***
На студии пугающе тихо и пусто, и Рихард в какой-то момент бросает меня, чтоб подготовиться к записи. Я сижу на диванчике и втыкаю в телефон, не зная, чем себя занять, хотя в моём распоряжении еда, какая-то выпивка и, конечно, куча пепельниц по сложившейся традиции. Спустя полчаса праздного пролистывания ленты и несколько выкуренных сигарет в помещение входит мужчина, представившийся Марком. Судя по обилию техники, он будет либо фотографировать, либо снимать на видео процесс записи. Я неуютно жмусь в уголок дивана, пока рядом со мной не материализуется Рихард — с ним мне гораздо спокойнее. Он мягко выхватывает из моих рук телефон, отложив на широкий подлокотник, и отбирает сигарету, чтоб сделать пару затяжек. Он ведёт себя абсолютно по-хозяйки, когда я рядом, и я не могу сказать, что меня это смущает. Сказать, что меня это радует, я, к сожалению, не могу тоже. — Круспе, твою мать, хватит курить, опять будешь хрипеть на записи, как пенсионер, — я сразу узнаю в говорящем Тилля, и следом за недовольным ворчанием в помещение заходит сам обладатель голоса. Он выглядит измотанным, как всегда, но довольным, и видно, что журит Рихарда он по-дружески и с какой-то особой любовью. Но по рукам его всё равно шлёпает, после чего почтительно кивает мне. — Виктория. — Просто Вики, я же просила. Здравствуй, Тилль, — я улыбаюсь и зачем-то стараюсь отползти от Рихарда, которому понятие личного пространства с некоторых пор неведомо. Он ничего не понимает и прижимается ещё теснее. Линдеманн сопровождает все эти действия молчаливым взглядом, от которого мне становится некомфортно. Мне не хочется афишировать близкие отношения с Рихардом, особенно в присутствии Тилля, и я пока не могу понять, в чём конкретно дело. Однако под этим тяжёлым взглядом становится очевидно, что Линдеманн не одобряет наше взаимодействие. Вероятно, дело в репутации Рихарда, о которой не писал в СМИ только ленивый — я и сама натыкалась на подобные статьи, но отнеслась к ним со снисходительностью, потому что мне с ним не детей рожать. Пусть развлекается с кем и как хочет. Мы успели обсудить границы допустимого, и если ему категорически захочется сменить партнёра, он сообщит. Но всё развивается так, будто он не хочет менять партнёра в ближайшее время. Меня это почти пугает, но я плыву по течению, пока нас обоих всё устраивает. Я не представляю ситуацию, в которой Круспе захотел бы превратить эту связь в нечто бо́льшее, поэтому не предполагаю, как буду действовать, но в одном убеждена точно — я к такому не готова. Не с этим человеком. — Пожелай нам удачи, — мурлычет Рихард, укравший тайком ещё одну краткую затяжку. — Удачи, — я наклоняю голову набок и слежу за тем, как Тилль медленно погружается в себя, будто отключаясь от реальности, сверяется с какой-то мятой распечаткой в руках и бездумно плавает взглядом по помещению, надолго задерживаясь на мне. Я неотрывно смотрю в ответ, как кролик на удава. Фотограф настраивает аппаратуру и делает несколько пробных кадров, звуковик садится за пульт, и работа начинается, потихоньку набирая обороты с каждым новым дублем. Я поражаюсь, насколько сильно отличаются в работе Тилль и Рихард. Круспе кайфует: пластично двигается, манерно жмётся к микрофону расслабленными губами и смыкает веки, его голос льётся спокойно, звонко и мягко. Тилль же в свою очередь как будто исполняет гимн: он сосредоточен и серьёзен, его голос звучит величественно и строго, спина преувеличенно прямая. Две эти энергетики сталкиваются настолько уместно и гармонично, что я застаю себя стоящей с приоткрытым от восторга ртом. Ещё до того, как я слышу итоговый результат и понимаю, что из всего этого выйдет, я думаю, что эта песня может стать одной из моих самых любимых. Не обходится и без нервов и препирательств между Рихардом и Тиллем. Каждый из них пристально следит за процессом работы другого, и каждый не упускает шанса поддеть. Несмотря на ощутимую особую любовь между ними, странное напряжение не заметить тоже невозможно. Они катаются на эмоциональных качелях, то подбадривая друг друга, то ругая за оплошности, и я в какой-то момент начинаю размышлять, чем же всё в итоге кончится: дракой или объятиями? — Если ты не слишком занята обжиманиями с Рихардом, можно тебя на пару слов? — в тоне Тилля слышно пренебрежение, и я закатываю глаза: почему он постоянно то вежливый джентльмен, то неотёсанный грубиян, где эта тонкая грань между двумя личностями? И как я постоянно провоцирую переходы с одной стороны на другую? — Не слишком, — с ноткой язвительности отвечаю я, осторожно вставая с диванчика. Рядом почти дремлет Круспе, объявивший десятиминутный перерыв, и он лениво приоткрывает один глаз, чтоб взглянуть, куда я ускользаю. Убедившись, что всё в порядке, провожает меня усталой улыбкой. Тилль молча следует впереди, полагая, что я иду за ним, хотя заметная разница в росте и комплекции заставляет меня отставать и почти припускать бегом за спутником. Конечной точкой оказывается небольшой балкончик, рассчитанный максимум на двоих — и то скромной комплекции. Тилль весьма вольготно облокачивается руками о перила, поэтому мне приходится максимально компактно вытянуться в струнку рядом с ним, стараясь минимально соприкасаться кожей, чтоб не переходить грань. — Все документы подписаны. Но Стивен озвучил здравую мысль, и я хочу украсть его идею. Как ты смотришь на то, что мы официально закрепим непосредственно наши с тобой отношения? Ты будешь получать дополнительные деньги за возню с этим проектом. Станешь литературным агентом, — Линдеманн уютно щурится от солнца и сигаретного дыма. Если в студии он был похож на грозовую тучу, то теперь от него волнами исходит усталость вперемешку с теплом. — О, Тилль, я ещё не готова официально закреплять наши с тобой отношения, — я фыркаю. Тилль искренне и открыто смеётся в ответ. — На самом деле я подумаю, как можно это провернуть. Спасибо за предложение, я ценю такое отношение к моей работе, — мужчина пожимает плечами, говоря «подумаешь» одним жестом. — Я хотел сказать ещё кое-что. Это неуместно, но… Что у вас с Рихардом? — я резко выдыхаю воздух, потому что знала, что прозвучит именно этот вопрос, и до последнего надеялась его не услышать. Это разочаровательно: Тилль лезет не в своё дело ещё до того, как я сама в чём-либо разбираюсь. Ещё слишком рано о чём-то судить, и плевать, что наши встречи с Рихардом стали регулярными и близкими. — Это действительно неуместно, — я воюю с зажигалкой, которая отказывается работать на ветру, и Тилль без слов протягивает мне зажжённый «Крикет», прикрывая язычок пламени широкой ладонью. Я прикуриваю и стараюсь принять расслабленную позу, которая бы не выдала мою нервозность, но в условиях ограниченного пространства это очень сложно. — Ты больше ничего не скажешь? — Тилль замечает мои метания по квадратику пола, на котором я нахожусь, и берёт за талию, насильно переставляя ближе к себе. Сам он разворачивает корпус так, чтоб мы по-прежнему не соприкасались, но не разрывает касания талии, почти неосознанно поглаживая по рёбрам большими пальцами. Я уворачиваюсь и разрываю контакт, после чего тут же неуютно веду плечами — либо из-за самого прикосновения, либо из-за его отсутствия. — Я больше ничего не скажу, потому что это какой-то абсурд. Я взрослый человек, как, собственно, и Рихард, и наши взаимоотношения — любого характера — могут оставаться между нами двумя. Пауза затягивается, и я воспринимаю её, как логическое завершение разговора, но не спешу покидать балкончик. Во внутреннем дворе оглушительная тишина, нарушаемая лишь тихим воем юго-западного ветра и едва различимым шуршанием фантика, одиноко летящего по асфальту. Тилль вздыхает и обречённо мычит до того громко, что я вздрагиваю и смотрю на него с осуждением. Тот усмехается и снова бормочет себе под нос что-то про кошку, но я не могу разобрать. С ещё одним вздохом Линдеманн продолжает: — Просто… я не думаю, что тебе это нужно. — Ты ведь отлично знаешь, что мне нужно на самом деле, — мой голос сочится ядом, концентрированным и едким. Меня бесит даже не то, как нагло мужчина вторгается в личное пространство, сколько факт того, что я сама не могу однозначно ответить на его вопросы и дать достойный отпор. — Черт, Тилль, это полный бред, почему ты вообще вмешиваешься в это? — Не хочу, чтоб Рихард в тебя вляпался, а ты его послала, — Линдеманн пожимает плечами с напускным безразличием. Я улыбаюсь и смотрю на ясное небо, кусок которого можно выхватить среди крыш. — Тогда проводи воспитательные беседы не со мной, а с ним. Хотя ты и не прав: кто сказал, что я непременно его пошлю? Может, я замуж за него хочу. Только и жду, когда он «вляпается», — я изображаю пальцами кавычки, зажав сигарету между губ. Тилль хохочет так громко и надрывно, что я не сдерживаюсь и тоже хмыкаю, но быстро стараюсь отогнать желание поддержать смех. — Ты? Замуж? За Рихарда Круспе? В тебя легко вляпаться, но ты не из тех, кто спешит связать себя узами брака, а тем более с Рихардом. — Линдеманн ещё раз фыркает и разворачивается так, чтоб стоять спиной к солнечному свету — мы оказываемся практически нос к носу. — Я отлично вижу безразличие в твоих глазах. — Сейчас? — дрогнувшим голосом уточняю я и надеюсь, что моё смятение незаметно. Я чувствую на данный момент много, что угодно, кроме безразличия, и если Тилль ответит положительно, станет ясно, насколько плохо он видит меня и понимает. — Нет. Только не сейчас, — голос Тилля подчеркнуто тихий и уверенный, и я чувствую себя застуканной за чем-то постыдным. Чтоб избежать неловкости, гордо вскидываю подбородок и напускаю самоуверенности во взгляд, но Линдеманн лишь снисходительно ухмыляется и протягивает ладонь к моему лицу — я отшатываюсь, как от открытого огня. — Вот видишь. Тепло руки исчезает, рискованная близость исчезает, и расстояние между нами увеличивается до приемлемого. Я дышу как марафонец, побивший свой первый рекорд, и осознаю, что окурок давно вылетел за перила балкона, минуя пепельницу. Усмехнувшись моим метаниям, Тилль отходит так далеко, насколько это позволяет ограниченное пространство, и прикуривает очередную сигарету — и ведь только что отчитывал Круспе за чрезмерное курение. — Пока всё не зашло слишком далеко, сделай доброе дело, побудь честной с Рихардом, — назидательным тоном советует Линдеманн и будто отключается от разговора, словно положил трубку, прервал связь, вышел из сети: я вижу, как его взгляд становится отстранённым, а дыхание — ровным и подчёркнуто спокойным, и если бы не часто бьющаяся на шее артерия, я бы решила, что меня одну корёжит непонятными чувствами. Хмыкнув и гордо тряхнув волосами для верности, — я чувствую, что мне удаётся хлестнуть Тилля по лицу ими, от чего он лишь снисходительно смеётся, — я покидаю балкончик и направляюсь в студию, где объятиями встречает Рихард. Я глубоко дышу, закрыв глаза, Круспе гладит ладонями мою спину, и его сердце бьётся ровно. Эта пара минут приводит меня в чувства, успокаивает, и я с благодарностью смотрю в глаза Рихарду, который подмигивает и отстраняется, чтоб вернуться к работе. В его способности изображать извечный позитив много силы, и я хочу научиться жить так же, даже когда на душе полный раздрай.***
Разговор с Тиллем порождает во мне сомнения, которые на время стираются чужими губами и вытравливаются из головы негромкими стонами, заполняющими гостиничный номер. С Рихардом безусловно хорошо, но я осознаю, что в этой связи нет ничего даже близко похожего на влюблённость. Круспе ощущается близким человеком, почти родным, с которым можно разговаривать часами на балкончике, рассматривая звёзды, с которым легко молчать за сигаретой и бокалом просекко, с которым спокойно в любых обстоятельствах. Человеком, которого я бы никогда не смогла полюбить. Честно ли это по отношению к нему самому? И хочет ли он быть любимым мной? Разумеется, он всю жизнь гонится и будет гнаться за любовью людей, за тем, чтоб его музыку слышали и понимали, но осталось ли в выжженной с годами душе тяга к любви романтической? Будучи откровенным со мной, Рихард много говорит о прошлом и практически ничего о настоящем и будущем. О чём он мечтает и чего боится — остаётся загадкой для меня. Это честно с учётом того, что я сама на эту территорию не захожу и его не пускаю. Но мысли начинают зудеть и мешать спокойно существовать в условиях прекрасного номера, тихой ночи за окном и такого тёплого Круспе рядом. — Ты сегодня какая-то задумчивая, Ви, — Рихард сидит с пультом в руках и пролистывает уже какую подряд страницу с фильмами, не зная, что выбрать. Спать нам обоим не хочется, потому что мы уже привыкли часов до трёх, а то и дольше, проводить время вдвоём, пытаясь урвать у ночи пару лишних минут на поцелуи и беседы. — Всё в порядке, — я оставляю краткий поцелуй на чужом плече, спустив с него отельный халат, и Круспе удовлетворяется подобным ответом. Я пропускаю завязку фильма, занятая собственными размышлениями, и даже не запоминаю название, пока Рихард с интересом следит за происходящим на экране, только курит одну за другой и свободной рукой обнимает меня. Когда дело близится к развязке, я успеваю немного задремать на чужом плече, но Круспе будит меня вопросом, заданным в темноту номера. Фильм стоит на паузе. — Всё-таки что-то не так, что случилось? — я вздрагиваю, стряхивая дремоту, и сразу стыдливо опускаю взгляд. — Причём я заметил, что ты изменилась после разговора с Тиллем. Он обидел тебя чем-то? — Меня обидишь, как же. Рих, ну посмотри на меня, — Круспе довольно ухмыляется и кивает, согласный. Глядя мне в глаза, тянет за ладонь, чтоб нежно поцеловать костяшки: от этого жеста и взгляда всё внутри неизменно обмирает каждый раз. — Но и Тилль не из простых. О чём вы говорили? — чувствую себя невестой, застуканной на измене накануне свадебного торжества, не иначе. По каждой клетке разливается стыд и неловкость перед Рихардом, который не заслуживает того, чтоб я лгала, но и не заслуживает того, чтоб в нём сомневались. — В основном о работе, но ещё немного о… О тебе, — у Круспе комично взлетают в удивлении брови, и он аж весь подбирается. — Сплетничали? — Рихард вовсе не выглядит обиженным, напротив весь искрится неподдельным интересом и любопытством. — Ну, давай, удиви меня! — Нет, Рихард, — я хихикаю и отпихиваю того, пока он придвигается ещё ближе, что практически невозможно, если он, конечно, не собрался улечься на меня. — Тилль просит меня не морочить тебе голову, — я язвительно пародирую чужую интонацию и закатываю глаза, поражаясь тому, каким глупым это кажется, стоит лишь озвучить вслух. Круспе звучно цокает и качает головой. — Ну и бред. Вики, у нас же с тобой всё предельно просто и честно. Я знаю, что у нас с тобой никогда не получится красивой истории, я не собираюсь соревноваться с романами о любви и просто получаю удовольствие от тебя. Наверное, следовало обозначить это раньше. Ты ведь не… не думала, что мы в итоге поженимся? — Не дай бог. Обижаешь, — слишком быстро выпаливаю я, и Рихард так заразительно смеётся, что я подхватываю, уткнувшись лбом в его грудь. — Тилль поселил во мне сомнения, будто всё это неправильно. Он беспокоится о тебе. Вероятно, не хочет, чтоб тебе разбили сердце, — я пожимаю плечами, пока Круспе тяжко вздыхает. — У меня его нет, — мужчина хмыкает и протягивает мне пачку сигарет, предлагая взять одну. Я мотаю головой, и Рихард не закуривает тоже. — Очень мило с его стороны, но я поговорю с ним, чтоб он больше не вмешивался. Это не его дело. — А откуда вообще эта отеческая забота о твоём благополучии? — Когда закончился мой последний роман, я… позволил себе лишнего и чуть не угробил группу, карьеру. Почти сошёл с ума и совсем не думал о том, что едва не свёл с ума и всех остальных. Когда это дело всей вашей жизни, и не такое учудишь. Я его понимаю, но он зря волнуется, с тех самых пор я никому не позволял подобраться настолько близко. И не стану, — в голосе Рихарда звучит давно похороненная где-то глубоко боль, которая была слишком невыносимой для одного, пусть и очень сильного человека. Та, которая ещё тихо ворочается внутри и откликается в неподходящие моменты, но уже не неподъёмная. Стараясь поддержать, я коротко сжимаю пальцы Рихарда, чей взгляд стал после озвученного пустым и неосознанным, словно он погрузился в воспоминания. Мой жест возвращает его в реальность. — Если захочешь поговорить об этом, я рядом, — Рихард благодарно улыбается и кивает, а после вовлекает в тягучий плавный поцелуй, на который невозможно не ответить. Осталось понять, почему на меня такое влияние имеет Тилль Линдеманн, но этим я займусь точно не сегодня и не завтра.