Клюква

Дверь громко хлопнула, оповещая подземелья о том, что Драко Малфой сегодня не в духе. Еженедельные допросы Снейпа о результатах его «задания» давно перешли все возможные границы. Бывший декан уже несколько раз пытался залезть ему в голову, но, слава тетке Белле, ментальную защиту Драко проломить практически невозможно. Очевидно, Снейп догадался, что Малфой по каким-то причинам скрывает от него увиденное. Потому что глупо было бы полагать, что он не справится с этой задачей. Оставался один единственный вопрос: почему Снейпа настолько волнуют скрывавшиеся Поттер и Уизли? И почему Драко желает сохранить увиденное в секрете? Малфой попытался убедить Снейпа, что Грейнджер не поддерживает связь со своими придурковатыми дружками. Он не до конца понимал мотивацию своего поступка, но точно знал, что не собирается выдавать Снейпу информацию про крестражи и зачарованный галлеон. Возможно, если эти ебанаты все-таки добьются успеха, он не будет так уж и против. Драко практически четыре месяца наблюдал за тем, как Амбридж на пару с Кэрроу рушат абсолютно все. Отменяют пресловутые, но все же древние и уважаемые традиции. Издеваются над младшекурсниками и грязнокровками просто из-за своей прихоти, но, чаще — скуки. Если такие долбоебы окажутся у власти, то все рухнет. Драко вышел из подземелий и направился в Большой зал, надеясь успеть к концу ужина. А если не успеет, то пойдет к Забини и одолжит его больничную еду. В конце концов, это лучше, чем ничего. Малфой инстинктивно окинул взглядом гриффиндорский стол, который был уже почти пустым. Драко испытал легкое разочарование, не найдя там Грейнджер, и сомкнул челюсти. Непрошеное чувство сожаления уже несколько дней не переставая жгло где-то под ребрами. Он надеялся, что это пройдет. И что сломленные глаза этой патлатой всезнайки забудутся точно так же, как и десятки других глаз. Он не хотел думать о ней ни в каком ключе. Потому что не знал, какое воспоминание бьет под дых сильнее. То, в котором она сладко стонет, или то, в котором скрывает свои слезы. Если честно, они оба были довольно мучительными. И ощущались неправильно. Драко бесконечно повторял себе, что ему плевать. Да, с Грейнджер обошлись жестоко. Точно так же, как и со многими другими грязнокровками. Разница лишь в том, что с Грейнджер он знаком ближе. В последнее время даже слишком. Он прикрыл глаза, пытаясь сохранить холоднокровие при мысли об их маленьком секрете. *** В Больничной палате царило уныние. По мере приближения Рождественского бала и самого Рождества становилось все яснее, что большая часть болеющих останется в пролете. В этом году от привычных радостей и так не оставалось почти ничего, а единственное светлое событие обходит тебя стороной. Веселого мало. Джинни смотрела на серое лицо Лаванды Браун с желанием хорошенько по нему проехаться. Они все оказались в одной лодке, но именно Лаванда считала, что ей не повезло больше всех. — Не унывай, Уизли, — послышалось с соседней кушетки, — у меня от твоего кислого личика изжога разыгралась. — А ты не смотри, — раздраженно буркнула Джинни, заправляя непослушный локон за ухо. За последние дни она выяснила две вещи. Во-первых, Блейз Забини может быть забавным. А, во-вторых, он — идиот. Ей становилось все труднее отвечать на его выпады без улыбки или закрывать глаза на явный флирт. Конечно, она знала о его репутации героя-любовника, но тяжело не воспринимать заигрывания на свой счет, когда проводишь с человеком так много времени. Не то, чтобы у нее был выбор. Джинни всегда казалось, что Забини меньше других похож на слизеринца. По крайней мере, она не раз замечала, как он искренне улыбается и громко шутит, не обращая внимания на вычурные аристократические манеры. А горячий нрав отнюдь не свойственен холоднокровным змеям. — Если у меня есть выбор на кого смотреть: на тебя, Браун или Смита, ты уж извини, но смотреть я буду на тебя. Джинни закатила глаза, готовясь ответить что-нибудь колкое, как вдруг дверь в больничную палату распахнулась, и она увидела Малфоя. Еще один слизеринец, чье поведение вызывало в ней много вопросов. Малфой подошел к Забини и начал что-то говорить об ужине и подносе с едой. А она, кстати, была дерьмовой. Джинни никак не могла понять, почему эльфы так халтурили, когда речь заходила о больничной еде. *** Гермиона зашла в самую глубь библиотеки и села на свое любимое место. В темное время суток здесь не хватало света, из-за чего многие студенты сторонились этого закоулка. Гермиона достала банку с волшебным огнем и склонилась над своими конспектами. Она выписала все ныне известные реликвии основателей Хогвартса и принялась описывать каждую из них. По мере исследований она поняла, что единственная известная реликвия Годрика Гриффиндора — это меч, который сейчас хранится в кабинете у Снейпа. Она задумалась над тем, мог ли он оказаться крестражем, но почти сразу пришла к выводу, что нет. Но зачем Дамболдор завещал его Гарри? Гермиона поставила очередной знак вопроса около меча. Ей так хотелось сдвинуться с мертвой точки, что она никак не могла отпустить тот факт, что меч находится настолько близко к ней. Она уже рассматривала возможность кражи этой реликвии, но каждый раз останавливалась на том, что это не дальновидно. Во-первых, Снейп не дурак. Он заметит пропажу, и тогда головы полетят с плеч. Во-вторых, на данный момент она понятия не имела, что с ним делать. Меч завещали Гарри, а не ей, и, зная Дамболдора, это могло означать, что только он сможет разгадать данную загадку. И все же ее утешало, что единственная реликвия Гриффиндора находится поблизости и в относительной безопасности. Со Слизерином же все обстояло куда сложнее. Его реликвии заняли целый пергамент, а Гермиона даже не была уверена, что это все. Вот кто любил дорогие побрякушки — так это он. Кольца, медальоны, броши и другие украшения согласно сведеньям были разбросаны по всему миру. Одной из самых известных реликвий Пенелопы Пуффендуй была золотая чаша, о местонахождении которой Гермиона могла только гадать. И как Реддл умудрился их все найти? Гермиона закусила губу, думая о том, что гораздо разумнее было бы превратить в крестражи какие-то незаметные вещи. Например, камешек, который можно выкинуть в море — и дело с концом. Представив масштабы такого поиска, ей стало не по себе. Слава Мерлину, что Волан-де-Морт был помешан на символике. Опустив глаза в самый конец свитка, Гермиона подчеркнула последнее, все наедающее ей покоя словосочетание: Диадема Кандиды Когтевран. Давным-давно потерянное сокровище, поиском которого занимаются по сей день. Существует ли хотя бы малейший шанс, что Волан-де-Морт добрался и до него? Если да, то их задача переходила из ранга сложных до ранга невозможных. Просидев еще немного, Гермиона собрала все свои вещи и пошла в свою комнату. Ей нужно было выспаться и привести свои мысли в порядок. Гермиона зашла в комнату и остановилась, заметив, что что-то не так. Она встала в боевую стойку, готовая в любой момент сразить своим заклинанием чужака. Под звук громко бьющегося сердца она сделала пару осторожных шагов вперед, то и дело крутя головой в разные стороны. — Ревелио. Никакой реакции не последовало, и Гермиона выдохнула. Она села на кровать и уперла ладони в колени, пытаясь отдышаться и восстановить ритм сердца. — Надо бы нервы полечить, — прошептала она самой себе. Гермиона приподняла голову, задумываясь над причиной ее паники. Ей сразу показалось, что в комнате что-то не так. Но с первого взгляда все вещи лежали на своих местах, а кровати были идеально заправлены. Все, как всегда. Гермиона поежилась от порыва морозного воздуха и заправила развивающуюся прядь за ухо. Чертова Лаванда опять оставила окно на распашку! Вдруг на лице Гермионы выступил холодный пот. Ведь Лаванда не живет здесь уже неделю. Гермиона судорожно обернулась к открытому окну и в два шага преодолела расстояние. Она хлопнула по оконной раме и только после этого обратила внимание на небольшую коробочку, запакованную в состаренный папирус. Прошептав пару проверяющих заклинаний, Гермиона взяла коробку и аккуратно потрясла, пытаясь понять, что находится внутри. Но никаких настораживающих звуков не последовало, что побудило ее начать срывать упаковку. Гермиона нахмурила брови, увидев внутри бежевый футляр в форме куба, который выглядел весьма дорого. Как только она отщелкнула золотой замочек, крышка вдруг вспорхнула в воздух, ожидая, когда ее обладательница осмелеет и заберет ее. Убрав крышку в сторону, взгляду открылась кроваво-красная ткань, кое-где поблескивающая золотом. Гермиона принялась вытягивать ткань и удивленно ахнула, поняв, что на коробку были наложены чары незримого расширения. Она все тянула и тянула, пока в ее руках не оказалось шикарное длинное платье красивого клюквенного оттенка. Гермиона отложила его на кровать, заметив, что в коробке есть что-то еще. Она вынула со дна два тяжелых золотых овала, украшенных бордовыми камнями, и прищурилась в недоумении. Повертев их в руках, она подумала, что это похоже на своеобразные наплечники. Гермиона осторожно положила их к платью и покачала головой. Даже для гриффиндорской спальни платье было слишком красным. Она отвернулась от этого кричащего наряда и, взяв в руки коробку, провела ногтем по ее дну, цепляя клочок бумаги. На нем каллиграфическим почерком было написано: «Уверен, тебе понравится этот цвет. Ты же гриффиндорка. Д.М.» Гермиона прислонилась спиной к стене и прикрыла глаза, краснея от такой двусмысленности. Ему показалось, что ей понравится такой кровавый цвет? Очевидно, потому что она гриффиндорка. Ну, конечно. Гермиона окинула взглядом шикарное платье и устало вздохнула, размышляя над тем, что ей делать. Малфой что, хотел, чтобы она пошла в нем на бал? Что это? Извинения? Она не ожидала ни подарка, ни уж тем более того, что Малфой способен испытывать вину. Гермиона резко встала и уложила платье и дурацкие наплечники обратно в коробку. Она выбежала из своей комнаты с мыслью о том, что обойдет весь замок, но отыщет чертового Малфоя. Она не нуждается ни в подарках, ни в извинениях. И уж тем более от него. Кем Малфой вообще себя возомнил? Какое право он имел присылать ей дорогущие платья, будто хотел подобающе одеть свою шлюху на прием. От этой мысли Гермиона вспыхнула еще сильнее. И что за гребаный кровавый цвет? Ей было совсем не смешно от всех этих параллелей. Она заглянула в библиотеку, в прочем, не особенно рассчитывая там его увидеть, а затем проверила Астрономическую башню и Южное крыло. Уже практически потеряв надежду, Гермиона направилась к выходу из Хогвартса, но затем резко остановилась. Есть лишь одно место, не считая слизеринских подземелий, где он мог быть. И именно там была бы сама Гермиона, если бы не засиделась в библиотеке. Она обреченно прикрыла глаза и пошла в сторону Больничного крыла. По пути к месту назначения Гермиона решила, что лишь мельком заглянет в палату, чтобы убедиться, что он там, и в случае подтверждения ее догадки, она будет поджидать его около выхода. Гермиона бесшумно приоткрыла дверь в Больничные палаты и удовлетворенно хмыкнула. Драко сидел на кушетке Забини и пытался что-то у него отобрать под громкие возражения второго. Затем она перевела взгляд на зашторенную кушетку Джинни и почувствовала легкий укол совести. — Прости, Джин, я зайду к тебе сразу же, как только поставлю на место одного не весть что возомнившего о себе хорька, — еле слышно прошептала она себе под нос. Гермиона прикрыла дверь и зашла за угол, притаившись в ожидании. Как только дверь открылась, и показалась белокурая шевелюра, она выскочила из своего укрытия. — Малфой, — яростно прошептала она и ударила ему в грудь коробкой, — это еще что такое?! Драко перехватил ее руку и отвел в сторону, защищая себя от нападения. — Это коробка, Грейнджер, — равнодушно, но с долей иронии ответил он. — Я знаю, что это коробка! Какого черта ты мне ее подсунул? Гермиона со злостью посмотрела на него, рассчитывая на то, что Малфой почувствует хотя бы какое-то смущение. Но его лицо оставалось холодным, и лишь в глазах мелькнуло что-то, похожее на веселье. — Это не просто коробка. В ней платье, которое ты, между прочим, можешь надеть на бал. Не благодари. — И не собиралась! Мне не нужно это, — она понизила голос и протянула ему коробку. Драко расслабил плечи, радуясь, что она больше не тычет в него. — Не вежливо возвращать подарки, Грейнджер. Гермиона встряхнула головой, пытаясь сохранять боевой дух. Подготовленная речь затерялась где-то в недрах ее сознания, как только Драко открыл рот. — Зачем ты это сделал? — устало спросила она. Малфой тихо хмыкнул, но промолчал, давая понять, что не собирается отвечать на этот вопрос. — Малфой… Я не понимаю, зачем ты это делаешь? Все это, — она развела руками, — если ты ведешь какую-то игру, то прекращай. Я не… Драко подошел к ней ближе, заставив Гермиону замолкнуть. Он взял ее за руку, на которой пару дней назад красовался широкий порез, сделанный ей самой под Империо. — А ты не плоха в целительстве, Грейнджер. Даже шрама не осталось. Гермиона попыталась отдернуть руку, но от этого хватка Малфоя стала еще крепче. — Мне жаль, — сказал он. — Я не хотел, чтобы это произошло. Но если бы я остановил тебя раньше… — Драко помотал головой, — Кэрроу ведь сделал это специально. Он хотел спровоцировать меня, ты ведь понимаешь это? — Спровоцировать? Но зачем? — Он знает, что я знаю о его связях с сестрой. И если бы… — Но при чем тут я? — перебила его сбитая с толку Гермиона. — С чего бы тебе хотеть, чтобы я перестала себя калечить? Драко поднял на нее пронзительный взгляд, в котором, казалось, можно было отыскать ответ на вопрос. Он предоставил ей возможность самой все понять, но она лишь бездумно блуждала в его серых радужках. Проблема в том, что Гермиона не умела читать по глазам. Она нервно сглотнула, понимая, что как загипнотизированная смотрит в его глаза, не смея оторвать взгляд. Ей захотелось прислонить ладонь к своему судорожно сжимающемуся сердцу, чтобы успокоить его. Драко приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но затем лишь отпустил руку Гермионы, помотав головой, будто проигрывая спор с самим собой. — Слизерин ненавидит Гриффиндор, — прошептала Гермиона, смотря ему в грудь, — и нет ничего необычного в том, что тебе было плевать. — Но мне не было, — так же тихо прошептал он и приподнял кончиками пальцев ее подбородок так, чтобы они могли встретиться взглядами. На месте соприкосновения их тел будто прошлись разряды тока, сигнализируя об абсолютной несовместимости их электрических зарядов. Она вспомнила его тихое «Гермиона», сказанное ей вслед, и прикусила обе щеки, пытаясь зацепиться за эту боль, чтобы оставаться в реальности. Все шло настолько не по плану, что даже не было смысла составлять новый. — Почему? — спросила она. — Потому что кровь у всех одинаковая, Грейнджер, — выдавил он из себя. — И когда она проливается у хороших людей, это всегда грустно. Ей хотелось узнать, действительно ли он считает ее хорошим человеком. Но разговор шел по такой тонкой грани, что одно неправильное слово могло сломать все. — Ты больше не считаешь, что грязнокровки — это зло? Он усмехнулся и очертил подушечкой большого пальца линию ее скулы. — Больше нет. — Это… это хорошо, — дрожащим голосом ответила она. Гермиона прижала к животу коробку с платьем, и Драко удовлетворенно кивнул, отходя в сторону. Она последний раз окинула его взглядом и ушла, стараясь подавить глупую улыбку, упорно не желавшую сходить с ее губ. Это было очень неправильно, но так хорошо, будто бы так и должно быть. Драко Малфой больше не верил в привилегированность чистой крови, и это вселяло надежду. В мир, в будущее и… во что-то еще.