Клюква

По помещению сквозил затхлый ветерок, сопровождающийся неприятным воющим звуком. Первым, что услышала Гермиона, был звук капающей воды, который убаюкивал, придавал спокойствия. Было тихо. Но через некоторое время стал ощущаться холод, который, может быть, сначала и охлаждал больную голову, но затем стал неприятно покалывать конечности. Окончательно Гермиона пришла в сознание от совсем чужеродного звука в такой тиши: громкого, скрипящего, тошнотворного. Хотелось заткнуть уши и сморщить лицо. Она так и поступила, слабо протягивая замерзшие ладони к вискам. В этот момент странное умиротворение сняло как рукой. Потому что было сыро, холодно и больно. Гермиона открыла глаза и тут же, несмотря на окоченевшие конечности, села, притянув колени к себе и обняв их. Она еле подавила испуганный визг, увидев перед собой довольное лицо Амбридж, наблюдавшей за ней сверху вниз. Вмиг все недостающие кусочки паззла сложились воедино. Медальон, спальня Амбридж, браслет. Гермиона Грейнджер в подвале Хогвартса. Гермиона Грейнджер в дерьме. — Ну-ну, дорогая, — сладко пропела Амбридж, но в ее глазах виднелась плохо скрываемая жестокость, — только не надо смотреть на меня такими глазками. Ты же знаешь, что заслужила это. Гермиона молчала, чем вызывала еще больше ярости. — Но не переживай, мы быстренько вправим тебе мозги на место, а потом… А потом ты уедешь отсюда. На этот раз Гермиона не смогла сдержать вздоха ужаса, ведь сразу поняла, что старая жаба имеет в виду. А именно, задание Малфоя. В какой-то мере она даже удивилась тому, что Амбридж тоже была посвящена в эти дела. Значило ли это, что Волан-де-Морт не доверял Малфою? Или же на этот раз задание было серьезнее, чем убийство Дамболдора? Он, конечно, был рыбкой покрупнее, но, видимо, на этот раз необходимо было действовать стремительнее. Быстрее превратить Грейнджер в приманку для Поттера. Значило ли это, что Волан-де-Морт знал про поиски крестражей? Черт возьми, какой же дерьмовой была идея разделиться. Гермиона знала это тогда, и знает это сейчас. Не прошло и дня с момента, как она узнала о роли, которую ей подготовил Волан-де-Морт, а она уже упрятана в подвале без шансов на подготовку, на побег, на… Да ни на что у нее нет шансов. Гермиона подняла глаза на Амбридж ровно в тот момент, когда короткая и толстая палочка нацелилась ей прямо в лоб. — Круцио. Гермиона резко откинулась на спину и сильно приложилось головой, что, впрочем, не было особенно заметно на фоне крышесносной боли, пронзившей все ее тело. Подземелье наполнилось истошным воплем, отдающимся эхом от сырых стен. Хотелось бы сказать, что Гермиона в этот момент думала о том, как отомстит Амбридж. Или о своих последних секундах, проведенных с родителями. Но этого не было. Гермиона не могла думать ни о чем, кроме как о боли, пронзающей ее будто тысячи острых шипов. Ее тело тряслось, а пальцы безумно хватались за влажные камни, кое-где поросшие мхом и плесенью, но спасения не было. Ногти стали ломаться, из-за чего на пальцах стали появляться первые кровяные подтеки. Это было ничем по сравнению с агонией, которую она испытывала от заклинания, но от этого становилось только хуже. Потому что отравленный мозг каким-то образом стал отделять фантомную боль от настоящей, и пульсирующая боль на кончиках пальцев лишь подталкивала рвоту к горлу Гермионы. Наконец Амбридж прекратила пытку, решив, что для первого раза достаточно. Гермиона перевернулась со спины на живот, и ее вытошнило всем содержимым желудка. В основном это был желудочный сок, но от этого ощущения в животе стали еще паршивее. Даже тут она не почувствовала хотя бы какого-то облегчения. Вытерев рукавом слюни и желчь, Гермиона опять перевернулась на спину и уставилась на Амбридж затуманенными от боли глазами. — Хочешь добавки, грязнокровка? Гермионе хотелось выкрикнуть что-то дерзкое, что-то, что сбило бы спесь с ненавистного лица. Но она лишь в отчаянии замотала головой, надеясь, что это сойдет за отрицательный ответ. — Что ты делала в моей комнате? — визгливо спросила Амбридж. — Ты хотела убить меня? Признавайся, тварь, а то хуже будет! Сознание Гермионы постепенно стало проясняться, и в голову начали возвращаться хотя бы сколько-нибудь адекватные мысли. Она понимала, что не может рассказать Амбридж о медальоне. Она понимала, что с минуты на минуту получит новую порцию Круцио. Она понимала, что Амбридж ничего не стоит напоить ее сывороткой правды или наложить Империо. — Я… — сипло сказала она, а затем откашлялась, — я п-пыталась найти способ снять б-браслет. Лицо Амбридж вытянулось в раздумьях. Гермиона смотрела в одну точку где-то на рукаве старой жабы и молилась о том, чтобы она поверила ей. — Тебе никак не снять этот браслет… — прошептала Амбридж, — ты хотела сбежать из Хогвартса? Зачем? — Я б-больше не могла тут находиться, — прошептала Гермиона. — Ну-ну, — квакнула Амбридж, ни на секунду не веря в ее слова, — Инкарцеро! Из волшебной палочки выстрелили веревки, а затем связали Грейнджер по рукам и ногам. Затем Амбридж еще раз взмахнула палочкой, левитируя Гермиону к стене. Веревки, связывающие ее запястья, зацепились за ржавый крюк на стене, фиксируя руки Гермионы в вертикальном положении. — Петрификус Тоталус. Тело Гермионы обездвижилось, а потому она не смогла со всем тем ужасом, что окутал ее сознание, вскрикнуть, когда увидела вошедших Кэрроу. — Долорес! — радостно поприветствовал Амикус, — да сегодня прямо праздник какой-то! Алекто гаденько хихикнула, салютуя связанной Грейнджер. — Вы вызвали Темного Лорда? — спросила Амбридж у обоих Кэрроу. — Пока нет, — ответил Амикус. — Грех упускать возможность повеселиться, — объяснила Алекто слова брата. — Ну что ж, хуже не будет. Грязнокровка пыталась меня убить! — Амбридж скорчила оскорбленную мину. — Дорогая, — обратилась к ней Алекто и положила ладонь на плечо, — иди, выспись, отдохни от этой мрази, она достаточно потрепала тебе нервы. Мы справимся. Амбридж кивнула им, а затем повернулась к Гермионе. — Я вернусь с утра, а ты подумай над своим поведением. — Она подумает, — улыбнулся Амикус, — спокойной ночи, Долли. — Спокойной ночи, — и Амбридж ушла, закрыв за собой тяжелую скрипучую дверь. — Так-так-так, — пропел Кэрроу, улыбаясь во все тридцать два, — наша умница наконец попалась. Гермиона, будучи не в состоянии пошевелиться или сказать хоть слово, сквозь слезы смотрела на пару Кэрроу. Ей хотелось кричать, выть, скулить, молиться. Ей хотелось звать на помощь, но чертово тело не слушалось. К горлу опять подступала тошнота. — Круцио! — крикнула Алекто. И все повторилось. Только на этот раз Гермиона не могла пошевелиться, а потому и не могла отвлечься хотя бы на что-то. Не могла кричать, не могла брыкаться, не могла сморщить лицо. Лишь глаза выдавали весь тот ад, что происходил внутри нее. Из носа хлынула теплая жидкость, и она понятия не имела, что это: кровь или сопли. Скорее всего, ее сосудистая система не выдержала, а потому это была кровь. — Это даже скучно, — разочаровалась Алекто, — может, позволим ей хотя бы кричать? — Как скажешь, дорогая. Сегодня все для тебя. Гермиона почувствовала, как онемение постепенно сошло с лица, и она обрела дар речи. — Ну что, грязнокровка, какой вид пыток ты предпочитаешь? Не успела Гермиона и рта открыть, как Амикус сказал, ухмыльнувшись: — Ну что ты, это не пытки, не пугайся. Нам не нужна от тебя никакая информация, так что расслабься, — Амикус положил руку на талию сестры и притянул к себе. — Мы просто немножко поиграем с тобой. Около Гермионы появились два стула, на один из которых уселся Амикус и махнул своей сестре, прося начать представление. Алекто радостно облизалась и села на корточки рядом со связанной Гермионой. — Хм, — она дотронулась кончиками пальцев до подбородка Грейнджер, — с чего бы начать? Гермиона дернула головой, вырываясь их мерзкой хватки Алекто. — Знаешь, — сказала Кэрроу, не обращая внимания на ее брыкания, — мне показалось, что твоя успеваемость на моем уроке крайне низка. Ты все никак не можешь признать магглов мусором. Скажи, почему? Может, тебе противно осознавать, что ты сама практически маггла? Гермиона удивленно ахнула, как только поняла, что может шевелить правой рукой. Но ее радость длилась не долго. Веревка, удерживающая руку, исчезла, а в следующую секунду Алекто вцепилась в кожу Гермионы и приставила палочку ко внутренней стороне предплечья. — Возможно, это преподаст тебе урок, — прошептала Алекто, и в ее глазах загорелся маниакальный огонь. Гермиона вскрикнула, почувствовав острую боль, и начала отдергивать руку, но все было тщетно. Алекто вырезала кончиком своей палочки какие-то буквы на коже. На пол стала стекать кровь, и Гермиона всхлипнула, изо всех сил борясь с подступающим воем. — Ну?! — подал голос Амикус со своего стула, — Почему она не кричит? Алекто скривила губы в гримасе ненависти и отбросила руку Гермионы, как только закончила работу. Сквозь кровяные потеки и разодранную кожу едва можно было различить слово «грязнокровка». Гермиона почувствовала жар, подступивший к щекам. Несмотря на острую боль в предплечье, она думала лишь о том, что ей стоило начать кричать. Потому что Алекто придвинулась еще ближе и прислонила палочку к ее уху, явно начиная нервничать из-за недовольства брата. —Грейнджер, какое ухо у тебя любимое? Гермиона поднесла единственно свободную руку к правому уху чисто машинально, потому что именно около него и находилась Алекто. — Ах да, — пробормотала Кэрроу и привязала изрезанную руку обратно, из-за чего кровь стала капать вниз и впитываться в одежду. Затем Алекто обернулась на брата и прикусила губу, увидев его довольный кивок. — Посмотрим, на что ты способна, грязнокровка, — прошептала Алекто ей в лицо. А затем резко провела волшебной палочкой по уху. Гермиона вскрикнула от невыносимой боли и резко дернулась головой, из-за чего палочка соскочила, и на пол упал небольшой комок плоти. Гермиона в ужасе посмотрела на отрезанную мочку уха, лежащую рядом с коленом Кэрроу. Ее не на шутку заколотило в панической атаке, но из горла так не вылетало ни звука. Лишь частое дыхание выдавало в ней ужас. Все мысли в голове смешались в один большой ком, который становился все громаднее и громаднее, снося все на своем пути. Хотелось кричать, вырываться, делать хоть что-то, что могло бы спасти ее от истязаний двух поехавших ублюдков. Но Гермиона лишь смотрела на кусок своей плоти и беззвучно тряслась, не в силах сказать ни слова. Ужас полностью поглотил ее, затмевая боль от только что полученного ранения. Все происходящее казалось ночным кошмаром, но проснуться никак не получалось. Вдруг Амикус встал со стула, а затем отбросил его в сторону ногой. — Смотри и учись, сестренка, — злобно прорычал он и схватив Гермиону за шею, приставил к ее виску волшебную палочку. Гермиона крепко зажмурилась, ожидая очередной вспышки боли, но она не наступила. Вместо этого Кэрроу пробормотал како-то заклинание, из-за чего Гермиона совсем потерялась в ощущениях. Ей казалось, что она не открывала глаза, но, видимо, ее тело сделало это самостоятельно в тот момент, когда веревки с конечностей спали, а Кэрроу, схвативший ее за шкирку, вышвырнул Гермиону из подвала. — Беги, — прошептал он, а затем расхохотался безумным смехом. Гермиона поднялась с колен и изо всех сил бросилась бежать по подземельям. Ноги сами привели ее к лестнице, и как только она увидела дверь, ведущую на свободу, послышался рев непростительного заклятия. Не помня себя от страха, Гермиона дернула за ручку и радостно вскрикнула, когда та легко отворилась. Она со всех ног бросилась к Башне Гриффиндора, и когда была уже около портрета Полной Дамы, резко остановилась, почувствовав неладное. Портрет больше не закрывал дверь в гостиную, а лишь немного прикрывал ее, выпуская изнутри яркие вспышки света. Подойдя ближе, Гермиона в ужасе ахнула, увидев на картине Полную Даму, лежащую с перерезанным горлом. Сглотнув, она дернула портрет на себя. Ее обдало жаром, и Гермиона зажмурилась и закрыла нос рукавом. Запах гари и паленой плоти разъедал глаза и подзывал рвоту. В общей комнате Гриффиндора ярко пылало пламя, цепляясь за шторы, диваны, ковры. Прямо на входе лежало обгорелое тело, по оставшимся чертам которого Гермиона узнала Коллина Криви. Казалось, что сердце бьется так интенсивно, что еще чуть-чуть, и оно выпрыгнет из груди, проломив ребра. Она переступила через тело Криви и прошла дальше. Увиденное было настолько ужасным, что стало темнеть в глазах. Вдруг непойми откуда на Гермиону свалилось опаленное тело Невилла, который вцепился в ее плечи мертвой хваткой. — Мертвы, они все мертвы, — прохрипел он, прежде чем упал на ковер и забился в конвульсиях. Гермиона стала медленно отступать от него, не веря своим глазам. Но в тот момент, когда Невилл престал дрожать, она поняла, что это — конец. Он мертв. Он сгорел. Вся гостиная сгорела, и как бы ей не хотелось лишиться всех чувств, Гермиона явно улавливала запах жареного мяса, исходившего из каждого уголка ее родной гостиной. Только сейчас она заметила гору знакомых тел, валяющихся то тут, то там. Они все были мертвы. Они все сгорели заживо. Гермиона упала на колени прямо посреди полыхающей огнем гостиной и закричала, что есть мочи. Настоящий животный ужас захлестнул ее, раздирая в клочья оставшиеся нервные клетки. Сквозь слезы она видела, как огонь постепенно добирается и до нее, начиная плавить плоть. Собрав остатки сил, она вышла на негнущихся ногах из гостиной, не обращая внимания на боль, исходящую от ожогов. Она должна позвать на помощь, она должна… Но боль становилось все невыносимее, и игнорировать ее было больше невозможно. Опустив взгляд на свои руки, Гермиона захлебнулась в собственном ужасе. Кожа до сих пор продолжала плавиться, обнажая мышцы и кости. Она сделала еще пару шагов перед тем, как рухнула на пол. Прижимая руки к себе, Гермиона заметила, что вся испачкана в чем-что темно коричневом. Зацепившись за эту загадку, она подползла к окну и подставила руки под лунный свет. Из открытых ран лилась грязь. Мерзкая земля, в которой виднелись личинки и другой мусор, различить который она не могла в таком состоянии. По ее венам ползали черви, и Гермиона почувствовала рвоту, подступающую к горлу. Поток склизкой грязи вырвался прямо из глотки, пачкая пол, освещенный лунным светом. Гермиона закричала так громко, что задребезжали окна. А затем она открыла глаза и увидела раскрасневшиеся от смеха лица обоих Кэрроу. Судорожно обернувшись, Гермиона поняла, что все так же находится в подвале. А судя по палочке, которую Амикус убирал в карман… — Этого не было, — прохрипела Гермиона, ее горло саднило от крика, — этого не было. Она еще какое-то время повторяла эти слова, пока не поняла, что часть боли, которую она испытывала во время галлюциногенного пожара была все еще при ней. Колготки на ее левой ноге были расплавлены, а на коже зияла огромная обугленная рана. Увидев ее дикий взгляд, Алекто хмыкнула. — Ну это так, для более реалистичных ощущений. Ее брат одобрительно улыбнулся. Гермиона склонила голову, упираясь подбородком в грудь. Больше не было ни мыслей, ни боли, ни страха. Только сумасшествие, пропитывающее каждую единицу ее существа. — Ами, у меня голова разболелась из-за воплей этой гадины. — Уже устала? — удивленно спросил он. — Ну, — она провела ладонью по его груди, — не совсем… Но я была бы не против пойти в спальню. — Моя ты извращенка, — прошептал Амикус в губы сестре, — пожелаем грязнокровке спокойной ночи? И не дожидаясь согласия сестры, он резко взмахнул волшебной палочкой, затягивая веревки на руках Гермионы так сильно, что послышался хруст. Но она больше не кричала.