Деревенские каникулы и прочая нечисть

— Коля, тебя вызывает Земля, ответь! Гоголь дёрнулся. Машка махала широкой кистью перед его лицом. — А, что? — рассеяно откликнулся он, оглядываясь. — У тебя случилось что-то? Машка низкого роста, худощавая, даже тоньше Феди. Руки и ноги в нескончаемых ссадинах, она часто лазит по деревьям вместе с Колей. Всё лицо усыпают веснушки, яркие зелёные глаза блестят задорным огоньком. Рыжие волосы неизменно собраны в два торчащих в разные стороны хвоста. Старенький комбинезон уже обляпан пятнами жёлтой краски. Её отлично описывала фраза: «Маленькая такая, бегает и орёт всё время». С ней все предпочитали дружить. Те, кто по собственной глупости пытались враждовать, долго не жили. — Пока не случилось… Коля сам вызвался помочь ей с покраской забора, но никак не мог сосредоточиться. Вот опять замер и наверняка пару минут стоит, глядя, как струйки краски текут вниз, оставляя за собой длинные жёлтые дорожки. — Пока? — Машка продолжала махать кистью, разбрызгивая капли в разные стороны. — Предчувствие у меня дурное. С самого утра. Коля глубоко вздохнул, разворачиваясь и прислоняясь к треклятому забору спиной. Машка обеспокоенно замерла рядом. Все ребята знали, что интуиция Колю никогда не подводит. — Ты зачем к забору-то прислонился? Испачкаешься. — Не страшно. — отмахнулся шут. Испорченная майка его сейчас волновала меньше всего. Корябая ногтём облупленные от дождей и морозов дощечки, Коля смотрел на серое небо, заволоченное угрюмыми тучами. Они будто набухли и теперь тяжело свисали, грозясь свалиться на землю. Но дождя сегодня не будет. У бабушки всегда колени ломит перед дождём, а сейчас она как огурчик. Только по этому Машка решилась красить забор. Татьяна Семёновна лучше всяких барометров погоду предсказывает. Расставшись с Федей, Гоголь не мог избавиться от мысли, что совершил большую ошибку. Он не до конца понимал, скорее просто чувствовал это. Наверное, он зря переживает. Достоевский наверняка уже сидит у себя дома на кухне, пьёт чай и спорит с Кузей, который снова перемешал ему сахар и соль. Коля отчётливо представляет эту картину. Да, всё точно так. Накручивать себя нет смысла. Гоголю очень хочется в это верить. Дом Машки, а значит и забор находятся в самой многолюдной части деревни. Люди снуют туда-сюда. Вот Ольга Андреевна возмущается и кричит на всю улицу, лупя снова пьяного дядю Толю веником. Он охает, закрывая голову руками и что-то бормочет, но язык заплетается и получается только бессвязное мычание. — Алкаш ты эдакий! — ругается Ольга. — Все семьи нормальные, только у нас всё через… Эх, тьфу на тебя! Живо домой, не позорься! Дядя Толя, особенно пьяный, всегда её слушает. Он, шатаясь, ковыляет к их дому и под строгим надзором жены непослушной рукой с третьей попытки открывает дверь и заваливается в сени. Коля больше его не видит, но отчётливо слышит грохот. Дядя Толя упал. Гоголю нравился дядя Толя. И многим другим ребятам тоже. Но взрослые его почему-то не любили. Бабушка снисходительно называла его «тёпленьким». Пьяный дядя Толя от трезвого почти не отличался. Плавные движения, как будто ему неудобно управлять своим же телом. Чёрные волосы с медленно увеличивающейся сединой кудрявые и почти полностью закрывают затуманенные глаза. Голос хриплый и тихий, часто заикался. При этом он всегда был добр ко всем без разбора. Особенно любил детей. Когда дядя Толя выходил на улицу, то его сразу окружала ребятня всех возрастов. Маленьких он катал на руках и складывал им бумажных журавликов, старших учил играть на гитаре и управлять мотоциклом. Он вообще много чего умел. И когда начинал работать, то находился в редкой гармонии с собой. Былая нерасторопность тут же исчезала. Рассказывал и наглядно демонстрировал, как чинить трактор. Мастерил лыжи, строил скворечники. Почти всё, чем занимался Коля, он перенял от дяди Толи. Даже взрослым приходилось признавать, что мужчина мастер на все руки. Единственным его недостатком была непреодолимая тяга к алкоголю. Но Гоголь всё равно его очень любил. А Анатолий любил в ответ. Многие пацаны откровенно завидовали Коле, ведь мужчина проводит с ним намного больше времени, чем с остальными. Гоголь был этаким любимцем, чем очень гордился. С другой стороны раздавались крики детей. По траве бегали маленькие девочки, неустанно крича что-то вроде: «Нет, я буду Блум!» Когда-то бывшие подружками, сейчас девочки чуть ли не дрались. Ещё немного, и волосы друг другу повыдирают. Один белокурый мальчик, ставший их надсмотрщиком, очень старался их разнять, но это было бесполезно. В недавно отстроенной беседке сидели бабушки, вязавшие шапочки, свитера, варежки и всё остальное для своих любимых внучат. Гоголь всегда поражался, как они умудрялись так быстро управлять спицами, при этом даже не смотря на будущую вещь и всё равно не допуская ошибок. Каждый занимается своим делом. Ничего необычного, всё хорошо. Тогда почему же Коля весь как на иголках? Никак не может отделаться от ощущение неминуемой беды. Вдруг весь шум будто отходит на второй план. Гоголь смотрит в даль. Из леса, с громким истошным карканьем летит стая воронов. Никто не обращает на это внимания. Кроме Коли. У того внутри всё похолодело. Испуганные птицы летят очень близко от самого короткого пути к старой избе. Путь, по которому ходит Федя. Это толком ничего не объясняет, но пазл в голове Коли складывается. Не сказав ни слова, он бросает кисть на землю и бежит туда, откуда летели птицы. Удивлённая Машка что-то кричит ему вслед, но Гоголю до этого нет дела. Он и так потерял слишком много времени. Наверное, он никогда не бегал так быстро. За считанные минуты добирается до лесной тропинки. Шумно ловит воздух, пытаясь восстановить дыхание. В нос ударяет тошнотворный запах. На земле, около дерева лежит распотрошённый труп. Похоже, это был мужчина. Что тут произошло? Нет, это только второй вопрос, возникший в голове. Первый намного важнее. Где Федя? Коля быстро оглядывается и замечает следы двух людей, а затем слышит жуткий рёв. Плохо, плохо, очень плохо. Просто хуже некуда! Не думая о усталости, бежит в сторону шума, сквозь деревья и кусты, не позволяя себе замедлиться ни на секунду. Лёгкие горят от нехватки воздуха, но Гоголь не обращает на это внимания. Замирает у выкорчеванного дерева. Толстого, массивного и полностью здорового дерева. Оно явно упало не само. Такое может вырвать только… Местами трава странного оттенка. Красного. — Ай-ай-ай! Что ж за напасть! — Коля поворачивается на голос и видит низкого старичка в забавной шапочке. Тот стоял у глубокой ямы, подбоченившись и неустанно причитая. — Уговор же, деревья не трогать! Весь лес мне поразрушает! — Дедушка, дедушка! — цепляясь за так удачно появившегося Лешего, как за последнюю надежду, кричит Коля, подбегая к нему. — Что такое, мальчик? — удивлённо спрашивает Леший. Он, конечно, старый, но не на столько, чтобы видимым против воли становиться. Как паренёк его разглядел? — Я… Мне кажется… А что сказать? Гоголь и сам не до конца понимает, что он пытается сделать, а уж объяснить это хозяину леса — та ещё задачка. К горю, именно к горю, объяснять не пришлось. Странную, неестественную тишину нарушает новый яростный рёв. — Дедушка, помогите пожалуйста! — молит Коля и срывается с места, устремляясь на звук. Позже Гоголь думал, что у Лешего не было ни единой причины бежать за непонятно откуда взявшимся и непонятно чего хотевшим мальчиком. Но тогда он просто не знал, что ещё делать, а здешний Леший славился добродушным нравом. По крайней мере, каждый путник, кому от скуки решал поморочить голову дедушка, возвращался в деревню живим и здоровым, разве что слегка напуганным, но не более. Вдруг и Коле повезёт. Леший мог спокойно проводить странного паренька взглядом и продолжить хлопотать над нанесённым лесу ущербом, но мальчуган был таким потерянным, что не помочь ему было невозможно. На такое был бы способен разве что Кузя, но точно не мягкосердечный Леший. Поэтому Коле повезло. На столько, на сколько в его ситуации вообще возможно употребить слово «повезло». Гоголь оказался на месте ровно в тот момент, чтобы увидеть как в Феденьку, в его Феденьку, впиваются острые когти Лихо. Эта жуткая картина заставила Колю остолбенеть, мгновенно похолодев. Остолбенеть всего на секунду, чтобы потом его сознание стало как никогда ясным. Возникший следом Леший с сочувствием и лёгкой брезгливостью смотрел на разворачивающийся картиной из кустов. Ему никогда не нравились предпочтения Лихо в рационе. Слишком это трагично. Он бы сейчас не на шутку расстроился и возможно пришёл в ужас, но слишком привык наблюдать, как его любимых зверей раздирает эта хтонь. Хотя за поеданием людей он ещё не следил. И очень не хотел начинать. — Бедный мальчик… — вздохнул он. — У него столько ещё было впереди. — Дедушка, уберите его. Я знаю, вы можете. — прошептал Коля. — Сынок, я бы с радостью, да вот договор… — Пожалуйста. Леший повернулся к Гоголю. Он стоял, неотрывно смотря на парня, кого в качестве ужина выбрало Лихо. И в этом взгляде было столько боли, столько желания остановить этот кошмар, столько того, что Коля пока ещё сам не успел почувствовать, но что Леший видел прекрасно. Толстые ветви со странным шорохом в мгновение обвили громадное тело Лихо, утаскивая прочь. Нечисть такого не ожидала, поэтому не успела начать сопротивляться, как уже оказалось в мёртвой древесной хватке. Как и Достоевскому, Гоголю следующие мгновения показались целой вечностью. — Федя! — крикнул он так, как не кричал никогда, опрометью кинулся к Фёдору, уже упавшему на землю. Фёдор не отвечает. Безвольно лежит на траве в луже собственной крови. Его лицо, как никогда бледное, не выражает ничего. — Федя, Феденька, ты слышишь меня? — падает на колени Гоголь, чувствуя, как глаза начинает щипать. Нельзя было оставлять его одного. Коля это знал. И всё равно оставил. Из приоткрытого рта Достоевского течёт кровь. Он весь в крови. Коля слышит тихий хрип, и Фёдор закрывает глаза. Дрожащими руками Гоголь быстро, но как можно аккуратнее подхватывает Федю на руки и ни секунды не медля, бежит в единственное место, где есть тот, кто может сделать хоть что-то. — Не умирай… пожалуйста, не оставляй меня. — тихо шепчет Коля дрожащим голосом, сильнее прижимая умирающего Федю к себе. Окончательное осознание произошедшего пришло именно сейчас. Когда Коля чувствовал, какой же Федя холодный. Когда не слышал его дыхания. Когда Гоголь перепачкался в горячей крови. Когда сердце Достоевского билось так тихо и медленно, что надежды не оставалось. Когда было так страшно. Но боятся некогда.

***

Он не знает, сколько уже находится здесь. Сначала у него не было ничего. Он просто видел бесконечную чёрную пустоту, поглотившую всё и его в том числе. Потом снова смог ощутить своё тело. Снова, потому что помнил, что когда-то раньше оно было. Правда в темноте разглядеть свой вид не смог. А если задуматься, то это тело ему особо и не нужно. Всё равно передвигаться в пустоте бессмысленно. Он ничего не чувствовал и не помнил. Вроде, он не всегда был здесь, но как не старался, не мог вспомнить абсолютно ничего. Даже своего имени. А имя у него было. Кажется. Поэтому продолжал просто лежать, раскинув руки звёздочкой, смотря в чернильную пустоту. А потом услышал его. Голос. Очень далёкий и практически неразборчивый. Он появлялся также неожиданно, как и исчезал, заглушаемый чернотой, но всегда возвращался вновь. Он не мог разобрать, что именно говорит голос, так похожий на мелодичный перезвон колокольчиков, очень хотел понять почему-то знакомую речь, но звук раздавался повсюду и совершенно не ясно, куда нужно идти, чтобы подобраться ближе. И какое-то время, если время здесь вообще существует, он продолжал оставаться на месте, терпеливо ожидая, когда появится что-то, способное указать верный путь. И что-то появилось. Ощутив какую-то перемену, он сел и увидел маленькую светлую точку, похожую на далёкую звёздочку. В вечной темноте она привлекала внимание даже с такого расстояния. Это был маяк, позволивший ему понять, куда идти. Встать оказалось тяжелее, чем он думал, но мысль, что у него наконец появилась возможность понять загадочную речь, придавала сил. А то, что идя на свет, можно приблизиться к голосу, он не сомневался. И начал идти. Сначала это было легко. Правда, собственные шаги тонули в темноте. Ни единого звука, будь это топот или дыхание, не было. Удивительно, что здесь вообще возможно передвигаться. Когда голос появился вновь, он стал немного громче и отчётливее, чем раньше. Получалось даже разобрать некоторые слова, а бывало, даже предложения. Каждый раз, когда нескончаемую, до ужаса полную тишину разрушала звонкая речь, ему, идущему в темноте, становилось намного легче. Раньше он не чувствовал, но чем ближе становилась далёкая звёздочка, тем отчётливее ощущал, как плохо находиться здесь совершенно одному. Голос стал спасением, помогавшем уже не совсем в одиночку продолжать долгий путь. Слушая, он догадался, что фраза, с которой невидимый друг начинает свой монолог, означала приветствие. Узнал, что его, скорее всего, зовут Федя. И что тот, кто сейчас помогает справиться с давящей тишиной, очень скучает. По кому или чему именно он тоскует, Фёдор разобрать не мог, но почему-то казалось, что именно по нему. Узнать, сколько он шёл, не было возможности, но с уверенностью можно сказать, что достаточно долго. И чем больше становилась очень медленно приближающаяся звезда, тем тяжелее было идти. Тело начало болеть, словно его проткнули несколько кинжалов разом. Каждый шаг давался с неимоверным трудом. Зато голос, до сих пор раздававшийся повсюду и сразу, теперь было слышно чётко и ясно. И только он помогал Фёдору идти, превозмогая боль и усталость, хотя звезда было по прежнему ужасно далеко. А потом голос исчез. Фёдор долго ждал. Он привык, что иногда невидимый помощник замолкает, но перерыв никогда не был таким долгим. Он всё надеялся, что вот сейчас он снова заговорит, но нет, было всё также тихо. Стало страшно. Что с ним случилось? Почему он затих? Голос же был так близко. Федя уже разбирал каждое слово, полностью вникая в монолог. Неизвестный мог говорить о самых разных вещах. То рассказывал разные забавные и абсурдные истории, что сложно было понять, правда это или вымысел. То начинал красиво петь, а иногда было даже слышно игру на каком-то инструменте, название которого Фёдор забыл. То просто описывал погоду за окном, которую Федя очень хотел увидеть и сам. Темнота так приелась, что стала почти ненавистной. А ещё голос читал вслух. Фёдор всегда знал, когда неизвестный рассказывал от себя, а когда брал в руки книгу, ведь он всегда говорил об этом, даже спрашивал, что хочет услышать Федя. Фёдор каждый раз пытался ответить, но лишь открывал рот, не в силах произнести и слова. Хотел сказать, что ему неважно, лишь бы голос оставался рядом. В такие моменты наступала секундная тишина, а потом неизвестный говорил: «Хорошо, тогда я возьму…», и Феде казалось, что голос еле заметно дрожит. Фёдор подумал, что раньше практики в чтении вслух у голоса было немного, потому что он часто запинался и мог перепутать слова, а потом удивляться собственной невнимательности и ругать авторов книг за то, что они «так замудрённо пишут, что ничегошеньки не разобрать!». Голос всегда вставлял свои реплики между текстом, оценивая происходящее на страницах. А когда кто-то из персонажей умирал, а умирали они довольно часто, голос вздыхал и печально протягивал: «Эх, мрут как мухи. В этом даже смысла нет! Ну почему нельзя подарить страдальцем хороший конец? Нет, нужно обязательно прибить! В этом вся прелесть классики!». Всё это казалось Феде таким милым, что он улыбался и наверняка бы посмеивался, если бы мог. Но сейчас голоса не было. Фёдор старался продолжать идти, но теперь, когда он не мог переключить всё своё внимание на звонкий голос, двигаться вперёд стало ещё тяжелее. У него уже совсем не осталось сил. Непрекращающаяся тишина выбивала последнюю надежду. Окончательно обессилев, Федя упал на колени, обхватывая себя руками. Светлое пятно стало намного больше, чем в самом начале, но всё равно непростительно далеко. Он устал идти. Неужели ему навсегда придётся остаться в этой пустоте, так и не увидев того, кто помогал ему бороться с одиночеством. — А? Короткий звук раздался так неожиданно, что Фёдор дёрнулся, вскидывая голову. — Я, похоже, уснул… — заговорил сонный голос, зевая. — Ой, Феденька, ты стал бледнее! Что-то случилось? Я думал, ты идёшь на поправку… На поправку? Стоп, он видит его? Значит, он тоже где-то рядом? Эти вопросы, конечно, волновали Фёдора, но по сравнению с той радостью и облегчением, которое он испытал, услышав родной голос, они не значали ничего. Его ждут, он это знает. Нельзя оставаться здесь. Он во что бы то не стало выберется из темноты. Было всё так же больно и тяжело, но Федя поднялся на ноги и не отрывая взгляда от светлого пятна, побежал вперёд. Свет не становился ближе, и Фёдор ускорился, не собираясь сдаваться. А голос снова что-то рассказывал, подталкивая на встречу свечению. И вот свет начал непривычно быстро приближаться. Белые лучи тянулись в разные стороны, прогоняя темноту, освещая Фёдора. С непривычки глаза заслезились и он прикрыл лицо рукой, продолжая упорно бежать вперёд. Свет поглотил всё, ослепляя своей яркостью, Фёдор зажмурился, наконец останавливаясь и чувствуя, как его окутывает забытое тепло. Похоже, он лежит. На чём-то мягком. Слышно шелест деревьев и крики осточертевших петухов. С трудом приоткрыв глаза, Фёдор увидел размазанное и немного плывущее коричневое нечто. Проморгавшись, Федя смог узнать знакомый деревянный потолок. Солнце, пробравшееся в комнату через окно, освещало пылинки, медленно парящие в воздухе. Так спокойно… Не похоже на ад. Перед глазами ещё немного плыло, голова снова страдала от мигрени. А ещё жутко болело… всё. Каждый участок тела. Он дома? Нет, не так. Он… жив? Воспоминания о последних событиях проскальзывали урывками. Лишь одно он осознавал чётко: он явно не должен был выжить. Продолжая смотреть в потолок, Фёдор медленно но верно собирал по кусочкам яркие всполохи воспоминаний и раскладывал по местам, стараясь получить цельную картинку. Последнее, что он помнит, это ужасная боль и то, как он медленно погружается в темноту, лёжа на кровавой траве и слыша чей-то голос. Голос, который и сейчас рядом. Фёдор заметил его только сейчас. Также, как и небольшую тяжесть на животе. Она была с самого пробуждения, так что он не обратил на неё внимания раньше. С трудом приподняв голову, Федя увидел чёрного кота, свернувшегося на нём комочком и тихо мурча себе под нос. С того дня, как Банька стал не совсем диким котом, он поднабрал массы. Федя не совсем понимал, чем именно питается кот, раз так быстро набирает вес, но то, что Банька сам находит себе пропитание, не могло не радовать. После того, как Кузя взялся за внешний вид кота, шёрстка зверя распушилась и даже слегка блестела. Никаких репейников или веток. Одним словом — красавец. Но сейчас Банька будто осунулся, словно в последние время у него совсем не было отдыха от тяжёлой работы. Глаза у кота были закрыты, шерсть свалялась и потускнела. Что именно случилось с Банькой, только что очнувшийся Фёдор ещё не догадался. Зато отчётливо чувствовал, как от кота исходит приятное тепло, слегка притупляющее пульсирующую боль. — И тогда я ему сказал: «Ванька, ты слишком много думаешь, а это вредно!» Морщась от мигрени, Фёдор повернул голову. На белой, немного покоцанной табуретке у стены сидел Коля. Он наклонил белокурую голову, увлечённо говорил и старательно плёл веночек из лиловых цветов. Гоголь сидел в противоположной стороне от изголовья кровати. Фёдор почти не видел его лица. А увидеть хотелось очень. — Ты научился? — заметив, что венок, пускай и неряшливо, но наполовину готов, попытался сказать Достоевский. Пересохшее горло саднило, от долгого молчания голос Феди был хриплым и еле слышным. Коля дёрнулся. Резко поднял голову. На него смотрел Фёдор. — Очнулся. — прошептал Гоголь, выронив венок. Шлёпнувшись на пол, стебли раскрутились и цветки стали медленно разделяться. — Ты его испортил. — откашлявшись, заметил Фёдор. Почему-то судьба венка его сейчас волновала намного сильнее, чем по настоящему важные вещи. Коля его не услышал. Он неверяще смотрел на живого Достоевского. На живого! — Ты на меня так смотришь, будто я из мёртвых восстал… — хотел съёрничать Федя, но вспомнив своё состояние, замялся. — А, ну да. Достоевский попытался сесть, но вспышка резкой боли заставила его пошатнувшись выругаться. — Аккуратно! — придя в себя, воскликнул Гоголь. Быстро вскочив, он подхватил Федю и помог ему принять удобное положение. Сев на коленках рядом с Достоевским, Коля, нежно улыбаясь, любовно гладил его по запутанным волосам и впалым щекам, всё ещё не веря в своё счастье. У Фёдора было так много вопросов, но пока он не собирался их задавать. Не хотел. Сейчас ему всё казалось таким неважным и ненужным. Главное, рядом Коленька. И они оба живы. Но вид Гоголя слегка тревожил Федю. Николай стал заметно бледнее, под глазами залегли тёмные круги. Волосы даже не заплетены, а свободно струятся по спине и плечам взъерошенными космами. — Сколько я был в отключке? — всё-таки спрашивает Фёдор, немного смутившись от нескрываемой любви в глазах напротив. Больше его ничего не интересовало. Гениальный ум уже пришёл в себя и спокойно догадался обо всём сам. Гоголь нашёл его и отнёс сюда, а Банька, сейчас мурчащий в полудрёме, попытался откачать умирающего Фёдора. Поэтому кот и выглядит таким уставшим. Вряд ли вернуть Федю с того света дело нескольких минут. Достоевский никогда бы не подумал, что кот, которого он забрал домой без особой цели, спасёт ему жизнь. — Пять дней. — вздохнул Коля, беря в свои руки как всегда холодные ладони Феди. — И ты всё это время… — Ага. Был тут. Пять. Целых пять. — Ты не только меня спас, так ещё и сидел рядом без сна. — пробормотал Фёдор. Гоголь не стал спрашивать, как Достоевский догадался, что он не спал. И сам понимал, что одного взгляда хватало, чтобы это понять, особенно для Феди. — Конечно, я же тебя люблю. — голос Коли задрожал, а глаза заблестели. — Все говорили, что ты не очнёшься… А я верил! Гоголь очень аккуратно, чтобы не сделать Феде больно, обнял его, утыкаясь лицом в острое плечо и тихо всхлипывая. «И я тебя» — думал Фёдор, обнимая в ответ и поглаживая немного дрожащего Колю. Баюкая уставшего от переживаний Колю в объятиях, чувствуя, как рубашка промокает, Федя нежным голосом обещал, что теперь всё будет хорошо. Он его никогда не оставит, чего бы это не стоило. Тихое пение птиц за окном, мурчание кота, жужжание пчёл, шорохи на кухне. Опять Кузя что-то творит. Как хорошо было снова слышать привычные звуки, чувствовать тепло Коли и просто быть рядом. Всё будет хорошо. Фёдор в этом не сомневается.