Лирика

      Оказалось, уговорить Татьяну Владимировну отпустить дочь жить к парню непросто. Та сначала категорически отказалась, пусть Максим ей очень нравился, но сожительства не одобряла. Ночевки — пожалуйста, но не жить вместе. Нечего исполнять роль жены еще до замужества. И это не про секс, — ради бога, только предохраняйтесь. А про уборку, готовку и прочую бытовуху. Уговаривала отдать щенка кому-нибудь, но в итоге сдалась под предлогом, что это действительно ненадолго.              Алина тогда решила взять с собой самые нужные вещи, и шутка Татьяны Владимировны про то, что ей понадобится товарный поезд, уже не казалась смешной. Девушка собрала пакета три с одеждой, не считая белья и кучи носков. Конечно, носочки, ее любовь. Там целая коллекция, и ни одну пару она не могла не взять. Ворох косметики. Ноутбук, тетради и учебники. И еще декоративные анимешные подушки в придачу. Зачем ей они нужны, Макс даже спрашивать не стал, раз уж она всю свою комнату решила перевезти к нему.              Его заинтересовали игрушки, которые заметил, когда Алина разбирала вещи. Особенно пробка. Пытался уговорить на анал, но девушка слилась, напомнив историю про Леночку. Роз там нет.              Так началась их совместная жизнь.              Гардеробная заполнилась ее вещами, ванная комната косметикой, а в спальню пришлось купить туалетный столик, похожий на большую полку, но Алине понравился именно он. Вписывался интерьер. А к нему нужно зеркало, конечно. Большое круглое и с подсветкой обязательно, потому что Алина такое давно хотела. Ну и кресло. «Бери уже какое-нибудь», — завыл тогда Макс, торчавший несколько часов в мебельном. Но Алина хотела, чтобы все гармонировало и не выбивалось из интерьера. Парня даже консультанты начали жалеть и предложили полежать на выставочном варианте кровати, от чего он не отказался.              В общем, обустроила гнездо под себя. И Макс был очень благодарен ей за то, что не стала переставлять мебель по какому-нибудь фэн-шую, а то у нее ж связь с космосом. И безумно рад тому, что она не внесла реформы в его маленькую обитель — кабинет. Она его в первый раз вообще даже не заметила. В спальне почти никогда не горел основной свет, только ночники, и в полутьме слившуюся дверь разглядеть было сложно. Ну, а потом, конечно, приметила и часто зависала, если не за приставкой с Максом, то обязательно отжимала у него комп, чтобы во что-нибудь поиграть. Ну, а что? Грех мощным железом не воспользоваться. Стоит такой красивый, светится. Искра, буря, безумие, и она уже играет в ведьмака или резик. Или геншин. Да, он даже установил геншин ради нее.              Вообще, «кабинет» оказался совсем не большим, но там свободно поместился компьютерный стол и, оказывается, впихнулось еще одно кресло. На этом реформы были окончены. За исключением того, что она высосала все соки из принтера, печатая бесконечные билеты.              К слову, билеты учить и готовиться к экзамену с Алиной получалось как-то даже слишком весело, но не для нее. Она читала вскользь и через строчку, никак не желая зубрить. Кое-как предсказывала теорию Максу, то и дело подглядывая в лист. Потом уже он начал ей читать. Уже сам выучил, кто что написал в восемнадцатом веке за рубежом и у нас. Алине как-то не шло. Но, к ее удивлению, ни одной тройки не получила. Это все Веселенная и медитации.              Как же забавно наблюдать каждый раз за тем, как она сидит в позе лотоса на диване в гостиной и слушает какие-то мантры на успех. Потом, конечно, интереснее и приятнее глазу, — начинается йога. Да, смотреть за тем, как она тянется и выгибается… Чакры у нее отменные.              Нравилось наблюдать, как она каждое утро и вечер ухаживает за собой, нравилось толкаться у раковины, пока чистят зубы. Нравилось слушать, как она поет в душе и на кухне. Даже смотреть дорамы и аниме, — всего парочку, и то он быстро засыпал от скуки, но все равно. Нравилось, что она делилась своими интересами.              Маленький пес за неделю немного прибавил в объеме и росте. Его впервые отвезли в ветклинику. Ему не понравилось. Зато понравилась пищалка, которой ветеринар пыталась его занять на осмотре. Пришлось купить, но спрятать и давать только на прогулках, потому что у Макса начался нервный тик к вечеру от писка. Появилась лежанка и четкое правило: на диван нельзя, а в спальню вообще совать нос не стоит. Долго думали над кличкой: Черныш, Блэк, Бесеныш — Макс предложил. Но как-то сошлись на Сириусе, когда пересматривали одну из частей Гарри Поттера. Пес, кстати, оказался даже немного смышленым и уже меньше ссал на пленки, терпел до прогулки.              Все шло нормально, пока простуда, которую Алина по своей глупости запустила, не перешла в ОРВИ. Гладкая через раз пила таблетки и спустя неделю учебы ушла на больничный, а ответственность за Сириуса легла на Макса, потому что бацилла с ножками лишилась всех сил.                     Алину Макс растолкал в восьмом часу утра и сказал собираться.              — Куда? — Гладкая едва разлепила глаза и сунула под мышку термометр, так любезно протянутый. Тут же запищал. — Тридцать восемь и девять, — с хрипом выдохнула она и завернулась в одеяло.              Вставать не хотелось. Тело ужасно ломило, и такой слабости она уже давно не ощущала. Эти несколько дней питалась только чаем и спала, сил на другое не хватало.              — Поднимайся, поедем в больницу, давай.              — Я не хочу, и так пройдет…              — Ничего не пройдет, — Макс стянул одеяло. — Ты хрипишь. У тебя инфекция уже в бронхи ушла. Хорошо, если пневмонии нет.              — Я не поеду.              -Алин, хватит. Собирайся, ты третий день с температурой.              — Там огромные очереди и злые бабки…              — Никто в бесплатную поликлинику тебя не повезет. Давай, одевайся.              Кое-как уговорив, Макс все же отвез капризную инфекцию в медцентр и передал в руки профессионалов, оставшись ждать у стойки регистрации.              Вернулась Алина замученная, с кучей бумажек и квитанцией об оплате.              — Почему КТ такое дорогое? — нахмурилась Алина уже в машине, глядя на чек, пристеплеренный к рецепту. — Шесть кэсов… Еще и за прием денег содрали. Делать тебе нечего. На, я ничего не понимаю, что она там написала, — передала она рецепт Максу.              — У тебя бронхит. Поздравляю. Я тебе предлагал ехать раньше? Доигралась? — совсем уж безрадостно рыкнул он от досады.              — Не ругайся, у меня голова раскалывается…              Макс перевернул лист на сами рекомендации и рецепт. Пробежался глазами и присвистнул:              — Тебе прописали колоть антибиотики.              — Колоть?! — Алина не на шутку испугалась. Всех этих уколов, заборов крови она едва переносила. А от вида иголок тряслась как осиновый лист.              — Угу, в попу. Кстати, болючий очень.              — Не надо в попу…              — Надо.              А после похода в аптеку Алина ужаснулась тому, сколько всего ей выписали. Больше, конечно, тому, что уколы нужно делать два раза в сутки, десять дней. Двадцать уколов. А когда увидела шприцы на пять кубиков со здоровенной иглой, так вообще чуть сознание не потеряла. Это уж точно не так, как комарик укусит. Тут целая оса.              Дома она отпиралась от лечения как могла. Умоляла, плакала, обещала пить таблетки, только в ее случае они уже как плацебо. Доктор Кузнецов оказался непреклонен. Только уколы. Только в попу.              После слов Кузи о том, что от боли отвалится жопа, Алина затаилась в углу кровати и смотрела оттуда, как парень твердой рукой набирает раствор в шприц.              — Может, не надо? — пискнула она, прижав к себе подушку. Еще ведь и игла немаленькая!              — Надо. Давай, снимай штаны и переворачивайся.              — Мне правда будет больно?              — Очень, — он пару раз стукнул средним пальцем по шприцу и выдавил воздух из цилиндра до мелких брызг.              — Ну, Макс! Ты должен сказать, что это совсем не больно, а не запугивать меня!              — Нет. Тебе будет больно, — Кузя впился взглядом в Алину и скривил губы. — Допрыгалась? Хорошо, что дальше в легкие еще не ушло. Разворачивайся давай.              Алина поджала губы и завыла под нос, подползая к краю кровати, где перевернулась на живот и спустила шорты, выставив голую и еще не тронутую страшной иголкой задницу. Руки от страха сжали покрывало, и Гладкая уткнулась носом в матрац, напрягшись всем телом.              — Расслабься, — еще его этот голос стальной. Все врачи такие строгие?              — А вы точно доктор? Можно мне другого?..              — Нет, — обрубил Макс и прикоснулся ваткой в спирту к ягодице, протирая точку в верхнем правом углу.              — Подожди! — испуганно завизжала Алина. — Я не готова. Мне страшно.              — Тебя не в жопу ебут.              — По твоим словам больно будет так же!              — Конечно, и еще сильнее, — Кузнецов положил горячую ладонь на поясницу Гладкой и надавил, прижимая к кровати, чтобы не ерзала.              — Максик! Родненький! Не надо! Ой!.. — она вздрогнула, ощутив легкий укол в ягодице, а потом слабое давление в мышцах, когда парень начал медленно вводить антибиотик.              — Все, готово, — иголка так же легко вышла, и слабую боль Алина ощутила, когда Макс прижал к месту инъекции ватку. — Выдыхай.              Алина со слезами на глазах обернулась через плечо и обиженно глянула на спокойного начальника:              — Ты сказал, что у меня жопа от боли отвалится! — а на деле все не так ужасно. Зато сколько страха и паники нагнал!              — Я развел с лидокаином, — с этих слов в карих глазах заплясали огоньки азарта. — По-другому тебе реально было бы больно.              — Я же тебе поверила… — девушка поджала губы, все еще ощущая испуг, сковавший мышцы. — Дурак!..              — Ну все-все, — его пальцы перестали надавливать на поясницу и место укола. — Даже следа не видно, — довольно хмыкнул он и, наклонившись, чмокнул обиженную ягодицу.              — Ты очень плохой доктор…              — Я — медбрат.              — Какая разница? Ты должен помогать людям. Напугал меня до усрачки.              — В следующий раз разведу только с водой для инъекций, — и Алина снова завыла, натягивая шорты. — Второй укол через двенадцать часов.                     Хоть состояние и паршивое, Гладкая старалась не подавать виду, лишь бы уколов больше не было. Следующий вечером, в половине десятого. Этого часа она ожидала как казнь.              Впрочем, прошло полчаса и страх куда-то исчез, а Макс не подавал вида, что жаждет начать пытку. До вечера Алина старалась уснуть. Глаза слипались, но сон совсем не шел. Даже скучная передача по дискавери не помогала.              Где-то в седьмом часу дверь позвонили. Никто ничего не заказывал, Макс пошел проверить, а Алина с ним интереса ради. Вот так сюрприз судьбы.              Даже не почтальон и не доставщик. Даже не соседи. Маленькая девочка лет восьми. Заплаканная и темненькая, чем-то похожая на Макса.              — Что ты тут делаешь? — тон парня зазвучал такой холодной сталью, что гостья отшагнула и прижала подбородок к груди. — Почему ты ревешь? — она что-то попыталась сказать, но из-за слез лишь заикалась. — Ладно, проходи, разберемся.              Кузя вместе девушкой отошли в сторону, пропуская девочку. Только сейчас заметили, что при ней рюкзак и небольшой пакет с вещами. Она кое-как разулась и не снимая куртки прошла в гостиную.              — Максим, — тихо позвала Алина, обхватив крупное запястье. — Кто это?              — Соня, моя сестра, — пояснил он, скрипнув зубами. Ему явно не нравилась эта ситуация. — Родители знают, что ты здесь? — стряхнув руку, прошел за Соней. — Прекращай реветь и расскажи, что случилось.              Это даже на просьбу не похоже. Приказ. Причем такой четкий и холодный, будто в армии.              Алина встала в стороне, не решаясь пока что вмешаться.              — Ты успокоишься когда-нибудь? Блять, ну кто еще? — Макс выхватил телефон из кармана и, судя по взгляду, звонок его не радовал. — Да? — прижал он к уху мобильник. — Твоя дочь приперлась ко мне, в курсе? Что?.. Нет, подожди… А я тут причем?! — рявкнул так, что Соня задрожала с новой силой.              — Иди ори на балкон, — Алина толкнула парня в сторону кухни и подсела к девочке. — Посмотри на меня, — ласково защебетала она, обхватила личико в ладони и начала вытирать слезы. — Не плачь. Хочешь, я тебя обниму? — Соня закачала головой и прижалась к Гладкой, стоило ей только обхватить ее. — Тише. Все хорошо, — осторожные поглаживания по голове и спине, кажется немного успокоили девочку, к тому же Кузю с балкона слышно не было. — Посмотри сюда, — немного отодвинув от себя, она заглянула в заплаканные глаза. — Давай, я помогу тебе снять куртку? Вот, — стянув верхнюю одежду, аккуратно заправила темные волосы за уши. — Давай знакомиться. Меня зовут Алина, а тебя — Соня. Очень красивое имя. Знаешь, что обозначает? Мудрая. Но ты еще и очень красивая. Только давай тебя умоем, хорошо? А то глаза будут болеть.              Девушка поднялась и обхватила руку Сони. Отвела ее в ванную и помогла умыться, потом аккуратно промокнула полотенцем лицо и села на корточки перед ней.              — Тебя кто-то обидел? — Алина обхватила маленькие плечи и погладила. — Или напугал?              Шмыгнув носом, Соня покачала головой:              — Папа разбился…              — Как разбился? — она прикусила себе язык, глядя на дрожащую челюсть ребенка. Где твоя педагогическая этика и возрастная психология?! — Так, сделай глубокий вдох и медленно выдохни. Вот так, умничка. Еще раз. Знаешь, Максим сейчас все узнает, а мы можем пока поиграть с Сириусом. Это щенок. Ты его видела? Нет? Пойдем покажу.              Тряслись руки, и Алина как могла, старалась этого не показывать Соне. Сейчас ей важно понимать, что взрослые вокруг сохраняют спокойствие, а значит и ей не о чем беспокоиться. Какое ей дело до этого щенка сейчас? Гладкая надеялась, что сможет ее хотя бы ненадолго отвлечь, пока не поговорит с Максимом.              — Посмотри, это Сириус, — указала она на щенка, крутящегося у дивана. — Он еще маленький и очень добрый.              Соня потерла глаза и очень натянуто улыбнулась, опустившись на колени возле собаки. Протянула руку и опасливо погладила морду, за что получила смачный лизь от подбородка до рта. Тихий сдавленный смешок заинтересовал Сириуса, и он ткнулся мокрым носом в красную щеку.              Как раз вернулся Макс. Сказать, что он выглядел мрачным — лучше просто промолчать. На руках и шее вздулись вены, челюсть поджата, а на скулах проступили желваки. Он нервно схватил стакан и набрал воды из-под крана с фильтром.              — Ты узнал, что произошло? — подошла к нему Алина и положила руку на торс, успокаивающе поглаживая. — Авария?              Макс едва не выплюнул воду на девушку от ее жалостливого взгляда.              — Да. Отца занесло, и он улетел в кювет. Ничего серьезного. Перелом ребер, руки и ноги. Жить будет.              — Ничего серьезного? — Гладкая ужаснулась, ощутив холодок под кожей от такого понятия «несерьезности». — Может, поедешь в больницу?              — Алин, не притягивай за уши меня к семье. Я просил этого не делать, — под мрачным взглядом Алина стушевалась и предпочла не возникать. — Что с ней делать не знаю. Ее мать звонила, сказала присмотреть до выходных.              Соня все лепетала что-то щенку, гладила и тискала его, пока Макс с Алиной думали, что им делать.              — А она где?              — У отца отвратный вкус на женщин, — уклончиво отозвался он, прижавшись ртом к стакану холодной воды. Его вены и жилы все ещё четко пробивались сквозь кожу. — Работает. И ещё раз работает. Не знаю, что там с отцом не так, но женщины от него бегут: одна за членами, другая за карьерой. Вон, ей даже некогда привезти дочь. Отправила ее сюда одну на такси.              — Она что, настолько занята, что не может позаботиться о собственном ребёнке?              Алина нахмурилась, ощутив глухую боль в груди. Она больше ни разу не подняла тему семьи за это время и была уверена, что нынешняя жена отца Макса отлично знает об их отношениях. Неужели ей настолько важна работа, что она отправила ребёнка почти к чужому человеку. Это настолько отвратительно, что не хотелось даже вспоминать, как увидела Соню на пороге.              — Говорю же, у отца отвратный вкус. Какое-то проклятие, наверное, что все его бабы плюют на детей. Могла хотя бы отправить кого-то с ней. Вдруг я ее на органы сдам?              Макс недобро сверкнул глазами, глядя на сестру, и Алина тут же толкнула его локтем:              — Не говори так. Представь, насколько ей страшно? Она полгорода проехала одна. Будь хоть чуточку к ней мягче. Она же ничего тебе не сделала.              — Меня злит, что она сидит и играется в моей квартире, — Кузя сморщился, заметив, как Соня подтерла нос и подошла к ним. — Что?              — Максим, я хочу есть.              — Посмотри что-нибудь в холодильнике. Я не кухарка, — с грохотом отставив стакан на столешницу, он обогнул сестру и ушел в спальню.              Соня осталась стоять, поджав губы и потупив взгляд в пол, готовая расплакаться.              Алина опустилась перед ней на корточки и обхватила плечи:              — Ну чего ты? Не надо плакать. Я сейчас что-нибудь тебе приготовлю. Что хочешь?              — Омлет, — сдавленно пискнула Соня и кивнула, потирая мокрые глаза. — Папа всегда его мне готовит…              — Вот, я приготовлю тебе самый вкусный омлет. Хорошо? А потом мы вместе пойдем выгуливать щенка, хочешь? — девочка оживилась и даже улыбнулась. — Я даже дам тебе поводок. Только не плачь, пожалуйста. Максим не хотел тебя обидеть.              — Он всегда на меня злится. И на папу с мамой тоже… Я его боюсь.              У Алины сердце упало. Она понимала Макса и его обиду, но слушать все со стороны маленького ребенка, который ещё ничего не понимает и принимает все на свой счёт, оказалось невероятно больно. Настолько, что захотелось Макса встряхнуть и сказать, чтобы он не ставил себе в ровню ребенка.              — Максим злится не на тебя, солнышко. Так. Давай я включу тебе какой-нибудь мультик и приготовлю омлет. Хорошо?              Соню уговаривать не пришлось. Кажется, она соглашалась вообще на все.              Алина на скорую руку замешала омлет и вылила на сковороду, оставив на медленном огне. Прибавила звук на телевизоре и зашла в спальню.              — Ты можешь вести себя нормально?! — зашипела она, запирая дверь. — Тебе обидно, я прекрасно понимаю, но это не повод срываться на ней! Ее отец попал в аварию, а ты ведёшь себя так, будто она пришла и спалила твою квартиру.              Макс раздражённо выдохнул, лениво поднялся с кровати, сунул руки в карманы и закатил глаза, будто этот разговор его совсем не устраивал:              — Что ты хочешь этим сказать? Чтобы я прыгал вокруг нее и пылинки сдувал? Или что?              — Мне так хочется тебя ударить… Найди мне хоть один аргумент, что она заслуживает такого отношения в этой ситуации? Родилась от твоего отца? И все?              — Тебя это не касается. Я уже говорил и не хочу искать какие-то аргументы.              — А что меня вообще касается?              Как же хотелось сейчас развернуться и уехать. Но оставлять Соню одну с Максом…              — Злись на родителей, но твоя сестра…              — Она мне не сестра! — сорвался Кузнецов, рявкнув. — Я сказал тебе не поднимать эту тему! Никогда!              Алина гневно сощурилась и впилась взглядом в глаза парня:              — Я не поднимаю ничего. Ее отец попал в аварию. В аварию. Ты понимаешь? Представь, как ей сейчас страшно.              — Если ей так страшно и плохо, пусть чешет к матери. Ее здесь никто не держит.              — Это жестоко! — Алина задрала подбородок, скрипнув зубами. — Хватит вести себя как ребенок! Ей и так страшно! Она тебя боится!              — Ей очень не повезло родиться в такой семье.              — Конечно, ей просто не повезло! Ты был на ее месте и тебе правда все равно?              — А по-твоему, это действительно должно меня волновать? Я не особо эмпатичный, знаешь ли.              — Макс…              — У нее есть мать, которая должна за ней следить и нянчиться, а не я. И не моя вина, что ее мамаша очень занятой человек.              — А если бы со мной что-то случилось? Или с твоими друзьями? Тебя бы это тоже не касалось?              — Не надо приписывать себя к моей семье.              К сожалению, смысл слова «семья» у них был разный, и Макс не сразу понял, что сказал такого, и почему у Алины намокли глаза. Ее руки сжались в кулаки, — сдерживать желание влепить ему пощечину слишком сложно.              Красиво ухаживать, идти на уступки и прикидываться самым лучшим человеком на свете получается только у него. Конечно. Кто виноват в ее неоправданных ожиданиях? Почему она вообще решила, что он такой идеальный?              Алина зажмурилась, сделала глубокий вдох и открыла глаза:              — Мне очень больно это слышать. Я не могу оправдать твоих родителей, которые так поступили с тобой. Но это, — указала она на дверь, за которой Соня смотрела мультик. — маленькая девочка. Это маленький ребенок, а ты, — Алина ткнула пальцем в мужскую грудь. — взрослый мужик, который равняет ее на себя. Я повторю, если ты не услышал. Она — ребенок. И она тебе ничего не сделала.              — Ты можешь в это просто не лезть?              Максим шумного сглотнул, сцепившись с таким разъяренным взглядом и поморщился, когда Алина ударила его по груди, да так сильно… И еще раз.              — Ты можешь срываться на меня, но не на ребенка!              — Блять, это не твое дело, — перехватил он девичьи руки.              — Отпусти, — Гладкая стряхнула с себя лапы Кузи и отшагнула, стерев со лба пот. Даже температура подскочила. — Сестра она тебе или нет, жалко тебе или нет, — это в первую очередь маленькая девочка, которая сейчас осталась одна с человеком, который ее в открытую ненавидит. Тебе за себя не стыдно? Нет, тебе не стыдно. Тебе обидно. Тебе очень обидно, что ее отец попал в аварию, а матери некогда даже позаботиться о ней в это время. Отличный повод для зависти, правда? — ее грудь пошла из стороны в сторону, а ноздри раздулись от глубокого и частого дыхания. — Это край, Макс.              — Не переворачивай мои слова, — как можно спокойнее попросил Кузя, надеясь не начать ссору.              — Я тебе все сказала. Обижайся и злись на меня, но не на маленькую девочку, тем более в такой ужасной ситуации, — Алина развернулась к двери и с хлопком вышла в гостиную.              Омлет, слава богу, не сгорел, пока она там распиналась перед Максом. Посыпала сверху еще сыром, чтобы вкуснее было. Кажется, Соне понравилось. Она не спеша ела, изредка поглядывая на Алину. Самой есть не хотелось, поэтому просто сидела рядом и наблюдала, пока девочка не наелась. Вместе сели смотреть мультфильмы. Сириус покрутился возле дивана и, поняв, что его все равно не пустят, улегся в ногах девушки.              — У тебя красивые татушки, — отвлеклась Соня, рассматривая рисунки на руках и ногах Алины. — И волосы красивые.              — Спасибо, ты тоже очень красивая, — провела она рукой по темной макушке. — Ты спать хочешь? — улыбнулась она долгому зевку. — Тогда сходи умойся и переоденься, а я пока постелю тебе.              Соня — самый послушный ребенок, которого Алина видела. Ничего против не сказала, молча пошла умываться, прихватив с собой пакет с вещами. Гладкая же осталась расстилать постель. Нашла белье во встроенном шкафу гостиной, проигнорировала помощь Макса, когда он предложил достать комплект с верхних полок. Сама достала, — стул для этого и создан.              — Оставить тебе мультики? — поинтересовалась Алина, когда девочка вернулась.              — Посмотрю еще немного.              — Мне посидеть с тобой? Или хочешь побыть одной?              — Тут есть Сириус, — Соня потрепала щенка по голове и легла на диван.              Приставать Алина не стала и ушла в спальню, приглушив свет в гостиной.              — Я не хочу с тобой разговаривать, — обрубила она, когда Макс позвал.              — Тебе укол надо делать, десять уже.              — Сама сделаю.              Ой, блять… Откуда столько счастья? Вот за один вечер взять все и пересрать. Ладно, пусть делает сама. Она же умеет. Пожалуйста!              Сам ушел выпить воды и принять душ, остудить голову.              Соня уже собиралась спать, когда он включил свет и прошел на кухню, утолить жажду. Почти залпом осушил стакан. Надо бы покурить, а потом уже в душ, да.              Девчонка сидела, поджав к себе ноги, и Макса привлекло пятно на лодыжке. Сначала показалось, что тень.              — Что это? — невольно Макс нахмурился, зацепившись взглядом за длинный синяк на ноге Сони, когда она уже залезала под плед.              Девочка, кажется, от одного только взгляда стушевалась и быстро спрятала ноги, укладываясь на диване удобнее.              — Ударилась. Упала с лестницы.              — Покажи.              Макс отставил стакан, прошел к дивану и сел на корточки. Задрал одеяло и обхватил ногу, разглядывая кровоподтёк. Действительно, похоже на ушиб.              — Обычно колени разбивают при падении. Это отец?              — Нет, — поджала она подбородок к груди. — Упала.              — А на руке? — глянул он на следы пальцев на локте. — Тоже упала?              — Упала…              — Неуклюжая, — цокнул Макс, накинув одеяло обратно. — Спи, — выпрямившись, вновь приглушил свет и ушел наконец курить. А потом в душ.              А потом застал прекрасную картину. Алина стояла у зеркала вполоборота со шприцом в руке и со спущенными шортами до колен. Пыталась понять, куда колоть. Высматривала точку, где был первый укол. Кажется, безуспешно, если судить по тому, что она держала в зубах очки за ушки и щурилась. Даже так?              — Давай. Хватит херней страдать. Сама себе ты не сделаешь, — отнял все же шприц и ватку. — Ты все смешала? И воду и лидокаин? — девушка угукнула, пока он собирал пузырьки воздуха, постукивая пальцем по цилиндру. — Не разговаривай со мной, если так хочется, но уколы я тебе буду делать. Ясно? — и под это «ясно» он натянул пальцами кожу на ягодице немного в стороны и уколол. — Все.              Ни спасибо, ни пожалуйста. Оно и не надо. Пусть обижается, если ей лучше видно со своей стороны.                            Утром снова пришлось самому идти выгуливать Сириуса. В этот раз быстро, чтобы успеть отвезти сестру в школу. Разбудил ее в семь, чтобы смогла раскачаться, умыться, почистить зубы, все такое. Заварил ей овсянку с кусочками фруктов из пакетика. Времени на то, чтобы готовить завтрак не было. В школе поест. С Алиной тоже непросто. Будить ее для укола… Он просто перевернул ее на живот и всадил в задницу иглу. Гладкая, конечно, проворчала и спряталась потом под одеялом, но это уже его не волновало.              — Ладно, одевайся, отвезу тебя в школу, — поторопил он, когда Соня отодвинула пустую тарелку.              — Я уроки не сделала, — неожиданно вспомнила девочка.              — Объяснишь это учителю, меня это не касается. Давай, в темпе вальса, мне на работу надо, — отмахнулся Макс и вышел из-за стола.              Когда уже сам собрался, Соня ждала в прихожей, собранная до зубов и держала рюкзак. Не сказав ни слова, подтолкнул ее к выходу. Также тихо спустились на парковку, только коротко сказал пристегнуться, когда девочка забралась на заднее сидение.              Надо же. Сначала щенок свалился как снег на голову, а теперь он вынужден возить ребенка в школу ближайшие несколько дней. Прекрасно. Просто, блять, ахуенно. Мечта семьянина, только его такой расклад совсем не устраивал. Все шло хорошо, они с Алиной даже не поссорились ни разу за эти дни. Он мужественно стерпел поссыкивания пса и вообще его наличие в доме. А вчера за один вечер из-за одной тупой ситуации все похерилось. Алина на него обиделась, повернулась жопой и так проспала, толкая локтем, когда он захотел ее обнять, отлично. Вчера почти не разговаривала после ссоры. И сегодня тоже будет молчать, — даёт руку на отсечение, что так и будет. Это злило. Вся эта ситуация и псевдосестра. Ему прекрасно жилось одному с Алиной и не нужны никакие чужие дети. А теперь он возит их в школу и выгуливает. Ещё она, Соня, смотрит на него как на монстра, будто он такой ужасный или что-то должен. Что? Заплетать косички и проверять уроки? С какой это стати? Она его боится, как же. Не боялась, если бы мамаша соизволила оторваться от работы и побыть с собственным ребенком. Вот пусть и скажет мамке спасибо, что отправила ее к такому страшному человеку. Он тут единственный, кто имеет право злиться, но все против него. Прекрасно. Все как прежде. «Ох, ты не жестокий, я тебя понимаю», — говорила Алина. Так в уши даже он бабам не ссал.              Скрипнув рулём, Макс выехал на Богданку, отклонил вызов с неизвестного номера. Надо — напишут.              Соня сидела тихо, разглядывала в окно серую улицу. Что ж, это плюс. Потому что сейчас самый утренний час пик, когда все едут на работу и учебу, создают пробку. Пробку в Белгороде! Это ни Москва и даже ни какой-нибудь Воронеж, — здесь-то откуда столько народу? Неужели все сразу решили поехать работать? Обычно он над таким не задумывался хотя бы потому, что приезжал на работу к одиннадцати. Но теперь, вот, пожалуйста. Поэтому молчание Сони его радовало, если можно так сказать. Лучше, конечно, чтобы в салоне был только он.              Соня, к слову, пошла в ту же школу, что и он когда-то, — дорога знакома и без навигатора. Роботизированный голос сейчас его бы только разозлил. Что-то его все сегодня злит. Впрочем, хватало и осознание того, что сейчас надо ехать на другой конец города, чтобы отвезти малую. А потом ещё и забирать ее оттуда. Какой хороший день.              Он уже почти доехал до СитиМолла, притормозил на перекрестке Губкина и Щерса и надавил на газ, когда светофор на его полосу загорелся зеленым.              Возможно, он настолько раздражён сегодня, что цепляется за каждую мелочь, но сейчас это спасло ему жизнь.              Макс только краем глаза зацепил Киа справа и вдавил тормоз до упора. Заскрипели шины. Он упёрся в руль, едва не навалившись на него грудью.              — Пидорас! — гаркнул он и обернулся назад к перепуганной сестре, которая держалась сейчас за ремень безопасности как за спасательный круг. — Ты как? Не ударилась?              Соня только покачала головой, поджав губы.              — Подожди, — уже спокойнее попросил Кузя, включил аварийку и вышел из машины.              Белая Киа, уходя от удара вывернула на тротуар и ещё чуть-чуть, поцеловалась бы капотом со столбом светофора.              — Ты в глаза ебешься?!              Как только водятел покинул салон, у Макса зачесались кулаки.              — Ты права давно получил? Помеху справа не видел?! — мужик, лет сорока, включил быка то ли с испугу, то ли реально дебил.              — Какая, блять, помеха?! Ты светофор не видишь?! Помеха, нахуй.              В этот момент водятел, кажется, раздуплился.              — А если бы я не успел среагировать? У меня ребенок в машине. Кто из нас ещё права купил?!              — Да я не местный…              — А в других регионах теперь разные ПДД? Радуйся, что машину мне не зацепил. Сука, — Макс обернулся, оглядывая крыло. — Пиздец, а не утро.              — Я точно не задел? — Макс прямо-таки видел, как у мужика в глазах рисуются цифры.              — Не задел, — трепать нервы и требовать страховку за, возможно, повреждённые колодки, он не хотел, а вызывать ГИБДД в такое время — то же самое, что скорую на чих вызвать. Развернулся к машине. Ещё эту мелкую в школу везти. — Гандон, — выдохнул он перед тем, как вернуться в салон, ретироваться и не преграждать дорогу. — Ничего не болит? — глянул в зеркало.              Соня качнула головой и отвернулась к окну бледная как смерть. Да уж. Было бы забавно попасть в аварию сразу после отца.              До уроков оставалось ещё около двадцати минут, когда Макс доставил сестру в школу. Слава яйцам, без новых инцидентов.              — Как закончатся уроки, позвони мне. Я тебя заберу или вызову такси, если сам не смогу приехать.              — Хорошо, — и на этом Соня выскочила из машины в одну долю секунды. Раз и нет ее. И сразу стало дышать проще.              Но перебить кислород дымом очень хотелось после такого стресса. В ямке под сиденьем Макс нащупал почти пустую пачку Чапмана и закурил.              С чего-то вдруг испугался за Соню больше, чем за машину. Мужика так припугнул, чтобы неповадно было больше. Ладно, будь в машине любой другой ребенок, он тоже испугался бы. На него ответственность взвалили за чужую жизнь. Спасибо, хули.              Колодки покоя Максу не давали. Только заменил… Ладно, лучше перебдеть, чем недобдеть.              В салоне сказали, что тормозные колодки в порядке, а вот шины немного стёрлись. «Немного» — понятие растяжимое, и Макс, глядя на гладковыбритые зимние колеса, решил заменить.              Хаб встретил каким-то тоскливым чувством. Временные работники, которых Макс нанял на период праздников и болезни девушки, вылизывали тут все. Даже пол блестел. Справлялись хорошо, ни одного конфликта и жалобы на них не поступило за эти дни. Действительно, неплохие работники, но не то, совсем не то. Такие прилежные, прям, как и положено, но совсем не то. Вечные опоздания Алины, ее шутки и подкаты, которыми она развлекала весь день, — вот этого не хватало. За нее даже пару раз спрашивали посетители.              До открытия ещё около часа, который Макс решил занять приставкой. Порубится в какой-нибудь шутер, выдохнет. На деле просто завалился на диван и уткнулся в телефон, сунул подсы в уши и включил новый подкаст Татьяны Владимировны. Ну, вдруг чего путного ещё скажет.              Настоящий мужчина должен!.. Рожать детей надо до тридцати!.. Если ты будешь так одеваться, ты станешь шлюхой!.. Мальчики не плачут!..       Приветствую. Сегодня мы поговорим об очень важной теме — интроекция и частые случаи: идентификация с агрессором. Мы поговорим о том, что такое стокгольмский синдром, мы поговорим о воспитании детей и воспитании нас самих после того, как нас воспитали наши родители.       Итак, что же это такое?       Интроекты — это такое понятие, которое присутствует во всех направлениях психологии. Впервые об этом заговорил Фрейд, позже все обобщил Ференц, говорил об этот Лев Выготский и многие другие. Что это такое вообще? Это некие убеждения, которые мы присваиваем себе без осмысления. Мы не задаемся вопросом: а зачем нам это надо? А меня это устраивает? А оно мне вообще нужно?       Когда мы слышим от кого-то классический догмат, из серии, там: мальчики не плачут, мужчина должен, хорошие люди не злятся, мстить плохо, нужное вписать. Если вам это подходит — хорошо. Но если нет, а вы пытаетесь его заглотить, не осмыслив? Он встает у вас, как большой кусок пищи в горле и мучает всю жизнь.       Фредерик Перлз — создатель гештальт-терапии очень хорошо это описал. Он говорил о том, что есть стадия «сосунок», когда зубов нет, и ребенок, который вынужден как-то социализироваться, берет все, что дают ему близкие люди: родители в первую очередь, — он это впитал с молоком матери. Потом идет этап «кусака» или «грызака» и так далее. На самом деле эта аналогия с пищей очень понятна. Чем старше человек становится, тем более тщательно и осознанно отбирает себе пищу. Так и с интроектами. Еще раз расскажу. Некое убеждение, которое вам внешний мир преподносит, вы его принимаете, но не осмысливаете или наоборот. А когда вы вырастаете, у вас есть набор этих интроектов, который вам в голову вбили родители, воспитание, общество, неважно что. И вы им пользуетесь, не осмыслив. А оно вам надо? А оно вам подходит?       И вот тут начинаются проблемы. Проблема заключается в том, что этот непереваренный кусок пищи начинает отравлять вам жизнь, особенно, если вам он не подходит как вашей личности.       Вот эта штуковина и есть интроект. И она имеет важнейшее место в нашей жизни.       Первое свойство интроекта — избежать интроектов невозможно. Вот это самое главное.       Почему? Потому что, представьте себе: растет ребенок, он еще не понимает, как этот мир устроен, но ему надо дать какие-то рамки, чтобы он мог социализироваться. И родители вынуждены, потому что они не могут объяснить ребенку какие-то вещи, ситуации, — он их просто не поймет. Вот они вынуждены давать эти интроеткты: драться плохо, надо быть добрым, встань так, чтобы другим было удобно, уступи место, я — последняя буква в алфавите. Ребенок, конечно же, все это вбирает. А когда он вырастает, интроекты не изменяются в голове. К сожалению, у нас нет традиции эти догматы выковыривать, чтобы человек мог понять: нужны они ему или нет? Многие люди ориентируются именно на такие наставления. А если человек склонен к инфантильному поведению, тогда он начинает вбирать в себя новые интроекты, которое ему общество навязывает. Почему? Потому что так проще жить, — ему так кажется. Потому что есть установки и ответы на вопросы: так делать нельзя, так можно, наши деды так жили, и ты живи, и так далее. А это ответ или нет? Тебе-то подходит? Вот и получается, что человек интроект принял, но не переварил, не перетер деснами, так сказать и мучается теперь всю жизнь.       Второе свойство интроекта — необходимость коррекции. То есть нам нужно давать нашим детям, или самим себе, раз уж нас родители не воспитали, шанс на то, чтобы установки эти изменить. Даже если они укоренились по самые не балуйся. И ничего страшного, если вы жили всю жизнь по одному принципу, и он вам не нравится. И если вы зададите вопрос: «А почему я должен, если мне не нравится?». И, если вы его выковырнете, ничего страшного не произойдет. Мир не рухнет. Для этого нужны силы и смелость, но это улучшит вашу жизнь.       И третье свойство — интроект в детстве помогает. Почему? Потому что он помогает обкатывать ролевые игры. Я сейчас говорю не о БДСМ, хотя это тоже хороший вариант, но для взрослых. Об этом поговорим как-нибудь в другой раз. Я говорю о подражании.       А в чем смысл подражания? А чтобы разобраться в это, мы рассмотрим такой частый случай интроекции, как идентификация с агрессором. Что это такое? Это такая ситуация, когда индивид, — мы говорим о ребенке сейчас, но у взрослых проявляется так же. Значит, когда ребенок сталкивается с какой-то агрессией со стороны взрослого, сам начинает проявлять эти черты. Как так может быть? Ведь тебе же было плохо! Почему ты так же делаешь?       Вот сейчас мы вспомним об этологии. Основным признаком принадлежности к стае была внешняя идентичность и модели поведения. Именно поэтому люди часто одинаково одеваются, когда находятся в своей социальной среде или группе. Когда человек мимикрировал в племя, вернемся к давним временам, он давал понять: я такой же, как вы, не надо меня обижать.       Поэтому ребенок, который не может противопоставить себе агрессию взрослого человека, — он не может ему ответить физически. Он меньше, младше, слабее. Но ему надо как-то приспосабливаться к этой агрессии, и он мимикрирует. Он копирует поведение, чтобы подсознательно показать: я такой же, не надо меня обижать, свои. Это и есть идентификация с агрессором.       Одной из частых форм такой идентификации является стокгольмский синдром. Думаю, все знают историю про Ян-Эрика Олссона и его заложниц. Кто не знает, сами найдете, вас в гугле не забанили. Для такого синдрома нужен большой стресс. И чтобы психика не поломалась, жертва начинает проникать симпатией к насильнику, всячески оправдывать его. И это тоже интроект. Почему? Потому что, мы только что выяснили, что способны мимикрировать. Туда же домашнее насилие, когда жертва оправдывает мучителя. Я сама виновата, спровоцировала, он не хотел, он не такой. Та самая идентификация с агрессором.       При этом часто происходит примитивная идеализация. Простой пример: патриархальная семья или любая другая, где родители возводятся в абсолют и слово поперек им не скажи. Родители хорошие, что бы ни случилось. Тоже самое. Агрессор хороший, это я плохой. А в семьях, вернее, в народах, где приняты такие идеализированные семьи, очень часто происходят конфликты: локальные и не очень. Догмат люди проглотили, а он им не подходит, потому что родители ошибаются, но родители по правилам таких семей всегда правы. Конечно, они злятся. И агрессии надо куда-то выходить. Это выливается в домашнее насилие, в психоз и дальше по списку, который вам нравится.       Возникает внутренний конфликт, появляется давление на наши границы, — это как раз тот признак, что что-то нам не подходит. Выкинуть интроект сложно. Появляется гнев как реакция на смещение границ, агрессия — как действие, а это действие выплескивается какие-то агрессивные потасовки, драки, конфликты.       И так, давайте подведем итог. Итроекты неизбежны. Вы не вырастите ребенка, не напихав ему в голову всякого разного. Итроекты полезны для социализации. И третье, — интроекты нужно изменять. Дайте эту возможность своим детям, когда их воспитываете. Вы почувствуете, когда это произойдет, когда это уже начнет мешать и станет не нужным для социально приемлемого поведения. Дайте это ребенку и дайте себе. Найдите смелость признать, что вы, общество или ваши родители, которые навязали вам какие-то интроекты, были неправы. Тоже самое касается общества. Та самая надстройка сверхэго, о которой мы недавно говорили, это как раз надстройка интроектов, которая очень часто вбивается в голову из системы ценностей общества: настоящий мужчина должен. Почему он должен? Он в долг брал? Мальчики не плачут. Почему нет, если хочется? Они не люди? Девочки так себя не ведут и так далее. Задайте себе вопрос: а почему так? И если какой-то догмат вас не устаивает, выкиньте его к херам собачьим, — дураков много, кто-нибудь подберет.       Если вам хочется наглядно увидеть пример, как человек выковыривает итроекты из головы — посмотрите «Бойцовский клуб». Вообще, в кинематографе и не только куча таких примеров. Начало всегда одно: герой ведет абсолютно скучную, серую жизнь. Потом что-то происходит, и он переосмысливает все свое существование. Как раз «Бойцовский клуб» по роману Паланика наиболее показателен в этом плане. Главный герой, ведет образ жизни, навязанный обществом, а, когда он встречается с таким экзальтированным Тайлером Дерденом, который как раз не приемлет эти законы. Как только герой пробует вести себя так же, его жизнь меняется. Вот и все.              Кузнецов вздохнул, прослушивая подкаст. Возможно, в чем-то он действительно неправ. Потерпеть пару дней Соню можно.                     Осторожное похлопывание по плечу испугало, и Макс распахнул глаза, вздрогнув. Девушка над ним тут же отскочила в сторону.              — Я не слышал, как ты пришла, — вынул он наушники и глянул на часы на руке. Вовремя, даже раньше начала смены.              — Максим Юрьевич, вы меня испугали. Я подумала, что не закрыла вчера дверь… Вы часто так приходите?              — Бывает иногда, — пожал плечами, усаживаясь. — Разве сегодня не смена Антона?              — Он попросил выйти за него, — Кира, новая работница переобулась и аккуратно отставила сапоги в сторону. — Вы сегодня на весь день?              — Нет, скорее всего, нет. Надо ребенка из школы забрать.              Девушка ошарашенно подняла брови:              — У вас есть ребенок?!              — Сестра.              Дополнительных вопросов она задавать не стала и ушла открывать кассу.              За пару часов работы Кира заглянула в комнату отдыха всего несколько раз: заварить чай и разогреть еду. Алина бы уже валялась на диване и жаловалась на то, что она устала. Шлепала бы своими скрипучими кроксами, язвила и пререкалась. Да уж.              Тоска его одолела вконец. Даже играть не хотелось. Макс просто лежал и пялил в потолок, иногда засыпал и быстро просыпался. Вот, уже четыре.              Четыре. Разве дети в началке учатся так долго без продленки?              Макс решил это уточнить. На удивление, Соня быстро взяла трубку.              — Ты в школе?       — Нет, уже дома.       — Дома у матери, или у меня?       — У тебя.       — Я же сказал тебе позвонить.       — Я на автобусе поехала. Не хотела тебя злить.       — Боже, — выдохнул он, потирая переносицу. — Алина дома?       — Да. Позвать ее?       — Позови.       — Алина! Это Максим, он хочет с тобой поговорить… Она не хочет. Вы поссорились?              Ну и пошла в пизду! Манда!              Макс завершил вызов и пнул воздух:              — Чтоб тебя! Какого хуя она на меня злится?!              Кира замерла в дверях с чашкой в руке и отшагнула обратно в зал:              — Извините… — и скрылась.              Улегся обратно. Закрыл глаза. Будет ночевать здесь. Пусть делают, что хотят. Бесите все!              Собственно, больше уснуть не получилось. В голову лезли всякие мысли. Почему она просто не может принять его сторону? Что от этого будет? Мир рухнет? Почему она так распереживалась за чужого ребенка? Почему мать не наймет Соне няньку, если так боится оставить ребенка без присмотра? Почему она вообще сама этим не займется? Возьмет отгул на пару деньков, пока отца не выпишут, — исходя из разговора, травмы у него несмертельные.              Диван все-таки не такой удобный как кровать, и спина начала ныть. Ну да, оставаться тут не вариант.              — Вы уже уходите? — поинтересовалась Кира, протирая бар, когда Макс вышел в зал.              — Да, поеду домой. И, пожалуй, возьму, это, — самый сок, холодненькое пиво. — Пробей, — поставил он на бар четыре банки. — Картой.              — У вас что-то случилось? — Кира придвинула терминал к начальнику и убрала чек под кассу, как только тот пропечатался. — С девушкой поссорились?              — Что-то типа того. — Макс взял в охапку банки и махнул свободной рукой. — Не забудь закрыть дверь.              Не день, а пиздень какая-то, честное слово. Говно говна. А вот, еще сюрприз. Отец позвонил как раз, когда Кузя подъезжал к дому. Пару секунд смотрел на дисплей перед тем, как скинуть вызов. Как-то желания говорить с ним не было. Даже капельки. Даже самой-самой маленькой.              Заехал в универмаг. Вообще, за сигами, но набрал целый пакет. Сначала дико захотелось пельменей, и он не удержался, отклонившись от маршрута к кассе. Потом приметил свежие гранаты, и внутри будто бы проснулась тоска по дому, взыграла армянская кровь. Закинул сразу пять штук. Ну, раз гранаты взял, надо и других фруктов взять. Бананы, — Алина их любит; яблоки, киви. Киви вообще фрукт? Хотел взять манго, но глядя на зеленые неспелые камни, как-то передумал. Взял апельсинов и помело. Алина обожает цитрусовые, особенно во время авитаминоза. Такое чувство, будто он собирается ее задобрить. Тогда уж и сладости в придачу с йогуртами, — может и Соня съест, что уж. Сигареты пришлось сунуть в карман дубленки, в пакет они не поместились, забавно.              Писклявый лай, прерываемый четким «гав», Макс услышал, как только приоткрыл дверь. Сириус тут же кинулся к ногам с пропеллером вместо хвоста. Еще чуть-чуть и мог бы взлететь на таком хеликоптере. Отпихнул его в сторону, проходя в прихожую. Алина даже не выглянула, хотя ее голос прекрасно слышался в районе кухни. Скинул кроссовки и в компании мегапозитивного друга прошел к девочкам.              Оказывается, Алина корпела вместе с Соней над домашним заданием. Кажется, окружающий мир делали, судя по рассказу девушки про млекопитающих.              Ладно, не хотят говорить — не надо. Ни одна не глянула на него.              Макс не спеша разложил продукты в холодильнике, потом вымыл фрукты, поглядывая на эту парочку. Соня только записывала в тетрадь под диктовку очевидные факты про всяких там зайчиков, кошечек, лисичек, но его интересовала не она. А вот эта другая дамочка с красным носом, в теплой кофте и штанах, в махровых носках и с чашкой чая. В отличие от него самого, Гладкая сохраняла удавье спокойствие, когда Соня задавала элементарные вопросы. Не из-за незнания, а для того, чтобы отдохнуть. Откуда у нее силы заниматься с ребенком, когда сама ходит с температурой?              Переложив фрукты в вазу, Кузя поставил воду на пельмени закипать и подошел к центру учебного процесса. Молча положил руку на лоб Алины.              — Можешь не разговаривать со мной, но вечером тебе надо сделать укол.              — Я помню, — скинула она ладонь. — Иди занимайся своими делами. В холодильнике есть рагу и котлеты с пюре, утром приготовила.              — Я хотел пельмени.              — Значит, ешь пельмени. В чем проблема? — от нее так и брызжет ядом.              — Ни в чем. Просто хотел узнать: может, ты хочешь? Или она, — кивнул он на сестру.              — Мы только ели.              Такое чувство, будто это он в гостях. Ни спасибо за фрукты, ни взгляда. Пельмени пришлось есть в одиночку. Зато больше досталось. И собака снова на нем, но, судя по тому, что Сириус заскулил только ближе к девяти вечера, у Алины нашлись силы выгулять его пару раз днем.              Песель все еще воспринимал ошейник как игрушку и при каждой попытке зауздать, трепал его. Как-то все-таки справились. Щенок хоть и подрос немного, но все еще игрался со всем подряд. Пока Макс вел его от подъезда к парку, он собрал все палки и распугал местных кошек. Удивительно, что ему ни разу за это не прилетело по морде когтистой лапкой. Игриво валялся в снегу, зарывался туда носом, фыркал и несся со всех лап куда-то вперед, когда Кузя отпускал его. Сразу же возвращался, стоило хозяину пойти в другую сторону. Отнимал поводок, бегал с веревкой. А потом, перед тем как вернуться домой, гонялся за мячиком-пищалкой, которой Макс пытался его замотать, чтобы ночью не скулил. Раз на раз не приходится.              Особая пытка — мыть лапы. Как для Сириуса, так и для Макса. Пес отчаянно сопротивлялся, а Кузнецов отчаянно старался вымыть лапы ему так, чтобы он не заляпал грязью квартиру. Сириус рычал, кусал за руки и скулил, стоило на него шикнуть.              Собаки, как правило, выбирают одного хозяина. И почему-то Сириус выбрал именно Кузю, а не Алину. Она его кормила, ласкала, но слушался он именно парня. Возможно, боялся, но когда Гладкая говорила слезть с дивана или не трепать тапки, щенок только вилял хвостом и раззадоривался. Но как только это говорил Макс, он успокаивался и уходил к себе на лежанку.               Сириус, как только его отпустили с чистыми лапами, ускакал на кухню, приставать к Алине и Соне. Девочка тут же отозвалась и уселась на полу, принявшись чесать ему пузо.              — Макс, — неожиданно позвала Алина, когда он прошел к двери в спальню. — Ты умеешь делать оригами?              — Что-то в детстве делал, а что? — уцепившись за возможность нормального диалога, Макс подошел к Алине. — Что это?              На краю стола скопилась кучка из комков бумаги, а Алина сгорбилась над телефоном.              — Попытки сделать журавликов и рыбов, — тяжело вздохнув, подвинула телефон и показала схемы. — Ты умеешь? Я сейчас с ума сойду.              — Развлечься решила?              — Это Соне на труды задали. Я не понимаю, как их складывать. У меня ничего не получается! Даже с видео не выходит: какая-то кракозябра, — показала она последнюю попытку в виде какого-то угловатого нечто. — Помоги.              — Переоденусь и приду.              Надежда забурлила в нем. Отказываться нельзя. Надо вспомнить свои школьные навыки создания бумажных сюрикенов.              Алина придвинулась ближе к Максу, когда он вернулся и положил перед собой лист и схему. Тут же подключилась заинтересованная Соня, пристроившись на коленях девушки.              Внимательно изучив последовательность сгибов, Макс не спеша начал творить. Тут подогнул, там загнул, здесь потянул, немного надавил, и на столе оказалась небольшая объемная рыбка с раскрытым ртом.              — Пойдет? — придвинул он фигурку к девочкам.              — Ого! — Соня взяла в руки оригами и повертела, разглядывая. — А журавлика можешь?              — Я могу все, — улыбнулся отчего-то Кузя, принявшись за новые сгибы. — Тадам!              — Кру-у-уто… — как легко удивить ребенка.              Журавлик получился красивым и утонченным. Соня осторожно трогала кончики крыльев и тонкую шею и мило улыбалась, сощурив глаза.              — А покажешь еще раз? Я хочу сама попробовать, — такого она раньше не делала. Не строила глазки и не моргала так часто. Этому ее Алина научила?              — Все вы, женщины, одинаковые, — пробормотал Макс под нос, но все же согласился показать еще раз, теперь сгибая бумагу вместе с сестрой.              Сонин журавлик больше походил на помирающего лебедя, который все-таки сдох, но результату она все равно радовалась и даже захотела наделать целое журавлиное семейство, на этот раз уже без помощи.              — Ну, пробуй, — поднялся Максим. — А тебе пора укол делать. Пойдем.              Честное слово, Алина шла как на эшафот. С таким несчастным лицом, будто ее будут пытать. Хотя, возможно, в ее представлении уколы с толстыми иголками действительно казались орудием пыток. С тяжелым вздохом — почти предсмертным, — спустила штаны и легла на кровать, пока Макс разбавлял антибиотик лидокаином и водой для инъекций.              — В прошлый раз больно не было, расслабься, — сдержанно улыбнулся Кузя, протирая кожу в верхнем углу ягодицы и наблюдая за тем, как девушка цепляется за покрывало и напрягает бедра. — Расслабься.              — Точно больно не будет? — пробурчала она в матрац.              — Точно.              — А ты добавил обезболивающее?              — Добавил. Расслабься, и на счет три я сделаю укол. Раз…              — Ой!..              Алина коротко взвизгнула как поросенок, как только почувствовала мимолетную острую боль. Как верить людям, если они даже до трех не считают?! Ягодицу немного обожгло, когда Кузя начал потихоньку вводить лекарство и через несколько секунд прижал к месту укола ватку.              — Готово. И ничего страшного. Жопа не отвалилась.              — Ты сказал на счет три… Почему так щиплет?              — Антибиотик же.              — В первый раз такого не было… Ты точно добавил обезболивающее?              — Если бы не добавил, ты бы визжала. Цефотаксим очень болючий. Хуже только витамин Б12. Кстати, после лечения его тоже надо будет проколоть.              Гладкая опасливо оглянулась:              — Зачем?..              — Надо. Можешь уже натягивать рейтузы, — Макс закрыл шприц и отложил к мусору от лекарств на тумбе. — Нам надо поговорить, — пока она в таком беспомощном положении, собственно.              Кузя улегся рядом и сгреб в охапку девушку, прижав к себе спиной.              — Я вчера сказал лишнее, — выдохнул он, прижавшись губами к рыжему виску. — Я говорил только про родителей. Если бы что-то с тобой случилось, я бы сделал все, чтобы тебе помочь, — рукой, что лежала под Алиной, Макс крепко удерживал ее на месте, а второй прикоснулся к браслету на тоненьком запястье. — Прости. В тех словах не было ничего, чем бы я хотел тебя обидеть.              Алина не вырывалась и не отвечала, молча выслушивая дыхание возле уха. Влюбленность тем плоха: без разницы что тебе сделал человек, ты готова простить ему все и броситься на шею. И сейчас она давила в горле «все в порядке, я понимаю». Про семью она действительно могла понять, но не про Соню.              Может быть, Алина и правда настолько жалостливая и раздувает из мухи слона, но по ее мнению, Соня абсолютно забытый ребенок. Кажется, ею занимается только отец, раз она говорит лишь о нем. Он даже ей косички заплетает как может, хотя это не займет много времени и у матери. О ней она почти ничего не говорила, только то, что с утра до ночи на работе, иногда даже по выходным там. Макс как никто другой понимал, каково расти без матери, когда она вроде бы как имеется в наличии в базовом комплекте семьи. Отец ведь тоже работает. Весь день Соня в школе, несколько часов дома одна, а потом, когда приходят родители, ее отправляют поиграть, посмотреть мультики, лишь бы отделаться.              — Мне обидно не за себя, а за Соню, — после долгого молчания отозвалась Алина, переплетя свои пальцы с мужскими. — Она так обрадовалась, когда я предложила помочь ей сделать уроки…              — Алин, пожалуйста, не надо. Не начинай.              — Послушай. У нас с тобой абсолютно разные семьи и детство. И как бы я себя на твое место не ставила, все равно не смогу полностью понять то, что ты чувствуешь. Я знаю, что тебе обидно, но в этом виноваты только родители. Есть семьи — многодетные — и настолько дружные, что можно формировать банду. А есть семьи, где ладу не могут дать даже двум детям: вечно их сравнивают и стравливают. Есть семьи, где родителям плевать на единственного ребенка. У меня тоже есть старший брат и он тоже злится, что мне уделяли больше внимание. Я виновата, что родилась?              — У тебя прекрасная семья.              — Я знаю. И знаю то, что Никита волнуется за меня, хоть и ревнует родителей ко мне. Я знаю, что ему обидно было, когда я родилась, потому что, когда родился он, мама была восемнадцатилетней студенткой, и им с папой приходилось уживаться в коммуналке. Они сводили концы с концами. А когда родилась я, они уже смогли встать немного на ноги и было проще, — Алина тихо шмыгнула носом и вжалась спиной в Макса, когда он сдавил ее крепче. — Да, они не бросили Никиту, но ситуация похожая. Я была капризным ребенком и той еще ябедой, из-за этого он однажды запер меня в деревенском сарае и сказал, что родители не хотят меня видеть, потому что я «приемная». Я просидела там до вечера. Оказывается, этот гад все время был рядом, но я тогда очень сильно испугалась и долго плакала. До сих пор хочу его ударить за это…              Максим прикрыл глаза, втянул воздух носом и шумно выдохнул прямо в Алинино ухо, от чего она прижала голову к плечам.              — Он тебя реально запер?              — На весь день. Я прорыдала до вечера. Мне было очень обидно.              — Хочешь, я ему нос сломаю? Или руку?              Алина сдавленно хихикунла и качнула головой:              — Не надо ему ничего ломать. От родителей ему потом влетело, когда я пожаловалась. Меня могли защитить они, а у Сони их, по сути, нет. Если не можешь принять ее как сестру, то представь, что это меня попросили знакомые посидеть с их дочкой. Будь с ней мягче, она к тебе тянется, ты же видишь. Вон как обрадовалась журавлику.              — Он просто красивый получился.              — Это он у тебя красивый, а у меня вообще ничего не получилось, — Алина повернула голову, насколько позволили ей тиски, и заглянула в темные глаза. — Ты видел ее синяки? Она говорит, что упала.              — Может и упала, может, толкнули в школе или дома. Я не знаю. Но постараюсь не срываться на нее, — Макс приподнял голову и коварно улыбнулся. — Мир?              — Мир. Но целоваться не будем, я заразная. Ну, разве что, только чмок?              — А может, лучше чпок? — двинул он бровями, и рука плавно соскользнула с ладони Алины под кофту.              — Дурак совсем? — зашипела Гладкая, схватившись за руку. — Ребенок за стенкой!              — Мы тихо.              Дверь в спальню вдруг приоткрылась, и у Алины откуда-то взялись силы выпрыгнуть из лап парня, тут же залившись краской от распахнутого взгляда девочки.              — Я… Мы… Я замерзла и вот…              Алина безбожно и провально пыталась оправдаться, в то время как Макс лишь подпер голову рукой и с лисьей улыбкой наблюдал за этим представлением.              — У меня заяц получился… Вот… — показала Соня в ладошке бумажную фигурку. — Хотела показать. Я помешала?              — Нет! Мы просто разговаривали о своем. Уже закончили, иди к нам, — натянула Алина дружелюбную улыбку. Соня оживилась и быстро запрыгнула на кровать.              Макс с Алиной сели по обе стороны. Девочка развернула своего зайца и показала, как собрать обратно. Парочка настолько качественно изображала интерес к фигурке, что никто даже понять не успел, как в маленьких ручках оказался розово-фиолетовый тюбик. Почему-то из всего лекарственного хлама на тумбе ее привлекло именно это.              — Ин… — запнулась Соня, вычитывая незнакомое слово. — Ин-ти-м-на-я гель-смазка. А что это?              Алина отклонилась за спину девочки и взглядом поинтересовалась, какого черта Макс не убрал лубрикант. Парень так же взглядом послал сигнал, мол, вообще-то, для тебя куплено, сама убирай.              — Пахнет жвачкой, — щелкнула она крышкой и принюхалась. — Это съедобно?              — Нет! — почему-то одновременно отреагировали они, хоть смазка вполне себе пищевая. Алина подтвердит. Хуй у Макса был как леденец!              — Это мазь и ее есть нельзя, — начал импровизацию Кузя, забрав тюбик у сестры.              — А для чего она?              — Ну… — а вот тут случился затуп, и парень почти растерялся. — Эм… Ну знаешь, когда тебе что-то натирает, то она помогает избежать травм. Вот!              — От мозолей, что ли? Фу-у-у…              С Алины сошло семь потов. И чтобы избежать новых казусов, она отклонилась назад и поманила к себе Макса. Когда наклонился, очень тихо прошептала на ухо:              — Где презервативы?       — Не знаю. Почему ты у меня спрашиваешь? — также прошептал он в ответ.       — Что значит, ты не знаешь?! Где они?       — Да откуда мне знать? Когда мы ими в последний раз пользовались?       — Ищи резинки, Кузя!              — А что такое презервативы? — повернулась к ним Соня. — Я слышала, как вы шепчетесь.              — Звери такие! — тут же нашелся Макс, а вот его сестра озадаченно двинула бровью и еще раз глянула на белую продолговатую коробочку в руке.              — Это не похоже на зверей… И тут тетя нарисована…              — Это шарики в форме зверей, — Алина рядом сгорала со стыда и неловкости, пока парень изворачивался как мог. — Отдай…              — А ты надуешь? — захлопала ресницами Соня, нехотя отпустив упаковку.              — Конечно, надует, солнышко! — подключилась Алина, красная как рак. — Давай, пока он будет надувать, ты сделаешь мне такого же зайчика? Он мне очень понравился. Идет?              — Хорошо, — девочка широко улыбнулась и убежала на кухню творить.              Макс упал на кровать с таким облегчением…              — Что ты разлегся, — Гладкая готова была пар из ушей пустить. — Давай, надувай шарики!              — Ты серьезно? — приподнял он голову. — Я не виноват, что они до сих пор валялись на тумбочке.              — А кто виноват? Чисто технически они предназначены для тебя, мне не на что их натягивать.              — На руку?              — Я тебе на голову их натяну! Боже… — Алина зажмурилась и рухнула рядом. — Какой кошмар! Какой позор! Я же будущий педагог!.. Как думаешь, она знает, что это на самом деле?              — Ей девять… Не уверен, но, возможно, и знает.              — Я хочу умереть… Давай. Надувай, крути собачек, кошечек, что там еще из шариков делают? Сколько их там осталось? Восемь штук? Четыре собачки, четыре кошки.              — Да она через пять минут уже забудет про них.              — Убери их, ради бога…              Алине потребовалось время, чтобы успокоиться. Надо же! Тут столько мусора от лекарств, а она нашла именно резинки и смазку! Позор… Позор вдвойне, если она знает, что такое презервативы на самом деле.              И Соня не забыла про шарики. Прямо задала вопрос: «Где звери, падлы?».              — Давай, я лучше тебе уже готовые куплю завтра? — Макс почесал затылок. — Эти уже старые. Ну их нахуй, — как тонко и верно подмечено.              Гладкая хотела сквозь землю провалиться. Надо игрушки перепрятать в гардероб повыше, а то Соня и до них доберется. Вот, Максим высокий, он и спрячет.