Товарищ лысый

Не доверять П-3 в вопросах безопасности Захаров оснований уже не имел. Полимерный разум солдата давно и не раз доказал, что делает всё, что только может, ради сохранения в целости носителя. Если он говорит, что снаружи безопасно – значит, так оно и есть. Поэтому Захаров покинул здание радиоцентра и, немного отойдя, чтобы стало видно происходящее на крыше, смог разглядеть там… избу. Из-под её работающих на низких оборотах двигателей все еще стекал ручеек расплавленного титана, но уже почти иссяк. Точно прочитав его мысли, кто-то в избе погасил двигатели, и повисла тишина. Лишь спустя несколько мгновений в горячем летнем воздухе вновь понеслось чириканье невидимых птиц. – Муравьева, – пробормотал Харитон под нос, не отводя ищущего взгляда от избушки. – Мы туда не пойдем, – подытожил П-3. – Почему? – спросил Харитон. Несколько вариантов он предполагал и без подсказок погибшего майора Нечаева, но стало интересно, что за версию выдаст ему сам майор. – Виноват перед ней. Нет, не так: мы оба виноваты. Бабуля дочь потеряла, не хочу ей напоминать. А вы с Дмитрием Сергеевичем были последними, кто… видел Катю живой. Ожидаемо. – Бабуле, как ты выразился, что-то от нас нужно. Ее избу не отследить, зато сама она располагает серьезным арсеналом оборудования слежения и связи. Она могла оказаться где угодно, но села точно на голову заблокировавшему нас роботу. Я не считаю это совпадением. – Разве она не подчиняется Сеченову? – Нет. Димин потолок – это “Аргентум”. Полковник Муравьева отчитывается за свою работу за пределы Предприятия. – И что у нее за работа такая? Вместо ответа Харитон саркастически изломал брови. Серьезно? – Виноват, сам дурак, – согласился П-3. – Пойдем выясним. Захаров молча скрестил руки на груди и стал ждать. Несколько следующих минут ничего не происходило. Пели птицы, лысую непокрытую голову припекало солнцем, по коже гулял легкий горячий ветерок. П-3 то и дело порывался что-то сказать, но Захаров предупреждал все попытки, сжимая правую руку в кулак. Помешать полимеру говорить это не могло, но намек транслировало вполне ясно. Дверь избы распахнулась, и наружу вышла, осторожно нащупывая носком сапога поверхность крыши, Зинаида Муравьева. Оглядевшись по сторонам, она подошла к краю, оперлась на колени руками и наклонилась, как бы желая получше рассмотреть, кто там внизу. Невольно Харитон подошел поближе. Еще, еще – и вот уже их разделяет всего несколько метров в высоту и не более метра по диагонали. Он вскинул голову, ожидая, что будет дальше. – О-о-от, Харитон, змеюка ты старая! И тебя Сеченов втянул в свои игры, – протянула Муравьева, морщась в очевидно показном сочувствии и внимательно оглядывая его с головы до ног. Не ускользнуло от цепкого взгляда, естественно, ничего, от полимерной нейроперчатки до пистолета за поясом бронированного комбинезона. – Какие игры, Зинаида? Там люди гибнут ни за что, без всякой пользы. – А у вас-то – за что-то, значит. – Муравьева недобро прищурилась, но скальпельный взгляд внезапно дрогнул и снова сменился сочувствующим: – Ну да ничего, дела прошлые, а кто старое помянет… Не выберешься ты без помощи, Харитон. Нет у Сеченова друзей, из всех он делает солдат, чтобы защищали его непогрешимые идеалы. Рада видеть, что ты жив! Каким чудом хоть спасся? – Просто повезло. Чудом, как ты и сказала. Какими судьбами здесь, полковник Муравьева? – Выживших искала. – И как, много насобирала? – Тебя первого вижу. Кругом одни трупы! Сумасшедший дом! – С этим не поспоришь. – Поднимайся, поговорим, как люди. Чайку попьем, – Зинаида взглянула в сторону пожарной лестницы, приваренной к стене. – Извини, времени нет. – Куда спешишь? – По заданию Сеченова. – Ой и дурак ты, Харитон… Дочку-то свою давно видел? Не боишься за нее? Пропадет там у Сеченова, как моя Катенька, вот увидишь! Ей-богу, пропадет! Да и от тебя тут мокрого места не останется! – Никуда не делась твоя Катенька, – раздраженно бросил Харитон и тут же прикусил язык: знает ли мать, что стало с дочерью? По таким обтекаемым формулировкам не поймешь. А злиться она может в равной степени как на “гибель” Катерины, так и на ее “жизнь” в облике полимерной матрицы балерин-близняшек. – О чем ты там толкуешь? – Зинаида пристально сощурилась. – А ну, поднимайся! Расскажешь, что у Сеченова делается, а я тебя подкину, куда путь держишь, и оружия дам какого, если надо. Давай, пока старая не передумала. – Знаешь что-нибудь про Виктора Петрова? – Знаю. Всё знаю, что тут делается. Но меняю – баш на баш! Харитон, помедлив, твердо кивнул и полез по лестнице на крышу. – Я ее отвлеку, а ты сканируй. Может, найдешь что-нибудь полезное, – пробормотал он по пути перчатке. – Не нравится она мне. Всё слишком гладко. – Так а за дочку-то не боитесь? – коннекторы выглянули из перчатки на краткий момент переноса веса с одной руки на другую. – Мне интересно. – Нет, – отрезал Захаров и аккуратно, почти на животе, чтобы не потерять равновесие, перебрался через бортик крыши. Если кому-то он и может здесь доверять, так это Диме. А у Муравьевой, очевидно, от горя ум за разум зашел, хотя навыки еще не совсем растеряла. Но за свою жизнь здесь и сейчас он тоже не опасался. Муравьевой явно что-то от него нужно, в противном случае не стала бы уговаривать и убеждать. Ученый без боевых навыков – легкая добыча, почти мишень в тире. С опытным военным ему не тягаться. Коль скоро он все еще жив – высоки шансы выведать что-то полезное и уйти своей дорогой. В избе его встретил классический советский интерьер, нарочито обыденный. Мимолетно Захаров этому удивился, но тут же признал: выставлять напоказ свои особые таланты – удел недостаточно квалифицированных, отнюдь не уверенных в себе. – Чаю? – Муравьева протянула ему чашку на блюдце. Он взял, но тут же поставил обратно на стол: – Спасибо, обойдусь. Слишком жарко. – Как знаешь. – Зинаида поджала губы, молча, задумчиво на него посмотрела. – Жарко тут кругом – не то слово. Вишь, принарядился, как молодой. Оружие носишь. – Жить не надоело еще. За робота спасибо. Но, думаю, до подхода “Аргентума” я бы и сам продержался. – Чего ты в радиоцентре-то делал? Все в бункерах прячутся, кто добежать успел, а ты чего? Вышел погулять, смотри ж ты. Не тебе по боевому полигону бегать, Харитон. Или Сеченов попросил – и ты пошел? – Сеченов попросил, – спокойно согласился Захаров. Очевидно, Дима чем-то сильно не угодил бабуле. Неужели всё дело лишь в Катерине? – Ни с кем не считается, – сокрушенно покачала она головой. – Даже до тебя добрался. Вот зараза, а? А выслал бы этого вашего программиста в лагеря – и ничего не произошло б. – Думаешь, одному Петрову такое по зубам? – “Атомное сердце” испытать в действии на ближайшем полигоне? Конечно, не ему одному, – ответила Муравьева. – Наверняка остальных принудчиков подбил помочь ему. А не будь его – может, и не стал бы никто мстить Сеченову. Что ж делается-то, а? Захаров нахмурился, но помедлил, осененный внезапной мыслью. На всем Предприятии мест, откуда можно выйти на связь с внешним миром, не два, а три. Третье – прямо здесь. – Мне нужно в “Вавилов”. И отключить на время тамошних роботов. Сеченову нужен Петров, желательно живым. Я знаю, ты можешь помочь. Что хочешь взамен? – Взамен? А ничего, – внезапно выдала, подбоченившись, Зинаида. – По крайней мере, прямо сейчас. Доконал этот дурдом, чем быстрее он закончится, тем лучше. Пообещай мне услугу и, считай, договорились. – Какую услугу? – Когда всё закончится, добудь мне что-то, что осталось от моей Катеньки. Сеченов тебе отдаст. Хочу похоронить по-человечески. Он же пустые гробы закопал! – Ты что, в Катиной могиле рылась?! Совсем с ума сошла, бабка? – внезапно раздалось из перчатки. Харитон едва успел сдержать гримасу. Всё так хорошо шло, а вот что будет сейчас… – Что это? Кто это? А ну, покажи! – Зинаида мгновенно ринулась к его правой руке, вцепилась крепкими сухими пальцами в запястье, не позволяя отвести руку за спину: – Ты еще кто?! Отвечай! – Да никто. Отвяжись, больная! – Коннекторы резко потянулись к ее лицу с явной целью вызвать желание отшатнуться. Не вышло: Зинаида перехватила полимерные провода и присмотрелась к ним. Непонятно, что именно пронеслось в те мгновения в ее голове, но лицо исказилось в неподдельном изумлении: – Сережа? Это ты, что ли? – Тамбовский волк тебе Сережа, баб Зина. Говорю, отвали и руками не трогай! Муравьева вскинула покрасневшее лицо, щеря нижние зубы, глаза впились взглядом в Харитона: – Вы что с ним сотворили, ироды? И с Катенькой моей… и с ней то же самое стало? Очевидно, про перенос в полимерную матрицу она не знает. Пока лучше ей и не знать. Только бы П-3 опять что-нибудь не вякнул! – Я понятия не имею, что Сеченов сделал с Катериной, – Харитон постарался искренне отыграть недоумение. – Я даже не думал… Постараюсь разузнать для тебя, когда всё закончится. – Ничего ты не разузнаешь, – с горечью и злостью бросила Муравьева. – Я подозревала, что Сережа Нечаев не просто так не вернулся из Болгарии, как и доченька моя. Сеченов своих лучших агентов сгубил ради этих адских полимеров, куда уж тебе с ним тягаться? В лучшем случае, станешь такой же бесполезной полимерной дрянью! – Чересчур много ты знаешь про полимеры для офицера связи, – Захаров скрестил руки на груди, незаметно сжимая правую ладонь в кулак. – Знакомые в “Аргентуме” или в Академии Последствий? – По сути, это одно и то же, – неожиданно спокойно ответила Муравьева: довольно легко взяла себя в руки. Впрочем, по долгу военного обязана. – Сережу, значит, заточили в перчатку и обязали присматривать за тобой? Чуть что не так – сразу сообщит Сеченову. Бабулю уважать перестал, ни во что не ставит. Ну ничего. Закончишь с Петровым – возвращайся ко мне, и мы вместе решим, что делать. Главное, не затягивай. Бойцы Сеченова с каждым часом всё ближе. Присядь пока, попей чаю. Скоро будем на месте. Зинаида удалилась в другую комнату, захлопнув за собой дверь. Харитон присел на диван, догадываясь, к чему всё идет, и не ошибся: пол под ногами задрожал. Зарокотали мощные двигатели, поднимая секретную мобильную базу в воздух.