Stolen hurt

Я помню его лицо так же четко, как сейчас вижу перед собой серебрящиеся в ночи зеркала здания напротив. Его мягкие волосы, спутанные ресницы и бесконечную, сладкую улыбку. Мы познакомились ещё в начальной школе, когда я был замкнутым и тихим ребенком, а он — заводилой каких ещё поискать нужно. Он любил творить пакости, никогда не боялся дерзить учителям, директору, да и вообще кому угодно. Его не пугали ни животные, ни люди, ни события, наводящие ужас на всех в мире. Его родителям, кажется, было все равно, поэтому полная безнаказанность растила из него страшного монстра. Поначалу он мне не нравился. Вечно лез и городил всякую чушь, травмирующую мой сверх меры организованный мозг, где все было поделено на чёрное и белое и расставлено по полочкам. Он же переворачивал мысли с ног на голову, выкручивал наизнанку, резал на пазлы и складывал из них домики. Постепенно его дурость заразила и меня, хотя я всегда старался избегать одноклассников — он не оставил мне выбора. Мы начали вместе ходить до дома, ведь оказалось, что живём на одной улице, делиться дисками с играми и фильмами, устраивать ночёвки и рассказывать друг другу страшные истории до самого утра, а потом самозабвенно просыпать все занятия. Я разглядел в нем необузданную энергию и силу, не всегда добрую, чаще разрушительную. Хотя она никогда и не касалась меня, мне захотелось приручить его, посмотреть, смогу ли я повлиять на него достаточно сильно, чтобы он подчинился. Это были те слова, которыми я убеждал себя в том, почему ещё не перестал с ним общаться. С каждым годом его выходки становились все более жестокими, а отношение ко мне все более ласковым. Он мог прийти в мой дом на очередную ночёвку, сказав, что отомстил ненавистному начальнику, оставив его магазин нараспашку на несколько дней. Конечно же, за это время его вынесли подчистую, а он гордился этим, как величайшим достижением своего разума. Он хвастался, прыгая со словесного уничтожения директора на тему нового цвета моих волос, говоря, что мне безумно идёт. В итоге он полностью переходил на меня, касался руками моего лица, приглаживая пряди, тихо смеялся, когда я зависал в замешательстве, не зная как реагировать. Мы планировали поступать в один университет и жить вместе до самой старости. На выпускной я решился ему признаться. Он тогда в очередной раз подбил меня натворить всяких дел и местом происшествия мы выбрали дом одноклассника, где пол школы собралось, чтобы отпраздновать конец одних мучений и начало новых. Посыпали вентилятор блёстками, подлили в пунш побольше водки, подложили взрывчатку в унитазы, расставили неправильные указатели на дороге, а потом наблюдали результаты своего злодеяния. После всего этого мы незамеченными перебирались на второй этаж чужой виллы и обсуждали реакцию каждого участника наших злых экспериментов, обгладывали им кости и смеялись, рассматривая звёзды в глазах друг друга. Тогда я взял его руку в свою и поцеловал ее. Так нежно и влюбленно, как только мог. И он действительно все понял, выглядел до ужаса напуганным, бледным и, кажется, его даже начало трясти. Потом что-то треснуло и надломилось. Он пришел в ярость. Я никогда не видел его таким. Я плакал и даже вставал на колени, умоляя, чтобы он забыл мои глупые слова и поцелуй, но он не слышал. Он разнёс чужую комнату в пух и прах, грозил мне смертью в адских мучениях... А потом пропал. Я не решался искать его первое время, ненавидя себя и опасаясь его гнева. Но потом осмелел и зашёл к его родителям, спросить как он поживает. Они сказали, что у них никогда не было сына. У его матери случилась истерика прямо на моих глазах, как я потом понял из-за того, что она не могла иметь детей. Его отец сказал больше не приходить в их дом, после нескольких часов моих попыток узнать хоть что-то. Сначала я думал, что он подговорил родителей, но их эмоции были слишком искренними. Да и они никогда не соглашались участвовать в его выходках, всегда будто сторонились своего ребенка или намеренно не замечали его. Когда я начал спрашивать о нем у других знакомых, все отвечали одно: "Кто? Не помню такого..." и в итоге я смирился с мыслью о том, что выдумал себе друга, а потом сам же и убил его, совсем как в "Бойцовском клубе". Хан Джисона не было со мной уже год и это причина того, почему я сейчас стою на тонкой оконной раме и смотрю на серебрящийся впереди дом. Чуть ниже пустая дорога и синие фонари. Изредка проходят люди и даже не поднимают взгляда наверх, на подростка, который не справился. Мне вовсе не было стыдно за свой поступок, просто я знал, что больше не вынесу ни дня жизни без него. И это было самым простым вариантом разом избавиться от всех бед. Носок правой ноги отрывается от неустойчивой поверхности, повисая прямо над темной пропастью. На секунду мне кажется, что эта пропасть и есть Хан. Он всегда так же манил и пугал меня, я никогда не мог ему сопротивляться, хотя и наивно полагал, что управляю им. Лёгкое дыхание ветра проходится по моему виску и мне кажется, что я различаю слова. Это останавливает меня от последнего шага, а в следующую секунду прямо в грудь прилетает что-то тяжёлое, словно свинцовый шар, запущенный из пушки прямо передо мной, пробивший насквозь мои ребра и легкие. Дыхание перехватывает, перед глазами темнеет, а тело непроизвольно корчится в судорогах. Я тщетно пытаюсь вдохнуть, борясь с оглушительным страхом и болью. В ушах звучит голос, состоящий из тысячи других, он разрывает на части мою голову, вытекая сквозь глазницы и рот: — Вот так это бы ощущалось, милый. От удивления я даже перестаю пытаться вдохнуть, фокусируя свое внимание на восстановлении способности к зрению. — Не так быстро. Твоему телу нужна небольшая перезагрузка после падения с двенадцатого этажа. Сквозь боль я чувствую как что-то острое ползёт по моим рукам и шее, мягко сдавливая ее. — Ты все так же прекрасен. Приходи в себя скорее, мне не терпится посмотреть на тебя. Смутно понимаю смысл слов. Уверен, мое больное сознание вскоре начнет творить ещё более сумасшедшие вещи. Выходит, я не умер? Только лишь повредил мозг и грудную клетку? Боль медленно отходит на второй план, давая мне пространство для осознания своего положения. Почему-то я чувствую плотные жгуты, связывающие руки, заведённые за спину, и щиколотки, когда зрение возвращается, обнаруживаю под собой стул, но никаких нитей не видно. — Не переживай, это нужно на случай, если ты решишь сделать ещё что-то глупое. Я поднимаю голову и снова задыхаюсь. Мозг играет со мной в очень опасные игры. Прекрасное лицо Хана висит прямо перед моим. Замечаю алый отблеск в его когда-то карих глазах, расширенные угольки зрачков с дьявольским огнем на дне, его острые ногти и клыки. Он завис в каком-то невозможном положении, опираясь о край моего стула двумя ногами, но при этом основной вес его тела парит в воздухе, будто он восседает на чем-то невидимом. — Удивлен? Скажи хоть что-нибудь, умоляю, я так скучал по твоему голосу. — К-кто ты... Существо в облике Хана замирает, прожигая меня бездвижным взглядом. — Может, я плод твоего больного воображения, может, демон, захвативший тело Хана ещё год назад. До третьего варианта, ты ещё не додумался, как я погляжу. Ну ничего, Бог троицу любит. — Скажи кто ты. — Ты, как всегда, настойчив. Но даже если я скажу, ты все равно не поверишь. Чувствую как сдают нервы, сознание плавится от эмоций, изо рта вырывается то, что красным светом мигало в моей голове на протяжении каждого дня последних двенадцати месяцев: — Почему ты ушел тогда? Он, кажется, снова сбит с толку. — Какой умный. Я даже не успеваю следить за твоими мыслями. Хотя сейчас они напоминают огромный клубок разных оттенков боли. Ох, ну вот... Щеки обжигает горячей влагой, щиплющей кожу. Меня ломает моя же фантазия. Не могу сосредоточиться ни на одной мысли. — Почему?! — Что ж. Если тебе станет от этого легче. Но сначала позволь мне поиграть с тобой. Я мечтал об этом с первого дня в той чертовой школе. Он перекидывает одну ногу через мои бедра, усаживаясь аккурат между моих ног, прижимаясь грудью к моей и заглядывая мне в глаза, будто гипнотизируя. Я все ещё не могу шевельнуться, связанный невидимыми нитями по рукам и ногам, тону в рассматривании деталей его лица. Мысли все так же хаотично носятся по голове, топча остатки самообладания и выдержки. — С чего бы начать... Может, с того как я оказался в этом мире? Или как впервые встретил Ли Минхо? Загнанного и угрюмого мальчишку, избегающего любых контактов. Ты должен был стать идеальной целью, — он мягко растягивает свои тихие слова, часто переходя на хрип. — Моим самым крупным проектом, выдержанным как дорогое вино в течение тринадцати лет. Я должен был уничтожить тебя медленно и осторожно. Чтобы ты думал, что сам во всем виноват. Должен был не позволить тебе найти в ком-то поддержку или любовь. Стать счастливым. Ты должен был начать умирать рядом со мной. Хан разрывает зрительный контакт и тянется к моей шее, впиваясь в нее и тут же зализывая. Его горячий язык мгновенно поднимает во мне все самые сумасшедшие желания, концентрат которых путешествует по раздутым артериям, смешиваясь с бурлящим внутри хаосом. — Но я допустил фатальную ошибку. Я позволил тебе влюбиться в себя. И все полетело к Чертям. Хан смеётся чему-то и я чувствую его дыхание за своим ухом, в следующую секунду он начинает покусывать его, плавно двигая бедрами. — Дорогой, ты знаешь о том, что если человек влюбляется, то это может причинять ему два противоположных чувства? Радость и боль. Но рядом со мной ты чувствовал только радость, а я... я наслаждался этим. Я не хотел рушить твою жизнь, не хотел заканчивать наши отношения. Я мечтал навечно остаться в этом мире рядом с тобой. Но ты все испортил! В скулу вонзаются острые зубы, под рубашку ползут пальцы с ногтями-лезвиями, выцарапывают на груди кровавые узоры. — Ты признался мне! Прости уж, даже я не всесилен, когда дело касается человеческих чувств. Людям нельзя влюбляться в демонов, об этом все знают. Это автоматическая потеря статуса и всего, что ты сделал за свое существование. Меня больше никогда не выпустят на землю в облике человека, никогда. Смутно понимаю в чем состоит дело моей разболтавшейся иллюзии, все ещё не верю. Демон тяжело дышит, сжимая мою кожу цепкими пальцами. — Только если... Его голос снижается до шёпота, щекочущего уголок моих губ. — Только если я не убью тебя и не докажу, что был рождён не зря. Мутная картинка передо мной становится чётче. Я наклоняюсь к нему и целую. Мне все равно, фантазия это или нет, уверен только, что скоро умру. Поэтому собираюсь взять от этой жизни все, что осталось. Наши языки переплетаются слишком быстро для первого поцелуя. Его острые клыки царапают, губы настойчиво сжимают мои. Ещё немного и он поглотит меня, не оставив и капли крови. Я отрываюсь, стараясь отдышаться и хоть немного успокоить сердце, голос сорван, напоминает больше хрип: — Освободи мои руки. И он слушается. Мгновенно ощущаю как пропадает перевязь с запястий, тянусь к его талии и тут же провожу по обнаженной мягкой коже под черной футболкой. Его руки обхватывают мою шею, удерживая голову и не давая больше отстраниться. Он никак не может насытиться, снова и снова проникая вглубь моего рта и вжимаясь в мое тело. Слишком отчаянно для того, кто пришел, чтобы убить. Его жар распространяется по мне с молниеносной скоростью, плавит органы, ускоряет биение сердца до невозможных для человека показателей. Рука с заточенными ногтями опускается на ширинку и крепко сжимает член, от чего я непроизвольно вздрагиваю, прикусывая его губы. Он отшатывается, озорно посмеиваясь и утирая кровь. Мой разум коротит от осознания того как сильно я скучал по этой улыбке. — Докажи. — М-м? — Докажи, что ты — он. Демон обвивает мою шею руками и приближается, снова заглядывая в глаза. — Это сложно, милый. Я ведь могу прочитать все твои мысли и сказать то, что ты так сильно хочешь услышать. Я помню каждую секунду, проведенную с тобой, но что это докажет? — Ты мог читать их и тогда тоже? — Лишь частично. То, что ты хотел спрятать больше всего было мне недоступно. — А сейчас..? — В облике демона список доступных мне преимуществ пополняется, да, несмотря на то, что на земле я всё ещё слаб. Поэтому сейчас я слышу и вижу все о чем ты думаешь. Но и ты не то чтобы сопротивляешься, я как будто руку в воду окунаю, а не в твой мозг. Хан демонстративно трясет рукой с длинными пальцами и острыми ногтями, темными на концах будто от застывшей крови. Для меня все словно сон. Хочется обвинить его в том, что бросил меня на целый год, или что разозлился тогда так сильно, или что не предупредил, не дал о себе знать. Вместо всего этого спрашиваю только: — Почему пришел сейчас? Его будто заморозили на мгновение, даже мое лицо обдает холодом его чернильных глаз. — Потому что один жалкий человечишка решил выйти в гребаное окно своей квартиры, — голос Хана становится едким, с привкусом металла и обиды. — Но ведь это бы означало, что ты победил. Я бы умер из-за тебя. — Знаю. Его ледяной напор внезапно сменяется чем-то розово-персиковым. Он проводит кончиком носа по моей щеке, вырисовывая знак бесконечности и целуя. — Так почему? Демон выдыхает и я вновь ощущаю огонь его тела на своей коже. Он тянется к моей руке, застывшей на его рёбрах, сжимает запястье и подносит к своим губам, лишая меня тепла его кожи. Сначала он целует тыльную сторону ладони. Поднимает внезапно ставший робким взгляд и тут же опускает, вновь прижимаясь к костяшкам. Он выцеловывает каждый миллиметр моих пальцев, вкладывая что-то потустороннее в свои действия. Только сейчас я понимаю, что это действительно он. И он всегда был таким. Лавинообразным, хаотичным, жестоким и невозможно нежным. Точно не из этого мира. Покрыв своими поцелуями всю мою ладонь он отстраняется, тяжело дыша и топя меня в омутах своих глаз. — Вот поэтому. Я киваю. Он уже знает, что я поверил. Остаётся только одно: — Ты убьёшь меня? — Да. Понятливо хмыкаю. Странно, но это радует. Если моя смерть будет означать его счастье, то я буду только благодарен за нее. Демон улыбается, проводя по моей скуле тонкими пальцами. — Только обещай мне одно. И будь серьёзен, это контракт. — Обещаю. — Ты даже не услышал, что я хочу сказать. — Мне все равно, я согласен. — О Всемогущий, ты непостижим, — Хан закатывает глаза и удобнее устраивается на моих бедрах. — Обещай, что позволишь сделать это мне. Ты никогда больше не причинишь себе вреда. И не позволишь никому другому кроме меня. — Обещаю. Хан расплывается в улыбке и я чувствую, как нити пропадают и на моих ногах. Он поднимается с моих колен и я разочарованно мычу. Я надеялся насладиться им ещё немного перед смертью. Но, видимо, не суждено. — Так... Это весь контракт? — Да. Ты не сможешь его нарушить даже если попытаешься. — И что будет если всё-таки попытаюсь? Хан изящно поворачивается и склоняет голову, проводя рукой по моей груди. — Попробуй и увидишь. Киваю. Я ведь и правда попробую, если успею. Когда он планирует покончить со мной? Жаль всё-таки... — Не переживай, я отдам тебе все, что у меня есть сегодня ночью. Хан расплывается в улыбке, обводя меня взглядом сверху донизу. Сердце подпрыгивает до самого подбородка и сжимается в крепких тисках возбуждения. — Здесь сидеть будешь? Ноги еле слушаются когда я поднимаюсь со стула и иду за ним. Он заводит меня в спальню, оставляя дверь приоткрытой. Будто ничто не сможет нам помешать. Комната мягко освещается золотой охрой, глубокие тени делают реальность особенно объемной. Он останавливается в нескольких метрах от моей кровати, заправленной темно-синим бельем, разворачивается, сверкая глазами и протягивая ко мне пальцы. Они медленно ползут от моей шеи по линии груди, к мышцам живота и ниже. У меня снова перехватывает дыхание, снова кружится голова, но боли от удара уже нет. Комната вокруг подскакивает в такт биения сердца. Внезапно вторая рука хватает меня за ворот рубашки и с поразительной легкостью откидывает на кровать. Не успеваю очухаться как снова ощущаю на своих бёдрах его вес. Буквально вижу, как он разгорается неземным пламенем, угли глаз полыхают алым, губы растянуты в хищной кровавой улыбке. Он стягивает с себя простую черную футболку и наблюдает за тем что сотворил со мной. — Нравится? Стараюсь проглотить ком в горле, мешающий выдавить из себя хоть слово. Стройное тело Хана опоясывают сияющие ремни портупеи, они стягивают грудь и талию, пропадая под тканью джинсов. Загорелая кожа покрывается мурашками, вырисовывающимися под светом ламп. — Я знаю, ты всегда мечтал о чем-то таком. Не думал только, что все настолько серьезно. Почему ты скрывал от меня чувства, а вожделение всегда выносил на поверхность? — Не знаю. Меня пугало и то и другое. — Почему тогда решился признаться? — Не знаю... Думаю, я не смог сопротивляться мечтам о том, что мои фантазии могут стать реальностью. И тогда меня переполняли чувства, гормоны, эйфория из-за выпуска и все такое. — А сейчас? Я отрываюсь от созерцания его тела и поднимаюсь до теплых глаз и приоткрытых в ожидании ответа губ. Вот-вот растаю или разобьюсь голубыми осколками. Будто бы и не было того года и шёпота ветра на двенадцатом этаже. — Сейчас все ещё хуже. Получаю в награду самодовольную улыбку и звук, напоминающий мурчание. Хан изгибается, проводя языком по моей шее. Мне почему-то становится страшно прикасаться к нему, будто реальность может раствориться от моих холодных рук или влажных поцелуев, словно сахарная вата. — Я никуда больше не денусь. Не в этой жизни. Не в твоей. Конечно, он слышит о чем я думаю. — Прикоснись ко мне. Я подчиняюсь и мне для этого даже не нужен гипноз или магический приказ, о которых любят снимать кино. Руки проходятся по линии его позвоночника, цепляясь за ремни и легко оттягивая их, пока он оставляет на моих ключицах жгучие метки. По одной он расстёгивает пуговицы, внезапно становясь томительно осторожным и лёгким на мне. Меня это злит. Я хочу почувствовать каждую частичку его тела если не в себе, то хотя бы на себе или рядом, хочу касаться его жадно и рвано, постепенно теряя рассудок. Он посмеивается над моими мыслями в самую грудь, выводя на ней влажные узоры кончиком языка. — Ты многое упустишь, если потеряешь рассудок сейчас. — У меня мало времени, я не могу больше ждать. Я сталкиваюсь с ним взглядом и вижу знакомые садистские искры. Откидываю голову назад и тяну утомленную улыбку. Всё-таки мы идеально друг другу подходим. Сквозь пелену эйфории слышу приглушённый голос: — Можешь. Из груди вырывается смешок. Я опускаю свою руку на его иссиня-чёрный волосы, путая в них пальцы и сжимая. Ноги обвиваются вокруг его талии, с силой прижимая друг к другу наши тела. Ещё в детстве меня научили хорошей поговорке: "Если гора не идёт к Магомету, Магомет сам к ней пойдет". А Хан был не просто горой, он был вулканом, который вот-вот должен будет извергнуться и затопить мой маленький тихий город. И я намеренно шел ему навстречу. — Не думай, что ты сильнее. Его голос насквозь пронизан хвойными нотами веселья, которые так часто раздавались, когда в его голове зарождалась очередная шалость. — Я сильнее. Потому что ты не сможешь мне сопротивляться. — Собственный голос кажется непривычно спокойным, контрастирующим с тем, что происходит внутри. Не знаю откуда во мне столько уверенности. И, судя по ошалевшему лицу Хана, он тоже не ожидал. Не таким уж и полезным оказалось следить за мыслями человека, который не думает прежде чем говорить. И мне это казалось прекрасной стратегией, хотя потом я понял, что смысла в ней абсолютно не было. — Я то? Хочешь поспорить? Мысль сдаться прямо сейчас казалась до боли притягательной, но гордость и любопытство не позволили ответить "нет". — Ты будешь скулить у моих ног уже спустя десять минут. Сам чуть не начинаю смеяться после своих слов, но достойно удерживаю маску уверенного в себе хозяина ситуации на лице. — Охо-хо. Что ж, удиви меня. Хан отстраняется и усаживается прямо, не двигаясь и прожигая меня смешливым прищуром с искрами. Чувствую, что потерял большую часть его тепла, но отступать поздно. Не даю ему возможности поспеть за моими мыслями, делаю рывок вперёд и вбок, переворачивая его на спину и оказываясь сидящим сверху. Он легко принимает новые правила, расслабляясь подо мной и вытягивая руки вверх. Откидываю мысль о том, чтобы связать их в отместку за стул, и льну к его шее, ведя языком от ключиц до подбородка, прижимаясь к его паху и вырисовывая узоры бёдрами. Кажется, мои многолетние фантазии давали свои плоды, подкидывая мне десятки разных идей о вариантах продолжения. Занятия танцами, спасавшие меня до сегодняшнего дня, тоже давали о себе знать. В теле бурлил мандраж как перед важным выступлением, который я мог чувствовать ещё когда Хан был рядом. Гибкость, наработанная годами, раскрывалась во всей красе перед демоном. Внезапно для самого себя начинаю напевать, посмеиваясь и снижая голос до шёпота, когда приближаюсь к его ушам, целуя челюсть и щеки. Собственные руки тянутся к рубашке, медленно стягивая ее, пока тело извивается в выдуманном танце. Все это время не отрываю от него взгляд и не могу сдержать улыбки, хотя и знаю, что это идёт в ущерб образу, который я старательно перед ним выстраиваю сейчас. Он следит за каждым движением моих мускул, взгляд лихорадочно бегает по телу, не зная на чем остановиться. Он всегда был моим главным фанатом на трибунах и я часто искал его лицо, чтобы насладиться своей красотой, отражающейся в его глазах. Я скучал по этому чувству, хотя и знал, что оно было донельзя эгоистичным. Постепенно я стягиваю с себя рубашку, отбрасывая ее подальше и выгибаясь. Касаюсь грудью его живота и вывожу влажные узоры на его сосках и рёбрах. Покусываю, оставляя красные метки по всему телу. Хочу запомнить это навечно. Холодные руки поглаживают кожу под ремнями портупеи, от чего он вздрагивает и глубоко выдыхает. Его тело горит воистину адским огнем, горячее дыхание оседает ожогами на моих щеках, когда я приближаюсь к его губам, дразня и не касаясь их. — Я уже чувствую, как ты горишь желанием поваляться в моих ногах. Слышу смазанный смешок и тоже улыбаюсь, наблюдая за тем, как Хан тает подо мной. — Ещё нет, малыш. Это все, что ты хотел показать? Закатываю глаза и отстраняюсь, перекидывая ногу и оказываясь сидящим на кровати. Напускаю на себя маску безразличия, вытягиваю руки вверх и потягиваюсь зевая. — Что ж. Пожалуй, да. Сладких снов, любимый. Падаю на кровать и блаженно закрываю глаза, уже протягивая руку к краю одеяла. Так вживаюсь в свою роль, что забываю следить за реакцией Хана. В следующую секунду щиколотки пронзает болью, он с силой тянет меня к себе. Его лицо серьезное, в глазах мерцает злость и опасность, какую я видел лишь однажды. — Не так быстро. Голос сухой и безрадостный, меня это веселит. Я ласково высвобождаю ногу и укладываю на его плечо, задевая шею. Мои университетские черные штаны сползают до самого колена, обнажая кожу. Хан прожигает меня взглядом, борясь со своей тьмой. На моих глазах, прямо в его голове, происходит государственный переворот. Один демон отбирает власть у другого. В итоге он выдыхает через нос, хмурясь и разворачивая голову, впивается в мою икру острыми зубами. Я даже не моргаю, наблюдая за его действиями. Он обвивает мою ногу рукой, проводит по ране языком и целует. В глазах темнеет, дыхание замирает, пока я смотрю как он наклоняется все ниже, опуская с себя ногу и выцеловывая каждый миллиметр. Чувствую как по ушам ползет алая неловкость. Конечно, я говорил, что он упадет к моим ногам, но никак не ожидал, что это и правда может произойти... Вижу его тёмную макушку и чувствую влажные следы, переходящие на стопы. С трудом прихожу в себя и тянусь вперед, сжимая его плечо в руке. — Хватит. — Что же так? Ты всегда хотел, чтобы я подчинялся. Вот я, жалкий и послушный, весь твой. Наслаждайся. Он продолжает сопротивляться, касаясь моих стоп губами. Я замираю в нерешительности, замечая обиду в его словах. Он и правда расстроен из-за этого? — Я оправдывал самого себя. Хотел оправдать как-то мой нездоровый интерес к тебе. Я был зависим от наших отношений, но не мог признать этого напрямую. Только сейчас он останавливается, но не поднимает взгляд. В моей голове разом иссякают все мысли, которые могли бы убедить его в том, что я говорю правду. — Я... всегда хотел лишь быть рядом. Видеть твою улыбку и слышать голос. Смотреть на свое отражение в твоих глазах. Бегать с тобой по чужим домам, разбрасывая повсюду жутких пищащих уток. Напиваться и держаться за руки, прячась от учителей в кладовках... По правде, я бы мог довольствоваться и ролью обычного фаната, но ты почему-то выбрал меня в качестве своего друга. Я даже не могу сказать когда все пошло не так. Может, в первый день, когда ты подсел и разрушил к чертям все мои убеждения об этом мире. От ненависти до любви один шаг, знаешь же? Глупо смеюсь, начиная ненавидеть себя за бессвязный поток сознания. Едва ли Хан мог понять хоть что-то из того, что я пытался донести. Но чувства упорно не хотели складываться в слова и я стал теряться в собственных потёмках. По бедру проходится рука и я начинаю слышать его смех, сначала тихий, а потом все более громкий и острый. Вскоре Хан задыхается от судорог, сжимая мои ноги в своих объятиях. Я подумал, что он сошел с ума. — Ты всегда вёлся на такое. Сердце падает в самые пятки. На такое? Какое "такое"? Он играл со мной с самого начала? Что если он вовсе не был демоном? Затянувшаяся издевка? Что если и правда я был лишь игрушкой все эти годы? Жертвой многолетнего эксперимента? Погружаясь в свои мысли, не замечаю, как лицо Хана бледнеет, а его глаза расширяются. — Эй, эй, Господи, о чем ты думаешь?! Дурак! Он трясет меня за плечи, наваливаясь сверху и касаясь своим носом моего. Его руки оказываются под моей головой, будто придерживая ее и лихорадочно водя пальцами по волосам. — Я имел в виду, что я вовсе не против валяться в твоих ногах, идиот! Даже спустя столько лет ты все ещё веришь, что меня расстраивают такие вещи. — Хан цыкает и хмурит брови, надувая губы. Я все ещё пытаюсь вытянуть разум из черного болота в которое собственноручно закинул его. — Хэй... — голос Хана настойчивый и одновременно с этим мягкий. Направлен прямо ко мне. — Я люблю тебя, знаешь? Поэтому я здесь. И поэтому ты здесь. Я киваю, хотя, правда, не знал об этом. — Сам подумай, я ставлю на кон свое существование, целуя ноги человека и признаваясь ему в любви. — Оберни все в шутку, пока не поздно. — Я сделаю так. Но позже. — Из тебя ужасный манипулятор, ты выдал своей жертве все намерения. — Да, я ужасен. Хан расплывается в улыбке, чувствуя, что я пришел в себя. Я кладу руки на его затылок, притягивая к себе ещё ближе. Теперь поцелуи были нежными и бережными, но от того не менее глубокими. Я чувствовал как тяжело ему сдерживать свой ураган, бьющийся о стенки стройного тела. Он все больше терял контроль, а я устал делать вид, что сопротивляюсь. Опускаю руку на резинку его штанов, оттягивая ее и выгибаю спину в нетерпении. Но Хан снова отстраняется и настает моя очередь злиться. Обвиваю его талию ногами, удерживая на месте. Уверен, на моем лбу вырисовываются очертания вопросительного знака, а взгляд может убить любого, кто не он. — Хах, не смотри на меня так. Даже нам нужны будут презервативы. Чувствую как собственные брови сдвигаются на переносице, а глаза темнеют. На улицу выходить в таком состоянии совсем не хотелось. Я очень боялся отпустить Хана даже на мгновение. — У меня нету... — Тебе и не надо. Отпусти и я наколдую. От удивления ослабляю хватку. Перед глазами вырастает образ демона с волшебной палочкой в руках. Выглядит... горячо? — А ты так умеешь? Хан фыркает и смеётся: — Конечно нет. Я был в магазине. — Ты? Был в магазине? В реальном? — Столько вопросов? Ты мне не веришь? — Верю... — решаю не задумываться о словах и вываливаю, все, что первым приходит в голову. — Позволь узнать, сколько они стоили. — Всё-таки не веришь. — Так сколько? — Ну... бесплатно. — Красть плохо, Хани. Я растягиваю гласные и улыбаюсь, наблюдая за тем как полуголое тело исчезает за поворотом коридора. Раздается звук шуршания моей куртки, и Хан возвращается с серебряной квадратной упаковкой в высоко поднятой руке. Его голова горделиво вздернута, в глазах горит победный огонь. — Я разве когда-то был хорошим? Согласно хмыкаю и тянусь к ширинке своих штанов, как чувствую его руку, перехватывающую мою. — Я сам. — Ты такой ребенок. Как и обещал, он бережно расстёгивает молнию и одним движением снимает с меня штаны, переворачивая мое застывшее тело на живот. Он проводит ладонью по ягодицам и сжимает их, фыркая. — Да, теперь я понимаю почему ты постоянно это делаешь. И не только со мной. Снова слышу нотку обиды в его голосе и улыбаюсь в подушку, которую успел подложить себе под щеку. — В моей голове всегда был только ты. — Ну-ну. Демон шлёпает меня, но это и близко не дотягивает до того, как обычно это делал я. Троечка из десяти. — Эй, я слышу твои мысли! Задыхаюсь, пытаясь сдержать смех. В его голосе удивительно смешивается веселье, злость и что-то похожее на неуверенность. Хан Джисон не уверен в чем-то, расскажешь — никто не поверит. В следующую секунду осознаю свое положение, ощутив яркую боль укуса на одной из ягодиц. Не знаю точно, вызвало у меня это желание поскорее ощутить его в себе или убить, что-то между. Некоторые вещи в моем отношении к нему не меняются. — Сожалею, убить меня не получится. А вот первый вариант звучит заманчиво. Хан стягивает с меня трусы, пока я ерзаю в нетерпении, полный адреналина и предвкушения. Удивительно, но ни одного из нас даже мысли не возникло о наших положениях. И я догадывался почему. Хоть я и представлял себя с Ханом по-разному во все прошедшие годы, в основном в фантазиях всё-таки был снизу, да и ощущения наедине с собой мне всегда нравились до искр из глаз. Боже, он ведь и правда знал обо всем. — Как за столько лет можно было не догадаться о том, что я чувствую? Я в своей голове проиграл около миллиона сценариев сегодняшней ночи, один другого хуже. Я мечтал об этом и на уроках, и на переменках, и на прогулках, и, о боже, особенно на занятиях по физкультуре... Хан фыркает, водя руками по моей спине и ягодицам. — Многие люди начинают вожделеть демона. Вы вообще существа любящие адреналин и нестабильные отношения поострее, так что влюбленности легко добиться. Но я не слышал ещё ни одной истории о том, что человек действительно полюбил демона. В тот момент на выпускном все твои чувства вырвались наружу. Они чуть не убили меня, между прочим. Я глубоко вздыхаю, вновь погружаясь в воспоминания и прислушиваясь к его тихому голосу. — Прости, что пропал тогда. Так нужно было. — Хорошо. Хочу перевернуться, чтобы обнять его, но он крепко удерживает меня на месте, замолкая на какое-то время. Его рука блуждает по моей коже, оставляя белые царапины и обожжённые следы. Невольно теряюсь в желаниях и ярких вспышках удовольствия. Нетерпеливо сжимаю край одеяла в руках. — Хан. — М-м? — Можешь продолжить? — Продолжить? О чем ты? Закатываю глаза. Он испытывает мои нервы. Хочу развернуться, чтобы наградить его рассерженным взглядом, но он удерживает мою голову на месте, стягивая волосы. В следующее мгновение чувствую как промежности касаются пальцы, окутанные горячей жидкостью. Борюсь с приступом дрожи, когда он начинает вырисовывать круги прямо там, проникая внутрь на четверть фаланги. — Расслабишься? — Пострижешь когти? Неожиданно для себя начинаю ворчать, хотя его острые ногти не ощущались вовсе. Моя реакция на волнение всегда была такой. Грублю и закрываюсь, даже если хочется обратного. — Малыш... Сладкий голос Хана оказывается у самого уха, рука не пропадает, двигаясь в том же бережном темпе и мне внезапно становится стыдно за свое поведение. — Я не могу обещать, что не причиню тебе боли, но я правда сделаю все, что в моих силах. Хотя я и хочу тебя до Чёртиков прямо сейчас... — последнее он добавляет таким тихим голосом, что я еле слышу. Он снова смеётся чему-то. Я мычу что-то нечленораздельное в ответ и разрываюсь на кусочки от ядерной смеси желания близости с ним и неловкости. — Прости, я... просто ужасно переживаю. — Это хорошо. Значит ты окончательно пришел в себя. Хан наклоняется к моему лицу и утягивает в медленный глубокий поцелуй, пока пальцы проникают глубже на несколько сантиметров. Тепло его тела рождает во мне чувство расслабленности и истомы, ноги становятся ватными, пока два пальца входят полностью, начиная массировать. Я таю от наслаждения, шире раздвигая ноги и сжимая его. До безумия хочется почувствовать его член, но понимаю, что ещё рано. Выгибаюсь, бессловесно умоляя его ускориться и проникнуть глубже, но он, как всегда, дразнит, замирая. — Боже, Хан... — Ну, я немного в другом статусе, но спасибо, — он раздвигает пальцы, растягивая, чувствую его внимательный взгляд на затылке. — Ты часто делал это, представляя меня? — Будто ты не знаешь. — Нет. Я всего лишь видел часть твоих мыслей. Я не могу отличить правду от фантазии. — Даже так, ответ очевиден. — Но я хочу услышать его. Перед глазами проносятся мои бесконечные грёзы о его обнажённом теле и возбуждение накатывает с новой силой. Начинаю ворочаться и он отстраняется, оставляя после себя чувство неутолимой жажды и голода. Переворачиваюсь на спину и притягиваю к себе его озадаченное лицо, впиваясь своими глазами в его. — Каждый день начиная с десятого класса. Теперь ты меня трахнешь? В его зрачках отражается мой хмурый вид. Хан растягивается в ослепительной улыбке и прижимается к моим губам, раскрывая их и проводя языком по плотно сжатым зубам. Я вообще-то все ещё зол за его шутки и дразнения. Демон смеётся облизывая десна и явно не собираясь останавливаться. Следующим очевидным шагом становится мой укус. Хан наконец-то прячет пострадавший язык и отклоняется, чтобы не получить ещё. — Я прочел двести статей в "главном достижении человечества" и намерен все сделать правильно. Так что... Главным достижением человечества с самого детства он называл интернет. Я всегда с ним спорил, ведь есть куча других крутых вещей, но он был непреклонен. Хан заговорщически оглядывается и, быстро сориентировавшись, тянется к ящику тумбы... Легко открывает замок с четырехзначным кодом и извлекает на свет что-то серебристое. — Анальная пробка! Радостно констатирует он, пока я закатываю глаза и умираю от стыда. Кто дал ей такое название? Почему не что-то французское а-ля "секси́ кью"? Хотя это ещё хуже... Из груди вырывается напряжённое "боже...", когда он проводит языком по игрушке, смачивая ее слюной. — Плохо читал статьи... — Нет, ну что что, а подходящую слюну наколдовать я могу. Если хочешь, будем называть ее секси кью. Не слюну, конечно. Хан подмигивает и полностью обхватывает фаллоимитатор губами, прокручивая его во рту и вынимая вновь. Я бы закрыл глаза, но руки отказали. И ноги. В целом я обездвижен этим зрелищем. Могу лишь смотреть за тем как его рука опускается к его члену, все ещё скрытому за тканью джинсов, проводит несколько раз и следом сжимает мое бедро, поднимая его и отводя в сторону. — Блять... Кольца мышц касается горячий металл, легко проскальзывающий внутрь и приносящий ощущение одурманивающей заполненности. Теперь я отслеживаю ещё более явное желание почувствовать именно его в себе, все кажется недостаточным и пресным. — Вот так! Радуется как маленький ребенок... Я обвожу его оголенный торс жадным взглядом и задерживаю на ширинке. Он нависает надо мной, прижимаясь животом к поднятому бедру и ожидая действий. Меня, в общем-то, уговаривать не нужно. Рука расстегивает молнию, стягивая джинсы сразу с трусами. — Ты такой нетерпеливый. — Это моя первая и последняя ночь, чего ты от меня ещё ждёшь. В его глазах на мгновение мелькает замешательство, но выражение лица быстро возвращается к искрящемуся насмешкой и нежностью. — Ну раз так... Он несколько раз проводит по моему члену, вызывая ответную дрожь, опускает обе руки рядом с моей головой и прижимается, отдавая мне всю власть. Я обвиваю его торс ногами, выгибаясь от ощущений после смены положения, обхватываю оба члена, соединяя их. Вижу как он закусывает губу, едва закатывая глазницы и трётся, двигаясь в такт моим движениям. Пальцы мгновенно становятся влажными. Провожу языком по его губам, радуясь тому как активно он отвечает. Осознание того, что мы наконец-то так близко срывает все тормоза. Обхватываю его торс свободной рукой, словно сквозь пелену слыша свои стоны и его тяжёлое дыхание. — Ты такой красивый... Его шёпот в самые губы проникает глубоко в сознание, царапая и без того возбуждённый мозг. Пальцы упираются в мою челюсть с двух сторон, ещё больше приоткрывая рот. — Хочешь... коснусь твоей души? На шее появляются новые красные пятна, отдающие тянущей болью, пока я стараюсь опустить себя на землю и вникнуть в вопрос. Но вникнуть так и не получается. — Что? — Я бы не стал спрашивать, не рвись она мне навстречу так яростно. Всё-таки ты нечто... Хан отрывается от моей шеи и проводит ногтем по груди. — Я ничего не чувствую... — Конечно, ведь твоя душа и есть ты. Так хочешь? — Да? Демон смеётся, разглядывая мое растекшееся лицо. Я тщетно пытаюсь собрать свое тело и разум в единую композицию, но выходит с трудом, будто все детали раскидали по разным уголкам галактики. Джисон снова касается моей груди всей ладонью и льнет, ища поцелуя. Только теперь это не поцелуй. Чувство, будто меня снова ударили по ребрам и легким, дыхание перехватило и я вовсе утратил ощущение своих легких и горла. Открываю глаза и вижу кромешную тьму. Жарко. Почему-то все ещё слышу и чувствую его дрожь. Будто он взял меня в свои ладони, пряча от всего света, будто из его дыхания состоит воздух вокруг. — Готов? — Голос глухой, тихий и раздаётся в моей голове. Я киваю и начинаю падать куда-то в пропасть с неимоверной скоростью. В сознании будто поселяется рой пчел, каждая из которых твердит о чем-то своем, у каждой неприятный, режущий слух, голос. Они бьются о черепную коробку, сталкиваются друг с другом и начинают проползать к сердцу. Когда я чувствую как его касается жало одной пчелы, меня резко выдергивает из темной гущи. Перед глазами вырастает встревоженное лицо Хана. Он гладит мою щеку, успокаивая. — Прости. Я так хотел показать тебе. — Это ведь не моя душа? — Нет, моя. Я киваю, проводя по его шее рукой. — Она есть не у всех демонов. Скорее даже у большинства нету. Снова киваю, видя как тяжело ему вдруг стало говорить. — Я чувствую это всегда... Собственное дыхание перехватывает. Всегда? Это? Бесконечную боль, ужас и кишащий рой в голове? Это плата за жизнь после смерти? Я ведь даже не успел разобрать, что они говорили. Кажется, там были разные языки, но, может, я и различил пару оскорблений, старающихся пробиться в самые темные уголки души. — ...но не с тобой. Хан приглаживает прядь, спавшую мне на лицо. — Что ты чувствуешь со мной? Вижу как стремительно меняется его настроение, пока он обводит мое тело своим, уже привычным мне, хитрым прищуром. — По-разному. Ну да, спасибо за ответ, дорогой. Надеюсь, дела не хуже того, что я только что почувствовал. Закатываю глаза, а он снова смеётся и кладет ладонь на мою грудь. На этот раз по всему моему телу проходится разряд, проникающий в каждую клеточку тела. Зрение и слух на месте, но меня вновь и вновь окатывает жаром. Сознание бурлит жгучей лавой, сердце обливается теплом и чем-то сладким. Протягиваю невнятное "м-ма-ах", крепче обхватывая его бёдрами. — Нравится? — Говнюк. Выгибаюсь от внезапного приступа эйфории, сжавшего в тисках все тело. Рука опускается на затылок Хана, крепко сжимая чернильные волосы. Член изнывает из-за мелких, недостаточных для разрядки касаний. Ужасаюсь тому как быстро я готов сдаться и начать умолять его коснуться меня. Гордость снова берет верх и я тянусь к возбуждённой плоти, все ещё переживая вторжение души Хана. Она такая же горячая, как и в прошлый раз, но теперь бурлит страстью и жизнью, которые я всегда видел в нем. Всегда восхищался и наполнялся от него этой энергией и вот теперь она во мне в своем первозданном виде. Его рука перехватывает мою и заводит за голову, быстро присоединяя к ней другую. Для меня все превращается в сладкий мучительный сон, слова долетают с опозданием, его касания же наоборот ощущаются слишком остро. — Всё-таки нравится. Посмотри на меня. С трудом открываю глаза и задерживаю взгляд на его губах. — Вот так. Игрушки во мне касаются его пальцы, надавливая на нее. От чувства заполненности из глаз сыпятся искры. Он ведёт влажную полосу поцелуев и покусывание, спускаясь к моему животу. Вскоре его дыхание опаляет подрагивающий член. Не могу поверить, что вижу его в таком положении, мозг выдает очевидный диссонанс, когда Хан прикрывает глаза и касается моего члена губами, словно это самое драгоценное и хрупкое, что вообще существует на свете. Он несколько раз проводит по нему языком и отстраняется, усаживаясь прямо и изучая то, что натворил со мной и моим телом. Чему я несказанно рад — ещё несколько движений и я бы кончил как тринадцатилетний мальчишка. Не то чтобы у меня был опыт в сексе, но я провел достаточно времени в одиночестве, чтобы изучить свое тело. И Хан, очевидно, знал его ещё лучше. Он снова касается игрушки, поглаживая зону вокруг и начинает тянуть, заставляя меня замереть. Когда серебряный скруглённый фаллоимитатор оказывается на другом конце кровати, а я протяжно выдыхаю, смакуя ощущение пустоты внутри, он касается моих бедер. Сжимает, гладит, опускаясь на ягодицы и снова поднимаясь, отводит их. — Ты выглядишь как алкоголик с той станции. Вспоминаю те дни, когда мы проходили мимо ближайшей станции метро, наблюдая за бездомным с вечной зелёной бутылкой в руках. Он так же любовно смотрел на нее, не отрываясь, как и Хан сейчас на меня. Не скажу, что мне это не льстит. — Ты моя зависимость. — Как слащаво... Чувствую горящий след от очередного шлепка по собственной заднице. Всё-таки практика даёт свои плоды. Четыре из десяти. Хан приглушённо смеётся и внезапно меняет положение своего тела в пространстве. Он полностью разрывает контакт между нами, оказываясь возле спинки кровати рядом с моим лицом, опираясь на нее и вытягивая вперёд ноги. — Не понял... Наш девиз четыре слова: "возбудим и не дадим". Хан, что за хрень? Обращаюсь к нему мысленно, даже не сомневаясь в том, что он прекрасно меня слышит. Его лицо в нескольких сантиметрах от меня сверкает весельем. Глаза полумесяцы светятся карим огнем, улыбка в форме сердца обнажает острые зубы, следы от которых разрисовали все мое тело. Темные пряди вьются, задевая его ресницы и брови, по шее стекает капля пота. Я слежу как она катится по его торсу, к возбуждённому члену. Буквально слышу как в его голове крутятся самодовольные мысли. — Иди ко мне. Снова поднимаю взгляд к его губам. Идти? К тебе? То есть... прямо так? Уже? — Боишься? Нет. Ну или... немного. Да... Нежная улыбка окутывает меня теплом. Я ведь уже успел забыть что такое страх. Вместе с Ханом это чувство начало атрофироваться и изничтожать само себя. Остался только тот последний всплеск перед самым его уходом и полный штиль. Все эмоции исчезли на целый год. И сейчас я снова преодолеваю трепет, сковывающий тело, перекидываю ногу через его бедра, чувствую руки на своей талии, перемещающиеся на ягодицы и обратно. Убеждаю себя в том, что не боюсь. Его глаза снова покрываются молочной пленкой, пока взгляд блуждает по моему телу. Слышу щелчок смазки из моей "запароленной" тумбочки, на что, Хану, впрочем, было все равно. Понятия не имею когда он успел ее достать, но так действительно будет проще. Хотя его слюна и правда отличалась от обычной и ощущалась довольно интимно... Я кладу руки ему за затылок, пока он приподнимает меня, проникая внутрь пальцем с горячей жидкостью. Он снова набирает лубрикант и проводит уже по собственному члену. Чувствую у прохода влажную головку. Следуя всплеску храбрости и желания, насаживаюсь на него и издаю тихое "у-ф-ф-ф". Ощущения острые и очень... тугие? Заполняющие все внутри и стреляющие до самого затылка. Ловлю его обеспокоенный взгляд, покрытый мутной пеленой, его руки гладят кожу, успокаивая. Чувствую первый толчок и собираю все силы, чтобы сосредоточиться на ощущениях и не развалиться на части. Хан тяжело дышит, руки блуждают все быстрее и беспорядочнее, второй и третий толчки идут друг за другом, выбивая у меня искры из глаз. Хочу попросить его быть медленнее, но язык заплетается, отказываясь мне повиноваться, в итоге выходит рваный стон. Всё-таки он слышит, сбавляя темп ненадолго, снова занимая мой рот своим. Мучительно долгий поцелуй, не оставляющий мне и шанса не быть утопленным в его мире. Он быстро теряет контроль, вновь ускоряя ритм. Мое сознание плавится и плывет, хотя я уже не уверен, что оно только мое. Мы делим его на двоих, или он делится со мной своим, горящим лавой и огненными ураганами. Оно вихрем проносится, оставляя в каждой точке моего тела пылающий след и всполохи эйфории. Собственные руки и голова становятся тяжёлыми, я утыкаюсь носом в его ключицы, облизывая их. Чувствую себя зверем, но его запах такой дурманящий. Пряный, еловый, огненный, дикий и потусторонний. Его руки обвивают мое тело, на ухе оседает дыхание. Первая боль окончательно сходит на нет и я начинаю двигаться, подстраиваясь под его ритм. Кусаю губы, сдерживая и отодвигая приближающийся оргазм. Я не могу позволить этому кончиться так быстро. Не знаю как долго это длится и как много раз я приостанавливался, боясь кончить сейчас. Кажется, мы успели обменяться ещё около сотни поцелуев, переплести руки и снова заставить их блуждать по телам друг друга. Внезапно замираю и сжимаю его плечо, видимо настолько сильно, что он тоже останавливается, начиная покусывать мою шею, сдерживая собственные порывы. Глубоко выдыхаю и приподнимаюсь, позволяя нам обоим разорвать эту связь. Тут же чувствую жгучее желание вновь почувствовать его пульсирующий член глубоко в себе, но передышка нужна нам обоим. Сползаю с его колен, падая на спину и утягивая его за запястье. Наши пальцы переплетаются, губы снова становятся влажными. Чем дольше мы целуемся, тем больше ко мне возвращается чистое сознание и ощущения во все тело. Каждая метка горит, искусанные губы пылают жаром, глаза слезятся. Касаясь его голеней своими, путаю ноги с его, вывожу линии вокруг сосков и сжимаю мышцы груди. Он разрывает замок из наших пальцев, чтобы обхватить мою талию и спуститься к ягодицам. Он будто хочет запомнить каждую деталь моего тела, водит по низу живота, рёбрам, солнечному сплетению и позвоночнику. Рука опускается на внутреннюю сторону бедра, отводя ногу. Он смотрит прямо на меня, взгляд тоже стал осознаннее. Я киваю, притягивая его к себе. Член входит до упора и я выдыхаю, чувствуя его горячую пульсацию. На этот раз Хан медленно набирает ритм, успевая целовать меня куда придется. Я позволяю себе расслабиться и с каждым толчком из груди вырываются тихие стоны. Он начинает шептать что-то, что я не могу разобрать. Что-то до боли нежное. Его хриплый голос будоражит ещё сильнее и я сжимаюсь, мысленно умоляя ускориться. Хан легко повинуется, вбиваясь в меня с новой силой. Наши дыхания сплетаются в одно тяжёлое и быстрое, обоим не хватает воздуха. Вечная жадность друг до друга пропитывает тела и разумы насквозь. Хан проникает в мой рот, языки переплетаются, пока я снова начинаю терять чувство самообладания от ощущения заполненности. Он отрывается, сближая наши лица, но не касаясь. Я успеваю рассмотреть золотые крапинки в его радужках, как он наклоняется к уху и шепчет: — Я останусь с тобой навсегда. Не успеваю до конца осознать фразу, как тело пробивает волной дрожи и удовольствия, бубном отдающего куда-то в затылок. Он вздрагивает надо мной и в следующую секунду я чувствую его тяжелое, жадно вдыхающее воздух тело на себе. Его пальцы утирают слезы с моих щек, он повторяет снова и снова: — Я всегда буду рядом, хорошо? Всегда. Обещаю. Это мой контракт. Я засыпаю в его теплых объятиях, на смятой постели и с открытыми окнами. На утро обнаруживаю себя на кухонном стуле в помятой вчерашней одежде, прямо напротив открытого окна, откуда открывается вид на серебрящееся здание напротив.