Mein Walzer oder Frühling in Berlin

      — Доброе утро, — сипит над ухом низкий мужской голос, и я вздрагиваю от неожиданности: я давно отвыкла просыпаться не одна. Циферблат часов на запястье напоминает, что едва ли можно назвать утром полдень, но я отвечаю с зевком:       — Доброе.       Рихард трёт глаза ребром ладони и сладко с протяжным стоном потягивается, из-за чего футболка на нём задирается и оголяет низ живота. Круспе без одеяла, зато я укутана по самый нос — заметив это, я ехидно хихикаю, а Круспе беззлобно закатывает глаза и встаёт с нагретой постели. Через щель в жалюзи в комнату проникает яркий солнечный свет, который подсвечивает светлую кожу Рихарда, от чего он почти сияет подобно вампиру, особенно в контрасте с чёрной футболкой и чёрными боксерами. Он красивый.       — Да, стоило пустить женщину в свою квартиру, как она уже распоряжается моим имуществом… Будешь кофе?       — Ого. Да, спасибо, — Рихард отвлекается от поисков вещей в огромном шкафу и прикрывает створку, чтоб вопросительно взглянуть на меня через плечо.       — Я сказал что-то удивительное?       — Пожалуй. Ты не стал выставлять меня ночью и не торопишь теперь. Это не совсем то, чего я ожидала. Я, вероятно, слишком подвержена стереотипам, — я стараюсь скрыть неловкость за смешком, но у меня явно плохо получается. Рихард улыбается одним уголком губ как-то задумчиво.       — Я тоже думал об этом, но, слушай… Меня совсем не тянет выставлять тебя из квартиры, да и из собственной жизни тоже. Мне казалось, как минимум разговаривать нам интересно. И наш секс…       — О господи, я умоляю, замолчи, — я смеюсь, зажмурившись от накрывшего смущения. Рихард отвечает продолжительным и проникновенным взглядом, от которого внутренности будто срываются со своих мест и летят вниз.       — В общем, если ты захочешь остаться в моей жизни, я буду не против. Наверное, — он игриво подмигивает мне, будто не смотрел на меня секунду назад столь серьёзно, и скрывается за дверью ванной, прихватив с собой одежду.       Я пытаюсь переварить всё услышанное и увиденное. Невозможно сказать, что между нами вспыхнула невыносимая страсть, пронеслась искра и сотня аналогичных эпитетов, но Рихард прав — нам действительно интересно вместе, и из этого могла бы вырасти крепкая духовная связь при должных усилиях с обеих сторон. Не хочу ничего загадывать, но и сразу хоронить эти взаимоотношения тоже ни к чему.       За кофе мы молча курим, и в этом есть своё очарование: мне спокойно и совсем не хочется поскорее оказаться в своей квартирке, как это обычно бывает после мимолётных интрижек и кратких встреч. Рихард тоже выглядит весьма умиротворённым, его лицо и тело полностью расслаблены, он лишь тихо настукивает указательным пальцем по кружке какой-то незнакомый мне ритм. Это либо профессиональное, либо просто дурацкая привычка, однако меня это ничуть не раздражает.       Я продолжаю исподтишка изучать окружающее меня пространство и стараться узнать в нём характер хозяина. Всё, что я встречаю, порождает сплошные противоречия. Рихард Круспе выглядит как человек, который очень любит порядок и бардак. Одновременно. Выставленные по линейке баночки со специями встречаются с валяющимися как попало упаковками каких-то батончиков прямо на одной полке, и если бы мне не было позволено так вольготно находиться в чужом доме, я бы решила, что Рихард женат, и его супруга соблюдает порядок только на вверенных ей территориях.       — Ты женат? — всё-таки спрашиваю я, когда противоречий и несостыковок становится слишком много: пачки сигарет, пустые и даже невскрытые, разбросаны по подоконнику, пока горшки с цветами выглядят как выставочные образцы, стопка чистых полотенец соседствует с ворохом пустых упаковок из-под чайных пакетиков. Рихард давится сигаретным дымом и смеётся.       — Чёрт, ты серьёзно решила спросить об этом уже после того, как мы переспали? — Круспе хохочет так, что из его пальцев выскальзывает окурок. Приземляется прямиком в пепельницу — мужчина даже замолкает на пару секунд, чтоб удивлённо вскинуть брови, но вновь заливается смехом. — Дважды! — истерически добавляет мужчина, потерев лицо ладонями.       — Ты не ответил на вопрос, — с шутливо подозрительным прищуром отмечаю я, и Рихард откашливается прежде чем выпрямить спину и заявить:       — Нет, Вики, я не женат. Свободен как июльский ветер. Претендуешь?       — Боже упаси, — отвечаю я, и Рихард смеётся снова, мимолётно погладив меня по плечу. Внутри от этого невинного жеста что-то переворачивается. Я высказываю ещё одно предположение: — У тебя есть домработница?       — Есть, — с поднятой бровью медленно отвечает Рихард, озираясь по сторонам. — Ты обнаружила следы женщины? Где домработница так отметилась?       — Скорее ты. Очевидно, что специями для готовки она пользуется одна, поэтому среди них полный порядок, а вот протеиновые батончики ешь ты, и там бардак, — я указываю рукой на полку, которая первой вызвала у меня вопросы. Рихард внимательно изучает её взглядом и одобрительно хмыкает.       — Отлично сработано, Шерлок. А, кстати! — Рихард хлопает себя руками по карманам джинсов. — Я скину Тиллю твой номер телефона, и он, скорее всего, позвонит сразу же, как получит моё сообщение. Я и без того долго его мариновал с этим вопросом и отказывался давать визитку. Мне кажется, он хочет поработать с тобой, но это будет уже другая книга, скорее всего, сборник его стихов. Он давно его готовит. Ты как, не против?       Я перевожу поражённый и оскорблённый взгляд на Круспе и отодвигаю кружку с подостывшим кофе подальше, чтоб ненароком не смахнуть. Рихард, заподозривший неладное, тоже отставляет свой американо.       — Я уже мысленно попрощалась с работой… Начала потихоньку собирать вещи со своего стола… Меня отчитали все, кому не лень, за упущенное сотрудничество… — я встаю со своего места и начинаю надвигаться на Рихарда, он вместе со стулом отползает от меня, пока не въезжает в холодильник. У меня в глотке закипает смех, но всё же приправленный искренним возмущением, поэтому мне удаётся выровнять дыхание. — Скажи мне, как долго ты его морозил?       — Недели две, не больше! Три максимум! — Круспе поднимает руки в сдающемся жесте и умоляюще смотрит на меня, и уголки его губ подрагивают от сдерживаемого хохота. Я от души встряхиваю его, схватив за футболку, и отхожу обратно к своему стулу. Мужчина смеётся, прикрыв глаза ладонью. — Прости. Я так понимаю, ты согласна с ним поработать, отлично, замечательно.       — Пиздец, — по-русски выдаю я, и Рихард восторженно улыбается. — Что? Тебя веселит русский мат?       — Я узнал это слово, — радостно сообщает мужчина. — Не согласен с оценкой в целом, но тем не менее. Ещё раз извини, мне просто нужно было перехватить тебя до того, как Тилль тебя очарует.       — Пока он умудрился меня только вывести из себя, — Круспе понимающе усмехается. — Вряд ли ему удастся меня очаровать, тем более у него явно не стоит такая цель, — отмахиваюсь я и вытягиваю ноги, закидывая их на широкий подоконник.       — У него никогда не стоит эта цель, но как-то же ему это удаётся снова и снова, — задумчиво бормочет Рихард и погружается в телефон, положив свободную ладонь на моё колено.       Я планирую докурить сигарету и начать потихоньку собираться домой, потому что так долго пользоваться чужим гостеприимством неприлично.

***

      Неловкое обещание не пропадать и встретиться на предстоящих выходных смазывается прошивающе нежным поцелуем в лоб на прощание, и я совсем теряюсь в ощущениях, пока заказанное Круспе такси везёт меня домой. Рассудив, что лучше не думать слишком много и просто плыть по течению, я успокаиваю взбудораженное сердце и просто жду обещанного звонка от Тилля.       Он не звонит ни в этот день, ни на следующий, в то время как Рихард прочно прописывается в моём мессенджере и спрашивает, как мои дела, будто для нас это в порядке вещей. Я не избегаю диалогов, но и первая на контакт пока не иду, потому что не понимаю формата отношений и не могу разобраться в предложении остаться в его жизни — на что конкретно он намекает? На отношения, на регулярный, ни к чему не обязывающий секс, на просто приятное общение? Вопросов становится всё больше, и тактика игнорирования не работает; она никогда не работала. Нужно просто поговорить при первой личной встрече и прояснить все слепые зоны, но сейчас от этого плана не легче.       К утру понедельника у меня от бесконечных размышлений голова идёт кругом, и я мелочно радуюсь возвращению в офис, благодаря которому любое молчание в переписке можно спихнуть на рабочую загруженность. Коллеги встречают меня отсутствием хороших новостей, но и я, пока не получившая никакой обратной связи от Линдеманна, не спешу никого обнадёживать и загадочно молчу на вопрос о том, как прошли выходные.       Продуктивно, но вам незачем об этом знать. Боюсь даже представить, как отреагировали бы собеседники, расскажи я им в офисной курилке о том, как самозабвенно занималась любовью с легендарным музыкантом после работы в пятницу.       Каждый входящий с неизвестных номеров я принимаю с лёгким замиранием сердца, но это оказывается кто угодно, кроме Тилля, которого я так жду. В итоге я почти решаюсь написать Рихарду и уточнить, действительно ли он поделился контактом с другом, как на телефон приходит обычная СМС-ка, и, я клянусь, я несколько лет не пользовалась СМС-сообщениями. В век мессенджеров и социальных сетей это кажется безумно старомодным и неэффективным — такие сообщения мне приходят разве что с кодами подтверждения с разных сайтов и с оповещениями от банка о списаниях и зачислениях. Послание лаконичное и сопровождается подписью, и это удивительно выдаёт в нём автора. Почему-то мне кажется, что написать подобное мог только Линдеманн:       «Привет, Виктория. Рихард дал мне этот номер. Не против созвониться через 15 минут? Тилль Л»       Я соглашаюсь и без зазрения совести закрываю жалюзи на стеклянной перегородке, отделяющей меня от коллектива, давая понять всем, кто захочет зайти в мой кабинет, что я занята. Вооружившись блокнотом и ручкой, я отсчитываю положенные пятнадцать минут, по истечении которых мгновенно раздаётся сигнал входящего. Тилль пунктуален, это хорошо.       — Привет ещё раз, — я теряюсь от глубины голоса, который сегодня звучит совершенно иначе, нежели в нашу первую встречу. Память заботливо подкидывает воспоминание о том, что Линдеманн был болен в тот злополучный день. — Давай сразу к делу, я надеюсь, ты не ждёшь, что я стану рассыпаться в извинениях и оправданиях.       — Разумеется, не жду, — немного язвительно отвечаю я, закатив глаза: какой же Тилль всё-таки необременённый вежливостью и манерами тип.       — Славно, — Линдеманн игнорирует мой тон. — Я планирую издавать сборник стихотворений собственного авторства и больше всего на свете я хочу сгрузить с себя все бюрократические обязанности, оставив только творчество. Я бы и с биографией так сделал, но там уже есть определённые договорённости, как ты поняла. Тебя устроит такой формат?       — Формат, где ты делаешь контент, а я вообще всё остальное? — уточняю я, и Тилль снова не слышит иронии в голосе. Либо притворяется и пропускает мимо ушей, чтоб не спровоцировать конфликт, либо реально не понимает.       — Да, — серьёзно отвечает он.       — По рукам.       — Тогда давай встретимся и обсудим всё подробнее за чашкой кофе или за обедом. Или, возможно, ужином. Я в Берлине до четверга, в какой день тебе удобнее?       — Хм… В целом, наверное, в любой, — отвечаю я, сверившись с ежедневником, в котором на ближайшую неделю ни одной записи, кроме пятничного посещения дантиста.       — Я правда не уверен, что влезу в классический рабочий график с девяти до шести… — Тилль сам чем-то шуршит в трубку, я предполагаю, что это тоже страницы ежедневника.       — Не страшно. Меня устроит любое время, моя должность предполагает ненормированный график.       — Дерьмо, — с чувством выплёвывает Линдеманн. — А я все выходные ждал и не звонил, как дурак, — Тилль усмехается. Я тронута и удивлена: с учётом абсолютного безумия графика музыканта так уважать партнёров — дорогого стоит. — Тогда могу предложить сегодняшний вечер или завтрашнее утро, но совсем раннее, часов в восемь.       — Согласна на завтрашнее утро. Я скину тебе несколько пунктов, которые обязательно нужно будет обсудить, чтоб ты успел подготовить информацию, окей?       — Окей, замётано, — удовлетворённо выдыхает Тилль, и из его голоса будто пропадает нервозность. — До завтра.       — До встречи, — мягко завершаю я, удивлённая тому, как я умудрилась за процесс короткого диалога пройти все стадии: от возмущения до умиротворения. Интересно, что ждёт меня при общении тет-а-тет.

***

      На этот раз к встрече я решаю не готовиться и действовать по обстоятельствам, потому что все расписанные в прошлый раз заметки и вопросы остались невостребованными и отправились в утиль. Я морщусь при воспоминании о встрече со Стивеном, пока ищу парковочное место недалеко от кофейни, в которой назначил встречу Тилль, и стараюсь настроиться на благополучный исход. Линдеманн однозначно планирует дать мне работу, и от меня теперь зависит, насколько успешным будет взаимодействие. Мне очень не хотелось бы разочаровываться в нём вновь, поэтому я решаю начать с чистого листа — так, будто не было нашего неудачного знакомства и общения на ножах в первые же минуты.       Тилля в заведении пока нет, поэтому я заказываю для себя большую чашку кофе и осматриваюсь. Крохотная кофейня выглядит так, будто о ней никто не знает, потому что кроме одного парня замученного вида в зале никого нет, хотя меню разнообразное, пусть и ценник немного кусачий. Возможно, это связано с тем, что само заведение спрятано в тени густых деревьев; я сама бы вряд ли нашла вход, если бы не подробная инструкция в навигаторе. Это явно не то место, куда можно заскочить по пути за кофе на вынос, хотя и в восемь утра вряд ли найдётся так уж много желающих. Возможно, ближе к девяти зал заполнится народом.       Тилль опаздывает почти на двадцать минут и заходит в помещение ровно в ту секунду, когда я достаю телефон, чтоб позвонить ему и уточнить, не перепутала ли я место встречи, или он — время. Мужчина заходит внутрь вальяжной походкой, ничуть не выдавая то, что спешил, — а он наверняка и не спешил, — и я уже хочу оскорбиться, но вовремя вспоминаю о том, что хотела быть максимально доброжелательной и нейтральной, и одёргиваю себя. Годы тренировок позволяют мгновенно надеть улыбчивую маску и утаить претензию во взгляде.       — Доброе утро, — тихо произносит мужчина ещё до того, как сесть напротив. Я невольно залипаю на его глаза, блеснувшие в солнечном свете; они выглядят стеклянными и почти прозрачными, словно смотришь в окно на спокойное море. Меня гипнотизирует его взгляд, и мне не сразу удаётся восстановить дыхание, чтоб ответить.       — Здравствуй, — с застывшей улыбкой произношу я и настраиваюсь сразу влиться в работу, стараясь стряхнуть наваждение, но Тилль берёт меню и несколько минут дотошно его изучает. Мне кажется, он надо мной издевается.       К моменту, когда заказ наконец сделан, и Линдеманн поднимает глаза на меня, я уже растеряла весь рабочий запал, задумавшись о чём-то отстранённом и незначительном. Тилль щёлкает перед моим лицом пальцами несколько раз с улыбкой и хмыкает, когда наши взгляды наконец пересекаются.       — Как кошка, — усмехается мужчина, подразумевая, видимо, то, как я засмотрелась на солнечный зайчик и провожала его взглядом по стене. — Прости, что в такую рань, я сам ещё не очень в себя пришёл. Давай дождёмся мой кофе, после уже приступим к рабочим вопросам, иначе я наговорю такого, что вообще не имел в виду, — Тилль шумно зевает и смущённо извиняется. Я хихикаю и киваю головой:       — Давай так поступим, если тебе комфортно. До двенадцати часов я абсолютно свободна.       — Я планировал освободиться раньше, конечно, но… Кто знает, — официантка незаметно материализуется рядом и ставит на стол дымящуюся кружку. — Спасибо!       Тилль отпивает несколько больших глотков и расплывается в блаженной улыбке.       — Теперь я работоспособен.       — Отлично. Что насчёт тех вопросов, которые я скинула вчера?       Линдеманн потирает руки и открывает пухлый ежедневник в кожаном переплёте, из которого высыпается пара бумажек, и листает к сегодняшней дате. Я скольжу взглядом по соседней странице, которая испещрена разными рисунками; они выглядят так, будто автор неосознанно их выводил за разговором или в моменты задумчивости. Кривые человечки соседствуют с замысловатыми завитушками, а упавшие на пол листки оказываются черновиками стихотворений. Тилль немного смущённо прикрывает разворот ладонью, прячет черновики обратно под обложку и старается переключить меня на рабочий лад. Я понимаю, что пялиться в чужой блокнот неприлично, поэтому отвожу взгляд и смотрю собеседнику в глаза. Сегодня в этих глазах нет того безразличия, что так задело меня в прошлый раз, и в них гораздо приятнее смотреть и отражаться. Тилль достойно выдерживает молчаливую паузу, не отводя взгляда, и ухмыляется одним уголком губ.       — Так с чего ты хотела начать? — как-то насмешливо спрашивает наконец Линдеманн, пока меня затягивает в черноту зрачка, и голова кружится будто после карусели.       — А, — я вздрагиваю, — прости.       — Да мне понравилось, — Тилль подмигивает и опускает наконец голову, разрывая зрительный контакт. Я неловко пытаюсь занять руки ежедневником, чтоб переключить внимание, но задеваю чашку и едва не проливаю кофе. — Расслабься, — Линдеманн кратко касается моей ладони рукой, стараясь успокоить, и освобождает пространство в центре столика, чтоб уместить всё сразу.       Я мысленно хлопаю себя по щекам и заставляю угомониться, после чего постепенно вовлекаюсь в работу. Тилль оказывается довольно немногословным собеседником, и каждое его слово ощущается весомым, будто он бережёт силы только для важных высказываний. Я ловлю всё, вплоть до задумчивых вздохов, чтоб лучше понимать, с каким человеком берусь работать. Тилль тоже очень внимателен к мелочам и деталям, как и в целом к самой мне. Линдеманн, с которым я познакомилась в той студии, совсем не вяжется с сегодняшним Линдеманном, это будто разные люди. И тот, который сидит напротив меня сейчас, нравится мне гораздо больше, с ним здорово проводить время, с ним интересно отклоняться от темы, на него приятно смотреть — особенно смотреть.       На первый взгляд Тилль совершенно не кажется конвенционально красивым мужчиной, на которого хочется пускать слюну — у него грубые, гиперболизированные черты лица и тяжёлый взгляд. Вкупе с присущей ему хрипотцой и грубоватой временами речью он производит впечатление едва ли не пугающее. Но то, какую энергетику он источает, его спокойный, уверенный голос, его проницательный взгляд, его плавные движения и любой лёгкий наклон головы покоряют настолько, что он начинает казаться невероятно привлекательным.       Когда он говорит, что ему пора ехать на следующую встречу, я немного расстраиваюсь и затем удивлённо смотрю на часы: за разговорами и обсуждениями мы провели больше трёх часов, и уже совсем скоро я начну опаздывать на совещание. Я настолько погрузилась в чужой голос и истории о предстоящем сборнике, что напрочь потеряла счёт времени, и даже Тилль кажется обескураженным, когда сверяется с циферблатом.       — Было приятно начать этот день с тобой, — с ухмылкой говорит Линдеманн и берёт в руки мою ветровку, помогая надеть. Напоследок он проводит широкими ладонями по моим рукам от плеч до самых запястий, делясь теплом, и задерживается кольцом из пальцев на запястьях. Держит не слишком крепко, но ощутимо, и я стараюсь замереть в этом мгновении.       — И мне, Тилль. До встречи, — я улыбаюсь, провожаю его взглядом до автомобиля, расставшись в дверях, и прикуриваю сигарету. Он с какой-то детской непосредственностью машет мне рукой из окна и скрывается из поля зрения. Я ещё долго улыбаюсь, осознавая случившееся.       Не удержавшись, я пишу Альберту сообщение: «У нас будет сотрудничество с Линдеманном». Это ощущается огромной победой, хотя всё только начинается.