Товарищ лысый

По пути в зал спецсвязи Захаров все-таки зашел в туалет: умыться холодной водой – и заодно поглядеть на себя в зеркало. Отразившееся в нем лицо приятно удивило здоровым цветом и полным спокойствием. Пара мелких пятен крови не в счет: чужая. Ощущал он себя определенно хуже, чем выглядел. Что ж, оправдывается вклад в здоровое (на свой возраст) тело: тащит за собой подуставший дух. Но это не отменяет факта, что всё происходящее – из ряда вон. Ну не должен он стоять посреди туалета радиоцентра, от лодыжек до подбородка упакованный в бронированную униформу, и прикидывать в уме, как отбиться от очередного боевого робота. Намного правильнее смотрелся бы на этом месте майор П-3. Солдат. А не лабораторная крыса, исчерпавшая, наверное, за сегодня весь запас везения в своей жизни. Как он до этого докатился? – О чем задумались? Как комбинезон расстегивается? – коннекторы выглянули из перчатки, просканировали помещение, сверкнули ослепляющей искрой в зеркале. Захаров невольно прищурился. – Нет, майор. О том, что на моем месте должен быть ты. – Это можно устроить, – задумчиво ответили из перчатки. – Нет, – покачал головой Харитон. – Ситуация была безвыходная, но впредь не сочти за труд мое тело оставить мне. – Помнится, кто-то говорил, что тело – бесполезный придаток к чистому разуму. – Пользуюсь только тем, чем располагаю, как и ты. Тело – это средство взаимодействия с окружающим миром. Биомеханическая машина. А внутри – разум, заключенный в мозг, который стремится познать сам себя. – Как… романтично. Ничего себе. – Придержи эту мысль в синаптической цепи, – Захаров отвернулся от зеркала и зашагал в противоположную сторону помещения. Спустя несколько минут, вернувшись к зеркалам и умывальникам, он снова сунул руки под воду и некоторое время с отстраненным интересом понаблюдал, как вода большими каплями скатывается с плотного непромокаемого материала перчатки. Внезапно захотелось ее снять, чтобы смыть пот и частички пыли, наверняка скопившиеся под кромками. А учитывая время года, после снятия обнаружится еще и оригинальный загар. Вернее, его отсутствие. Здание вновь задрожало, и водопроводные трубы вдруг надсадно завыли. В них что-то застучало. – О, летнее отключение, – отозвались из перчатки. – Что происходит? – Харитон машинально посмотрел наверх. Поток, льющийся ему в ладони, стал заметно слабее, и он потянулся перекрыть кран. – “Беляш” помыться решил, – ответил П-3. – Снес, скорее всего, какой-нибудь аварийный вентиль на крыше, и в системе упало давление. Скоро всю крышу зальет. Но не думаю, что это хороший план. Мы-то уж точно не утонем. Не похоже, чтобы П-3 намекал на умение плавать. Но уточнять интереса нет. Захаров отряхнул руки от воды, смахнул капли с бровей, чтоб не стекало вниз по переносице, и зашагал обратно в зал спецсвязи. – Опять придется руки мыть, – с досадой пробормотал он себе под нос, с порога упершись взглядом в останки Ларисы. Не давая себе передумать, он оттащил погибшую в дальний угол зала, уложил лицом к стене, а на лужу крови у терминала вывернул содержимое мусорного ведра с макулатурой. Вышло так себе, но всё же лучше, чем постоянно видеть боковым зрением залитое кровью еще теплое тело. – Костер разжигать собрались? Радикальное решение проблемы. – Я… Ты же намеренно меня провоцируешь. – И зачем мне это? – Эхо эмоций. – Допустим. Это не значит, что я перестану пытаться. – Твое право. В конце концов, это то немногое, что у тебя осталось, – не остался в долгу Харитон. Из перчатки хихикнули: – Туше. – Ладно, шутки в сторону. Что было на перфоленте? – Вам не понравится. Ну или понравится – это зависит от того, как посмотреть. Сообщение в Москву. Передать его она, кажется, не успела. Что думаете? – Так успела или нет? – Скорее… нет, – с сомнением спустя паузу отозвался П-3. – Мы подошли вовремя. – Что там? Дословно. – “Статус пять. Запуск “Коллектива” откладывается на неопределенный срок. Нужна помощь. Три-восемь-два-шесть-четыре-ноль-ноль-восемь-семь”... – Достаточно, это уже подпись, – Харитон с усилием потер лоб. – Напомни, что за статус пять? – Боевая тревога с высоким риском выйти за пределы территории Предприятия. Четыре – угроза выхода низкая. Три – тревога в пределах Предприятия. Два – в пределах комплекса. Один – локальное событие. – Точно. Твою мать, – пробормотал Захаров, уже не особенно стараясь сдержаться, и ущипнул себя за переносицу. Подобная радиограмма по спецсвязи и за радиоподписью директора Предприятия не сулит ровным счетом ничего хорошего. Меньшее из зол – сюда немедленно притащится проверяющая комиссия из Политбюро. А от них на месте уже ничего не скроешь. – Что за цифры там, в конце? – поинтересовался П-3. – Подпись Сеченова. Обычно ее достаточно, чтобы получить на Предприятии доступ к чему угодно. За парой исключений, где установлена нейрополимерная биометрия. – И замки с замочными скважинами, – озорно добавил П-3. Захаров закатил глаза: – Мне нужно точно знать, отправлено сообщение в Москву или нет. Делай что хочешь, но выясни это. – Сделаю. Придется засунуть правую руку под защитный кожух терминала. Оперировать людей еще планируете? – И сохранить меня в целости, как обещал. – Ладно-ладно, мы осторожно. Вон внизу решетка, снимите ее, дальше я сам. Захаров сделал, что попросили, и присел перед переплетением трубок и проводов. Коннекторы вытянулись вперед, как будто ощупывали воздух, качнулись в одну сторону, в другую – и забрались куда-то внутрь терминала. Захаров напряженно наблюдал. Он как мог расслабил правую руку, положил предплечье на раскрытую ладонь левой, чтобы движения коннекторов могли качнуть расслабленную кисть, как маятник. Не так уж сильно, почти незаметно, но все-таки это добавляло перчатке немного свободы действий. – Почему Дмитрий Сергеевич не приделал к перчатке сварку? – пробурчали из терминала. – Даже ничего острого не дал. Так, придется вам мне помочь. Ладонь на ребро и следуйте за мной. Как под пальцы попадется трубка – попробуйте ее выдернуть. Глубоко вдохнув, Захаров аккуратно потянулся рукой в переплетение проводов. Некстати ему вспомнилось, что терминал под напряжением, а сам он стоит обеими ногами на полу – то есть, заземлен. В случае чего мало не покажется. – Ага, вот эта, – услышал он, едва пальцы уперлись в гладкую широкую трубку. – Раз, два, три! Рывок, усиленный перчаткой, с первого же раза увенчался успехом. В глубине терминала что-то затрещало, и следом за ладонью Захарова изнутри повалил белый дым. Из вырванной из недр терминала трубки плеснуло на пол что-то серое. Коннекторы забрались в трубку, через пару секунд вынырнули и скрылись в перчатке. – Первые четыре слова отправились, остальное – нет, – подытожил П-3. – Думаю, во внешнем мире этим заинтересуются в любом случае. Ждем гостей. – Других способов выяснить это не нашлось? – уточнил Харитон, отступая от расползающейлся лужи грязноватого информационного полимера. Краем тот наплыл на подсыхающую кровь и окрасился в грязно-коричневый. – Мы же все равно ломать его собирались. Вот, сделано. Быстро не починишь. Справедливо. Хотя нет, не совсем. – Я собирался перед этим связаться с главным узлом “Коллектива”. – Считайте, я только что спас остатки ваших мозгов. – От неуправляемого сварочного робота тоже спасешь? – Дайте время подумать, – уклончиво возразили из перчатки. Захаров протяжно, снисходительно хмыкнул. – Понятно. Остаемся здесь ждать “Аргентум”. И Петрова нам не видать. Вместо какого-нибудь ответа неожиданно раздался треск помех. Такого не случалось еще ни разу. Захаров насторожился, уставился на перчатку. Шутит или действительно какие-то неполадки? Спросить он не успел. – Что тебе тут надо, м? Что разнюхиваешь? – услышал он смутно знакомый резкий голос в наушнике. Где же он его слышал… – Кто это? – но он мысленно ответил себе на вопрос прежде, чем слова сорвались с губ. Кто-то из выживших, не чувствующий перед роботами страха, а даже словно бы в своем праве во всем происходящем. Здесь и сейчас на Предприятии такой всего один. – Сеченов приказал, да? Конечно, Сеченов, – продолжил Петров, как будто даже не беспокоясь, слышат его или нет. – До чего опустился старый кретин, а! Ты на себя посмотри, чумной таракан, ползаешь по своим подвалам да ищешь, кого еще полимерами заразить! Не пиши больше в “Коллектив”, у тебя ужасный синтаксис, но я всё исправил! – И ты мне за это ответишь, – ровно ответил Захаров, сжимая руки в кулаки до боли в костяшках и сразу же их расслабляя. – Я сам себе хозяин здесь, понятно? На моей стороне весь “Коллектив”, все эти роботы; скажи спасибо, что здесь и сейчас это не весь мир! Другого ты уже не увидишь… Возвращайся в подвал, насекомое! Не надо было тебе оттуда выходить. Впрочем, на Харитона это выступление не произвело никакого впечатления. А о себе он слышал сравнения и похуже. – Тебе известно, где сейчас Лариса? – Чего? Ты не представляешь, что с тобой будет, если с ней по твоей вине что-нибудь случится! Значит, правильно сменил тему. – Ты знаешь, где она? – с нажимом спросил он. – Конечно, я знаю! – Тогда там и встретимся. Сейчас. Моя ученица никуда не выйдет отсюда. Тебе всё ясно? – Думаешь, спрятался? Сдохнешь там! – заорали в наушник, так что впервые с начала сбоя захотелось достать его из уха и потрясти головой. – Мы придем за тобой! Раздавим таракана! Лариса, дорогая, жди меня, я приду и спасу тебя! Еще не стихло в ушах эхо истерического крика, как в перчатке что-то сухо щелкнуло, точно переключили радиопередачу. – Ну и дела. Что за дерьмо вместо слов? – ожил П-3. Коннекторы выплыли наружу, паря в привычной глазу магнитной невесомости, и сложились в нечто вроде китайского фонарика или веретена: – Даже я себе такого не позволяю. – Опомнился? Что произошло? – Перехват линии связи и попытка взлома. Наверное, он рассчитывал, что возьмет перчатку под контроль, но не учел, что мы отрезаны от “Коллектива”. Я надеюсь, он еще не в курсе, что за хрень стоит у вас в голове? – В курсе только я, ты и Дима. – А еще Петров наверняка засек выключение терминала в “Павлове”. Еще раз посчитаем? – Намекаешь на шапочку из фольги? – А вам пойдет. Никто даже не заметит разницы. – Я учту. П-3 не ответил, и повисла ненавязчивая тишина. Захаров задумчиво уставился в потолок, каждую секунду ожидая падения ровно на нос ошметка штукатурки. Пыль со стен и потолка уже висела в воздухе, блестя переливающимися вихрями мелких частиц в кинжально-ярких солнечных лучах. Свет пробивался в зал сквозь длинные и узкие, как в ванной комнате, окошки под самым потолком. Еще несколько секунд, и скрежет над головой резко усилился. На мгновение Захарову показалось, что сейчас бетон и арматура наконец-таки сложатся и упадут ему на голову… а затем всё резко стихло. Нет, не всё: в стоячем воздухе продолжал разноситься далекий однообразный гул. В узком окне вдруг сверкнуло что-то оранжево-красное, быстро теряющее в яркости. С громким треском стекло промялось. По внутренней стороне закаленного материала пробежали косые трещины, обнажая истинную толщину стекла. Харитон прищурился, не уверенный, что стоит доверять своим глазам. Это ведь не может на самом деле быть… – Это расплавленный титан! Течет. Во дела! Поднимемся на крышу? – Это робот расплавился? – Скорее всего, да. Других роботов поблизости не фиксирую. Но на крыше появилось что-то необычное. Надо поближе посмотреть. Через расплав не могу разобрать, как будто что-то ослепляет.