Изумрудик

Если бы кто-то посторонний находился в доме Мраксов, его непременно схватил бы инфаркт, видя мимо пробегающую руку, ногу, а то и голову. Гарри не мог перестать носить мантию невидимку, что, по словам дедушки, являлась древнейшим артефактом, передававшимся от отца к сыну. Именно папа был последним её хозяином. «Неважным», как выразился Марволо, после вопроса, почему она снова оказалась у него. Будь тогда Сириус рядом, немедленно бы возмутился, защищая друга. Марволо рассказывал о шалопае-сыне в отсутствие Блэка, попивая настой из подаренных лекарственных трав. Подарок, сделанный своими руками, дедуля высоко оценил. Гарри получил не только тёплые слова и улыбку — деда его поцеловал! Сириус тоже получил травки, но помимо способа заварки, имел также вариант крутки. — Если уж куришь — кури полезное! — с такими словами юный Мракс отдал в руки крёстного подарок, честно купленный в магазине, поскольку вырастить такое самому сложновато. Растить травы для подарка деду и то помогали. На крыше школы располагалась по-настоящему шикарная теплица, в которой можно выращивать всё, что захочется, если это не запрещено правилами. Гарри всё о ней рассказал, когда дедушка стал расспрашивать. Что же касается подарка Сириуса — это была самая крутая вещь, помогающая расслабиться. Проигрыватель с записью более сотен природных звуков. Шум моря, звуки дождя, грома, ветра, водопада, пение птиц, стрекотание сверчков, кваканье лягушек и многое-многое другое. Гарри испробовал подарок в тот же вечер, перед сном, да так и заснул под звуки сверчков. Их очень не хватало, ведь холодная зима сковала природу белоснежными, льдистыми цепями. А утром мальчик проснулся с ощущением летнего дня. И лишь пейзажи за окном вернули в снежное настоящее. Через два дня после приезда, Сириус сопроводил его в гости к маггловской родне, где они увидели, как могут украшать дом обычные люди. Визит был короткими, поскольку Марволо отпустил их на пару часов, но этого было достаточно. Бабушка и дедушка по маминой линии души не чаяли в Сириусе. По характеру, заразительному смеху, даже каким-то жестам, он был копией Джеймса, которого пожилая пара стала считать своим сыном, видя как счастлива с ним дочка. Они душевно поговорили и разошлись, взяв с Сириуса и Гарри обещание заглянуть на пару деньков на летних каникулах. Такими были первые пару дней каникул — веселыми, немного суматошными и наполненными ощущением праздника. Но эти чувства отошли на задний план от натиска любопытства, когда Гарри увидел в кабинете деда шкатулку на каминной полке. Она всегда там стояла, но до этого мальчик не обращал внимания на гравировку. Тех самых Даров смерти. Тогда этот треугольник казался запирающей руной. Пока дедушка спал, Гарри надел мантию и пробрался в кабинет. Шкатулка оказалась не заперта и любопытство взыграло сильнее. Пальцы от перевозбуждения слегка дрожали. Когда он медленно поднимал довольно тяжёлую для такого размера крышечку, то почти не дышал. И только увидев внутри на бархатной подкладке золотое кольцо с вставленным обсидиановым камнем, Гарри вспомнил как дышать. Именно камень являлся главной ценностью. Воскрешающий. Именно он. Гарри слышал невнятный шёпот, исходящий от него. Рука сама потянулась к кольцу — и воздух наполнился густым, серым туманом. Мантия соскользнула с плеч и комом упала к ногам мальчика. Тот двумя руками зажал кольцо, боязливо оглядываясь. Серый туман, заполонивший всю комнату, начал формироваться в странные фигуры, пока Гарри не смог распознать в них человеческие. И не просто каких-то незнакомых людей. За давностью лет он бы их и не узнал, ведь любые воспоминания тускнеют со временем, но увиденные маггловские фотографии в доме родителей мамы не давали тому произойти. — Мама? Папа? — боясь, что разум подводит, Гарри разглядывал их, обомлев. Не смея надеяться на правду. — Это… вы? Правда, вы? — Мы, дорогой, — улыбнулась мама, с любовью и грустью смотря на сына. — Ты так вырос, Гарри. Мой мальчик. Мой милый, храбрый мальчик. — Как ты, сынок? Сколько тебе сейчас? — поинтересовался отец, присев перед ним на колени. Тот вид, в котором предстали его родители — нечто иное, чем описано в книгах. Рука с крупной ладонью поднялась и оказалась на его лбу, но Гарри не ощутил её. Прикосновение напоминало дуновение дыма. Такого же лёгкого, мимолётного и распадающегося. Без холода, чем обычно чреват контакт с призраками, но с тем же трагичным и саднящим до боли в груди чувством пустоты. Нельзя почувствовать их тепло, запах, плотность, который они излучали бы через тело. — Мама… Папа… Гарри верил своим глазам, но старая боль потери вновь вспыхнула ярким костром, от которого он рухнул на колени. Крупные слёзы потекли по щекам. Он не мог их сдерживать. Как и сильный плач, рвущийся из груди. Так он и сидел перед двумя призрачными фигурами родителей, которые с понимающей грустью смотрели, как их ребёнок плачет навзрыд, прижимая к груди мантию невидимку. Они должны быть рядом. Держать его в своих мягких объятиях так же, как снег за окном бережно окутывает деревья. Встречать с ним Рождество, отправлять в школу, направлять по жизни. Но они не могли. Их не было рядом. Они являли собой лишь бледные копии, тем самым терзая своего сына. Но пока кольцо с камнем зажаты в кулаке, они оставались прикованы к сыну, от которого не посмели бы уйти добровольно. Гарри просидел на полу неизвестно сколько времени. Слёз было выплакано слишком много. За всю жизнь он столько не плакал, сколько сделал это сегодня. Так ему казалось, пока он вытирал глаза, нос, и вообще всё лицо, стараясь не обращать внимание на головную боль. А родители продолжали находиться рядом. Теперь оба сидели перед ним на коленях, в ожидании, когда он успокоится и сможет с ними поговорить. Они должны ответить на вопросы. Рассказать о себе всё, что сын не знал о них. Узнать, как он живёт. Неважно, сколько времени это займёт. И неважно сколько ещё им придётся находиться в мире, который теперь встречает их невыносимым жаром раскалённых песков пустыни. Призраки ли, духи, тени, копии — кем бы они сейчас ни являлись, они всё равно его родители. — Спрашивай, Гарри, — мягко подтолкнула мама, видя, что он готов говорить. — П… П-почему вы умерли? — слова не сразу сложились на языке, буквально с болью продираясь через скованное спазмом горло. Он думал, что готов. Что взял себя в руки и сможет поговорить, с твёрдостью в голосе, но после первого же вопроса нахлынула новая волна, снова стало трудно дышать, снова рвалось скуление. Но слёз не было. Он выплакал их слишком много. Только головная боль начала усиливаться. Лили и Джеймс переглянулись между собой. С молчаливым кивком, мужчина принял на себя участь рассказать о страшном дне: — Нам позвонил агент по недвижимости и сказал, что есть несколько подходящих домов, осталось только посмотреть и выбрать, какой понравится. Даже сейчас в глазах отца Гарри замечал осколки воодушевления. Тогда они думали только о том, как улучшить условия растущей семьи. — Мы давно хотели купить дом побольше, чем тот, в котором жили. Так что мы поехали. У нас была своя машина. А потом вдруг громкий хлопок, я потерял управление, и мы рухнули с дороги в дерево. А потом взрыв. И всё. Короткая и безжалостная история, убивающая своей будничностью. Гарри прижал руки ко рту, всхлипывая сильнее и крепко зажмуриваясь. Картина в голове была такой красочной, словно это воспоминания. Он не хотел это представлять. Не хотел, чтобы страшные видения вставали перед глазами. Ему было так больно. Так страшно. Он, в окружении родных, но таких холодных, таких… неживых. Всего лишь дымка. Мотая головой, Гарри сжимался в маленький беспомощный комочек. Он хотел тепла. Хотел живых глаз и улыбок, тёплых рук и живого запаха. Но не получит, довольствуясь лишь призраками, которых можно слышать и смотреть. — Почему меня не было с вами? — Мы попросили соседку посидеть с тобой. Тебя очень утомляли долгие поездки, а нам пришлось бы много ездить. — Мы рады, что тебя не оказалось рядом с нами, — взяла слово мама и протянула руку. Будь она материальна, непременно коснулась бы волос Гарри, ласково их растрепав. — Ты должен жить, дорогой. Будь счастлив в мире живых. Не зацикливайся на прошлом. — Правильно. Помни, но не давай захлестнуть себя, — отец также смотрел на него, держа свою руку, которую обязательно положил бы ему на плечо. — И… Прости, что я не успел познакомить тебя с дедом. Мне стоило проявить больше тщания в его поисках. — Ты счастлив с дедушкой, дорогой? — поинтересовалась мама. — Угу, — покивал Гарри. — Он заботится обо мне. Может дела отложить ради меня. Только мы о вас не говорили. Ему нечего о вас рассказать. — Потому что он не знал нас. Но мы счастливы, что тебя он принял. Хотел бы я увидеть сейчас старика, — усмехнулся отец. — Он не похож на старика! Совсем! — Гарри возмущённо посмотрел на отца. Дедушка выглядел очень молодо, а от слова «старик» в голове возникали только картинки немощных длиннобородых мужчин с трясущимися руками. — А твой папа похож, — мальчик перевёл взгляд на маму. — Им и положено по возрасту, не имея волшебных сил, — ответила Лили, и вновь безуспешно попыталась погладить ребёнка по голове. — Часто навещаешь дедушку и бабушку? — Раньше только пару раз в год, потому что дедушка не любит ходить в маггловские края. Он и их самих не любит, но терпит ради меня. Когда Гарри был ещё совсем маленьким, он не понимал этого. И только потом до него дошло, почему дедушка Марволо предпочитал отправлять его в компании крёстного. — А теперь я их чаще навещаю в компании с Сириусом. — Сириус! — поражённо смотрел на него Джеймс, схватившись за голову. — Мерлин, он вернулся?! И… Неужели отец подпускает Бродягу к вам? Немыслимо! Когда мир так успел перевернуться?! — Когда вы решили этот мир оставить, — прозвучал холодный голос у дверей. Все трое обернулись. На пороге стоял хозяин дома. Очень злой. И в тоже время обеспокоенный. — Дедуля… — всхлипнув, Гарри сорвался с места. Он больше не маленький, чтобы проситься на руки, да и тяжёлый, но сейчас хотел ощутить тепло и твёрдость чужого тела. Дедушка не иллюзорный. Он осязаемый. Живой, тёплый и непременно с запахом чая. Настоящий. Не призрачная дымка. Сначала Марволо присел, принимая влетевшего в него ребёнка, а затем поднялся, крепко его обнимая. Картины увиденного хватило, чтобы обозлиться на уже мёртвых сына и невестку. Своим появлением они разбередили старые раны Изумрудика, которые он залечивал с таким трудом, не зная и не имея опыта, как это делать. Потребовалось много сил и терпения. А теперь его труды могут пойти насмарку! Сколько ему придётся следить за тем, чтобы мальчик восстановился? — Ну здравствуй, отец. Ты и впрямь не похож на старика, как Гарри и говорил. — Не делай вид, что удивлён, — Марволо безразлично скользнул по фигуре мёртвого сына. Невестку он даже не удостоил взгляда. — Вовсе нет. Я знаю, как ты этого добился, — Джеймс с иронией смотрел на него, прекрасно помня их последний разговор перед тем, как он покинул дом. — Наконец-то твоя магия действительно полезна и пойдёт на добро — на воспитание внука, а не на одного только себя. Прогрессируешь. — Закрой свой рот, — ещё сильнее разозлился Марволо. Гарри на его руках тихо плакал, до боли сжимая кольцо, и мужчина не мог себя контролировать. Не будь паршивец призраком, дал бы хорошую затрещину. Или бросил бы сильное жалящее. А то и трёхсекундное профилактическое Круцио. — Не я должен воспитывать. Это твой сын. Но ты оказался слишком глуп и слаб, чтобы защитить свою семью. — Это ты угрожал семье. Ты, твоя опасная магия и не менее опасные последователи, — сверлил его взглядом Джеймс. — Уйти от тебя было лучшим решением. Только благодаря этому нас убили не охотники за властью, а просто авария. — Ни тебе, ни матери никогда не угрожала реальная опасность, пока вы были рядом со мной, — Марволо подошёл ближе, чувствуя дискомфорт от фигуры мёртвого сына. — Ты выбрал свой путь. А расплачиваться за него Гарри. Отдай мне кольцо, — куда тише и очень осторожно, почти ласково, попросил он внука, касаясь губами его головы. — Не хочу, — подняв взгляд, Гарри посмотрел на деда и отрицательно помотал головой. Не в силах ощутить их тепло и прикоснуться, он мог хотя бы услышать их голоса, увидеть их. Лучше так, чем совсем никак. — Не могу. Хочу, чтобы они были со мной. — Изумрудик, — Марволо поймал его загнанный, влажный от слёз, взгляд, почти касаясь его лба своим, — нельзя долго контактировать с этим артефактом. Он также опасен, как и зеркало Еиналеж. Ты помнишь, я рассказывал о нём. Помнишь, что оно делало с волшебниками. — Помню. И сказку я тоже помню. После рассказа о Дарах, Гарри всё-таки прочёл сказку, чтобы понимать то, что ещё в детстве ему должны были рассказать. — Но я не могу. А они ничего плохого мне не сделают. — Сынок, милый мой, — мать смотрела на него с невыразимой печалью. — Мы знаем, ты очень нас любишь. Как и мы тебя. Мы чувствуем, как тебе больно от того, что мы не можем полноценно быть с тобой. Но дедушка прав. Так нельзя. Тебе нужно жить дальше, не оглядываясь на нас. — Отдай кольцо, — снова попросил Марволо, чувствуя, как одна капля слёзы падает на его щеку. Мальчик зажмурился и крепко сцепил зубы, будто сдерживая болезненный стон. Или крик. — Я буду с тобой, Изумрудик. Столько, сколько пожелаешь. Отдай кольцо. От руки Гарри шла дрожь, с которой он сжимал кольцо. Он не мог разжать ладонь. От мыслей, что его родители снова исчезнут, будто их никогда не было — разрывалось сердце. Он всего лишь тоскующий ребёнок… — Ты всегда будешь в наших сердцах, сынок. Дедушка о тебе позаботится. Голос матери звучал ядовитой колыбельной, ей хотелось заслушиваться и не слышать ничего другого. — Я хочу к вам… — мальчик беспомощно перевёл на них взгляд. — И оставить дедушку одного?! — утрированно ужаснулся отец. Он намеренно дурачился. — Да ты что?! Он же без тебя пропадёт! Запрётся навсегда в пещере и одичает там! — А мы тебя подождём сколько угодно, малыш. Нам некуда торопиться, — уговаривала мама. Секунды покоя хватило на то, чтобы рука разжалась. Кольцо выпало из окровавленной ладони, отпуская призраков. Те растворились в дымке. Последнее, что Гарри увидел, их тёплые улыбки. За тихим всхлипом второй волной накрыло горькое рыдание. Но теперь он не был один среди призраков. Не сжимал в руках, вместе с кольцом, мантию, в надежде хоть за что-то зацепиться. Большие руки дедушки держали его и гладили. Тихий, бархатный голос успокаивал метавшуюся душу. Тёплое, крепкое тело согревало его, казалось, закоченевшее, вместе с сердцем. Окутывающий и настоящий аромат земляники тоже вносил свою лепту. Этого никто не мог подделать. Такое можно ощущать только в реальности, которая нередко проявляет жестокость. — Дедушка… — Я здесь, родной, — тихо говорил Марволо и медленно раскачивался с внуком из стороны в сторону. — Я т-так… мне… хорошо, что… т-тебя можн-но… обнять. Мужчина ничего не ответил, только обнял сильнее, положил одну руку на затылок и поцеловал ребёнка в лоб, прикрывая глаза. Он готов сидеть, стоять в объятьях с ним хоть весь оставшийся день. Говорить, если нужно. Молчать, если нужно. Терпеть истерики, крики, удары, обвинения. Все эмоции, что могут нахлынуть на дитя, разбитого встречей мёртвых родителей. Он их возьмёт на себя. Вместе с кошмарами, которые те принесут с собой. Лишь бы только внуку стало лучше. — Н-надо замотать… — всё ещё заплаканным голосом попросил мальчик. Ладонь кровоточила, расцарапанная острыми гранями Камня. Будто взял с ребёнка кровавую дань за призыв родителей с того света. Видеть на нём раны было неприятно. Марволо сморщился, будто сам получил царапины. Перехватил ладошку внука и поцеловал больное место. — Идём, Изумрудик. Сейчас приведём тебя в порядок. — Угу, — подавленно кивнул тот, всё ещё не способный на полноценный разговор. Но секундой позже попросил: — Отпусти меня. Тебе тяжело. Мальчик о нём беспокоился. Словно это вошло в такую привычку, что собственное плачевное состояние отходило в тень. Марволо не хотел это принимать. Важнее не его комфорт, а комфорт ребёнка. Только сильнее прижав к себе мальчика, мужчина вместе с ним вышел из своего кабинета, нарочно пиная чёртово кольцо, лежащее на полу. Знал бы, сколько с ним будет бед, никогда не положил бы на видное место. — Мне не тяжело. Я отпущу только при перевязке, и если тебе самому захочется. — Не захочется, — Гарри потёр подрагивающей рукой усталые, опухшие и покрасневшие глаза. Контроль возвращался к нему. В маленьких дозах, как песчинки в часах. — Сейчас я хочу быть с тобой. И чай. И, видимо, принять лекарство, чтобы избавиться от головной боли. Марволо нёс Гарри в его комнату, по пути раздавая приказы. Уложив на кровать, мужчина сел рядом, гладя волосы и заплаканное лицо мальчика. Когда тот только появился в его доме, слёзы казались другими. Более поверхностными, ведь для детей плакать — не диковинка, они часто выражают чувства подобным образом. Сейчас Гарри одиннадцать. От воспитания Марволо он стал более серьёзным мальчиком, который не стал бы плакать по пустякам. И чем горестней причина, тем сильнее Марволо ощущал боль за него. Сын даже мёртвым умел приносить проблемы. А это уже серьёзная причина взяться за расследование его смерти. Марволо не хотел в это влезать. Ему достаточно было знать, что Гарри отпустил их и живёт настоящим. Сегодняшний день показал, что это не так. В школе внук узнал о Дарах Смерти. Марволо сам ему подарил один Дар. А теперь любопытный мальчик добрался до второго Дара. Опасного в неумелых руках и слабой душе, потерявшей близких людей. Марволо снова корил себя за то, что не убрал его не просто с глаз, а ещё и под замок. С другой стороны, зачем он сам хранит его? Ему никто не ставил такую задачу, оплакивать тоже некого. Тот же сын не вызывал отцовского горя после смерти. Просто держит в шкатулке, как бесполезный трофей, который теперь ещё и представляет опасность для внука. По себе он не знал, а потому мог лишь догадываться, станет ли магический артефакт источать зов, чтобы невинная, чистая душа снова прикоснулась к нему, медленно сходя с ума. Камень мог вызвать разрушительную зависимость. Нужно что-то сделать. Если понадобится уничтожить древний артефакт, Мракс приложит все силы, но разберёт его на части, раздавит и взорвёт, не оставляя и пыли. Домовик принёс лекарства, а с ними и травяной, успокаивающий чай. Из коллекции самого мальчика. Почувствовав знакомый запах, он даже позволил себе слабую улыбку, свободной рукой берясь за чашечку, пока с его второй ладонью колдовал дедушка. Залечивание. Марволо занимался этим крайне редко, чаще ограничиваясь обычным обеззараживанием и позволяя природе самой делать своё дело. Стал бы он вообще заниматься чем-то подобным, если бы не внук? Вряд ли. Когда ранки были заботливо смазаны мазями и перекрыты бинтом, можно было успокоиться за чаем. Он скинул ботинки и устроился рядом, на свободной стороне. С помощью левитации чашка плавно прилетела в руки. Гарри подобрался чуть-чуть ближе и прижался к его руке. Чай пил осторожными, маленькими глотками. Горячими, потихоньку согревающими, но… безвкусными. Пока он находился в таком состоянии, мало чего ощущал. Ни боли, ни голода, ни холода. Тот же чай он попросил больше по привычке. Он всегда служил символом покоя, в котором сейчас остро нуждался. И когда он закончился, Гарри слепо потянулся к теплу рядом. Дедушка его с готовностью обнял. Более того, перетянул на себя. Мальчик почти развалился на его груди. Чувствовал, как большие, тёплые руки родного человека гладят по спине и голове. Согревают не хуже чая. Будто он заледенел, а теперь таял. И там, где гнездилась душа, суть которой он пока не понимал, уже болело гораздо меньше. Он начал думать и понимать. К примеру то, что сам виноват в случившемся. — Ты простишь меня? — За что? Прозвучал глубокий, тихий голос над головой. И Гарри прикрыл глаза, наслаждаясь им. Так было всегда. С раннего детства. С первых дней его появления. Он заслушивался голосом дедули. Особенно, когда тот рассказывал сказки. — Зашёл в твой кабинет. Полез в твою вещь. И если первое допускалось, когда Марволо сам там был, то второе — нехорошо. — Я сам виноват. Не стоило оставлять на видимом месте такую опасную вещь. Ты ведь всегда был любопытным ребёнком. От того, что его не станут отчитывать, стало легче. В своём плачевном состоянии мальчик бы точно не перенёс отчитывание, негромким и будто бы отравляющим голосом, от которого хотелось свернуться комочком. — А откуда он у тебя? Его ведь столько ищут. — Я давно собрал все Дары Смерти. Ещё когда был Министром. — Что?! — опустошение отступило перед шоком. — Как? Правда?! Дедушка никогда ему не врал, это аксиома. Он скорее не верил своим ушам. — Да, правда, — спокойно ответил тот, с лёгким кивком, и положил ладонь на щеку ребёнка, — легенда о них слишком раздута. Ты не становишься самым могущественным волшебником и не способен повелевать Смертью. — А… Что они тогда делают? И если они у тебя, то где? Я не буду их брать. Можешь только сказать, в каком они крыле, и всё. Контакт с одним артефактом напрочь отбил желание иметь дела с остальными. — Ничего они не делают. Как любой артефакт, они имеют свою ценность и пользу, что в полном комплекте, что по отдельности. Я таким же образом могу создать, скажем, серьгу, которая будет транслировать мысли людей. А ещё шляпу, при надевании которой буду сливаться с внешней обстановкой. Сделает меня это могущественным? Нет. Просто хитрым и продуманным, — после объяснения Марволо вздохнул, — так, что Гарри, лежащий на его груди, приподнялся вместе с ним, — прикрывая глаза, и продолжил. — Второй дар — бузинная палочка. Она лежит в моей лабораторной. Иногда я её использую в экспериментах. А третий Дар — это мантия, которую я тебе подарил на Рождество. Это самый безопасный Дар из Трёх, он не несёт никакого вреда. — Так мантия… одна из Них? — мальчик поражённо уставился на дедушку, снова не веря ушам. Ведь их все искали, а у него она есть просто так! — И ты подарил её мне? — Да. Этот Дар всегда был в нашей семье, Гарри. Я не врал, когда говорил, что он передаётся от отца к сыну. — А как ты добыл остальные? — любопытство продолжало наступление. — Палочка, по слухам, была у Гриндевальда, да? — Да. Он охотился за Дарами. Был на них помешан, — усмехнулся Марволо, припоминая своего предшественника. — Когда он пал от руки своего возлюбленного, Палочка перешла в руки победителя. А позже победителем стал я. Тогда я загорелся идеей собрать все Дары. Мне было плевать, кто являлся хозяевами. Словами или силой, я забирал то, что хотел заполучить. — А ты не огорчился, когда понял, что они вовсе не сдвигают Смерть? — Ещё как, — согласно кивнул мужчина, продолжив гладить ребёнка по волосам. — В молодости я стремился к бессмертию, и считал, что собранные Дары помогут. Глупые, наивные мечты. Я добился долголетия своими силами и знаниями, не более. И рад этому. Потому что в какой-то момент жизни осознал, что устал. От всего. — Особенно от работы, да? Марволо усмехнулся. Работа стала для его мальчика синонимом чистого зла, которое всеми силами нужно искоренить. — Особенно от работы, — повторил с согласием. — Долгая жизнь действительно может утомить, Гарри. Если в ней не будет ярких красок. Человека, ради которого можно жить дальше. От его слов мальчик робко улыбнулся, догадываясь, что речь идёт о нём. В том, что дедушка его любит, он никогда не сомневался. — Я тоже тебя люблю. Подбираясь поближе, так что можно было уткнуться лицом в шею, вдохнуть поглубже родной запах, Гарри поцеловал его сначала туда, а затем в подбородок, и обнял крепче. Марволо не удивлялся. Он радовался, что Гарри начал приходить в себя, и только крепче обнимал. Но, конечно, в любой момент настроение могло поменяться. Если мысли вернутся к мёртвым родителям, повторно случится приступ. Мужчина был готов к этим вспышкам. И всё же хотел их избежать. Так или иначе, Гарри ещё долго будет вспоминать их с болью в сердце. Потребуется много времени, чтобы рана зажила.