Товарищ лысый

Харитон глянул по сторонам и направился к ближайшей двери. За ней оказалась одна из множества однотипных “ординаторских” с несгораемыми конторскими шкафами и рядами рабочих столов. Внутри, разумеется, никого уже не было. Трупов, к счастью, – в том числе. Захаров остановился посреди комнаты и цепко безмолвно огляделся. Он сам еще не знал, что именно ему нужно, но четко представлял себе параметры искомого предмета. Высотой примерно по колено, достаточно легкий, чтобы поднять и перенести в руках либо телекинетическим полем, достаточно устойчивый, чтобы не опрокинуться при попытке встать на него, и способный выдержать тяжесть его тела. Стол? Тяжеловат. Тумбочка? Большинство совмещены со столами, отделить не представляется возможным. Напольный ящик-сундук? Скользкая крышка, можно упасть. Стул? Вот стул, хм… Спустя минуту Харитон уже примеривался к приглашающе чернеющему проему в стене, немногим ниже потолка. Со стула нижний край хода оказался примерно на уровне его носа – чуть ниже, чем было бы удобно подтягиваться, но занятия плаванием должны как раз здесь пригодиться, верно? Харитон ухватился за слегка выступающий край-подножку, поморщился от ощущения грязи под ладонями и напряг мышцы спины и плеч. Подтянуться и впрямь не составило труда – правда, отличить собственное усилие от помощи перчатки не представлялось возможным. Внезапно перед глазами вырос верхний край лаза с краешком стены. Захаров едва уберег лоб от удара и сквозь зубы невнятно выругался. Еще рывок; он втиснул правое колено между ладонями, пригнулся и втолкнул себя дальше в темноту. Разжал руки, оставшиеся позади. Тело по инерции сильно качнулось вперед, и Харитон ударился грудной клеткой о решетчатый пол, едва не поцарапав нос и подбородок. Не больно, но ощутимо. – Для первого раза неплохо, – оценила перчатка, пока Захаров, устроившись на корточках, привыкал к темноте. – А что вы там говорили, я не расслышал? Как-как его фамилия? – Проложи маршрут до моего кабинета и не паясничай, – Харитон отряхнул руки, но ощущение облепившей их пыли и грязи никуда не ушло. Судя по всему, в технических тоннелях никто не занимался уборкой со дня сдачи “Павлова” в эксплуатацию. – Прямо. Скажу, когда свернуть, – спустя несколько секунд ответил П-3, и датчики даже вытянулись вперед для верности. В полумраке тоннеля белые искры на их кончиках казались яркими, почти как карманный фонарик. Харитон осторожно поднялся, выпрямляясь, пока по макушке не мазнуло шершавым холодком. Не так плохо, как он ожидал, но идти придется пригнувшись. Хорошо бы недолго: ему уже давно не двадцать, и спина спасибо точно не скажет. Путь, хоть и не слишком долгий, в любом случае оказался длиннее, чем хотелось бы. Морщась от нарастающей боли в пояснице и шее, Харитон вскоре наступил на необычно звякнувшую решетку пола. Незакрепленную. Значит, это вероятный выход. – Нам сюда? – тихо спросил Захаров, тщетно вглядываясь в узкие просветы между прутьями. – Да, – подтвердил П-3, и нити датчиков протянулись книзу, высветив крупные металлические выступы по краям, сходящиеся, как зубы в сомкнутых челюстях. Они заходили друг на друга всего на несколько миллиметров, но этого явно хватало, чтобы решетка даже под тяжестью взрослого мужчины оставалась на месте. – Здесь вам понадобится ловкость и удача, хотя бы немножко. Нужно выбить решетку и при этом не провалиться следом за ней. Высота по-прежнему два двадцать, товарищ академик, а правильно падать вы не умеете. Харитон быстро огляделся по сторонам. По бокам тоннеля проходили толстые сборки кабелей в двойной изоляции. От них слабо тянуло резиной и еще чем-то техническим. Не позволяя себе передумать, Захаров ухватился за них и, оберегая голову, нелепо подпрыгнул. Решетка звякнула, но осталась на месте. Он повторил еще, еще, теряя терпение – и пол вдруг ушел из-под ног. Плечи заныли от внезапного рывка, но пальцы не разжались. Поглядев вниз, Захаров обнаружил примерно в полуметре под собой знакомую кушетку, обитую коричневым кожзамом. Выход из тоннеля оказался точно над ней. Вспышкой мелькнуло воспоминание: он сотни раз, вытягиваясь, чтобы отдохнула спина, смотрел в потолок и видел эту необычную решетчатую панель, но никогда не задумывался, что находится за ней на самом деле. Он разжал руки, и спустя миг ноги столкнулись с твердой опорой. Захаров сразу же спустился на пол и стряхнул невидимую грязь с кушетки, после чего огляделся. Что-то было не так. Его рабочий кабинет, безукоризненно чистый и аккуратный, не имел ни малейших признаков вторжения враждебно настроенных роботов. Единственным нарушением стерильного порядка был полупустой бумажный кулек с конфетами “Радий” на столе по правую руку от “Груши”. Фантики из желтой фольги остро поблескивали в голубоватом свечении работающего компьютера. А доктор Лариса Филатова, очевидно и принесшая кулек с собой, огромными глазами смотрела на свалившегося буквально с потолка своего научного руководителя, держа кружку с чаем у рта. Захаров с отвращением стянул с себя пиджак, покрытый паутиной и маслянистой технической грязью, бросил его в корзину для многоразовых отходов (в нормальном режиме работы комплекса содержимое корзины ежедневно отправлялось в ЦСО) и полез в шкаф за запасным. – Доброе утро, Харитон Радеонович! А как вы сюда попали? – обратились к его спине. – Здравствуй, Лариса. Это мой личный кабинет. Более важный вопрос – что здесь делаешь ты. И почему мой компьютер включен? – Захаров надел чистый пиджак, мельком посмотрелся в зеркало, закрепленное на внутренней стороне дверцы шкафа, аккуратно закрыл ее и, вновь повернувшись к Филатовой, скрестил руки на груди. Самая способная и самоуверенная из его учениц, Лариса не очень-то его и боялась, поэтому одного сурового взгляда для продуктивного допроса было явно недостаточно. К слову, она выглядела абсолютно чистой. Даже если основная часть грязи осталась на отсутствующем халате, в косичках на голове точно что-то запуталось бы. Значит, попала в кабинет иным путем. Вполне возможно, еще до того, как в коридоре произошла авария с красным полимером. Любопытно. Подозрительно. – А?.. – ее глаза забегали. Взгляд метнулся к “Груше”, затем – обратно к Захарову: – Не знаю, вы, наверное, выключить забыли. – Сказочная наглость, – припечатал ее Харитон. Он никогда и ничего не забывал закончить в своем кабинете. Подозрения стали укореняться. Вспомнилась самая свежая причина потери доктором Филатовой части социального рейтинга: отлучки в рабочее время из “Павлова” в “Вавилов” под видом неврологических медосмотров тамошних принудительных рабочих. При последней ежеквартальной проверке как раз выяснилось, что таких распоряжений в некоторые дни Ларисе никто не давал. И вот теперь – непонятное присутствие Филатовой в его кабинете ровнехонько в день системного сбоя. – Повторяю вопрос: что ты здесь делаешь? – Там… там красный полимер разлился, – Филатова посмотрела на дверь, затем – куда-то на стену, как будто могла разглядеть в ее толще трубу с полимером (разумеется, нет). – Я как раз проходила мимо, когда… Простите, ваш кабинет оказался ближе всего. Уже час как сижу тут, не знаю, как выйти. – А ключ? – Вы же сами мне копию дали! Помните, где-то три месяца назад, чтобы не ждала вас, а сама складывала протоколы вам на стол. Это было правдой. И до сегодняшнего дня у Захарова не было веских оснований подозревать Филатову в двойной игре: девочка превосходно разбиралась в анатомии и физиологии нервной системы, но инженера-программиста, когда нажимала в “Груше” что-то не то, вызывала так же часто, как и остальной персонал отдела нейробиологии. Она никак не тянула на таинственного диверсанта, наследившего в системе за время его отпуска. А пробраться в кабинет Захарова можно было и с помощью третьего ключа, украденного, например, у вахтера. В связи с требованиями пожарной безопасности у ключа от каждого помещения в “Павлове” там имелся дубликат, просто особо важные хранились в сейфе. Куда больше ключа Захарова интересовала включенная “Груша”. Паролем от нее он точно ни с кем не делился. Даже Дима его не знал, да и не интересовался. Кто-то третий сообщил его Ларисе, кто-то разбирающийся в том, как украсть электронные данные – и, очевидно, в том, как запустить вредоносный код в систему “Коллектива”. Либо этот кто-то третий был здесь лично сегодня утром, а потом оставил систему запущенной, и Лариса просто воспользовалась удачной возможностью покопаться в документах научного руководителя. За эту версию говорили чай и конфеты. Лариса явно никуда не торопилась. Безусловно, оставался минимальный шанс того, что Захаров действительно забыл вчера отключить компьютер. Но это представлялось ему наименее вероятным. Как бы ни хотелось доверять своей лучшей ученице, себе он верил больше. – П-3, около моего кабинета, снаружи, есть “Ромашка”. Сможешь подключиться? – Никак нет, товарищ академик, – отказался П-3. – Камеры наблюдения включены в общую нейросеть, а у “Коллектива”, как вам известно, поехала крыша. Если я попытаюсь войти в систему – у вас появится шанс обзавестись бешеной боевой перчаткой. Безопасно получить доступ можете только вы сами. Вам нужен ретранслятор, через который управляются все роботы в этом секторе. – Знаю, именно его мы и ищем, – подтвердил Захаров и сел за свой рабочий компьютер. – Лариса? – Да, Харитон Радеонович? – Сядь в тот угол, лицом к стене, и считай вслух до тысячи, чтобы я слышал. – Зачем? – в ее голосе промелькнули знакомые строптивые нотки. – Надо. Отказ от выполнения – выговор и минус социальный рейтинг. Филатова вздернула нос, глаза сверкнули, но препираться не решилась: отвернулась к стене и спустя пару мгновений действительно начала считать вслух. Поначалу это слегка отвлекало, но постепенно монотонный голос Филатовой стал фоновым шумом, пока Захаров сосредоточенно перебирал записи о последних действиях в системе. В отличие от Димы, техникой он увлекался во вторую очередь, а то и в третью, все же предпочитая железкам магию высоких биотехнологий. Тем не менее, кое-что техническое в “Коллектив” привнес и он сам. Для успешного взаимодействия “Мысль” и нейрополимер должны общаться на одном “языке”, включающем в свой алфавит нуль, единицу и около дюжины квантовых промежуточных значений. Некоторые нейроподобные паттерны взаимодействия с полимером Захаров прописывал вручную, попутно оставляя в коде свои метки. Именно их пропажа и стала первым сигналом тревоги. Дима поверил не сразу, но у него не оставалось выбора. Только одно Захаров вычислить не смог: личность диверсанта. Следов тот не оставил. Значит, более опытный, чем он, технический специалист. И до сегодняшнего дня конкретных подозрений не было вовсе. Слишком много возможных виновных. Но сегодня… Филатова в его кабинете… Ее самовольные отлучки в “Вавилов”... Захаров наморщил лоб, вспоминая. Как там его фамилия? Очень простая, таких даже на Предприятии несколько, не говоря уже о чем-то побольше, скажем, городе… – Лариса, перечисли мне по фамилиям своих подопечных из “Вавилова”. – Можно мне попить водички? – она и впрямь немного охрипла. Харитон обернулся. Под его тяжелым взглядом Лариса сглотнула, но глаз не отвела. Несколько секунд они молчали. Затем Лариса с заметной неохотой разлепила губы: – Да вы и так знаете, чего спрашивать? Ну да, присматриваю за Виктором Петровым. Помощь ему нужна. Это теперь преступление? Свою работу выполняю, чего еще надо? – Да, точно, Петров. Ведущий программист “Коллектива”. Был. Харитон завозился с “Грушей”, настраивая связь с тюремным блоком “Вавилова”. Вообще-то, сельскохозяйственный комплекс таких перепланировок не предусматривал, но Диме Сеченову показалось отличной идеей применять к врагам советского народа трудотерапию. Но не на территории Предприятия же! Вот и пожалуйста теперь! А Филатова и недолго сопротивлялась. Это смелость такая или непонимание всей серьезности происходящего? Неужели до нее не доходит, что может натворить обозленный инженер, знающий все болевые точки основной системы Предприятия 3826, стоит ему лишь немного помочь? – Был, пока не отстранили ни за что, – Филатова, судя по тону, поджала губы. – Вообще-то, это незаконно. Кем себя возомнил директор Сеченов? Если виновен – то отправляй под суд, а не так… – Достаточно. Продолжай считать вслух. – Не буду. Захаров проигнорировал выпад: начался процесс соединения с “Вавиловым”, и вот-вот перед ним должна была возникнуть проекция человека из дружественного комплекса. Лишний шум здесь будет ни к чему. Молодое, почти мальчишеское лицо, отмеченное печатью раздражения, полупрозрачным облаком зависло перед проектором. – Лариса, милая, всё хорошо? – спросил он. Затем нездоровый взгляд сфокусировался, но человек ничуть не смутился и заявил Захарову: – Вы ошиблись номером. Уйдите с этой линии немедленно! На его груди мелькнула, пока он отворачивался, нашивка: “В.В. Петров”. В следующий миг передача оборвалась.