Аромат египетского лотоса

«Луциллий – Афранию шлет свой привет и благопожелание. Один из моих людей смог отыскать двоих домашних рабов Валерия Проба, которых можно назвать доверенными. Будучи подвергнуты пыткам, эти рабы показали, что господин их перед смертью передал своему вольноотпущеннику тот самый документ, который нас интересует. Поскольку нет никакой причины подвергать сомнению их слова, вам, мой Афраний, придется потрудиться еще немного. Я верю, что вы обыскали вещи Валерии и верю, что ничего не было обнаружено. Тем больше я полагаюсь на ваш опыт и исполнительность» Письмо, свернутое трубкой, жгло кожу Афрания, и жжение чувствовалось даже сквозь тонкую нижнюю тунику. Выходя от прокуратора и привычно обдумывая, раскладывая на отдельные кусочки всю цельность возложенного на него поручения, начальник тайной службы все же не прекращал думать о письме. Поручение прокуратора было тем ценнее, что оно помогало Афранию держать Пилата в руках – хоть он и прекрасно осознавал, что прокуратора Иудеи, человека опытного и хитрого, держать в руках практически невозможно. Спустившись по ступеням, миновав мраморных львов и сойдя на нижнюю террасу, Афраний повернул к казармам, где была расквартирована тайная стража. Отдав необходимые распоряжения, он проводил глазами тронувшиеся со двора казарм повозки похоронной команды, после чего поднялся снова ко дворцу, но уже по боковой лестнице и стараясь быть незамеченным. Из левого крыла, которое приветливо белело в опускающихся на дворец Ирода сумерках, вышел высокий военный без шлема и с плащом в руках. До притаившегося в тени большого кипариса Афрания донесся женский голос, позвавший человека по имени. Военный быстро вернулся ко дворцу и несколько мгновений не было слышно ничего. Потом снова захрустели шаги – человек спускался быстрым шагом, прямо по гравию, игнорируя ступеньки лестницы, не замечая ничего у себя под ногами. Поднимавшаяся большущая румяно-розоватая полная луна осветила сад, и в проходившем мимо него высоком римлянине Афраний узнал Кассия Крысобоя. Правда, узнал начальник тайной службы великана кентуриона только по росту и фалерам на груди – даже походка Марка переменилась, он будто почти не касался земли, гравий сам услужливо пружинил под его калигами, помогая, ускоряя шаг. И главное – лицо Марка, никогда не улыбающееся изуродованное лицо сейчас будто светилось изнутри, и Афраний был уверен: полная луна тут ни при чем. Сами собой в голове Афрания сложились части мозаики. Он усмехнулся неопределенно, подождал, пока шаги Крысобоя стихли где-то у флигелей, где квартировала его особая кентурия, и направился к помещениям тайной стражи. Отсюда Афраний отбыл спустя малое время, уже переодевшись в темный поношенный хитон, и поспешил к крепости. Пробыв в Антониевой башне совсем недолго, начальник тайной службы направился в Нижний город. Он ехал по улицам, то и дело подгоняя своего низкорослого мула и посматривая на весело зажигавшиеся там и сям окна домов – народ готовился к праздничной трапезе. Афраний быстро разыскал давно знакомую ему лавку ковров на Греческой улице. Войдя в калитку рядом с закрытой лавкой, он осмотрелся, подошел к каменной терраске жилого дома и негромко позвал: - Низа! Переговорив о деле с вышедшей на зов и пригласившей его в дом молодой женщиной, Афраний пошел было к выходу, но в дверях обернулся: - Низа! – он поманил женщину к себе и, когда она подошла вплотную, спросил: - А что Энанта, ходит к ней еще тот здоровяк кентурион? - Нет, - помотала женщина головой, и на лице ее мелькнула насмешливая полуулыбка, - вчера обещался, но так и не пришел. Да и третьего дня, как приходил последний раз – Энанта говорит, был словно сам не свой. Как заведенный, сделал дело, да и ушел, ни слова с ней не сказал. Афраний безразлично кивнул и вышел из домика. *** Слегка тянуло низ живота. Амалия, вернувшись в свою комнату, некоторое время постояла у двери, потом подошла к ложу и присела на самый краешек – осторожно, чтобы не смазать отпечатавшегося, как ей казалось, на покрывале следа сильного мужского тела. Она медленно обвела пальцем изголовье, очерчивая контуры головы, шеи и широких плеч, спустилась ниже. Кончик пальца почти ощущал прикосновение к теплой коже, жесткость перекатывающихся под ней мускулов и дрожь легкого озноба. Амалия легко засмеялась своему ребячеству, закинула за спину разметавшиеся волнистые волосы и крикнула рабыню. Вошедшей бесшумно африканке она приказала принести кувшин воды и таз. Служанка, ни о чем не спрашивая, кивнула и исчезла за дверью. *** Марк, прогнавший десятника, чья очередь была стоять в карауле, в казармы праздновать, стоял у подножия лестницы. Сон не шел к нему - а быть сейчас там, где он хотел бы быть больше всего, кентурион все равно не мог. Поэтому он смотрел в залитый луной сад, и луна больше не была коварной лисой и не нашептывала ему соблазнительных и жестоких советов – луна утратила над ним свою власть и была теперь прирученной домашней кошкой, лакающей небесное молоко и довольно жмурящейся с небес. Марк смотрел сейчас на луну и не видел ее, смотрел на залитые лунным светом кипарисы, пальмы и миртовые деревца – и тоже не видел их. Голубые лунные небеса вспыхивали для него сейчас голубизной глаз, и ему впервые за очень долгое время захотелось засмеяться – без причины, без цели, просто от переполняющего его ласкового лунного света. Луна меж тем отошла в сторону и заметно побледнела, утратила румяный розовый цвет. Ночь уже давно перевалила за полночь, когда Кассий увидел начальника тайной стражи, поднимавшегося к балкону в колоннаде, где прокуратор сегодня приказал поставить свое ложе. Вслед за ним двое солдат вели измученного человека средних лет, грязного и оборванного. Помнивший о приказе Пилата при появлении Афрания немедля будить его, Кассий отдал честь и, взяв факел у одного из легионеров, взбежал по ступеням на балкон. Банга, проснувшись от топота ног спешившего кентуриона, зарычал и оскалился на него. – Не трогать, Банга, – голос прокуратора был больным и несчастным, он старчески кашлянул, прочищая горло. И впервые Марку стало его жаль. Прокуратор заслонился от пламени факела дрожащей ладонью и тем же больным голосом медленно и страдальчески проговорил: – И ночью, и при луне мне нет покоя. О, боги! У вас тоже плохая должность, Марк. Солдат вы калечите... Марк поглядел на него с изумлением, и жалость плеснула в нем с новой силой. Он уже подыскивал какие-то совсем неофициальные и успокаивающие слова, когда прокуратор опомнился, и лицо его приобрело обычное непроницаемое выражение. – Не обижайтесь, кентурион, мое положение, повторяю, еще хуже. Что вам надо? – прозвучало спокойным и привычно холодным тоном. – К вам начальник тайной стражи, – ответил Марк. Все найденные для прокуратора слова мгновенно исчезли из его головы. – Зовите, зовите, – приказал прокуратор, снова закашлялся и, шаркая по-старчески, принялся нашаривать сандалии босыми ногами. Спустившись в сад и пригласив Афрания к прокуратору, Кассий осмотрел человека, которого привели солдаты. Был человек этот маленький и тощий, глядел исподлобья с равнодушием попавшегося в капкан зверя. Этот оборванный и черный от грязи бродяга вызывал в кентурионе то же смутное тревожащее чувство, что и арестант, которого вчера утром он учил, как следует обращаться к прокуратору. Привычно цепкий взгляд Марка заметил большой нож за поясом человека. Отчаяние в глазах оборванного бродяги не предвещало ничего хорошего, поэтому кентурион, не колеблясь ни мгновения, протянул руку и вытащил у него нож так уверенно, будто тот был его собственным. Засунув нож в кожаные ножны на своем поясе, Марк вопросительно посмотрел на сопровождавших арамея солдат. - Тело казненного утащил, спрятать хотел, - пояснил солдат. - Га-Ноцри? – спросил Марк, с трудом выговорив арамейское прозвище. Почему-то он не сомневался, что этот оборванец с волчьим взглядом хотел спрятать тело того самого арестанта, чье имя так врезалось в память кентуриона. Человек вздрогнул, болезненно сощурился на Марка. Вжал было голову в плечи, но, встретившись глазами с римлянином, неожиданно словно успокоился. Был он измучен и, казалось, еле держался на ногах. - Дай воды, Тит! – приказал Кассий одному из солдат. Тот мгновенно скрылся в темноте и вернулся с деревянной фляжкой. - Левия Матвея к прокуратору! – спустился к ним караульный. Левий Матвей – вот, значит, как его зовут, думал Марк, провожая оборванца на балкон. *** Вернувшегося с балкона в сад кентуриона встретил сам начальник тайной стражи. Нарочито мягким жестом он пригласил Марка следовать за собой. - Как представитель римской власти вы, Кассий, несомненно, понимаете всю важность соблюдения законов в столь далекой от Рима провинции, как Иудея, - начал Афраний, – в особенности - тех законов, которые напрямую охраняют власть великого кесаря. - Да пошлют ему боги долгую жизнь, - привычно отозвался Марк, внимательно глядя сверху вниз на Афрания. Тот, против своего обыкновения, откинул назад капюшон и посмотрел прямо Кассию в лицо. - Я знаю, что у той молодой особы, которая нашла приют в резиденции прокуратора Иудеи, - заговорил Афраний, когда они уже спустились на нижнюю террасу сада, - находится документ, который представляет прямую угрозу нашему отцу – императору Тиверию. И ваш прямой долг, кентурион, помочь тайной службе этот документ добыть. В противном случае – не только прокуратор, но даже я… - Афраний сделал многозначительную паузу, - не смогу помочь… Марк почувствовал, как кровь стремительно бросилась ему в голову, а потом так же стремительно отхлынула. Внутри у него словно все опустело, и чей-то голос печально проговорил «Вот и все…» - Этого документа у нее нет, - спокойно, бесцветным голосом и четче обычного выговаривая слова, ответил Марк, - он находился у сирийца-вольноотпущенника, которого я убил при его попытке зарезать свою госпожу. - Вот как? – поднял бровь Афраний. - И где же теперь этот документ? - Этого я не знаю, - ответил Марк. - Жаль… Римскому кентуриону, участнику стольких славных кампаний во славу кесаря и народа Рима, не пристало покрывать мятежников, - отеческим тоном произнес Афраний. – За измену, как вам должно быть известно, Кассий, полагается повешение. И для женщин… - Афраний снова сделал паузу, - предусмотрена та же казнь. - Я приносил присягу императору, - Марк выпрямился, - и потому моя совесть солдата побуждает раскаяться. Это я отобрал документ у сирийца. Я продал его одному римлянину, которого мне представил до того трибун Элий. Афраний кивнул, словно услышал как раз то, что и рассчитывал услышать. - Мне очень жаль, Марк, - сказал он, когда солдаты из тайной службы закручивали кентуриону руки за спину. На рассвете кентурион Марк Кассий был заключен в отдельный карцер башни Антония.