Товарищ лысый

Харитон покосился на похотливый ремшкаф, всё ещё переваривающий скормленные ему ресурсы. Потом взглянул на свою травмированную ладонь и прислушался к шуму в ушах. Пока еще не подташнивало, но падение вполне могло обернуться и сотрясением мозга. В любом случае, лучше дождаться порции непрема, использовать его, а уже после продолжать путь. И беседовать с кем-либо, помимо перчатки. Повышенный уровень стресса, вызванный травмами, может вынудить его сболтнуть лишнего. Это опасно. – Профессор Захаров? – поперек его мыслей вклинился знакомый высокий голос. – Не сейчас. Я сам с тобой свяжусь. П-3, сбрось. В наушнике зашипело и стихло. – Сбросил. А кто это? – Да, что за ничтожество, милый? – Не отвлекайся. Он сел рядом с Мусей, и кошка, сочно зевнув, свернулась клубком рядом с его бедром. – Думаю, это ваша сестра, – подытожила перчатка. – Почему ты так решил? – Она Захарова, значит, вы с ней либо в родстве, либо женаты. Но я в жизни не поверю, что на вас клюнула женщина. – Но на тебя же клюнула. – Это потому что я красивый, сильный и с чувством юмора. – Это она тебе так сказала? – Естественно. Не будет же она врать? – Все люди врут, – ответил Захаров. – Еще она говорила, что я добрый, – с отчетливой угрозой добавил П-3. – Не вижу смысла спорить с тем, кого здесь нет, товарищ майор, – Харитон потер лоб, прикрыв глаза, и с нетерпением покосился на ремшкаф. Жжение в раненой ладони потихоньку становилось все менее терпимым. – Учитывая, как много вы знаете о нейрополимерах, у меня как раз есть уместный вопрос, товарищ академик. Почему со мной не сделали то же, что и с ней? – Ты о Екатерине? – бесцеремонно уточнил Харитон и, не дожидаясь реакции, ответил: – Вами двумя занимались разные люди с разными подходами к делу. Итог всё равно один: вы стали первыми полимерными сущностями, сохраняющими стабильный отпечаток цельной личности. Первые, кто обманул смерть, хотя она была совсем близко. – А. То есть, Дмитрий Сергеевич не сам… – перчатка смолкла и будто бы задумалась. – Не сам. Не полностью. – Дайте угадаю. Вы. – Ну тут бы и подопытная обезьяна угадала, всем на Предприятии известно, что в нейрополимерах действительно разбираемся только мы с Димой. – Харитон невольно отер измазанную кровью руку о диван рядом с собой и стиснул пальцами переносицу. Голова, похоже, все-таки кружилась. Еще и начинала неприятно ныть. – А разве ты не помнишь? – Я… нет, не помню. Жизнь человеком помню, время с тех пор, как привык к электромагнитному восприятию – тоже помню, а где-то месяц в промежутке… А, вот оно что. Вот почему перчатка до сих пор не высказала лично ему никаких претензий, хотя очевидно, что полимерное существование Сергею вовсе не нравится. – Целый месяц? – уточнил Захаров, мысленно прикидывая даты. – Я не уверен, мне так кажется. Когда не надо даже спать, время идет по-другому. Между прочим, мы здесь бродим уже почти два часа, а рабочий день начался еще в восемь. Вам бы что-нибудь поесть, товарищ академик. – Я и сам разберусь, но спасибо. Элеанора, долго еще? – он бросил в ее сторону раздраженный взгляд. – Если ты хорошенько отругаешь меня, дело пойдет намного быстрее! – с готовностью отозвался ремшкаф, подмигивая алым оптическим датчиком. – Перчатку натравлю, – парировал Захаров. – Военные намного лучше разбираются в обсценной лексике. Я прав? Элеанора фыркнула и выплюнула на лоток небольшой непрозрачный флакончик. Не вставая, Захаров протянул в ту сторону правую руку, и флакончик прыгнул ему в ладонь. – Вообще да, но мы в “Аргентуме” не злоупотребляем. То есть, я не то чтобы… да к черту, – фыркнул П-3. – Просто хотел сказать, что если очень надо, то это я могу. Но вам вряд ли понравится. Вы ж ученые. Моченые. Наверняка и так наслушались, когда я вам и Дмитрию Сергеевичу пытался объяснить, что лучше б я сдох. – Не помню, чтобы ты тогда, у нас, ругался, солдат, – ответил Захаров. – А теперь ты мне как раз пригодишься. Как пользоваться этими флаконами? – Непрем? Берите в левую руку. Нет, не этой стороной. Засечками ко мне. А теперь рекомендую зажать зубами бумажку или дощечку, – непонятным тоном добавил П-3, и полимерные контакты впились в засечки на боку одноразовой капсулы. Тихий треск: контакты пробили крышку флакона и нарушили герметичность. По руке изнутри прокатился холодок. Спустя мгновение мышцы рассеченной ладони свело судорогой. От боли в глазах словно заискрило. Захаров сквозь зубы потянул в себя воздух, бросил взгляд на ладонь, где мизинец и большой палец под тягой сведенных мышц двинулись друг к другу, и увидел, как в ране быстро проступает что-то масляно-блестящее. Полимер потек по раневой поверхности, как живой. Еще пара секунд – и он закрепился на здоровых краях тканей, и ладонь наконец-то расслабилась. Боль бесследно ушла. Харитон шумно, с облегчением, выдохнул: – Всегда так? Ни разу не слышал, чтобы военные на это жаловались. – Ага. А чего нам жаловаться, болит – значит, не оторвало, радоваться надо, тем более, оно недолго, – в уже становящейся привычной бестолковой манере отозвался П-3. – Пока вы свою руку разглядывали, я остальное перегнал по нервам к голове. Всё, в ближайшие двенадцать часов без непрема, терпим и бинтуем, иначе можно полимерную кисту заработать. – К сведению принял. Захаров еще раз, напоследок, погладил дремлющую Мусю, стараясь не запачкать ее подсыхающей кровью, и огляделся в поисках какой-нибудь воды, чтобы обмыть ладонь. Под пленкой непрема рука начала чесаться, и в теории Харитон знал, что там происходит: значительно ускоренная регенерация. Спустя несколько минут пленка отпадет, и под ней окажется ярко-розовая кожа. Еще через час поврежденные ткани восстановятся полностью, на всю глубину травмы. Естественно, всё это не даром: расходуется запас клеточной энергии и питательных веществ. Если постоянно пользоваться непремом, не давая ранам зажить естественным путем, то без конца сращиваемые ткани быстрее стареют и в итоге порастают полимерными кистами и опухолями. На то непрем и военная разработка и ею и останется. Обычным людям такое не доверишь. Слишком уж им всегда хочется легких путей, вкупе с полным неприятием последствий. Да и Нечаев недалеко ушел. Хочет легкого пути, небытия, даже не пытаясь понять, что именно он своим существованием после смерти тела дает Предприятию и всей советской науке. И ведь тоже не объяснишь. Бестолковый дуболом, им и остался, только слушает внимательнее, чем раньше. И что в нем такого Дима увидел? Что такого нашел, что этот вполне типичный военный стал ему сыном, не меньше? Надо было провести пару генетических тестов, пока еще была такая возможность. Хотя зачем, тут всё и так очевидно. Уж на что Дима филантроп и любитель помогать всяким убогим, но не настолько же. Майор Нечаев ничем таким особенным не выделялся, чтобы ради него академики, отбросив все другие дела, хотя бы в подобном виде обманули смерть… если только это не кто-то по крови родной. Беда в том, что теперь у Димы никак и не спросишь. Только расстроишь. Он, конечно, знает, что майор не мертв, но нынешнее бытие Нечаева уж очень сильно отличается от обычного существования. Если Харитон достаточно хорошо знает своего единственного друга – а он определенно знает его лучше кого-либо другого, – то Дима даже не уверен, можно ли считать полимерное существование жизнью. Слишком прикипел к образу конкретного человека. Трудно его за это винить. Таков уж Дима Сеченов. И ведь не стал же он почему-то позволять майору сидеть в своей голове. А вот с Захаровым спорить на сей счет и не стал. Интересно, почему? Захаров в задумчивости провел рукой по голове, походя ощупал затылок: тот больше не ныл, – и взглянул на ладонь. Кажется, всё в порядке. Похоже, он готов продолжать путь. До кабинета осталось всего ничего, а там станет понятнее, что делать дальше. Что ж, пора. – За кошкой обязательно вернусь, – предупредил Харитон, вставая с дивана. – Дождусь тебя, милый! – прогудел ремшкаф в ответ. Разве что манипулятором с платочком вслед не помахал, так слащаво прозвучало: – Обязательно возвращайся живым и со свежим полимером! Хочу быть той единственной, кто поразит тебя в самое сердце! Захаров закатил глаза и открыл дверь, противоположную той, в которую он вошел. – Вас опять вызывает Захарова, – сообщил П-3. Харитон вышел, закрыл за собой дверь и прижался плечом к стене коридора. – Слушаю. – Извини, знаю, что рабочий день, – зачастила Нинель, – и ты последний, кого я побеспокою, но я не понимаю, что происходит? Давно у Сергеевой и Климко есть автоответчики на радиоволне? Это разве вообще возможно? – Опять людей от работы отвлекаешь? – даже привычный к этой стремительной манере речи, Харитон прекрасно мог понять тех, кто попытался бы отделаться от Нинели автоответчиком. Правда, таких приспособлений в свободной продаже пока не имелось, а самодельное оборудование любого назначения на Предприятии не поощрялось, за исключением особых испытательных полигонов. – Я серьезно! Пытаюсь связаться, а они одно и то же твердят. Приемопередатчик сломался? Но не у обеих сразу же! Будь добр объяснить, что происходит, пока я сама не спустилась проверить, что у вас там внизу? Полимерное эхо, значит, услышала. Как он и предполагал. – Да, просто автоответчики для радио, прототип из центра имени Сеченова, – от мысли, что Нинель полезет в пекло с роботами добровольно, его пробрало морозом по спине. – Не обращай внимания, все на совещании. – В обоих комплексах сразу? Ну мне-то хоть не ври, я же знаю, когда ты врешь, отец. – Сиди там, где сидишь! – не стерпел Захаров. – Одна попытка сделать шаг из "Челомея" – и останешься без половины социального рейтинга. Я сейчас свяжусь с директором и предупрежу его. – Точно, директор, – пробормотала Нинель. – Пойду, там поразговорчивее будут, как обычно. Пока, удачи тебе на совещании! Захаров сердито выдохнул через нос и уперся лбом в приятно холодную стену. – Мне показалось, или вас назвали отцом? – Тебе показалось, – процедил Захаров. – Соедини меня с директором. К счастью, П-3, хоть и наверняка заинтригованный услышанным, ни секунды не стал препираться: – Сделано. – Дима, это снова я. Будь любезен, устрой Нинели сегодня ночное дежурство. Не позволяй ей покинуть "Челомей" ни под какими предлогами. – А что, она уже всё знает? – Еще нет, но это лишь вопрос времени. В этом мы с ней – одно и то же. – Думаешь, Нинель настолько глупа, что полезет помочь? – Нет, она как раз достаточно умна, чтобы сознательно принять решение, что ее помощь будет уместна. Присмотри за ней, я прошу тебя. – А вот и она. Пропустить, – повысил голос директор Предприятия, и Харитон вспомнил десятки раз виденное: как полимерные матрицы, сотворенные на основе останков Екатерины Нечаевой, безмолвно делают по два шага в сторону изящными ногами стальных балерин. Плоды отчаяния, дело рук лично Сеченова, которому для успеха не хватило холодного бесстрастного расчета. И, судя по всему, не хватит никогда. – Дмитрий Сергеевич, извините, что посреди рабочего дня, но это важно, срочное дело, по семейным вопросам, – услышал Харитон в наушнике отдаленный голос Нинели и сосредоточился. – Что там у отца в "Павлове" случилось? Наврал мне что-то про совещание, но сейчас середина месяца же. И больше никто из сотрудников мне не отвечает! Захаров затаил дыхание в ожидании, что же ответит Дима, но в следующую секунду тот ушел с линии, и в ушах зазвенела лишь досадная тишина.