***
Что-то мягкое коснулось обнаженной ноги. Даша испуганно распахнула глаза и вскочила с кровати, неуклюже ударившись коленом о деревянный каркас. — Что за чёрт? — потирая ушибленное место, прошипела она. Из-под одеяла выглянула маленькая серая мордочка кота. Его глазища так и говорили: «Ты что, с ума сошла?» — Тишка! Ты меня до инфаркта доведешь быстрее, чем работа. Тишка, или официально Тимофей — папин сиамский кот. Хотя его шерсть и была пепельного оттенка, отец всё равно называет его нахальной рыжей мордой. Характер действительно соответствует описанию. Ласковым и нежным не назовешь никак. Сдвинув кота на край, Даша забралась обратно в теплую постель, укутавшись по самый нос. В доме царила тишина, сквозь шторы просачивались яркие солнечные лучи, и это значило, что наверняка перевалило за двенадцать. Проворочавшись какое-то время, она поняла, что уснуть не сможет. Даша лениво потянулась к телефону, параллельно поглаживая свободной рукой Тимофея, который с радостью подставлял шерстку и довольно мурчал. Видимо, папа все-таки вставал в пять утра, чтобы его покормить. На экране мигало оповещение: «Новое сообщение от Вознесенская ИВ». На долю секунды пальцы нерешительно замерли на имени. «Спасибо, Дарья. Вас тоже :)» Озадаченно зависнув над сообщением на несколько минут, Саркисова в итоге закинула смартфон подальше, решив, что отвечать, наверное, не стоит. Ей не может повезти еще раз. Невольно настроение улучшилось. Организм требовал кофе, а для этого нужно было аккуратно пробраться на кухню через гостиную. Но сначала — в обязательном порядке душ, чтобы проснуться окончательно. Проходя мимо зеркала, Даша заметила улыбку на своем лице. Закатив на саму себя глаза, она открыла кран с горячей водой; повалил густой пар.***
— Мы снова увидимся через полгода? Старший Саркисов катил маленький чемодан по старой брусчатке, а Даша семенила рядом, держа за края кончиками пальцев горячие бумажные стаканчики. Было раннее утро, поэтому кофе они купили на вокзале, чтобы дома никого не будить кофемашиной, ну и соответствовать традициям путешествий. Глянув на уличное табло с расписанием, Даша отметила про себя, что поезд прибывает на перрон через десять минут. Она ненавидела момент прощаний. Слава богу, папа хотя бы не плакал как бабушка. На это невозможно спокойно реагировать. Словно она не в другой город уезжает, а на Марс с Илоном Маском. В такие моменты Даша старалась как можно быстрее уйти, пока у самой не появился ком в горле и слезы. — Пап, ты знаешь, что моя квартира всегда готова тебя принять. Тем более, скоро Машка родит, переедет к вам. Так уж и быть, я на пару недель смогу тебя приютить, когда сбежишь от подгузников. В общем, скучно не будет, отсыпайся, пока есть время, — спрятав хитрую улыбку за кофе, Даша снова посмотрела на часы, аккуратно дуя на поверхность стакана. Она никогда еще так не спешила в столицу. Обычно этот момент оттягивался до последнего поезда. Сейчас же Саркисова купила билеты буквально на один из ранних. Ей не нужно было долго анализировать, в чем причина ее нетерпения. И кого она так рвется скорее увидеть, хотя до окончания каникул оставалось еще три дня. Из спутанных мыслей выдернул мобильный отца. Обернувшись, Даша увидела как быстро менялось его лицо: от пунцового до бледно-зеленого. — Как? Сейчас? До поезда осталось пять минут. Хорошо, да, еду. Он быстро засунул телефон в задний карман джинсов и с виноватым видом пожал плечами. — Малыш, видимо, все произошло быстрее, чем мы думали. Машу уже увезла скорая и… — Тебе нужно ехать. Я все понимаю, я уже взрослая девочка и могу о себе позаботиться. Она широко улыбалась, пытаясь показать всем своим видом, что вовсе не обижается. Как раз из громкоговорителя шипящий женский голос объявил о прибытии скорого поезда. Мужчина наклонился к дочери и заключил в отцовские, слегка неуклюжие объятия; сказывалась долгая разлука. Пытаясь перекричать шум, он успел сказать перед тем, как на платформу въехал головной локомотив: — Ты всегда будешь для меня маленькой девочкой, и я всегда буду заботиться и думать о тебе. Напиши обязательно, когда приедешь. Грохот подъезжающего состава заглушил ее ответ, но отец все равно бы его не услышал, потому что уже торопливо убегал, скрываясь за массивной входной дверью вокзала. Он боится показаться еще более сентиментальным — всегда остро переживает, что окружающие примут его за мягкотелого, поэтому старается спрятать настоящие эмоции. Даша грустно улыбнулась, осмотревшись вокруг в последний раз, и стала подниматься по ступенькам в вагон. Она наконец-то возвращалась домой.***
Оставшиеся пару дней отдыха Саркисова провела, как и планировала: в гордом одиночестве, не вставая с кровати, за просмотром «Гарри Поттера». Бабушка ожидаемо наложила ей кучу контейнеров с салатами, хотя она каждый раз просила этого не делать. Но зато вопрос готовки, слава Богу, на несколько дней отпал сам собой. Лишь когда в воскресенье закончился хлеб, Даша огромными усилиями смогла заставить себя прямо на пижаму накинуть длинный пуховик и спуститься в магазин на первом этаже дома. Первая неделя после праздников в Генрокуратуре проходила подозрительно спокойно. Никаких новых скандалов, увольнений и вызовов «на ковер» в Администрацию Президента. Из-за того, что замену Ане до сих пор не нашли, Саркисова все чаще оставалась в Офисе с документами, а Ирина Владимировна ездила на встречи одна. Из-за новых, не ее должностных обязанностей, Даша засиживалась на работе еще дольше. Чтобы раскрасить ежедневную рутину чем-то приятным, она купила себе небольшой отрывной календарь с милыми фотографиями котят. Он отлично вписался возле экрана ноутбука и радовал глаз, создавая хоть какой-то уют. Откусив небольшой кусочек от злакового батончика, Даша с трепетом оторвала листок календаря с цифрой четырнадцать. С «пятнадцатого января» — на нее смотрел маленький сиамский котенок, чем-то похожий на отцовского Тишку, когда его только купили много лет назад. У него всегда был скверный характер, но она все равно любила его всем сердцем. Посмотрев еще раз на дату, Даша стукнула себя ладонью по лбу. Уже семь вечера, а у нее совсем вылетело из головы предупредить Вознесенскую, что завтрашнее интервью для женского журнала перенесли из-за внезапной болезни журналиста. Помощница тихо постучала в дверь кабинета и просунула в проем свою темно-золотистую копну волос. — Ирина Владимировна? — Входи. Прокурор стояла к ней спиной, усердно пытаясь найти что-то в шкафу с документами. Стройную фигуру идеально обтягивало черное платье-футляр: чуть выше колена, длинный рукав. Даже под конец дня Вознесенская выглядела великолепно; ровная осанка, уверенные удары каблука по паркету. От этого вида — пульс предательски участился, а в горле пересохло. — Я хотела Вам сказать, что «Elle» перенесли интервью на пятницу. Они очень извинялись, но заболел журналист, и заменить некем, поэтому… Даша с интересом и осторожностью наблюдала, как Ирина Владимировна хватала одну массивную папку за другой, пытаясь удержать их вместе. В итоге накопилось столько, что они с грохотом посыпались на пол бесформенной грудой. Саркисова бросилась помогать, опустившись на колени, что оказалось довольно неудобно в узких брюках. — Черт. Вознесенская присела рядом, пытаясь походу сортировать все, что выпало. От этого движения ее платье поднялось к середине бедра, оголив часть светлой кожи, скрытой лишь тонкой тканью колготок. Даша пыталась сконцентрировать внимание на документах, но взгляд то и дело скользил по ногам начальницы. — Нужно отменить интервью. Или перенести на неопределенный срок… Смотря, насколько большое значение это имеет для репутации Офиса. Ирина Владимировна сосредоточенно раскладывала бумаги, не поднимая взгляда на ассистентку. Делать это на полу, да еще сидя на коленях, оказалось непросто. Поэтому она сдалась и со всей присущей ей грацией полностью села на пол, скидывая туфли на красной подошве. — Весь день об этом мечтала… Все, что оставалось Даше, это лишь молча наблюдать за развернувшейся перед ней странной сценой и делать вид, что ничего особенного не происходит. — Но почему? — Потому что они жутко неудобные, каждый раз надеваю и потом жалею. Их красота заставляет меня забывать об этом пункте, — Ирина Владимировна нахмурилась. — Это, кажется, лист из той папки, что у тебя. Постепенно бардак разгребался. — Я не об этом. Почему отменить интервью? — О, точно. Нужно, чтобы ты связалась с нашей пресс-службой и сказала, что в пятницу будет моя пресс-конференция с официальным заявлением по поводу якобы незадекларированных доходов. Значит, скоро будет новый скандал и новая толпа журналистов у входа. Славненько. Пожили спокойно и хватит. — Хорошо. Завтра с утра этим займусь. Папки вернулись на свои места, и необходимость находиться столь близко к друг другу отпала. К большому сожалению Саркисовой. Она поднялась первой, неловко глядя на начальницу сверху вниз. Та все еще сидела на полу и оглядывалась по сторонам — за что бы уцепиться. Не долго думая, Даша протянула ей руку, безмолвно предлагая помощь. В ответ в голубых глазах не возникло удивления, скорее там просто было меньше льда, чем обычно. Ладонь аккуратно легла в другую. От непривычного, но такого желанного контакта с Ириной Владимировной Даша слегка вздрогнула; толпа мурашек пробежала по спине. Рука была теплая и мягкая, с аккуратным французским маникюром. Продолжая крепко сжимать ладонь помощницы, прокурор поднялась и снова надела каблуки. Для Саркисовой все вокруг замерло — только этот кабинет и ощущение нежной кожи Вознесенской на своей. Чтобы как-то нивелировать неловкость, для себя в первую очередь, она улыбнулась: — Но туфли правда красивые. — А я то думала, когда сидела, что Ваш взгляд, Дарья, не опускался ниже моей юбки, — весело подметила Ирина Владимировна, снова заставляя смутиться. Ей нравился румянец на щеках ассистентки. Даша, не ожидавшая, что ее поймали с поличным, почувствовала себя чертовски неудобно и неосознанно выдернула ладонь. Прокурор, не ожидавшая подвоха, лишившись опоры, потеряла равновесие и покачнулась. Саркисова быстро поняла, что натворила и успела крепко схватить ее за талию обеими руками. Если Даша думала, что до этого они находились в неловком положении, то сейчас вся ситуация казалась просто катастрофической. Ее собственная внутренняя «тревожная кнопка» буквально взорвалась, и яркая надпись «Опасно» загорелась сигнальным светом. Даша снова ощутила тот самый, сводящий с ума цветочный аромат, только еще ближе, и все предупреждающие мысли вылетели из головы. Расстояние сократилось до минимального, она слышала рядом учащенное дыхание Вознесенской, и сердце готовилось покинуть грудную клетку. Широко распахнутые глаза впервые смотрели так тепло. Они сверкали не как обычно, небесным, а темно-синим оттенком, будто хранивший тайны драгоценный сапфир. Ведомая своим чувствами, что бывало крайне редко, Ирина Владимировна протянула руку с явным намерением повторить жест девушки и дотронуться до нее, но сразу же одернула, словно осознав, что только что собиралась сделать. Лицо прокурора стало непроницаемым, она быстро высвободилась из рук помощницы и вернулась за свой стол. — Ты можешь идти домой… Кхм, — голос немного охрип и, чтобы как-то это исправить, Вознесенская тихо прокашлялась. Пряча лицо за бумагами, она продолжила: — И Дарья, наберите завтра отдел кадров. Когда они в конце концов пришлют нового секретаря? Вы же не можете постоянно выполнять работу за двоих. Тем более, страдает качество. Саркисова, которая так и продолжала стоять на месте с задумчивым выражением лица, лишь кивнула и поджала губы. Магия момента исчезла бесследно, оставляя за собой послевкусие горького шоколада. «Это оскорбление или… забота? Скорее всего, желание побыстрее от меня избавиться и намек, что я провожу здесь слишком много времени и мешаю»***
Методичный стук колес вагона метро вводил в транс. Даша стояла немного пошатываясь; она крепко уцепилась за поручень, чтобы не упасть при очередной остановке. Время — час-пик, и все торопливо пытались втиснуться в вагон, не обращая внимания на то, что он и так переполнен. В теплом пуховике становилось довольно жарко, особенно в толпе. Но через пару остановок ее станция, и не было смысла его расстегивать. На улице снова крупными хлопьями валил снег. Намело с добрых полметра. По дорогам колесила снегоуборочная машина, освещая путь оранжевой мигалкой. Даша была в наушниках, но музыку так и забыла включить, полностью уйдя в себя. Перед глазами то и дело всплывала недавняя сцена. Прижимая к себе Вознесенскую, она ощутила знакомый трепет от прикосновений, что заставлял кровь бурлить в венах. Последний раз Саркисова чувствовала нечто подобное лишь в школе, когда была влюблена в свою учительницу истории. Но это было так давно, что ей казалось, раны затянулись. Даже ее первая и пока единственная девушка, Настя, старше на два курса, не имела такого сильного отклика у ее тела. Хотелось с кем-то поделиться, получить совет, что делать: продолжать работать, играя с огнем, или отступить для собственного спасения? Стянув зубами перчатку с правой руки, она набрала номер лучшей подруги. Между ними было больше восьмисот километров и пара пограничных пунктов. Тем не менее, эта дружба выдержала и окрепла даже в условиях встреч раз в полгода. — Dobry wieczór Pani. Услышав родной голос, Даша счастливо улыбнулась и расслабилась. — Добрый, если добрый. — Что ты снова натворила? — У нас тут метровые кучи снега, а у вас? До квартиры оставалось минут пять прогулочным шагом, но Саркисова не хотела домой и свернула в небольшой скверик. Там все еще ездил маленький спец-трактор, очищая дорожки. — А у нас в квартире газ. Не увиливай. У меня есть всего пятнадцать минут, и нужно бежать на занятие. На заднем плане действительно слышалось шуршание тетрадей и ручек. Катя в свободное от работы в университете время занималась со взрослыми французским языком. Она никогда не хотела преподавать, но, обучаясь на третьем курсе филфака, поняла, что это довольно занимательно, и есть хорошие перспективы. В Европе эта работа ценится куда больше, нежели у нас. — Я даже не знаю… Мне кажется, что я снова наступаю на те же грабли, что и в школе. Но тогда рядом была ты и помогла мне не утонуть, а сейчас я одна, — на последнем слове голос дрогнул. Присев на заснеженную лавочку, Даша закрыла глаза — она знала, что еще слово, и расплачется как ребенок. — Солнце, ты не одна. Я у тебя на быстром наборе, помнишь? Кто она? Голос подруги смягчился и стал нежным. Одна горячая слезинка покатилась из прикрытых глаз. — Да, это не столь важно. Ничего нет и не может быть. Я просто вдруг поняла, насколько мне одиноко в последнее время. Мне очень не хватает тебя, Авдеева. Променяла лучшую подругу на «безвиз», — без малейшего упрека, но с явной доброй насмешкой. Ветер становился все свирепее, и Даша стала замерзать от долгого пребывания на холоде без движения. Нужно подниматься и возвращаться домой. — Мне тебя тоже, поверь. Я приеду на Пасху. Маман считает этот праздник самым главным в году и предаст меня анафеме, если я не помогу ей с выпечкой. Ты тоже, кстати, приготовься! Семьдесят пасхальных куличей сами не испекутся! — Сколько? Господи. Ты ей сказала, что я атеистка, надеюсь? — Если ты ей это скажешь, то сделаешь только хуже. У нее появится цель наставить тебя на путь истинный. Не рискуй. Хочешь, кстати, дам тебе ее номер. Мама как раз ищет, с кем ездить в церковь. Там найдешь себе много друзей! После пары шестичасовых служб, глядишь и уверуешь, — с того конца трубки послышался истерический смех. — Вот, ты зараза! Мне плохо от одного только запаха ладана. Подумают еще, что во мне какой-то демон, раз я так реагирую на священнодейство. Ветер разогнал тучи, и снег больше не падал. На небе ярко светили звезды. Даша стояла у входа в подъезд, ёжась и переминаясь с ноги на ногу, и смотрела завороженно вверх. — О, их изгоняют сеансом экзорцизма. Я когда-то на Ютубе смотрела. Такое себе кино, не советую. Особенно таким впечатлительным, как ты. — Кому-то явно нужно заканчивать с мистикой. — Все, я убегаю. Через минуту урок по Зуму. Береги себя, пожалуйста. Люблю тебя. — И я тебя. Изо рта шел пар, и хотелось скорее домой, отогреваться. Даша поднесла магнитный ключ к домофону, еще раз огляделась вокруг и, улыбаясь, забежала внутрь, стряхивая снег с сапог.