Клюква

Гермиона проводила взглядом спину Пэнси, которая удалялась к лестнице, ведущей к одной из пустующих спален для девочек. Как только дверь за ней закрылась, Гермиона почувствовала огромное облегчение и сразу уселась на диван, ранее занимаемый Невиллом. — Прости за это, — устало сказала она, — я не знаю, что на меня нашло. Невилл, все еще с недоверием поглядывающий на герб Слизерина, сел рядом с Гермионой и откинул голову на спинку дивана. — Ну, если Выручай-комната решила, что здесь есть место даже слизеринцам, то… — он пожал плечами, выражая некое принятие. Гермиона кивнула, в тайне радуясь тому, что ни у кого из них не было сил на дальнейшее выяснение отношений. — Она никому не расскажет, — все же сказала Гермиона, — если Паркинсон правда обо всем знала, то сейчас уж точно не будет трепать языком. Иначе пострадает ее великая слизеринская гордость. Паркинсон не только приняла помощь от, как она выразилась, «униженных и оскорбленных», но и сама стала такой. Если вынуждена проводить ночь здесь. Невилл перевел на нее ничего не выражающий взгляд. — Надеюсь, ты разбираешься в слизеринцах лучше, чем я. Может быть, я был бы и не прав, но ни за что в жизни не пустил бы сюда ни одну из змеюк. Гермиона поджала губы, чувствуя, как ее переполняет горечь. Не было никакой нужды в споре, касающегося этого вопроса, потому что она сама не знала, насколько права в понимании слизеринцев. По всем проехался каток войны. И это было единственным, что она знала наверняка. Но орденовцы и так готовились к этому весь последний год, а после лета им оставалось лишь собрать себя по кусочкам и найти силы на продолжение борьбы. А слизеринцы… Наверное, им пришлось куда сложнее. Ведь такие как Малфой, Паркинсон и Забини — дети прогнивших в устаревших обычаях аристократов, которые воспитывали своих детей по одной единственной установке. Чистота крови превыше всего. Что же с ними произошло за три месяца, если они вернулись в школу полными ненависти? Но уже не к грязнокровкам, а к родителям и к их мировоззрению. Насколько это вообще правильно — ненавидеть семью и «культ», в который она верит? Теперь эти слизеринцы предатели для всех. Все сознательное в Гермионе Грейнджер, что изо дня в день видело в мире ту несправедливость, что была скрыта ото всех остальных, не могло быть слепо к ним. Оставалось лишь наблюдать за борьбой между старыми и новыми обидами и внезапно открывшейся правдой. Очень хотелось верить в абсолютное добро и зло, что темнее ночи. Но каток, прошедший по жизни, перемешал все в палитре, оставляя за собой лишь серый цвет. И что же остается? Искать более светлые оттенки серого? Или принять тот факт, что категории абсолютного добра и зла — это сказка, так явно не вписывающаяся в современный мир? *** — Мистер Драко, — пропищала домовиха, — вас желает видеть леди Малфой! Драко отодвинул от себя свитки с заданиями Слизнорта и со стоном встал. Правый бок саднило после вчерашних пыток Реддла, а левое плечо так и не успело зажить после его приветствия. С Рождеством, мой мальчик. Дверь в восточную гостиную тихо отворилась. — Тут идти несколько метров, могла бы и не посылать Тинки, — озлобленно сказал Драко и сел напротив матери. — Может мне еще ужин самой приготовить? — Нарцисса элегантно приподняла бровь. Драко закатил глаза. — Ты звала меня, мама? — наигранно заинтересованным тоном спросил он. Лицо Нарциссы вмиг подверглось незначительным изменениям, которые мог бы заметить лишь близкий член семьи. Ее высокомерный прищур рассеялся, а на его вместе возник опасливый взгляд, продолжающий осматривать болезненное лицо сына. Чужак же подумал бы, что эта бледная высокомерная женщина просто ушла в себя. — Драко, как школа? — Давай только без этого, — скривился он, — пропустим светскую беседу. Что ты хотела? — Ты считаешь, что меня не может интересовать учеба сына? — Ах, ну если дело в оценках, — усмехнулся он, — то, конечно, может. Нарцисса поджала губы и отвела голову в сторону. Ей было больно слышать сарказм от Драко. От ее Драко, на лице которого виднелись совсем свежие следы пыток. — Мам, — выдохнул Драко, увидев выражение ее лица, — что ты хотела? Ты же знаешь, я не люблю все эти разговоры. — Как ты себя чувствуешь? — Прекрасно. — Ложь! — отрывисто выкрикнула Нарцисса. — Если ты знаешь, что это ложь, то зачем спрашиваешь? — Потому что мы волнуемся, Драко! — она обхватила его руки, будто умоляя о чем-то. — Мы? Драко хотелось вырвать свою руку из цепких ладоней матери, но он не стал этого делать. — Я и твой отец. Мы оба переживаем. — Хм, может, тогда не стоило пускать в наш дом Реддла со своими прихвостнями? Или вам доставляет удовольствие лицезреть его ублюдскую рожу? — прошипел он в лицо матери, наплевав на приличия, которые были ей так важны. — Драко! — она, наконец, выпустила его руки. Он вопросительно качнул головой, сомкнув челюсти. Темная магия все еще циркулировала по венам, мешая здраво мыслить. — Ты же знаешь, у нас не было выбора, — прошептала она, — мы и так не в чести у Темного Лорда, а… Но он дальше не слушал. «У нас не было выбора». А правда ли его не было? Перед взором Драко всплыло украденное у Грейнджер воспоминание, в котором она с воинственным взглядом лишала памяти своих родителей. Но ведь можно было все бросить и уехать вместе с ними, объяснив все тем, что «не было выбора». Чертовы Уизел и Поттер торчат сейчас хрен знает где, занимаясь не пойми чем. Практически не имея шанса на победу. Вероятно, у них тоже не было выбора? Драко помотал головой, понимая, что эта история началась слишком давно. Совершалось так много ошибок, что кажется уже невозможным что-то исправить. Спроси его на первом курсе про Волан-де-Морта, что бы он ответил? Да он бы гордо ухмыльнулся, потому что был маленьким долбоебом, который ни черта не понимал. А кто он сейчас? И понимает ли хоть что-то? Конечно, нет. Потому что половина людей, замешанных в этой войне — это кучка школьников, которые фанатично гонятся за идеей, внушенной им старшим поколением. Но если бы им дали право выбора сейчас, то как бы они поступили? Драко хмыкнул при виде печального, но уверенного лица матери. Его опять пробрала злость. Потому что выбор был всегда. Но они решили лишить его даже права на этот выбор. — Выбор был тогда, и он есть сейчас, — сказал он, глядя в глаза матери, лицо которой исказилось в непонимании. — Что ты имеешь в виду? Но Драко лишь помотал головой и ушел, оставив Нарциссу в немного испуганном состоянии. Он не хотел забивать ей голову, потому что не верил в то, что в ее сознании что-то может измениться. Наверное, дело в возрасте. *** Гермиона открыла глаза и схватилась рукой за шею, пугаясь внезапной боли. Промотавшись, она быстро сообразила, что заснула вчера прямо на диване в Выручай-комнате на пару с Невиллом, который, чтоб его, занял более удобное место у нее на плече. Гермиона аккуратно встала, позволяя Невиллу проснуться самостоятельно. Кинув взгляд на лестницу, ведущую на верхний этаж, Гермиона задумалась над тем, находится ли там Паркинсон. И стоит ли им пересекаться? Потому что Гермионе абсолютно этого не хотелось. Она испытывала некую неловкость, будто все случившееся вчера произошло в состоянии алкогольного опьянения. Но ей ведь не должно быть стыдно за желание помочь? Ей не хотелось видеть Паркинсон, потому что Гермиона не знала, чего ожидать. Благодарности? Или высокомерно вздернутого носа? А, может, угроз? Увольте. Гермиона вышла из Выручай-комнаты под гнетом чувства вины за… Да за все. Она без спросу и, если честно, практически без основания притащила врага в укрытие. А потом сбежала, испугавшись последствий. Так держать, десять очков Гриффиндору. За слабоумие и отвагу. В общей гостиной уже собралось достаточно много людей, что говорило о том, что те ученики, которым было позволено уехать на каникулы, стали возвращаться назад. Завтра наступал первый учебный день после каникул, что одновременно и радовало, и пугало. Гермионе, конечно, хотелось забыться в учебе. Но вместе с тем настолько не хотелось видеть Малфоя, что она готова была пожертвовать несколькими учебными днями в пользу каникул. За праздники она практически смогла убедить себя в том, что уже забыла о Драко и о ситуации, которая произошла в заброшенном кабинете. А потом случилась Паркинсон. И все те слова, что упорно не желали покидать ее голову. «Он бегал за тобой» Ей трудно верилось в это смелое заявление. Но как только Гермиона задумывалась об этом, сердце невольно начинало трепетать, а живот наполнялся теплом. Было трудно одновременно уверять себя в том, что ей плевать на Малфоя, и ловить экстаз при мысли, что она ему все же не безразлична. В сотый раз изучая расписание на неделю, Гермиона поставила галочку напротив урока Трансфигурации, к которой хотела подготовиться особенно тщательно. Но сперва перед ней стояла другая задача, видевшаяся ей не только более важной, но и практически невыполнимой. Нужно было убедить Гарри и Рона в необходимости разговора с Кикимером. Благо, Гермиона составила несколько подробных планов: первый о том, как именно им стоит налаживать общение с Кикимером; а второй содержал в себе доводы о том, почему это сделать действительно необходимо. На следующее утро Гермиона проснулась рано и первым делом осведомилась у Гарри и Рона об успехах операции «Кикимер». Этих самых успехов было немного, но они были. Дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки, и Гарри стал более обходителен, а Рон начал учиться держать рот на замке. Так же Гермиона посоветовала им исследовать весь дом, ведь в нем обитали не только чистокровные последователи Реддла, но и Пожиратель Смерти, приходившийся Сириусу братом. Вполне довольная собой, Гермиона бодро собралась и направилась на урок Амбридж, совмещенный со Слизерином. Несмотря на ненависть к Амбридж и ее фашистским наклонностям и несмотря на Малфоя, которого по обыкновению посадят рядом с ней, настроение у нее было вполне сносным. Она чувствовала, что еще немного, и дело с крестражами пойдет быстрее. А значит, весь этот Ад скоро закончится. Гермиона была права в том, что Амбридж посадит ее рядом с Малфоем для очередной парной работы. Хотя это было глупо, ведь написать эссе по всем пройденным темам можно было и в одиночку. Гермиона проигнорировала кувырок, который сделало ее сердце при виде Драко, сидящего с теневой стороны кабинета. Чем ближе она подходила, тем сильнее была видна разница между Малфоем, который уехал, и тем, который приехал обратно. Его челка, что была небрежно наброшена на лоб, скрывала глубокие синяки под глазами. Кожа, и так достаточно бледная, приобрела серовато-зеленый оттенок. Черты его лица заострились еще сильнее, и Гермионе показалось, что он исхудал. Первым ее желанием оказалось спросить, в порядке ли он. Но Гермиона с силой сомкнула губы, останавливая себя от какого-либо общения с человеком, который поступил с ней так подло. Что ж, возможно, это карма. Но Гермиона знала, что более вероятно, это Волан-де-Морт. Или его прихвостни. Вдруг он узнал о связи Малфоя с грязнокровкой? Живот свело от таких мыслей, но Гермиона стоически продолжила молчать. Сев рядом, в ее нос ударил запах табачного шоколада, даря ей ощущение, трудно описывающееся словами. Она почувствовала нечто, что ощущаешь при возвращении домой после дерьмового дня. Что-то знакомое, внушающее доверие, теплое. Но в тоже время это будоражило, заставляло кровь циркулировать быстрее. Все ее нервные окончания были в боевой готовности. Гермиона закончила писать эссе, которое считала полным абсурдом, одной из первых. Она считала, что даже если пишешь чушь, то пиши хорошо. Посмотрев на часы, висящие справа от Амбридж, Гермиона решила сдать эссе, а затем заняться более важными заданиями. Следующим стоял урок Трансфигурации, и ей хотелось еще раз перепроверить домашнее задание. Гермиона сдала работу под недоброжелательный взгляд старой жабы и направилась обратно к своему месту. Вместе с этим Симус поднялся со своего места и так же направился к Амбридж, глядя на свой пергамент. Не замечая Гермиону, он споткнулся о ее ногу и тут же зацепился за запястье, пытаясь удержать равновесие. Гермиона взвизгнула от боли в руке на том месте, где красовались еще не зажившие порезы. Схватившись за руку, она села за парту, кивая Симусу, мол, все в порядке. Тот слабо улыбнулся ей и пошел дальше. Порезы отдавались пульсацией, и Гермиона поправила волосы, чтобы они скрывали всю левую часть ее лица. Так, чтобы не видел Малфой. А затем прикрыла глаза, пытаясь перебороть слезы, выступающие от боли. Она аккуратно разогнула руку, делая вид, что ничего не произошло. Гермиона хвалила Мерлина за то, что надела сегодня вязаный жакет, благодаря которому кровь, которая с высокой вероятностью сейчас льется из порезов, остается не видна. Еле досидев до конца урока, Гермиона все же спокойно вышла из кабинета, стараясь не выдавать своей нервозности. Она и так прокляла себя достаточное количество раз за то, что сорвалась и испоганила свою кожу. Легче не стало в любом случае. Никто не заметил, как Малфой с силой сжал ремешок своей сумки, позволяя Гермионе просто скрыться за углом. Так же незамеченным осталось то, как он вздрогнул от болезненного крика Грейнджер, когда тот тупоголовый гриффиндорец схватил ее за запястье. И уж, конечно, никто и знать не мог, как Драко пытался перебороть тошноту, которая возникла в тот момент, когда он понял, что Гермиона вновь начала себя резать.