***
В двух кварталах от моста Окрю в тот самый момент, когда Бомгю взрывал двери автозака, Хёнджин смотрел в окно личного автомобиля комиссара Чона. Глаза омеги сканировали пустынный утренний пейзаж. А на сердце было неспокойно. Хёнджину повсюду чудилось присутствие Минхо. Связующая их невидимая нить была натянута, словно струна в звенящем напряжении томительного предчувствия. Когда Чон свернул на проспект Нагвон, ведущий прямо к цитадели Кима, Хёнджин увидел в зеркало заднего вида тонкую струйку дыма вдалеке. В это время Минхо искал омегу в кузове автозака, но не нашел… Омега был встревоженным и тихим. Крутил головой, с трудом сохранял спокойствие. Чон краем глаза наблюдал за парнем и отлично понимал, чего тот ждёт. И почему так сильно нервничает. Комиссар и сам был уверен, что Минхо каким-то образом объявится. Однако альфа не знал, что происходит прямо сейчас, всего в двух кварталах отсюда, на набережной у комиссариата. Ему доложат об этом позднее. А сейчас Чон был немало удивлен тому, что они уже почти приехали, но ничего особенного так и не случилось. Хёнджин был в наручниках. Чон не рискнул перевозить парня просто так. Будь его воля, он скрутил бы омегу и вез в багажнике. Но, к сожалению, ничего подобного альфа и близко позволить себе не мог. Ему ясно дали понять, что Хёнджин нужен живым, здоровым и не тронутым. Парня собирались использовать для очередной программы председателя Кима. В последнее время тот, помимо ядерных разработок, увлекся генетическими исследованиями. Хван-старший напел Киму, что его сын-омега ни что иное, как опытный образец универсального военного нового формата. Что помимо альф в будущем возможно будет пополнять ряды армии Севера ещё и омегами, которые будут во многом превосходить сильный пол по всем показателям. А это одним махом может увеличить численность армии маленькой отсталой страны до достаточно серьезных цифр. И эта перспектива показалась Киму очень заманчивой. Каким макаром Хван-старший сумел свернуть скандал с мошенническим поступлением своего сына в элитную академию Ким Ир Сена, Чон не знал. Но отлично понял, что парня не оставят в покое и не посадят в тюрьму просто так. А сперва сделают лабораторной крысой с электродами в башке. И это комиссару казалось куда чудовищней, нежели суд и заключение. За наркотики сажают надолго. Но к омегам режим не так строг. Для них относительно мягкие условия содержания. К Хёнджину Чон испытывал целый спектр разноплановых эмоций. Он и опасался, и жалел его. Испытывал влечение и в то же время до дрожи в пальцах хотел проверить омегу на прочность. Ломать такого, как Хёнджин, было бы слишком сладко. И оттого заманчиво. Однако этому не суждено было сбыться. Омегу у Чона забрали, даже не дав ему размечтаться как следует. Всегда найдется рыба покрупнее. Молодой комиссар Пхеньяна это знал и потому не сетовал. Ему было в какой-то степени даже жаль мальчика. Совсем юный, а уже не жилец. Попасть в такой замес – это надо было умудриться. Отца парня Чон вполне заслужено считал мразью. Проспект Нагвон, одна из самых широких улиц Пхеньяна, шла напрямую от реки и упиралась в огромное здание цитадели. В городе почти не было района, из которого нельзя было бы увидеть эту зловещую бетонную пирамиду. Сто этажей над землей и двадцать под ней. На последнем уровне была станция секретного метрополитена, ветки которого вели в резиденцию Кима, а также во многие другие ключевые точки города. Председатель зачастую предпочитал свою личную подземку прочим видам транспорта. Это было и удобно, и безопасно. О точном расположении линий мало кто знал. А пользоваться ею и вовсе могли лишь единицы. Отец Хёнджина был тем самым одним из немногих. Омега редко посещал отца в этом странном месте. В основном они встречались на КПП и общались в общем зале на первом наземном уровне. Сюда был открытый доступ почти для всех военных. А вот попасть наверх, и тем более вниз, уже было серьезной проблемой. Нужен был пропуск определенного образца. И у Чона он был. Комиссар мог беспрепятственно попасть на нижние уровни, в лабораторию. И то лишь потому, что эти полномочия ему были выданы генералом Хваном лично. С той целью, чтобы Чон спокойно, без проволочек привез сюда Хёнджина. Машина альфы въехала на слабо освещенную подземную парковку. Тут не было лишних людей. Всё автоматизированно, разделено на сектора. Бездушный искусственный интеллект откроет перед вами тяжелые бронированные двери, только если вы предъявите сканеру свою личную карту пропуска. Договориться, обмануть или приставить пистолет к виску тут будет некому. В этом бетонном лабиринте вы заблудитесь, и никто вас не найдет, если вдруг вы не знаете, куда идти. Никто не придёт, чтобы взять вас за ручку и вывести наружу. Потому что тут никого нет. Лишь искусственный разум, полновластный хозяин этого железобетонного царства. Машина петляла по длинным коридорам, и перед каждой дверью Чон прикладывал пропуск, высунув руку в окно. Хёнджин внимательно наблюдал за каждым поворотом, но очень скоро перестал ориентироваться в пространстве. Омега не знал, куда они едут и каков конечный пункт их странного пути. Предпоследняя дверь обнаружила за собой огромный грузовой лифт. Чон загнал машину внутрь и набрал на панели номер этажа. Уровень 5. Судя по цифрам, сейчас они находились на уровне 21. Значит, им нужно было спуститься на 16 этажей вниз. Двери лифта закрылись, и Хёнджин ощутил, как резко ухнула вниз тяжелая кабина. Омега вздрогнул и посмотрел наверх. Тусклый мигающий свет шипящих ламп дрожал в высоте над ними. — Тут довольно неуютно, — усмехнулся Чон. — В тюрьме гораздо лучше. Сквозь решетку хотя бы проникает свет. Солнечный и лунный. Альфа вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Они опускались медленно. И это займет какое-то время. — Я не очень понимаю, зачем я здесь, — произнес Хёнджин. — Но я думаю, отец всё объяснит. Скорее всего, это вынужденная мера, чтобы спасти меня. Глаза Чона сверкнули. Хёнджин либо дурак, либо не знает своего отца. — Твой отец тебе не друг, детка, — осклабился альфа. — Поверь мне. Даже я был бы для тебя гораздо лучшим вариантом. Хёнджин повернул свое красивое лицо и взглянул на комиссара прямо. Без страха. Открытым чистым взглядом человека, не имеющего на сердце никакой тяжести. Ни вины, ни раскаяния. — Не поверю, — слабо улыбнулся Хёнджин. — Я вижу вас насквозь. То, чего вы хотите, не сложно увидеть. — Пожалуй, — Чон вновь вздохнул и отвернулся. Смотреть на омегу в полумраке замкнутого пространства было тем ещё испытанием. Слишком много эмоций, слишком сильная тяга. Чон желал бы уже сдать парня с рук на руки и забыть обо всём. Лишь бы эти прозрачные глаза не преследовали альфу во снах. Неуместных и горячих, и чем-то пугающих. Наверное, своей пронзительной нежностью. Такой откровенно лишней во всей этой ситуации. Кабина лифта, качнувшись, остановилась. Чон вновь приложил пропуск к сканеру, и перед ними открылась дверь на пятый уровень. Здесь им оставалось только выйти из машины и, бросив её у грузового лифта, нырнуть в чернеющий провал коридора, ведущего прямо в кабинет Хвана-старшего. Чон вел омегу, подталкивая перед собой. Альфа шел на ватных ногах, изо всех сил стараясь держать лицо. Не нервничать, не выдавать себя. У дверей в кабинет генерала Чон на мгновение замер, после чего осторожно постучал в дверь. Тут уже можно было не соблюдать излишние меры предосторожности. Тот, кто добрался сюда, в любом случае был своим. Щелчок замка означал, что дверь открыта. Чон распахнул её и пропустил Хёнджина перед собой. Они вошли в просторный светлый кабинет его отца, в котором парень никогда раньше не был. Генерал Хван, высокий, грузный альфа в возрасте, сидел за широким письменным столом. Он поднял взгляд, и Чон невольно вздрогнул. Комиссар с трудом переносил этого человека. Отец и сын были так непохожи. От омеги веяло теплом, легкостью, покоем. Несмотря на явную силу и дерзость, Хёнджин располагал к себе. А его ослепительная внешность била в самое сердце. Хван-старший же и по характеру, и по впечатлению, которое он производил, был монументален, как могильная плита. Один взгляд – и тебя пригибало к земле. Хотелось уйти, исчезнуть, раствориться. Чон поклонился и застыл, согнувшись. Хёнджин же стоял, виновато улыбаясь. С надеждой ища во взгляде родителя хотя бы отблеск теплоты. Которой не было. И, по сути, быть не могло. То, что не так давно сказал омеге Минхо, было правдой. Хван-старший не жалел омегу ребенком. Теперь от альфы жалости можно было и подавно не ждать. — Спасибо, комиссар Чон. — В холодном голосе генерала сквозило ничем не скрываемое презрение к нижестоящему. — Можете идти. Ваши услуги больше не понадобятся. Надеюсь, не стоит напоминать, что малейший намек на излишнюю болтовню – и вы сильно пожалеете о том, что распустили свой язык? — Так точно, генерал Хван, — альфа выпрямился по стойке смирно. Вытянул руки вдоль туловища. Смотрел прямо перед собой. — Не стоит. Я осведомлен о неразглашении. — Можете идти, — сухо прервал его Хван-старший. Чон Богом коротко кивнул и развернулся. Прежде чем уйти, он бросил быстрый взгляд на омегу. Хёнджину на секунду показалось, что в глазах молодого комиссара был странный влажный блеск. Чон вышел, ни сказав больше ни слова. Хёнджин больше никогда уже не увидит этого человека, который станет для него лишь смутным воспоминанием, а с годами его образ и вовсе сотрется из памяти. Но для Чона Хёнджин навсегда останется омегой, чьи прекрасные глаза альфа будет помнить всегда. До самого конца. Едва лишь дверь за ним закрылась, как Хёнджин попытался сделать шаг к отцу. Но наткнулся на его тяжелый взгляд и замер. Хван-старший разглядывал сына, и в его сердце разрасталось самое настоящее цунами ярости. Хёнджин похерил все потуги отца сделать из сына человека. Нормального альфу. Пусть и смазливого, но сильного. Такого, с которым считались бы так или иначе. Теперь же всему этому конец. Окончательный и бесповоротный. Хвану-старшему пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить председателя Кима закрыть Хёнджина в лаборатории и продолжить колоть огромными дозами гормонов с целью изучить долгосрочное влияние подобной терапии на организм омеги. А также вычислить оптимальные дозы для массового использования. Помимо этого, на Хёнджине, как применявшем усиленную гормональную терапию годами с детства, было решено испытать новые экспериментальные лекарства. Потенциально опасные, и потому еще не испытанные на людях. Результат подобных опытов был непредсказуем. Но Хван-старший дал добро на эти эксперименты, поскольку считал, что его сын вполне способен вынести практически что угодно. Репродуктивная система парня под вопросом, а вот физически он развит очень хорошо. Гормоны уже никак не навредят омеге. А если он умрет в процессе испытаний, то тем самым просто избавит своего отца от лишних проблем. Сын-омега и так опозорил их род и смешал имя Хван с грязью. — Хорошо, что твоя бедная мать не дожила до этого дня. — Хван-старший встал из-за стола. Расстегнул форменный жакет и вздохнул так тяжко, словно страдал от сильной боли. — Почему? — Хёнджин слабо улыбнулся. — Я не сделал ничего плохого. То, в чем меня обвиняют… Генерал поморщился. — Наркотики? — альфа презрительно фыркнул. — Да мне нет до этого дела. Был бы ты нормальным человеком, я бы отмазал тебя, даже если бы ты всю их ебучую академию раскумарил. Мне плевать. Глаза альфы были холодны как лед. Хёнджин смотрел в них и понимал, что его отец не шутит. Презрение во взгляде альфы было таким чистым, незамутненным, что перепутать это с чем-то другим было невозможно. — Нормальным человеком? — Хёнджин шагнул к отцу. — Чем же я, по-твоему, не нормален? — Ты слеп? — усмехнулся мужчина. — Или глуп, Хёнджин? Даже эта мразь Чон, грязная псина, смотрел на тебя так, словно хотел тебе вставить. Скажи ещё, что ты этого не заметил. Альфа приблизился к омеге и, схватив его за шею, одним рывком притянул к себе. Хёнджин и ахнуть не успел, как отец развернул его спиной и наклонил ему голову, разглядывая метку на обнаженной шее. — Как ты можешь быть человеком, Джинни, если ты вещь? — Хван-старший шипел от злости. — Я столько сил вложил в тебя. Чтобы ты вырос нормальным. А ты всё равно стал блядью. Стоило мне ослабить бдительность, как ты тут же нашел себе первый попавшийся член и позволил поставить себе метку! Генерал с силой отпихнул от себя сына и отряхнул руки, словно испачкавшись. Хёнджин не знал, почему эти слова так сильно задели его. Потому что их сказал отец? Или потому, что после отмены гормонов он стал омегой по сути? Чувствительным и уязвимым. В глазах парня мгновенно заблестели крупные слезы. — Минхо – мой альфа. Метка – это символ того, что у меня никого другого никогда не будет, — тихо произнёс Хёнджин. Он поднял влажный взгляд на Хвана-старшего. — Я омега. С этим ничего нельзя поделать. — Твой альфа! — отец закатил глаза. — Что ты несёшь? Ты сам должен был стать хотя бы подобием альфы! А не позорить меня, раздвигая ноги во время учебы! Наше доброе имя тебе непременно надо было растоптать и разрушить? — Растоптать? — Хёнджин вскинулся. — Невозможно победить природу. Я – человек. Такой же, как и прочие! Я мог бы продолжить наш род. Мог бы дать нашему роду новую кровь. Быть может, альфу. Как ты и хотел. И не одного. — Замолчи! — Хван-старший стиснул зубы. — Чем ты хвалишься? Что считаешь нормой? То, что тебя нагибал какой-то пёс брехливый? Это от него ты собрался продолжать наш род? — Мужчина усмехнулся. — Ты сам ни на что не годен. Неудивительно, что альфа, которого ты выбрал – нищий сирота и отброс. Хёнджин стоял не шелохнувшись, бледный, словно мрамор. Его красивое лицо умывалось безостановочными слезами, которые омега уже не скрывал. — Ты можешь оскорблять меня. Но не смей так говорить о том, кого не знаешь! — Хёнджин почти шептал. Его голос дрожал и срывался. Генерал приблизился к сыну вплотную. Коснулся рукой его влажной от слез щеки. Слишком нежная кожа для альфы. Слишком красивое лицо, глаза, губы. Хван-старший всегда считал Хёнджина недостаточно похожим на альфу. Омега в нём был очевиден с первого взгляда. Что ж. Видимо, это судьба. — Я знаю, о чем говорю, детка, — мягко улыбнулся мужчина. — Твой альфа – дрянь, и не стоит даже разговоров о нём. Тебя забрали у него, чтобы запереть тут до конца твоих дней. А он и не чешется. Где твой альфа, Джинни? Уже ищет себе другую дырку, будь уверен. Он не придёт за тобой и не вытащит отсюда. Даже несмотря на вашу общую глупость – метку, которая связывает вас теперь навсегда. — Запереть здесь? — Хёнджин смотрел в глаза отца с надеждой. На то, что всё это ложь. Что есть хотя бы что-то в сердце этого человека, что не позволит ему так поступить со своим родным сыном. — Да, малыш, — Хван-старший просто кивнул. — Ты вполне здоров и подойдешь для опытов с препаратами. Я уже велел подготовить для тебя палату. Так что какую-никакую, а ты всё-таки принесешь пользу. Пусть не мне, так хотя бы государству. — Пользу? — Хёнджин дрожал. Слова комиссара Чона о том, что быть отданным ему на расправу предпочтительнее, чем угодить в лапы к собственному отцу, уже не казались омеге бредом. — Какую ещё пользу я должен принести, отец? Я не подопытный кролик, чтобы ты мог использовать меня, как тебе вздумается! Хван-старший удивленно вскинул брови. Его сын, как обычно, желает всё испортить. Почему это каждый раз так удивляет? Пора бы уже и привыкнуть. Родившись омегой, Хёнджин изначально был непригоден в принципе. — Я буду использовать тебя так, как захочу, Джинни, — Хван-старший погладил сына по щеке. — Не можешь быть нормальным альфой - ради бога. Попробуем сделать из тебя хоть что-то приличное. Буду колоть тебе всё, что мне вздумается. На твоем примере можно изучить действие различных веществ на организм омег. Вывести формулу идеального лекарства, которое способно сделать из тебе подобных машину для убийства. А если не получится, и ты опять не справишься даже с таким элементарным заданием, я, так уж и быть, попробую употребить тебя по твоему прямому назначению. Глаза Хёнджина полыхнули. Эти слова отца словно ножом полоснули омегу по сердцу. — Назначению? — почти одними губами произнёс он. — Ну да, — Хван-старший улыбнулся. Его теплые пальцы коснулись пухлых губ омеги. Альфа наклонился к сыну и прошептал: — Если выживешь, продам тебя любому, кто заплатит. Меченый омега не долго протянет, если его трахать против воли. Достоверно неизвестно, сколько. Раз. Два. Или пять. Вот мы и узнаем. Как умирают такие, как ты. Метка не часто встречается, Джинни. Ты, малыш, у нас редкий экземпляр. Красная пелена ярости затмила всё перед глазами Хёнджина. Он прекрасно знал, что с отцом ему не справиться. Хван-старший – кадровый военный. Генерал армии. Он сам всему научил омегу. Ученик так и не смог превзойти учителя. Но ему уже было всё равно. Хёнджин кинулся на отца, желая вцепиться в него и разорвать. Убить. Уничтожить. Стереть из памяти и из реальности всё, что этот человек сделал и сказал. Альфа, смеясь, избил омегу до беспамятства. Ничего другого он уже не ожидал от своего сына, не оправдавшего надежд и потому списанного в утиль. Генерал Хван был человеком практичным и расчетливым. Изрядно потрепав Хёнджина, он постарался вырубить парня, сильно не испортив. В конце концов, тот ещё был нужен. Убить его всегда успеется.***
— Адрес Чона нашел? — Ёнджун положил ладонь на плечо брата. Бомгю сидел на диване в их маленькой гостиной, похожей на прихожую. Тут повсюду валялась обувь, на полу лежали какие-то нелепые коврики в форме кошачьих лап, а журнальным столиком служил стол для пинг-понга. В который раз Минхо отметил про себя, что омеги Чхве – омеги только по названию. Бомгю хотя бы умел прилично готовить. В остальном хозяйственная часть у обоих братьев хромала на все конечности. — Да, — победоносно стукнул тонким пальчиком по клавиатуре ноутбука омега. — Вот. Пожалуйста. Минхо, Чанбин и Ёнджун стояли за мягкой спинкой дивана и все трое, как по команде, наклонились, уставившись на экран ноута. Худой и вёрткий Ёнджун внаглую перелез через спинку и сел на диван под бочок к Бомгю. Подобрал под себя ноги и прижался к омеге, обвив его за талию руками. — Ну и что дальше? — подал голос Чанбин. — Он живет в довольно приличном районе. Ночь на дворе. Скорее всего, он дома. Может, рванем туда прям щас? — Погнали! — оживился Ёнджун. Бомгю снисходительно улыбнулся. — Утром нападаем на конвой, вечером проникаем на квартиру к военному комиссару Пхеньяна, — Минхо вздохнул. — С таким стартом каков же будет финиш… Рвение его отмороженных друзей альфу в какой-то степени и радовало, и страшило. Ему казалось, всё рассыпается, утекает сквозь пальцы, ситуация рушится на глазах, и контроль уже полностью потерян. Минхо был всё же больше человеком Порядка. Омеги полностью, без тени сомнения, являлись подданными Хаоса. И Чанбин, как это ни странно, тоже. За последние несколько дней альфа открылся с весьма неожиданной стороны. Минхо хоть и считал Бинни своим другом, но был удивлен и даже шокирован. Впрочем, они стоили друг друга. Минхо и сам показал свою звериную натуру. Видимо, это тот самый пресловутый пуд соли, который им нужно употребить совместно, чтобы их дружба прошла проверку временем. — Мы едем или нет? — Наивному чистому взгляду Бомгю невозможно было отказать. Омега смотрел с надеждой, словно ребенок, выпрашивающий сладкий леденец. Чанбин гулко сглотнул. Гю такой сладкий. И такой обманчиво безобидный. Какой нормальный альфа сможет противиться подобному? Чанбин отдал бы почку, если бы парень попросил. Омежьи просьбы – это вообще ахиллесова пята добряка Бинни. Он открыл было рот, чтобы живо согласиться, но его опередил Ёнджун. — Конечно едем, детка, — омега чмокнул брата в нос. — Хочешь пытать комиссара, малыш? А вдруг он старый потный хрыч? Мне-то похую. А ты же потом не уснешь. Бомгю счастливо рассмеялся. Ёнджун такой заботливый. Чанбин смотрел на маньячную парочку и млел. Минхо же откровенно охуевал от происходящего, но дороги назад уже не было. Чон единственный, кто знал, где Хёнджин. С ним придется встретиться так или иначе. — Поехали, — вынес окончательный вердикт Минхо. — Только вы двое будете сидеть на стреме в тачке. И периодически осматривать периметр. Никого мы пытать не будем. Чанбин подстрахует, а я выбью из Чона всё, что нужно. Это не развлечение. Да и времени у нас в обрез. Бомгю надул губки, а Ёнджун закатил глаза. Этот влюбленный альфа такой скучный. Не то что всегда готовый к любому кипишу Чанбин. Но ничего не поделаешь. Минхо прав. Он рассуждает здраво, и у него есть цель.***
Нападение на конвой под мостом Окрю стало новостью номер один холодным зимним днём конца декабря. Дерзкое и жестокое преступление, совершенное с применением огнестрельного оружия американского производства, отягощенное убийством пятерых работников комиссариата, сразу стало первейшим для расследования всей полиции и прокуратуры. Кто нападавшие? С какой целью это совершили? Откуда, наконец, взяли оружие, официально не поставлявшееся на Север? Столько вопросов - и ни одного ответа. Военный комиссар Пхеньяна, вернувшись в здание комиссариата на набережной реки Тэдун, с самого утра был огорошен этой новостью, и до позднего вечера проторчал на работе. Даже толком не присел. Чон Богом отлично знал, кто и зачем напал на автозак. Ли Минхо и Со Чанбин, альфы 20ти и 21 года, были объявлены в розыск по всей стране. После побега из академии Ким Ир Сена эти двое уже натворили дел на расстрельный приговор. И сколько ещё натворят в поисках омеги, которого они не смогут вызволить из цитадели Кима. Чон в этом не сомневался. В его голове крутилась только одна мысль. Он понимал, что следующий шаг Минхо вполне предсказуем. Альфа придёт за ним. И, скорее всего, со дня на день. Ближе к ночи Чон, ощущая смутную тревогу, решил не ложиться спать, а постараться бодрствовать до самого утра, сидя в кресле с пистолетом в руках. Уж тепленьким в своей постели его точно не возьмут. Не на того напали. Однако судьба распорядилась иначе. Перенервничав накануне, Чон всего на секунду прикрыл глаза, а когда открыл их, понял, что этого делать не стоило. В полумраке спальни было тихо, ни шороха, ни звука. Эта тишина была страшнее всего. Чон физически почувствовал, как уплотнился воздух в помещении, как насыщается электричеством ярости пространство, а время замирает, превращаясь в тягучий гудрон напряжения. Пальцы альфы дрогнули. Пистолета не было. Он его выронил? Нет. Звук падения тяжелого оружия был бы слышен по-любому. В спальню пробирался зимний холод. Чон повернул голову и увидел, как ветер слабо колышет занавески. Значит, пробрались через балкон. Следовало ожидать. Третий этаж не так уж высоко… — Скажешь то, что я хочу услышать, и останешься в живых… — Щелчок взведенного курка сопровождал спокойный звук тихого голоса из темноты. Чон дернулся и сразу ощутил удавку на шее. Он не видел лица того, кто стоял прямо за креслом. Но руки этого человека обладали недюжинной силой. Комиссара, будто пса, посадили на цепь, надев ошейник и придушив до звезд в глазах. Позади него стоял человек и скручивал в железном кулаке удавку из ремня, держа Чона на привязи, не позволяя встать и даже двинуться. Чон отчаянно хватал ртом воздух, глядя, как из темноты приближается фигура невысокого крепкого альфы. У него в руках был пистолет Чона, и он спокойно направлял оружие на его владельца. — Куда ты отвез Хёнджина? — Черные глаза Минхо горели в темноте. Чон смотрел в них, и его затягивало в пустоту. Он хотел взглянуть в лицо этому альфе. Чтобы понять. Увидеть. Почувствовать. Но всё, что он ощутил, был лишь страх неминуемой смерти. Абсолютного ничто. Минхо был прост и открыт, как истинное зло. Ему не нужны были маски. Вот человек целится в тебя, и вот он – выстрел. Нет причин, нет следствия, нет мотива и подоплеки. Этот альфа убьет тебя, потому что может. Ему это не нравится, он просто делает, что должен. — Ты не сможешь его вытащить… — прохрипел в удавке Чон. Если бы не темнота, было бы видно, как полопались сосуды в глазах альфы, и белки его глаз заливало капиллярной кровью. — Куда. Ты. Отвез. Хёнджина, — повторил Минхо. — Отвечай, пока я спрашиваю. У меня мало времени. Я начну резать тебя, а потом рвать. И ты всё мне расскажешь. Даже то, чего я знать не желаю. Например, как сильно ты хочешь жить или сохранить свои конечности. Минхо вышел из мрака. Приблизился вплотную. Бледный, словно призрак, молодой, красивый альфа с черными провалами в преисподнюю вместо глаз. Хёнджин был похож на ангела. Но почему же его окружают альфы, в чьих жилах течет расплавленная магма из самого сердца Ада? От Хвана-старшего бросало в дрожь. А вот этот парень, чью метку носит омега, вызывал безотчетный ужас и оцепенение. — В цитадель Кима, — прошептал Чон. Чанбин, стоявший сзади, держал ремень на горле альфы, скручивая его в кулаке. Даже дышать было трудно, не то что говорить. Чон был на грани обморока. Но Чанбин не даст ему отключиться. И не выпустит из своих лап. — Конкретнее, — Минхо наклонился к лицу Чона. — Этаж. Расположение. Назначение. Кто велел туда его отправить? Зачем? Его должны были везти в тюрьму. — Он сын генерала. Его забрал отец. — В глазах Чона полыхнул страх. И Минхо это явно увидел. — Хёнджин в лаборатории внизу. Уровень 5. — В лаборатории? — Минхо бросил быстрый взгляд на Чанбина. Такого ни один из них не ожидал. Какого черта происходит? — Его отец вроде занимается ядерными проектами Кима…. — Может, он хочет спасти сына от тюрьмы? — подал голос Чанбин. Альфы замолчали, глядя друг на друга. В ночной тишине раздался хриплый скрипучий смех Чона. — Спасти от тюрьмы? Вы оба идиоты, если верите в подобную чушь. Генерал Хван – ублюдок, каких не сыскать. Поэтому скажу ещё раз для тупых и тугоухих. Вам Хёнджина не вытащить. Его там пустят в расход. Но предварительно накачают такой дрянью, после которой он сам будет счастлив умереть. Тюрьма была бы раем для твоего омеги, — Чон, не отрываясь, смотрел Минхо в глаза. — А сейчас он в аду. Хочешь спуститься за ним туда? Удачи. Чон ожидал чего угодно. Тени сомнения, вспышки страха, холодного оцепенения безысходности. Однако Минхо ничего не боялся и не сомневался ни секунды. — Как туда проникнуть? Охрана? Пропуска? Сколько там людей? — Минхо убрал оружие и достал широкий военный нож. Он и не надеялся, что комиссар ему быстро всё расскажет. Альфа готов был вытаскивать информацию по крохам из ещё живого Чона. Пока тот был способен говорить, Минхо мог заставить его выложить всё что угодно. Чон усмехнулся. Самый верный способ умереть – это самому искать смерти. Минхо её ищет, и он найдет её. Из цитадели им не выбраться. Это бетонная гробница надежд и ожиданий. Там нет ни света, ни тепла, только ледяное озеро девятого круга, обитель предательства. — Охраны нет, — внезапно ответил Чон. — Нужен только пропуск и знать, куда идешь. Там легко заблудиться, если не знаешь дорогу. На уровнях тысячи дверей, и ни одна из них не откроется даже взрывом. Они все бронированы. Только личный пропуск открывает их. Компьютер знает, кто ты и куда идешь. Он пропустит тебя без проблем, если у тебя есть ключ-карта на твое имя. Минхо внимательно слушал, склонив голову набок. Этот альфа не лжет. Минхо это видел. Но зачем он говорит ему это? Каковы его мотивы? Помогать Минхо Чон явно не намерен. Тогда в чем же дело? — У тебя есть такой пропуск? Я прав? — Минхо оскалился в хищной ухмылке. — Есть, — кивнул Чон. — И ты найдешь его без особых проблем. — Альфы смотрели друг другу в глаза. И только Чанбин не совсем догонял, что происходит. — Но чтобы я не смог донести на тебя раньше времени, тебе придется меня избить, чтобы я попал на больничную койку и элементарно не смог рассказать о случившемся. Или же просто убить. Минхо выпрямился. Его лицо просияло. Чему он был так рад, Чон откровенно не понимал. Минхо – смертник, им с его омегой одна дорога. — Скажи, где пропуск, и я не стану тебя калечить, — Минхо убрал нож в ножны на бедре. — Пальцем не трону. Даю слово. Чон нахмурился. — Я сразу же обращусь в полицию. Его аннулируют. Ты идиот? — Пропуск! — Минхо протянул руку. Чон медленно достал из кармана пиджака пластиковую карту на свое имя. Минхо выхватил её и поднес к глазам, пытаясь разглядеть в неясном лунном свете. — Отлично, — Красивое лицо Минхо исказила хитрая усмешка. — Свяжи его покрепче, — кивнул он Чанбину. — Сдадим его братьям. Они постерегут. А мы рванем в цитадель Кима. — Сейчас? — Чанбин перехватил ремень с горла Чона и немедленно принялся связывать ему руки за спиной. — Ну да. Сейчас почти час ночи. Мы всё успеем до утра. Уверен, нас там не ждут. А я и так потратил слишком много времени. Мы заберём его. Не бойся. Я найду дорогу. Такого Чон не ожидал. С этими двумя ещё кто-то в команде? Минхо безумен, если думает, что сможет просто прийти и забрать Хёнджина. Он даже не найдет своего омегу в бетонном лабиринте бесконечных переходов. Чон с удивлением наблюдал за альфами. Чанбин связал комиссара профессионально. Скрутил кульком, подтянув щиколотки к запястьям за спиной, и без лишних церемоний бросил тяжелое тело Чона на кровать. Минхо с кем-то быстро и тихо говорил по телефону. Спустя несколько минут после того, как альфа положил трубку, со стороны прикрытого балкона послышался едва слышный шорох. Чон смотрел во все глаза. Он с трудом различил две худощавые фигуры, возникшие словно из ниоткуда. В темноте парни переговаривались. — Стерегите его до утра, — тихо говорил Минхо. — Не играться и не пытать. Будьте осторожны. Он военный комиссар Пхеньяна, и вовсе не простак. Держите его на мушке. — Ага, уже испугались. — Мелодичный тихий смех и сладкий голосок одного из парней выдавал в нём… омегу? Чон навострил уши. Неужели в паре с этими отмороженными работает омега? — Дай знать, когда сниматься с места, — произнес второй. Тот был пониже ростом, и его голос был более низким и хриплым, но то, что этот парень также не альфа, Чон мог поклясться. — И не переживай, Минхо. Нам похуй, комиссар он или ещё какой-то хер с горы. Еще не родился альфа, которого мы с Гю не сможем разделать в четыре руки. — Но-но! Полегче, — зашипел Чанбин. — Я, может быть, ревную. Бомгю прыснул со смеху, а Ёнджун улыбнулся в темноте. Но этого никто не увидел. Альфы бесшумно выскользнули в балконную дверь и очень скоро исчезли из спальни Чона. Ёнджун стоял у окна, наблюдая, как Минхо с Чанбином садятся в пикап и уезжают. В тишине зимней ночи осторожно кружил мягкий пушистый снежок, неслышно покрывая город белоснежным одеялом. К утру земля будет невинна и чиста. Бела от края до края. Даже если ночью прольется кровь, утром об этом никто не узнает. Ёнджун поплотнее закрыл балконную дверь и задернул шторы. Чон на мгновение словно ослеп. Темнота в спальне стала абсолютно непроглядной. Даже лунный свет не проникал сквозь плотные шторы. Через несколько секунд в комнате вспыхнул свет, и альфа зажмурился от сильной рези в глазах. Когда же он проморгался и смог, наконец, осмотреться, то его удивлению не было предела. У его постели стояли двое омег. Один высокий, красивый как бог. С каштановыми волосами и большими теплыми глазами, полными огня. Второй пониже ростом, смешливый и дерзкий, с хитрым прищуром и полными капризными губками уточкой. — Нам тут всю ночь сидеть, похоже, — певуче протянул красавчик. — Не будем же мы скучать, Ёни? — Конечно нет, Гю, — ухмыльнулся мелкий. — Как видишь, он не старый и даже не потный. Красавец заливисто рассмеялся. Он наклонился к альфе и заглянул ему в лицо. — Ну, попотеть-то мы его заставим. Ведь так? — А то, — Ёнджун подмигнул оторопевшему альфе и сложил свои пухлые губы бантиком, посылая воздушный поцелуй.***
Чанбин гнал по ночным заснеженным улицам сонного Пхеньяна. Машин почти не было даже в центре. Зимняя снежная ночь укроет их и заметет следы. Что бы не случилось сегодня, они с Минхо останутся друзьями и, возможно, докажут это, умирая плечом к плечу. — Я пойду один, — холодно произнёс Минхо, словно читая мысли альфы. — Останься в машине. — Глупо с твоей стороны, Минхо, — усмехнулся Чанбин. — Ты не на базаре. Перестань торговаться с судьбой. Я сам решаю, куда и зачем мне идти. И я иду с тобой. Минхо улыбнулся. Он хотел бы обнять друга. Прижать его к своей груди и сдавить. Крепко-крепко. Без лишних слов. Когда и если они выберутся из этой жуткой передряги, которая засасывала их, словно болото, раскручивая всё новый виток спирали неудач, Минхо сразу же сделает это. Схватит Чанбина в объятия и не даст вздохнуть. Машина стрелой летела по проспекту Нагвон. Впереди огромной громадой чернела пирамида цитадели. Минхо знал, что чувства его не обманывают. Он понял это в тот момент, когда раскуроченный после взрыва автозак оказался пустым. Альфа игнорировал свои ощущения, а должен был закрыть глаза и идти по наитию. Туда, куда его вело сердце. Словно слепой котенок, Минхо боялся неизвестности, но чувствовал, откуда идёт тепло. Его омега звал его. Ждал и надеялся. Несмотря на то, что надежда была на исходе. Почти иссякла, пересыпалась, как золотой песок в часах неизбежности. Её оставалось совсем немного, и время также подходило к концу. Минхо знал. Он доверился сердцу и увидел путь. В квартире Чона он не просто так сказал, что непременно найдет дорогу. Ни один лабиринт, ни одна стена не скроет от него того, кого он любит. С кем связан сердцем. Надо лишь признать эту связь. Перестать думать головой и почувствовать.***
Хёнджин открыл глаза и не сразу понял, где он. У омеги ужасно скручивало живот от боли. И едва лишь придя в себя, он не смог сдержать слабый стон. Хёнджин свернулся калачиком на узкой койке и лежал, тяжело дыша, желая лишь одного, чтобы боль стихла. Он вспомнил, как отец ударил его несколько раз в живот, и после этого наступила темнота. В беспамятстве Хёнджин не видел снов. Его поглотила тьма, и он не знал, сколько времени провел, утопая в её черной глубине. Но сейчас его словно кто-то выдернул из омута. Заставил очнуться и понемногу возвращаться в реальность. Из-за пережитого стресса омега не мог сосредоточиться на ощущениях. Смутное чувство неясной тревоги терзало его. Ещё не слишком явно, но уже осязаемо. Не меньше получаса Хёнджин лежал, пытаясь нормализовать дыхание. Режущая боль в животе становилась тупой. Растекалась волной, понемногу успокаиваясь. Мышцы ныли, их сводило несильной судорогой. Омега осмотрел комнату, в которой находился. Это не больничная палата, хотя отец и называл её таковой. Это больше напоминало тюремную камеру. Только без окон. Глухую и темную. Хёнджин прислушался, пытаясь уловить хоть какой-то звук. Но ничего, кроме гула вентиляции не услышал. Стены тут внизу были толстые, а двери бронированные. И выйти отсюда наверняка будет невозможно. Но отец сам с детства учил омегу не сдаваться даже тогда, когда, казалось бы, всё кончено. Хёнджин осторожно встал с кровати, выпрямил спину и размял плечи. Ему было нехорошо из-за постоянной ноющей боли. Но до тех пор, пока он будет в сознании, омега намеревался предпринимать попытки выбраться. В тот момент, когда Хёнджин раздумывал о том, как можно вскрыть решетку вентиляции, электронный замок бронированной двери в его камеру щелкнул, и механизм пришел в движение. К нему, похоже, пришли посетители. Хёнджин мгновенно лег обратно на узкую кровать у стены и скрутился в позе эмбриона. Кто бы это ни был, лучше дать им понять, что омега слаб и не может в случае чего оказать сопротивление. Тяжелая дверь отъехала в сторону. В помещение вошли трое альф. Хёнджин никого из них не знал. Высокий худощавый человек в светло-синем комбинезоне, очевидно, был работником лаборатории. Он поздоровался с омегой и прошел к его постели. Двое других альф в форме остались стоять у двери. По всей видимости, медицинских работников без надлежащей охраны к Хёнджину пускать не рискнули. Омега слабо улыбнулся. С тремя, конечно, справиться сложнее. Но нет ничего невозможного для человека с интеллектом.***
Слишком приметный пикап пришлось бросить в ближайшем закоулке, чтобы не сильно привлекал внимание. Ночью шел мокрый снег хлопьями. К утру, скорее всего, машину изрядно заметет, и она мало чем будет отличаться от соседних таких же. Минхо с Чанбином всё-таки наткнулись на охрану, когда проникали на первый уровень цитадели. Однако им удалось обойти КПП незамеченными. Поиски пути вниз на уровень лаборатории не заняли много времени. Очень скоро альфы оказались в плену бетонных переходов, ведущих к грузовым лифтам. Благодаря пропуску комиссара Чона друзьям было нетрудно оказаться здесь. Но куда идти дальше? — Ну и? — Чанбин крутил головой, оглядывая цилиндрическую комнату, из которой вело четыре тоннеля. Обычно тут ездили на автомобилях. Огромные проходы могли спокойно пропускать даже грузовики. Минхо с Чанбином же бежали на своих двоих. — Сюда, — Минхо устремился в зияющий чёрный провал. Чанбин бросился за ним. Минхо сказал довериться ему, и альфа без тени сомнения сделал это. Чуть больше часа альфы бежали без остановки. Чанбин с трудом поспевал за Минхо. Тот, будто собака, взял след и уверенно сворачивал туда, куда нужно. Отдышаться друзья смогли только в лифте. Привалившись к стене в металической холодной кабине, Чанбин посмотрел на тусклый мигающий зеленоватый свет, льющийся с потолка, и тихо произнёс: — Знаешь, я ненавижу лифты. Боюсь закрытых пространств. Да к тому подвешенных на такой высоте. Всё время, пока еду, думаю: вот оборвется трос, и амба… Минхо рассмеялся. — Не думал я, что ты чего-то боишься. Это откровение. — Боюсь, — вздохнул Чанбин. — Я здесь себя чувствую, словно заживо похороненный. Ничего так сильно не хочу, как поскорее увидеть небо. Минхо резко приблизился и обнял друга за шею. Наклонился, чтобы коснуться лбом влажного горячего лба Чанбина. — Всё будет хорошо. Я чувствую. Я знаю. Мы найдем Хёнджина и сразу же уйдем. Ты мне веришь? Чанбин закусил губу. Ему очень редко хотелось плакать, но сейчас у него невыносимо щемило в груди. И вовсе не от того, что ему было страшно или он предчувствовал смерть. Нет. А от осознания того, насколько сильна и пронзительна была его вера в лучшее вопреки всему, даже здравому смыслу. Альфа кивнул и улыбнулся. От холода и нервов у него стучали зубы, но Чанбин сдаваться не привык. У альфы была горячая кровь. Кабина лифта резко качнулась, останавливаясь. Минхо поднес пропуск к сканеру, и двери медленно разъехались, открывая проход на уровень 5. Альфы молча достали оружие и шагнули в темноту коридора. Минхо почуял запах крови. На его руках дыбом встали тонкие волоски, а по спине волной пошли мурашки. Хёнджин здесь. Совсем близко. И он явно в опасности. Минхо это чувствовал.***
Уровень 5 делился на два этажа, которые сообщались между собой и почти не имели перекрытий. Часто, идя по переходам, человек выходил на решетчатые лестницы и мог прекрасно видеть, что творится внизу. План постройки уровня лаборатории включал в себя несколько отдельных помещений наверху и огромные боксы для лабораторных исследований внизу. Лифты останавливались на верхнем этаже, чтобы начальство сразу могло попасть в свои кабинеты, а рабочие – в раздевалки или пункты охраны. Тут же находились и так называемые палаты, по сути, камеры, в которых содержались и наблюдались испытатели новых препаратов. Зачастую это были добровольцы. Они подписывали контракты о неразглашении и получали приличные деньги за участие в программах испытаний. Но иногда тут принудительно держали кого-то особо опасного или ценного. Кто представлял определенный интерес для научных исследований, но не желал здесь находиться по своей воле. Таких людей нужно было тщательно охранять. Приставив к ним нескольких здоровых альф, которые могли бы скрутить бунтовщика при случае. А также напичкать его комнату камерами видеонаблюдения. И не спускать глаз с объекта ни днём, ни ночью. Иначе могло случиться то же, что и с сыном генерала Хвана. Который вроде был омегой и не внушал особых опасений своим тюремщикам. Его поместили в палату утром избитым и без сознания. А когда ночью того же дня явились к нему, чтобы проверить его состояние и взять образец крови, он внезапно свернул шею молодому медбрату и убил двух охранников. После чего, прихватив их нехитрое оружие, перепачканный в их крови парень вышел в коридор и отправился искать путь, чтобы выбраться наружу. У него не было пропуска, и он отлично знал, что тем путём, которым он сюда пришел, уйти не сможет. У Хёнджина было только два варианта. Либо он незаметно проберется в кабинет отца и найдет пропуск там. Либо ему удастся спуститься на самый нижний уровень и выйти на ветку секретного метрополитена. А уж оттуда, при желании, омега мог попасть почти в любой район города. Подумав, Хёнджин выбрал второй вариант. Поскольку тот исключал возможность столкновения с Хваном-старшим. Хёнджин не был уверен, что смог бы собственноручно застрелить отца. А значит, был изначально слаб перед ним. Омега предпочел избежать встречи с родителем и выбраться через метро. Получится ли у него спуститься на первый уровень, Хёнджин не знал. Но попытка не пытка. Сжимая в руке пистолет охранника, он двинулся по коридорам на поиски лифтов. Судьба порой играет в странные игры. «Причудливо тасуется колода», справедливо заметил классик, и жизнь нередко это подтверждает. Минхо шел, не сворачивая, к выходу из длинного пустого коридора, по которому они с Чанбином шли довольно долго, к счастью, так никого и не встретив. Впереди мигали всполохи ламп дневного света, слышались голоса. Там явно были люди. Чанбин шел сзади, прикрывая друга. — Ты уверен, что нам туда? — почти неслышно прошептал Чанбин. — Там точно кто-то есть. Минхо кивнул. Его непреодолимо тянуло вперед. Так сильно, что у альфы складывалось ощущение, будто его омега вот тут, за этой дверью. Только протяни руку. Минхо осторожно заглянул в проход. Там действительно были люди, горел свет и шла сосредоточенная работа. Однако заметить двух альф, выходящих из коридора, было трудно. За дверью находилась железная лестница вниз, на другой этаж. И там, внизу, была огромная лаборатория, в которой даже среди ночи кипела работа. Там было достаточно много людей. Но им не было дела до открытого перехода вдоль стены, который вел от выхода из коридора на уровне второго этажа, огибал лабораторию и уходил дальше, в темноту ещё одного коридора на том же уровне. Можно было беспрепятственно пройти незамеченным. Там, внизу, люди были заняты своим делом. Там горел свет, работали приборы, шипели едкие растворы в колбах, велись записи и заполнялись отчеты. А что происходит тут, наверху, в темноте, почти под самым потолком, никого не волновало. Минхо с замиранием сердца шагнул на железную решетку перехода. Они с Чанбином обогнули лестницу вниз и пошли вдоль стены, изредка поглядывая на снующих внизу в лаборатории людей. Альфа искал глазами Хёнджина, ему казалось, что омега где-то здесь. — Я предупреждал с самого начала, господин Хван. Нужно контролировать уровень гормонов. Иначе отмена даст немедленный толчок к взрывному развитию репродуктивной функции! Вы не должны были оставлять это без внимания! Высокий широкоплечий альфа в возрасте со скучающим видом слушал низенького пухлого бету в защитном синем комбинезоне. Тот, раскрасневшись от натуги, пытался что-то объяснить, отчаянно жестикулируя. Минхо замер и прижался к стене. Чанбин с удивленным видом остановился рядом. В его глазах застыл немой вопрос. Но Минхо только кивнул вниз. Прямо под ними, на хорошо освещенном пятачке стояли двое. И один из них, очевидно, был отцом Хёнджина. Минхо никогда не видел генерала Хвана так близко. Альфа внимательно разглядывал резкий профиль отца своего омеги и пытался найти в грубом, словно высеченном из камня лице мужчины сходство с Хёнджином. Оно было, но весьма отдаленное. В разрезе глаз, в четкой линии острых скул, широкой шее. Разглядывая этого серьезного взрослого альфу, Минхо пришел к выводу, что его омега, скорее всего, больше похож на мать, раз имел так мало общего во внешности с отцом. — Доктор Пак, Хёнджин не способен к зачатию. И, соответственно, к деторождению. Какая разница, к чему привела отмена гормонов? Возьмите у него кровь, слюну, сперму. Что хотите. Изучайте и делайте выводы наглядно. Опирайтесь на факты. Чего вы кричите раньше времени? — холодный, спокойный голос Хвана-старшего пробирал до мурашек. Альфа говорил о своем собственном сыне, словно о какой-то бездушной скотине. Минхо невольно вспомнил слова комиссара Чона… генерал – ублюдок, каких мало… Минхо давно сделал выводы об отце своего омеги. Но предполагать и думать – одно. А видеть и слышать самому – это совершенно другое. Минхо не ожидал, что его так сильно заденет то, с каким нескрываемым презрением Хван-старший упоминал сына. — Да, как раз сейчас у него берут кровь. Я уже отправил к нему людей, — доктор Пак неуверенно мялся. Словно пытаясь сказать что-то, не зная, с чего начать. — Поймите! Я ведь не просто так рекомендовал начать терапию до полового созревания. Только так можно было сдержать развитие организма омеги. Альфу из него не сделать. Даже чисто теоретически это невозможно. Ваш сын и так обладает достаточной физической силой. На рост мышечной массы ещё можно было как-то повлиять. Это не особо трудная задача. Но спорить с природой? Простите, но это глупо. Я уже сейчас могу сказать, что мы обнаружим в его крови. Гормональный фон, вполне подходящий для репродукции. Если у него была хотя бы одна течка… — Можно без этих подробностей? — Хван-старший поморщился. — Что вас так смущает? — хмыкнул Пак. — То, что у вашего сына омеги вполне вероятны течки? Ему 19. Они давно уже должны у него быть. Но речь не об этом! Если у него в течку были незащищенные половые контакты, вероятность беременности превышает 70%! Что я должен, по-вашему, делать, если анализ крови мне сейчас покажет, что у вашего сына могут быть дети? Вы собираетесь продолжать эту программу? Я всего лишь хочу от вас инструкций. Как мне поступить в данной конкретной ситуации? — Вы говорите так, будто это уже случившийся факт, доктор Пак, — Хван-старший усмехнулся. — Давайте вернемся к этому разговору, когда у вас будут на руках результаты анализов? — Вернемся. Всенепременно, — парировал Пак. — Я просто хочу знать. Что мне делать, если мои опасения подтвердятся. Я врач. Я ученый, господин Хван. И то, что я сказал – это не фантазии и даже не теории. Это суровая практика жизни. Я знаю, о чем говорю. Минхо трясло. Слова доктора Пака попали прямо в точку. Альфа с трудом сдерживал слезы. Чанбин с ужасом смотрел на лицо друга. Минхо задыхался, хватая ртом воздух. Весь его самоконтроль испарился к чертям собачим. Казалось, ещё чуть-чуть и альфа сорвется. Глаза Минхо неотрывно смотрели в лицо генерала. И за минуту до Чанбин осознал, что одно неверное слово - и всему конец. — Мне наплевать, — спокойно ответил Хван-старший. Альфа пожал плечами. Его лицо было бесстрастным, а во взгляде лишь стальной отблеск равнодушия. Минхо пожирал глазами генерала, читая его, как открытую книгу. — Даже если выяснится, что у Хёнджина прямо сейчас внутри зарождается выблядок той мрази, который поставил ему метку, моим единственным решением будет вытащить из него это дерьмо и как следует промыть ему внутренности. Хоть наизнанку его выворачивайте. Я вам даю добро на всё, что пожелаете. Программа исследований утверждена. Мой сын проведен как доброволец. Ким лично подмахнул мне все бумаги. Вы думаете, после того скандала, в котором замешан Хёнджин, я смогу отмыть свое честное имя? Увы. Это уже невозможно. Чтобы удержаться на плаву, я не то что сына - я тут всех пущу в расход, доктор Пак. Вы бы лучше думали о собственной шкуре, чем переживать об этой бляди, который отплатил своему отцу позором за годы воспитания и бессонных ночей. Я… Генерал не договорил. Его речь была нагло прервана пулей девятимиллиметрового калибра, которую Минхо пустил ему в лоб, выбив мозги одним выстрелом. Кровь вперемешку с ошметками мозга и раздробленных костей черепа попали стоящему рядом Паку на лицо. Доктор застыл в ужасе, раскрыв рот и не до конца осознавая произошедшее. Тяжелое тело Хвана-старшего с глухим ударом рухнуло к ногам оторопевшего мужчины. Ещё немного, и внизу начнётся паника. Завоют сирены. Сбегутся люди. А пока, в немой тишине осознания, Минхо медленно опустил пистолет и поднял взгляд. Напротив, почти у входа в следующий коридор, стоял Хёнджин. Омега был бледен и недвижим, словно мраморная статуя. Его прозрачные, полные слез глаза смотрели только на Минхо…