Товарищ лысый

Захаров молча встал и повернулся к Ларисе. По лицу было трудно понять всё, что она чувствует, но смятение в глазах читалось четко и ясно. – Пойдешь со мной, – коротко сказал он. – Как? – Естественным образом. Ногами. Лариса откашлялась и покосилась на дверь: – Хотите в полимер нырнуть – это без меня. – Вы всё запланировали именно так, верно, Лариса? – безжалостно спросил Захаров, делая небольшой шаг к ней. К чести Ларисы, она не отшатнулась, лишь опущенные руки сжала в кулаки. – Ты дала Петрову доступ в сеть. Он переписал код назначения роботов в “Коллективе” и в условленное время активировал его. А ты должна была ждать здесь, в моем кабинете, в системе с моим допуском, причем таким образом, чтобы сюда не смог попасть я. Умно. Я буду ходатайствовать перед директором, чтобы ваши сообразительные головы как можно скорее попали в Массив. Лариса свела брови в смеси испуга и отвращения. Разумеется, она знала, что это такое. Она была одной из тех немногих, кто непосредственно участвовал в его разработке и тестировании. И прекрасно знала, что происходит с людьми, которых, живыми или мертвыми, опускают в этот модифицированный красный полимер. – Угрожаете мне? Я не боюсь. Вы ничего мне не сделаете. – Полезай в тоннель, – Захаров кивнул в сторону, где над кушеткой зиял аварийный проход. – Поговорим снаружи. – Я закончил изучать карту комплекса, – вдруг ожил П-3. – Ретранслятор находится на нижнем уровне. Как спустимся, проложу точный маршрут. – Это кто? – Лариса дернула плечом и огляделась по сторонам. – Позывной П-3. Рожден для того, чтобы разрушать чьи-то планы! – с гордостью отрекомендовался он. Захаров не удержался от улыбки краешком губ: лучшего описания для оперативника спецотряда КГБ и не придумаешь. – Где… а, перчатка, – Филатова не казалась удивленной. Можно понять: работа в местном отделе нейробиологии готовит ко многому. Да и полимерные перчатки были на Предприятии в ходу: их использовали сборщики микросхем, электрики, селекционеры и хирурги. Естественно, им инструмент выдавался лишь в базовой комплектации. Нейрополимером с боевыми навыками снаряжались только положенные военным, а именно – спецотряду “Аргентум”, в свое время проходившему здесь курс обучения их использованию. Предприятие делало куда больше для обороны страны, чем могло показаться обывателю, а уж любой сотрудник и вовсе прекрасно понимал, ради чего всё затеяно. Хочешь мира – готовься к войне. СССР никогда не изменял этому девизу. Конечно, никто не говорил вслух, для чего еще могут применяться агрегаты местной сборки – но неужели кто-то старше уборщика, имеющий хотя бы захудалый допуск к сборочным чертежам и проектной документации, мог засомневаться в этом? И все же для некоторых это было открытием. Порой человеческая глупость и слепота просто выводили Захарова из себя. – Да, перчатка, – согласился П-3. – Но внешность обманчива. Считай, что ты под прицелом, и слушайся так же. Харитону осталось лишь кивнуть, выжидающе глядя на ученицу. Филатова со вздохом схватила стул, прошагала мимо Захарова, обдав его шлейфом духов, и водрузила стул поперек кушетки. Демонстративно повернулась к Захарову спиной и полезла в технический ход. Харитон закатил глаза, намеренно игнорируя провокационно обтягивающие штаны Ларисы пониже спины. – Куда? – спустя примерно полминуты раздался приглушенный голос из тоннеля. Харитон подавил секундное ребяческое желание отправить сообщницу диверсанта блуждать по километрам грязных и вонючих технических ходов и бросил “Направо”, а сам снова полез в шкаф. Запоздало он вспомнил, что в тоннелях вообще-то отвратительно грязно, поэтому пришлось надеть поверх пиджака лабораторный халат. Спецодежда же, для того и предназначена. Застегнув все пуговицы, Харитон вскарабкался обратно в тоннель, стараясь не думать о грязи, и направился уже знакомым путем к выходу. Он намеренно немного отставал от Филатовой. Всё равно никуда не денется. Но, как оказалось, он недооценил – или переоценил? – умственные способности своей талантливой, но своевольной ученицы. Едва успев подумать, что кругом едкий полимер и враждебные роботы, Захаров услышал глухой звук прыжка на пол, а затем – быстрый перестук каблуков. Филатова позорно сбежала, не дожидаясь, пока он выберется из тоннеля и хоть как-то сможет ее остановить. Что ж, уже неважно. Остановят роботы – либо прибывшее подкрепление. Наверняка Дима уже занимается этим. Он ведь не может не понимать, что гражданский ученый, пусть и снаряженный сгустком разума способного военного, просто не в состоянии навести порядок на Предприятии в одиночку. Хорошо, если хоть из “Павлова” выберется живым. Кстати, об этом. Почему, интересно, Петрова не убили свихнувшиеся роботы? Неужели он до сих пор их контролирует, а не просто взломал и на этом закончил? В таком случае, добраться до ретранслятора становится еще более важной целью. Как только Петров поймет, что у него появились ненужные свидетели – роботы станут целенаправленно охотиться за своей мишенью. Захаров выбрался из тоннеля, скинул халат и аккуратно повесил на спинку стула. Картина получилась претенциозная, хоть и совершенно бесполезная. Осталось только стул в лужу красного полимера поставить. Этого, впрочем, он делать не стал, а зашагал в сторону ближайшей лестницы. Благо, в подземном комплексе их было полно, в каждом секторе – по две. Правда, параноидные вахтеры обычно держали закрытыми двери, ведущие на две трети из них… – П-3, замки вскрывать умеешь? – деловито спросил Захаров, разглядывая стандартную замочную скважину. – За кого вы принимаете бывшего оперативника спецотряда КГБ? Конечно, умею, – отозвался тот; два полимерных датчика протянулись внутрь скважины и зашуршали там. Спустя пару мгновений замок щелкнул, и дверь отворилась. – Нижний уровень на пять этажей под нами. В ступеньках будет сто десять штук. Похоже, что путь свободен, но гарантировать на все сто не могу, стены слишком толстые. Удачи. Захаров молча зашагал по ступенькам, стараясь их не считать. Спустя четыре пролета лестница оказалась завалена, а дверь – заблокирована с той стороны, и пришлось пробираться к другой лестнице через ближайший этаж. Всё так же, стараясь не шуметь. Обычно живой и изрядно шумный даже в секции морга, сейчас “Павлов” сурово молчал везде, и это вынуждало подстраиваться. Не хотелось привлекать ненужное внимание. Чем ниже Захаров спускался, тем чаще встречались тела сотрудников. Разумом он понимал, что это логично: при учениях особое внимание всегда уделялось эвакуации через подземную фуникулёрную линию, а также пешие ходы с противопожарной вентиляцией. Всё это находилось глубоко внизу и соединяло между собой все комплексы Предприятия 3826. Ходы вели в автономные бомбоубежища, откуда впоследствии людей могли организованно эвакуировать в безопасное место. И сотрудники “Павлова”, как видно, знали инструкцию назубок. Но это как раз и сыграло с ними злую шутку. В момент включения общей тревоги люди инстинктивно бросились вниз, только угрозой был не пожар и не бомбовая атака. Угроза была внутри, рядом с ними. Не факт, что открытое пространство спасло бы хоть кого-то, но оказаться взаперти со взломанными роботами – верная смерть. Харитон неуклюже, не успев увернуться, ступил в лужу крови, едва не поскользнулся и зажал рот рукой. Он никогда не считал себя слабонервным, – он, в конце концов, собственноручно оперировал людей, – но к такому невозможно быть готовым. – Выжившие есть? – спросил он, сам не зная зачем. – Не думай об этом, – неожиданно резко ответили ему из перчатки. – Дано задание. Думай о задании. Похоже, когда-то эта мантра майору уже пригодилась: уж очень чеканно прозвучала. Несколько раз по пути все-таки пришлось отбиваться от роботов. Впрочем, с “Вовчиками” было не так уж сложно. Когда первое впечатление, вызванное боевым режимом роботов, ушло, Харитон стал относиться к стычкам немного спокойнее, лучше держал себя в руках и пару раз даже сам, без помощи перчатки, попал из пистолета по целям. Благодаря тому, что он собирал патроны с каждого встреченного трупа красноармейца, в боеприпасах недостатка не было. Фантомная тяжесть нейрокомпрессионных карманов внушала чувство относительной безопасности. Но оно так и не стало полным, и его уверенно подъедала тревога. Есть, есть куда еще хуже. На предпоследнем этаже, в морге, на стенах обнаружилось кое-что неожиданное: наросты грязно-серого цвета с вкраплениями алого и пурпурного. Некоторые казались потеками крови или, что четче описывало увиденное, – стёкшим вниз по стене броском комка внутренностей. Жесткие, точно ребра, выступы защищали центральную часть – цветок Побега. До сих пор Харитон видел венец селекции “Вавилова” только за толстым стеклом и познакомиться поближе желанием не горел. Особенно, когда подлетевшее вплотную семечко, помахивая жилковатыми листьями-лопастями, попыталось сожрать его очки. Удар-шок перчатки заставил невежливое растение взорваться. Бесформенный сгусток мгновенно утратил способность к полету и шлепнулся на пол. – Это ж те самые Побеги? Я думал, это мы их есть должны, а не они нас, – поделился мнением П-3. – В таком виде даже на солдатский паек не тянет, – Харитон брезгливо перешагнул мерзкую лужу и цепко огляделся по сторонам, держа правую руку наготове. Тратить патроны на такую мелочь, очевидно, бессмысленно. Из перчатки хихикнули: – Повезло же вам в схронах с четырнадцатого года никогда не копаться! – Советскому солдату всего хватало. – Так точно! А вот фашист поганый… – Т-c-c, – уловив краем глаза движение, Захаров сжал руку в кулак, чтобы прервать излияния перчатки, и метнулся за ближайший угол. Удивительно, как всего за несколько часов его мозг научился вычленять из окружения нужные стимулы – причем те, которые никогда прежде не привлекали его внимание. – Это не робот, – пробормотала перчатка. – Ничего не понимаю. Захаров вооружился пистолетом и выглянул – для того лишь, чтобы по его пиджаку в попытке схватить скользнули одеревеневшие, восковой бледности пальцы. Он отшатнулся, обхватил левой рукой правую и выстрелил. Слишком близко: в ушах зазвенело так, что заслезились глаза. В голову он попал, только это мало чем помогло: у трупа, по сути, уже не было человеческой головы. Из шеи человека в лабораторной униформе, оплетя корешками розоватый мозговой субстрат, торчало семечко Побега. Листья приподнимались над широкой и длинной трещиной, разделяющей череп надвое. При взгляде на это всплыла неуместная, но очень верная ассоциация: как одуванчик, прорастая сквозь асфальт, взламывает его изнутри. – Ну пиздец, – прокомментировал П-3, и, несмотря на резанувший по ушам лексикон, Захаров был склонен полностью согласиться. Мертвый человек неуклюже вновь махнул окоченевшими пальцами, шагая вперед, и сбил Харитона с ног. Пистолет вылетел из рук. Захаров оказался снизу, прижатый спиной к полу. В груди и горле льдом застыл ужас. Совсем близко он увидел разделенное надвое, уже мертвое, но искаженное в невообразимой эмоции лицо. Похоже, Побег не сразу разобрался, какие именно проводящие нервные пути управляют руками и ногами. Захаров попытался столкнуть существо. Получилось неожиданно сильно, и с правой стороны ему удалось оторвать от себя руку мертвяка. Закрывшись предплечьем левой, он отвел руку с перчаткой в сторону и напряг мышцы ладони. Подъемное поле повлекло нападающего кверху; пнув обеими ногами, Захаров отвязался-таки от него, вскочил и, пятясь, зашарил глазами по полу. Куда же отлетел пистолет? Под пяткой что-то звякнуло. Харитон наклонился и схватил “Макаров”. Мертвяк упал на пол и мгновенно принялся подниматься на ноги. – Помогай, – хрипло приказал Харитон. Полимерные датчики оплелись вокруг рукояти пистолета; кажется, даже сами каким-то образом аккуратно повели его кистью, прицеливаясь. По условной команде, уже ставшей привычной, Захаров выстрелил. Со второго попадания росток знакомо лопнул, и мертвое тело мгновенно обмякло. На шум выстрелов, прокатившийся эхом по закоулкам морга, в ответ заспешили шаркающие шаги. Больше, чем одного существа. – Вижу троих, – прокомментировал П-3. – Слишком близко. Рекомендую отступать. Бегом! Захаров развернулся и побежал. Не так уж далеко, всего один уровень вниз до аварийных выходов; а там либо фуникулер, либо опустить гермозатвор эвакуационного хода – если, конечно, уцелевшие не сделали это до него. Тогда фуникулер. Если он, разумеется, успеет. Он не успевал. Даже подволакивающие охваченные посмертным окоченением ноги, существа догоняли. А он уже задыхался. Несмотря ни на какие полимерные улучшения в попытках немного отсрочить старение тела – исключительно чтобы возрастные изменения не мешали продуктивно работать головой, – ему было уже далеко не двадцать, и бегать спринты он уже давно не мог. Серым мелькнула дверь в комнату отдыха. Захаров метнулся к ней, запер за собой, изнутри, и кинулся было к диванчику, но при первой же попытке подтянуть его к выходу поморщился и схватился за поясницу. Нет, так не пойдет. А что… Он выпрямился и огляделся. Да чтоб его… Эта комната была тупиковой. Из нее вела всего одна дверь. В которую – он свел плечи – только что врезался кто-то снаружи. Замок выдержал. Но надолго ли? Ну и что теперь делать? – Соболезную, товарищ академик, но вас сейчас убьют, – в голосе П-3, кажется, прозвучала печаль. – Жаль. Честно, мне даже немного нравилось. Приятно было представлять, что это я сам иду куда-то. Я помог бы и сейчас, если мог, правда. Но толку с моих советов… У любого агента вроде меня почти всё бессознательно выходит. – Как-как ты сказал? – Харитон даже отвлекся от трясущейся двери. Последняя фраза майора почти болезненно зацепила что-то в его разуме. – Последнее? Повтори! – Тело всё делает само, – ответил майор. – Но это было мое, а ваше тут ни при чем. – Да, ты прав, – Захаров с силой провел ладонью по лысине, пытаясь обдумать только что родившуюся идею. Рассуждая трезво, иного выхода у него нет. Конечно, есть риск сжечь мозг, окончательно и бесповоротно, а при гибели от рук этих… симбионтов мозг уцелеет. С другой стороны, учитывая то, как именно мертвые тела вновь стали ходить и двигаться… Нет, отдавать себя на милость этим тварям, надеясь, что молодчики из “Аргентума” найдут его тело до того, как мозг перегниет в не считываемую даже Массивом кашу… – В смысле? – Есть идея. Перчатка связана с моей нервной системой. Ты имеешь доступ к информации, которая поступает в мой мозг. – Вроде да. Но не ко всей, только от глаз там, ушей, ну… – Ты просто не знаешь, как пользоваться другой. Но я не об этом. У меня в мозгу установлен полимерный имплант. Я разработал его сам для ряда экспериментов. Есть у него одно подходящее свойство. – Какое? – Ты можешь временно взять под контроль это тело. Пять-семь минут, это максимум, потом в мозгу начинаются необратимые изменения, как при затянувшемся эпилептическом приступе. Успеем выбраться? Ничего мне не сломай, понял? – Чего? Я ничего не понял! Теряя терпение и остатки самообладания, Захаров постучал пальцем по правому виску: – Чувствуешь, где я прикасаюсь? В проекции моего пальца находится соединение “Восхода” с гипофизом и мозолистым телом. Всё, что тебе нужно, это установить связь и послать электрический разряд, но не слишком сильный, иначе всё сожжешь. Дальше разберешься сам. Агенты же всё делают бессознательно… Он не успел договорить: колени подкосились, а комната отдыха мягко, но неумолимо сменилась непроглядной белизной.