквозь зубы выдохнул Кузнецов, ощутив теплую шаловливую ладонь на бедре, подбирающуюся к паху. — ты себя очень плохо ведешь.              — Я знаю, — ее ухмылка сводит с ума. Ее глаза раздевают так уверено, что Макс на секунду ощущает себя голым. Кажется, должно быть немного наоборот. — Накажешь меня? — смотрит с таким вызовом, что хочется взять ее прямо здесь. Задрать платье, развернуть спиной и отыметь, засадив по самые яйца. И все же держится, мягко отодвигая собой Гладкую в сторону.              — Обязательно, — тихий щелчок и полоборота димера приглушенно освещают прихожую с коридором. — Давай, — кажется, у него адская выдержка, потому что он еще в состоянии думать о мелочах, порядке и манерах. Снимает с Алины пальто и сапоги. Сам остается в рубашке и брюках, такой красивый…              Алина едва ли не плачет от желания, тянется за поцелуем и восторженно визжит, оказавшись оторванной от пола. Жаркие и мокрые поцелуи в губы и щеки отзываются таким пожаром, что хочется поскорее снять платье.              Упругий матрац прогибается под Алиной, как только она оказывается в горизонтальном положении под хищным взглядом. Ночники слабо освещают спальню, но этого достаточно, чтобы видеть ухмылку, с которой Макс почти вплотную становится у кровати. Не идет к Алине, хоть она и ждет, а только стоит и смотрит. Языком проходится по зубам, склонив голову немного вбок.              — Так и будешь стоять? — Алине не хватает сил отвести взгляд, напоровшись на глаза Макса. Улыбка красит ее полные губы, когда она задирает ногу и легонько касается пальцами твердой груди, спускается ниже, задерживаясь на поясе.              — Я хочу, чтобы ты разделась. Сама. Для меня, — четко обозначает свое требование приказом и шумно вдыхает носом, ощутив легкое давление стопы на пахе. Алина дразнит его, как всегда. Гладит пальцами ног эрекцию и даже не думает подчиняться, завороженная таким жестким взглядом. — На первый раз я прощу твое непослушание, — перехватывает ногу за тонкую щиколотку и отводит в сторону так, что платье задирается само, и ему видно черное кружево под тонким капроном. — Или нет, — пальцы легко задирают платье выше, цепляют резинку колготок и тянут вниз. Обнаженные бедра красиво подсвечиваются теплом ночников. Макс хочет поцеловать их, сжать пальцами, но мучительно медлит, наслаждаясь видом. — Сними платье.              — Там молния. На спине, — от волнения сдавило горло, выходит только шептать. — Помоги, пожалуйста.              Макс не уверен, что Алина не дразнит его сейчас, но даже если так, готов на секунду поддаться. Гладкая переворачивается на живот и садится на колени, собрав волосы на одну сторону. Тонкая неприметная застежка тянется от узкого горла до середины спины. Едва слышный вжик открывает вид на лопатки и тонкую линию пояса лифчика.              Ждёт несколько секунд, разглядывая россыпь мелких родинок, только потом спускает платье вниз, наблюдая волну мурашек на светлой коже. Алина заметно напрягается, ощутив горячее дыхание на плечах и доверчиво закрывает глаза, когда невесомый жар сменяет влажный поцелуй. Сначала в плечо, потом изгиб шеи, шею, под ухом.              — Ты невероятно сексуальна, знаешь? — шепчет Кузнецов, поддевая тонкие бретели, когда платье уже гармошкой сложилось на талии.              Алина, улыбаясь, кусает губу и подставляет шею для новой порции поцелуев. Максим не скупится, распаляя мокрым касанием губ огонь внизу живота только сильнее. Бретельки уже висят по плечам, и горячие мужские ладони по-хозяйски легко проникают под тонкую сеточку чашек, накрывая небольшую, но налитую грудь. Твердые соски упираются в тепло. Максу хочется взять их в рот, прикусить.              — Так нечестно, — с приглушенным стоном возмущается Алина, прижимаясь спиной к крепкому торсу, когда Кузнецов мягко сжимает грудь и гладит пальцами соски. — Ты все еще одет.              — У тебя будет возможность меня раздеть.              — Я хочу сейчас…              — Хотеть не вредно, — усмехается он на жалобный стон, стоит соски сжать в пальцах немного сильнее. Но не заигрывается пока что. Дразнит. Не всегда же ему одному терпеть. — Ты сама хотела наказания.              — Ну Ма-а-акс… — канючит, едва ли не плача.              Ее руки сдавливают собственные бедра, Макс следит, чтобы она не смела даже потянуться ласкать себя. Одной рукой обхватывает шею и сдавливает ощутимо, на половину перекрыв дыхание.              — Посмотри на меня, — требование исполняет, тут же поднимая голову. Светит своими зелеными пуговицами. Глаза распахнуты, и Кузя, поймав себя на мысли, что ведет себя слишком для их первой ночи, пытается уловить в них хоть каплю недовольства или испуга, но ничего такого нет. — Все хорошо? — шепчет в самые губы перед поцелуем. Алина лишь кивает, раскрывая рот для него.              В один момент Гладкая выворачивается змеей и с прежним желанием смотрит прямо в глаза.              — Разве я сказал, что ты можешь повернуться? — рука вновь сдавливает горло, чувствуется вибрация от того, как Алина коротко сглатывает. Ее ладони плавно скользят по торсу вниз, цепляют ремень, неспеша расстегивая. — Я разрешал? — дублирует Макс вопрос, сжав шею сильнее, отчего девушка замирает, задрав голову немного выше. — Не слышу ответа.              Его и нет. Ни слова, только собственный тихий несдержанный стон, когда ладошка Алины оказывается под ширинкой и гладит член. Смотрит все также неотрывно и распахнуто.              — Ты очень непослушная. Очень плохая девочка.              — Я знаю. Но это нечестно, что только я раздета. Сними рубашку. Пожалуйста, — просьба такая искренняя, и еще этот ее взгляд…              Приходится отпустить ее горло, отмечая следы от пальцев, — в прошлый раз она вся в синяках была. Нужно поосторожнее быть. Расстегивает только верхние пуговицы и стягивает рубашку через голову. Слова, которые вертелись на языке, растворяются от вида, как Алина тянется к торсу, и ее горячий язык бессовестно ведет мокрую дорожку по косой мышце.              Она сама заворожена видом. Очертания мышц в приглушенном свете обретают глубокие и четкие тени. Его грудные мускулы, широкие плечи, накаченные руки, пресс, — все так красиво выглядит. Так красиво, что слюну пустить не стыдно.       Ее ногти цепляют резинку трусов, слегка царапая кожу и тянут вниз, выпуская член. На головке блестит капля смазки, которую Алина собирает большим пальцем и растирает по всей длине.              Макс не думал ни о чем в этот момент. Спина вмиг покрылась мурашками, и сам он стиснул челюсть, ощущая тепло и легкость мягкой ладони, но глядя на то, как Алина обхватывает член, и ее пальцы не могут сомкнуться, он зачем-то поинтересовался:              — Нужна линейка?              Гладкая ничего не ответила, только поджала губы и покраснела, сдавив член у основания. Большой и толстый, с крупными венами, обрезанный. Алина смотрела то в глаза Макса, то на член, надрачивая горячую твердую, но приятно бархатную эрекцию.              — Я могу побыть еще немного непослушной? — вновь дразнит. Водит плечами из стороны в сторону, наклоняясь к паху.              — Ты можешь быть только очень послушной девочкой, — в своей игре все же хотелось выиграть, и Макс сжал рыжие волосы на затылке, напоминая о своем туманном верховенстве. — Пол холодный, я не включал подогрев, — перехватил он Алину, когда та хотела спустить вниз, и лег на кровать.              — Боишься, что я замерзну? — лукаво сощурилась она, вновь обхватив член.              — Кончено, ох, блять… — Кузнецов прижался затылком к матрацу, как только по головке прошелся мокрый язык Алины. Рука потянулась сразу надавить ей на голову, но только собрала волосы и намотала их на кулак, чтобы не лезли в рот.              Впрочем, Алина сама справлялась неплохо. Язык юрко скользил сверху вниз и обратно, вылизывая вены, уздечку, головку и канал. Губы плотно сомкнулись на самом конце и медленно опустились вниз, вбирая длину в рот. Головка уперлась в корень языка, и Алина начала ритмично двигать головой, надрачивая у основания.              Макс плавился. Впитывал себя в кровать от этого вида. Красные щеки Алины, ее губы, растянутые на члене. На его члене. Эта мысль тешила самолюбие, забивая в углу сознания домыслы о том, делала ли она минет Бобику? Не похуй ли?              Он забылся, шумно выдохнув носом, когда Алина постаралась взять глубже, хотя ее горло сопротивлялось, сжимаясь на рефлексе. Но попытку Макс оценил. Техника и качество его сейчас мало волновали, он терпел с самого ресторана, если не с подъезда и сейчас готов был кончить в любой момент.              — Алин, хватит.              Алине все равно на его предупреждающий вздох. Все старается взять в глубже, играет языком, и Макс уже не может держаться. Хриплый стон срывается вместе с ним, когда он спускает в горло Гладкой, быстро отпуская волосы, чтобы она могла выпрямиться.              — М!.. — она дрогнула в спине, но так и не подняла головы. Ноздри раздулись от глубоких вдохов, а горло сжалось пару раз, сглатывая и обласкивая чувствительную головку. Челюсть на секунду напряглась, царапая нежную кожу зубами, но быстро расслабилась.              — Ты могла не глотать, — грудь все еще ходит ходуном, в ушах слышится собственный пульс, а от вида, как Алина выпрямляется, и за ее губами тянется белесая ниточка слюны, сердце повышает скорость ударов.              Она дрожащей рукой вытирает губы и неловко улыбается, смаргивая слезы с уголков:              — Ну знаешь, это типа: «Мы сидели — было грустно, съели сперму — стало вкусно»… — с небольшим сипом отозвалась она, ощущая скребущую боль в горле.              Около секунды Макс смотрел на нее абсолютно серьезно, а потом захохотал, зажмурившись. Его смех больше похож на истерический, ломающий всю атмосферу.              — Ой, бля… — выдохнул он, немного успокоившись и снова глянул на красную Алину. — Мне понравилось, но тебе не обязательно глотать, правда, — реально понравилось, если закрыть глаза на то, что она его чуть не укусила в последний момент. Было, конечно, и лучше, и горловые, но там не было Алины.              — Мне надо было в карман тебе выплюнуть? — тихая усмешка слетела с губ, и девушка легла рядом, избавившись перед этим наконец от платья. — Все нормально.              — Иди ко мне, — Макс приподнялся на локте и потянулся за поцелуем. Вторая рука мягко заскользила по плечу и груди Гладкой, стягивая лифчик ниже.              — Я скоро кончу сама по себе, — промурчала она в губы, когда широкая ладонь обхватила одну грудь, а потом плавно сошла вниз, поглаживая мягкий живот.              — Может быть, потом, но не сейчас, — в его взгляде вновь заискрился этот азарт власти и подчинения, от которого у Алины дрожат колени. — Не кончишь, пока не разрешу, — все же больше шутка, потому что на губах играет добренькая такая улыбочка.              — Какой ты…              — Какой?              Ладонь спустилась ниже, накрыв мокрую промежность. Пальцы легко проскользили по кружеву, отодвигая его в сторону. Медленно и почти невесомо прошлись по мокрым складкам, раздразнивая и без того обостренную чувствительность.              — Такой невыносимый… — Алина прикрыла глаза и широко развела ноги в призыве.              — Я знаю, — довольный, как мартовский кот протянул он, сползая на пол. Одним рывком притянул Гладкую к краю за бедра. — А еще я тоже люблю дразнить людей, знаешь? — под тихую ухмылку он надавил на полные бедра и прижал их кровати. — Нет, даже не смей от меня закрываться, — голос снизился до рычащего хрипа, когда Алина собралась свести ноги вместе прямо у него перед носом. — Я же не кусаюсь, — поцеловал он бедро. — Разве что совсем чуть-чуть, — зубы сомкнулись на мягкой коже, заставив мышцы нервно сократиться. Язык тут же лизнул место укуса. — Больше не буду. Наверное, — сверкнул он глазами, погружая голову между бедер.              — Я тебя ударю, если укусишь… — Алина замолчала на полуслове, сорвавшись на стон.              Язык Макса горячим мазком прошелся прямо по мокрым половым губам, раздвигая мокрые складки. Самым кончиком вскользь задел клитор, но вместо продолжительной ласки, прижался к нему губами в легком щекочущем поцелуе.              — Ну, Макс! — двинула она зажатыми бедрами и запустила пальцы в черные волосы. — Пожалуйста…              Разве ей можно отказать? Нет, кончено. И Макс послушно прижимается ртом к ее промежности, лаская языком клитор. Отпускает одно бедро и пальцами гладит вход, толкаясь сначала одним, потом двумя. Горячо и мокро. И слишком тесно, даже закрадывается мысль, что это ее первый раз, и он двигает пальцами плавно, разводя их в стороны, растягивая стенки.              — Боже, Максим… — со стоном выгнулась Алина, сжав его волосы у корней и прижала голову ближе, требуя большей ласки. Освободившаяся нога скользнула по его широкой спине и надавила пяткой на плечо.              Ее тихий голос как зеленый свет. Втягивает клитор в рот, дразнит языком, давит пальцами изнутри на переднюю стенку, ощущая приближающуюся дрожь в ее бедрах. Как она произносит его имя, не Кузя, а именно Максим, — ему нравится. Впервые за долго время. Нравится, как она выгибается, и ее бедра вздрагивают, тугие стенки ритмично сжимают его пальцы и тут же пытаются вытолкнуть.              Напоследок целует набухший клитор, срывая очередной стон и судорожное сокращение мышц. Целует ляжку, снимая ногу со спины и довольно смотрит на раскинувшуюся Алину. Как у нее дрожит живот, как вздымается голая грудь.              Про себя вдруг усмехается: разрешения кончать не давал. Впрочем, сам забыл об этом. Ладно, в другой раз. Сейчас хотелось просто оказаться поближе к ней.              Совсем не по-дедовски поднимается с колен. Даже не хрустит суставами. Держится бодро. Он и вставший вновь член. Взгляд Алины, прикрытый ресницами, будоражит его, пока снимает наконец брюки и трусы, прихватив из кармана резинку.              Гладкая незаметно ухмыляется и тянется ногой к нему. Пальцами скользит по торсу и касается члена. Поглаживает ступней головку под темным взглядом Кузнецова, пока он не перехватывает ее за щиколотку и толчком пододвигает к подушкам.              — Ну и не очень-то и хотелось, — дуется Алина, все же послушно перемещаясь к изголовью.              — Фетишистка.              — Сам такой.              — Любишь дрочить ногами? — опирается он коленом на кровать, забираясь к Алине.              — Любишь командовать и подчинять людей? — сверкает она глазами и тянется к нему, обнимая за шею, зарываясь пальцами в волосы на затылке.              — Я потом тебе расскажу, что люблю, — обещание звучит больше пугающе, чем возбуждающе, но Алина не цепляется за эти мысли. — Может, даже покажу, — играет бровями, с ухмылкой раскатывая презерватив по члену. — Например, офицерскую позу обожаю, — его глаза буквально смеются над ее краснотой лица, пока сам укладывает ее ноги себе на плечи, поднимая таз над кроватью. — Тебе нет?              — Я не пробовала еще, — пожимает плечами, тихо ахнув от того, что Макс опирается на ее же ноги, наваливаясь половиной веса, и прижимает их к ее животу.              — Самое время попробовать.              Макс подмигнул и придвинулся ближе, потираясь горячей головкой о мокрый вход и плавно толкнулся. Алина под ним тихо раскрыла рот и ухватилась за его локти, прикрыв глаза. Такого чувства заполненности не было уже… Никогда? Давно уж точно. Он заполнил ее одним движением, — неспешным и таким чувственным, что она закрыла глаза, поглаживая напряженные руки.              Смотреть на ее расслабленное лицо, раскрытый рот и красные пятна — кайф, если не самый настоящий, то больше никакой. В ней узко и очень горячо. Надо было все-таки уточнить у нее этот момент. Внизу хюпнула ее влага, когда Макс медленно вышел и грубо вторгся вновь, вмиг оборвав мимолетное удовольствие. Алина дернулась назад с болезненным стоном.              — Ай! Макс, подожди, — тихо попросила она, в момент сжавшись на члене до боли и уперлась в его руки, отталкивая.              Макс нахмурившись от болезненного спазма вокруг члена, замер на секунду и медленно двинулся назад, глядя на то, как Гладкая поджала губы. Он даже не понял сначала, что произошло, лишь спустя мгновение догадался, что дело в угле проникновения.              — Больно? — он сместил руки с ее ног на кровать, и колени легко скользнули вниз, улегшись в изгиб его локтей. — Так лучше?              — Да, все хорошо, — болезненная гримаса расплылась за заигравшей улыбкой, и Алина поцеловала подбородок Кузнецова. — Продолжай.              Под плавный толчок Кузя внимательно следил за лицом девушки, улавливал каждое движение мускула, но боли больше не видел, видимо, действительно поза не самая удобная для Алины.              Негромкие стоны, беспорядочные поцелуи и легкие царапины на локтях и плечах говорили за Алину. То, как она сжималась на члене, как цеплялась за его цепочку на шее и тянула к себе для поцелуя, как пылко отвечала, стараясь сдержать в себе Макса, — это заставляло его двигаться быстрее, пусть и не так грубо, как хотелось. Хотя грубости хватало от Алины: на укусы в порыве страсти или царапины она не скупилась, жадно цепляясь за него. В один момент Макс позволил девушке опустить ноги и обхватить ими себя за поясницу. Заполнял ее до конца, выбивая стон за стоном, — уже совсем не тихие и не смущенные. Жалел, что у него не четыре глаза, — как было бы удобно! — смотреть на ее лицо с поднятыми домиком бровями и прикушенной губой, и на колышущуюся грудь, которой он обязательно уделит должное внимание, но в следующий раз. Сейчас уже едва держится, умоляя, чтобы Алина кончила раньше него.       Гладкая дрогнула в глубокой и долгой судороге, ухватившись за плечи Макса. Сжалась и протяжно застонала ему в губы, податливо отвечая на поцелуй, оставляя за ним последние минуты и рваные толчки. Сдавливала его ногами, когда он входил слишком глубоко, и его лобок задевал набухший клитор, выдергивая из тела новую судорогу и волну дрожи.       Держится изо всех сил, когда волна удовольствия сдавливает яйца и поясницу. Замедляется очень сильно, пока глубокая судорога не отливает обратно куда-то вглубь. И он продолжает. Толчок за толчок набирает темп, срывает стон Алины и новый оргазм.              Его сиплый стон — как финал. Внутри все обжигает и пульсирует. Макс делает еще несколько толчков до того, как член начнет опадать.              На его лбу испарина, как и на Алинином. Он прижимается им к ее плечу, все еще удерживая себя на согнутых локтях и медленно опускается, просовывая руки под ее спину. Она все еще мелко, но глубоко дрожит и крепко обнимает ногами за пояс, беспорядочно гладит по влажному затылку и восстанавливает дыхание.              — Все хорошо? — прикрыв глаза поинтересовался Кузя с поцелуем в ключицу, уже почти навалившись всем весом. Алина только угукнула и прижалась к его щеке губами. Ладно, ради такого стоило потерпеть и уйти тогда, за городом.              А ведь, не уйди он в тот раз, продолжила бы Алина находиться рядом? Он очень в этом сомневался, но сейчас старался отмахнуться от этих мыслей.              — Можно мне остаться?              Вопрос ввел Макса в ступор и даже заставил вновь приподняться на локте, озадаченно глянув на Гладкую:              — Конечно, если тебя родители не ждут. Что за вопросы?              — Ждут, — вздохнула она, приоткрыв глаза. — но я не хочу домой.              — Тогда оставайся, утром придумаем отговорку, — Алина кивнула и тихо рассмеялась, уже придумав причину, но она вряд ли устроит мама́ и папа́.              Тут же она надула губы:              — У меня с собой раствора для линз нет и контейнера. И умывалки…              — Внизу есть круглосуточная аптека. Я схожу.              — Какой ты хорошенький, — довольно протянула Гладкая, целуя его в щеку снова.              — Я же невыносимый.              — Ты невыносимо хорошенький!              Максим улыбнулся и погладил бедро:              — Отпусти меня, — Алина покачала головой, сдавив ногами его плотнее. — Алина, отпусти, или я за себя не ручаюсь.              — Пойдем в душ вместе? — сощурилась она, игриво закусив губу.              Макс уронил голову ей на плечо. Как ей можно отказать? Невыносимая. Невыносимо хорошенькая.              И невыносимая любительница дразнить. В душе повертелась перед Кузей, снимая перекрученное белье, пару раз поцеловала, но дальше не подпустила, упорхнув потом в спальню в полотенце, а его оставила там одного. Ну как одного. Со стояком.              Лежит довольная такая, ловит на себе укоризненные взгляды Макса, пока он отыскивает ей что-то из одежды и сам собирается в аптеку.              — Динамо, — с обидой кинул он ей футболку, кажется, ту самую, которую любезно предоставил за городом.              — Ты так легко возбудился, — будто специально. Скинула одеяло, медленно так накинула футболку, чтобы он успел еще раз хорошенько все рассмотреть, а потом вновь нырнула обратно. Вот ведь…              — Это типа упрек? — изогнул бровь Макс, поправляя спортивки. — Если бы передо мной крутила жопой бабка, я бы не возбудился.              — Опять моя жопа виновата!              — Ты ей крутишь.              — Ничем я не кручу!              Лицо Кузнецова вытянулось, и он развернулся спиной к Алине, начав вилять бедрами:              — «Ой, Макс, потри мне спинку», — передразнил он под заливистый смех Гладкой. — Сучка. Щас приду.              Ну, правда. Кто так делает? Возбудить и не дать. Башка у Макса дымилась каждый раз от такого, хотя сейчас прям полыхала. Потому что сначала-то она дала, а уже потом нет. По-моему, перепутала… В аптеке, слава яйцам, прошло все гладко. Он просто показал провизору скриншоты и ушел с пакетиком домой.              Бурчать не стал. Потом отыграется. А пока пусть скачет счастливая такая, довольная.