Товарищ лысый

Электромагнитное восприятие было само собой разумеющимся – для нейрополимерного состояния. К нему оказалось легко привыкнуть. И вдруг оно стало казаться бестолковой, бессмысленной мешаниной, дурным сном, отягощенным давно забытым ощущением… грузности и тяжести? Какие-то звуки явно технического происхождения: гул, шуршание, треск, – резали слух. Единственный – поначалу – источник информации о мире, непривычно куцый и бедный. Правда, с каждой секундой звуки становились все более четкими и хорошо различимыми между собой. Гул – электромоторы. Шуршание – как будто от бумаги. Треск – скорее, не треск, а цокот… перестук подбитых чем-то твердым подошв или каблуков. В нецеленаправленные размышления вклинился голос: – Кощей? Говорит Аленушка. Плутоний просыпается. Прием. “Аленушке” что-то ответили. Слишком тихо; неразборчиво. Благодаря новым звукам попутно удалось соотнести местоположение себя – кем бы он сейчас ни был – и их источника. Слева, на девять часов. Треск-цокот – тоже оттуда. Девушка на каблуках, значит. Кругом аппаратура… бумаги… Больница? “Павлов”? – Хорошо, все данные принесу тебе в кабинет, – снова непривычно громкий голос вмешался в его сумбурные рассуждения. – Жду Волшебника и иду к тебе. Конец связи. Затрещала, разрываясь, лента. Очевидно, выползала из каких-то аппаратов, а неизвестная невидимая “Аленушка” снимала показания. Сергей попытался вспомнить, где у него веки, и открыть глаза, но свет резанул по ним больнее даже, чем шумы – по ушам, и он сипло, не узнавая свой голос, застонал. Быстрые шаги, приближающиеся к нему. Звук дыхания. Сергей потянул воздух, расправляя легкие, носом и ртом, и внезапно осознал, что тоже дышит, просто не обращал на это внимания. – Слышишь меня? Если слышишь, не открывай глаза. Этими ты еще никогда не пользовался. Не испорти раньше времени, – заботливо, но деловито сказали ему. Мягкая ладонь пятном тепла легла на лоб, прикрывая глаза, заслоняя чернотой мутную красноту. Сергей послушался и со вздохом постарался расслабиться. Постепенно в зону восприятия себя в мозге, к лицу и грудной клетке, добавились плечи, запястья, спина, колени, пальцы ног. Пятками, задней поверхностью бедер, лопатками, плечами и затылком он опирался на что-то теплое, но твердое. Койка? Операционный стол? Он шевельнул пальцами правой руки. Подушечками он считал гладкую, чуть скользкую текстуру. Нагретый металл? Он перевернул кисть ладонью кверху, поймал и смял краешек “одеяла” – шершавое. Хлопчатобумажная простыня, скорее всего. Как в морге, ей-богу. Сергей хрипло хихикнул и вслушался в мгновенно исчезающее эхо. Он едва помнил, что было раньше. Может, из-за обилия новых впечатлений. Но считать собственное тело чем-то новым… Это чем же его так приложило?.. Или оно… Нет, оно и впрямь новое. Он был… нет, он, можно сказать, не был. Кажется, он был мертв. Даже, пожалуй, хуже, чем мертв, потому что уже не чувствовал себя самим собой… большую часть тягучего, бесконечного времени. Он считал именно так. – Что смешного? – с интересом спросила у него “Аленушка”. – Да так… Я же не в морге? – просипел он и откашлялся. – Где я? – Советский Союз, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год, Предприятие 3826… – начала старательно перечислять невидимая сотрудница. Ага. Значит, все-таки Предприятие. Ну, стоило этого ожидать. Где еще водятся сказочные персонажи и волшебники? Точнее, один вполне конкретный Волшебник… Его рук дело? Скорее всего – да. – Я понял. Короче. Ближе к делу. – Шутник и вояка, – протянули рядом. – Психопортрет прежний, значительных перемен нет… Последнее слово за руководителями, конечно, но, по-моему, всё получилось. – Ты меня знаешь? Кто ты? – Ассистент проекта. – Тут едва слышно скрипнули петли двери, и сотрудница прервалась: – Дмитрий Сергеевич, пожалуйста, сдаю пост. Он приходит в себя очень быстро, уже разговаривает и шутки шутить пытается. Могу идти? – Да, Нинель, спасибо. Дальше я сам, – ответил ей очень знакомый голос. Шаги девушки – Нинели (знакомое имя, где он его слышал?) – прозвучали, быстро удаляясь, в направлении скрипа дверных петель, но вдруг стихли: – Я выключу свет или вам нужен? – Пускай привыкает. Погаси половину. В ответ – щелчок выключателя, и, судя по поблекшему красному с изнанки век, ближайшие к Сергею лампы погасли. Он поднял руку и поднес к лицу, надеясь, что координация его не обманывает. Коснулся своего носа, провел чуть выше, заслонил глаза – и осторожно их открыл. Расплывающиеся пятна и фигуры постепенно набрали четкость. Сергей убрал ладонь от лица, как только смог сфокусировать взгляд на своих пальцах, и огляделся. Просторное помещение лаборатории было собрано из стекла, бетона и металла; в стенных нишах, как в метро, невидимые лампы имитировали дневной свет, бьющий в окна. От головы, груди, рук и ног тянулись провода датчиков. Стоило их увидеть – и кожа мгновенно зачесалась. Захотелось немедленно поснимать с себя их все. Сергей потянулся к ближайшему, на внутренней поверхности плеча, и отклеил аппликатор. Аппарат пискнул. – Сергей, не торопись. Всё хорошо, ты в безопасности, – Сеченов был одет в лабораторный халат поверх привычного взгляду костюма. Правый карман оттягивало что-то тяжелое и продолговатое. Похоже, фонарик и еще какая-то неопознаваемая штука, похожая на маленький молоток. Дмитрий Сергеевич шагнул ближе и протянул ему руки: – Можешь сесть? Я помогу. Было непривычно снова смотреть глазами. Да и с ощущениями габаритов тела творилась какая-то ерунда: еще недавно Сеченов помнился ему значительно выше. А сейчас – тонкий, худой и какой-то напрочь уставший, с больными блестящими глазами, окаймленными краснотой. Сергей не стал опираться на его руки и сел сам. Тут же ухватился за край поверхности: закружилась голова. Ноги он поставил на пол и повел плечами от холода. Неприятно… но, с другой стороны, это тоже ново, необычно и интересно. Что там, под ногами, не глядя? Что-то гладкое, но с полосками-промежутками, которые чуть щекочутся… Плитка. Он взглянул себе под ноги и улыбнулся. Правильно. – Сергей, возьми меня за руки. Сожми пальцы так сильно, как сможешь. – Да ну, зачем… Я их вам все переломаю, – пробормотал Нечаев. – А ты попробуй. Он попробовал – и с удивлением обнаружил, что мышцы совсем слабые, еще и слушаются с задержкой, как у внезапно разбуженного человека. Сеченов давления на пальцы либо не ощутил, либо талантливо не подал вида. Правда, от прямого долгого взгляда (Сергей зацепился за знакомый образ и всё пытался вспомнить связанное с ним что-то очень важное) почему-то слегка смутился и откашлялся, отводя взгляд первым. – Хорошо, можешь отпустить. Смотри на молоточек, – названный предмет оказался в руке как по волшебству. Плавно вправо, потом – влево, вверх, вниз… Потом – фонарик. Неприятно, но недолго и терпимо. Сеченов слегка кивнул и подошел поближе сбоку, чтобы проверить рефлексы на локтях и кистях. Сергей с живым любопытством наблюдал, как расслабленная конечность подергивается от метких постукиваний по сухожилиям. – Вы мне объясните, шеф? – Неврологический осмотр. Я должен убедиться, что ты в состоянии идти самостоятельно. Потом получишь программу реабилитации. Походишь к нашим физиотерапевтам, начнешь с лечебной физкультуры… йоги, если захочешь… потом можно будет вернуться к силовым тренировкам. – Вас как всегда очень много, – усмехнулся Сергей. – И ничего по делу. Давайте серьезно, я это заслужил. Вы вернули меня к жизни. – Ты не умирал. – Я не согласен. – Да, я слышал об этом. Но ты ошибался. Мы еще не умеем воскрешать мертвых. – Вы умный. Все вы можете, просто скромный. – Ну, сынок… – и, что бы Сеченов ни хотел сказать дальше, он осекся. Да, теперь это звучало… иначе. То есть, всё это – правда? – Это правда. Ваш прямолинейный коллега мне не солгал? Это вы – мой отец? Повисла тишина – почти пугающая. Обычно многоречивый и талантливо сглаживающий любые углы, Сеченов внезапно показался пойманным на крючок за самое уязвимое место: – Я… Да. Прости. И всё. Его начальник и, как оказалось, ближайший кровный родственник выглядел в ту минуту таким потерянным, – неизвестно, правда, искренне или изображал для пущего сочувствия, – что Сергей тут же потянулся его успокоить: – Да ладно вам. Это ж в прошлой жизни было. Я не в обиде. Хочу вернуться на службу, если смогу. Куда ж я от вас? Дмитрий Сергеевич покивал, глядя в пространство. Широкая ладонь Нечаева, опутанная проводами, так и лежала на его худом плече. Внезапно Сергей осознал, что его начальник еще меньше, чем кажется издали во всей этой одежде. Интересно, в кого он сам тогда такой? Как выглядела мама, бабушки-дедушки… Неважно. Было в прошлой жизни. Очевидно, у нового тела происхождение отличается от традиционного. – Кстати, а откуда взяли тело? Кажется, оно такое же, как… – Вырастили клон. Да, точно такое же. Это не моя работа, Сережа, я помогал только морально. Харитон сказал бы, что я скорее мешал, с него станется. – Где он? – Сергей огляделся. Но они здесь были по-прежнему только вдвоем. – Заперся у себя в кабинете. Сказал, что если первым попадется на глаза клонам, то станет как матушка-гусыня, а у него уже есть один гусенок. Они ненадолго замолчали, глядя друг на друга. Первым прыснул Нечаев. Сеченов не смог удержаться и тоже рассмеялся. Потерявшего бдительность, Сергей подтянул его за плечо поближе к себе и заключил в объятия. Изо всех сил – пока мог не бояться, что от чрезмерных чувств затрещат чужие кости. Незаметным образом всё, что он пропустил, всё, что пережил в форме нейрополимерного хранилища личности, само собой улеглось в голове, и он ощутил, что чувствует себя цельным. Не хватало только… конечно, только Кати. Он огляделся: – А Катя?.. Где она? – Не здесь. Пока не здесь. Прости. С ней сложнее. Ничего не могу обещать, но мы сделаем всё, что в наших силах. – Тогда я просто обязан остаться у вас на службе. И Харитона вашего я все равно найду. – Только осторожно. Мне он еще пригодится. – Так точно.