***
— Ира! — громко прокричала девушка. Даже кошка встрепенулась, вопросительно склонив голову набок, продолжая ловить шерсткой последние теплые осенние лучики солнца. — Неопрятный человек, свинья. Шесть букв! Конечно, она знала ответ, но ей хотелось немного позлить Иру с ее железным терпением, которое та старательно тренировала в этом месяце. После не совсем удачно проведенной операции, где Даше повезло не пострадать физически, но при этом произошедшее там все равно оставило на ней свой неизгладимый отпечаток, Ира спускала Даше все шалости и капризы, списывая на посттравматический синдром. Даше было жаль Софию. До жжения в груди жаль, на самом деле. Она не заслужила такого конца, никто не заслуживал. Даже будучи у нее в так называемом «плену», Саркисова испытывала какую-то свою, не совсем логичную, симпатию к девушке. «Стокгольмский синдром» — шутила она про себя, конечно, не смея заикаться об этом Ире. У них добавилась еще одна негласная тема-табу. Да и к лучшему это. Саркисова видела, как последующие несколько недель расследования стали адом для Вознесенской. Складывалось впечатление, что в тот день не Даша, а она находилась под прицелом. Ведь Саркисова быстро оклемалась, отметка в ее резюме «стрессоустойчивость» оправдалась на все сто. Единственное, что давалось довольно трудно для осознания — факт, что на твоих глазах расстреляли невинного человека. Впрочем, являлась ли София такой уж невинной? — Ответ: Саркисова. Подходит идеально, — сказала Ирина, заходя в комнату. Ира удивительным образом умудрялась выглядеть привлекательно в своей домашней простоте и Даша, даже спустя почти месяц их совместного проживания, время от времени ловила себя на том, что часто замирает от непривычки, любуясь любимой женщиной. Прямо как и сейчас — она невольно задержала дыхание, рассматривая небрежно заколотые черные волосы железным крабиком на макушке, домашние спортивные штаны со странной, немного большеватой футболкой, поверх которой был надет темный передник. Ира умела быть невероятной в любой одежде, с макияжем и без, с укладкой или простым низким хвостиком. Эта врожденная особенность сидела настолько глубоко в ней, что успела срастись накрепко со всем остальным. — Эй! — вскрикнула Саркисова, бросая на Иру недовольно-насмешливый взгляд. — Обидно, между прочим. — Я не помню, когда последний раз моя квартира выглядела такой… — облокотившись плечом о дверной косяк гостиной, Ира замолчала, подбирая наиболее подходящее слово. — Живой? Уютной? — ухмыльнулась девушка, отбрасывая телефон с неразгаданным сканвордом. — Скорее захламленной и… волосатой, — голубые глаза прищурились на мирно спящую Симу, которая после переезда начала особенно сильно линять, и на белой мебели Вознесенской черные шерстинки бросались в глаза еще быстрее. — Даже робот-пылесос не успевает убирать за твоим животным. — Ты принимала непосредственное участие в ее спасении и воспитании, так что это наша кошка, — сдвинула плечами Даша, наклоняясь вперед, чтобы ухватить Иру за край футболки и потянуть на себя. Покорно усевшись рядом на диване, Ира сложила ноги под себя и коснулась плеча Даши, убирая назад ее отросшие по лопатки волосы. — Наша, — повторила она, пробуя это новое, незнакомое для них раньше слово. Их взгляды пересеклись, излучая особенное тепло и благодарность. Даша медленно склонилась и нежно провела кончиком носа по мягкой щеке женщины. — Как будем завтра праздновать твой день рождения? — она обхватила руками чужую талию, отмечая какая же все-таки хрупкая Ира, несмотря на всю свою внутреннюю силу и внешнюю уверенность, и притянула в объятия. В который раз Саркисова убедилась, что Ира пахла не иначе, как домом и… немного горьким шоколадом. На каком-то сайте Даша прочитала прекрасную цитату: «Дом не там, где вы родились, дом там, где прекратились ваши попытки к бегству». Она уже не могла вспомнить, когда последний раз действительно сбегала. В том числе, от себя. — Мой день рождения или твой первый рабочий день на новом месте? — проворчала Ирина, перебирая пряди каштановых волос, которые окутывали ненавязчивым ароматом сладких фруктов. Она еще раз принюхалась и следом нахмурилась. — Ты что, брала мой шампунь? — Мой закончился, — Даша лениво провела подушечками пальцев вверх-вниз по теплой коже живота, чуть задирая ткань. Ира улыбнулась от щекотных касаний. — Ну так купи себе свой, мой нельзя трогать, — она, чуть сильнее положенного, игриво потянула за прядь Дашиных волос; девушка зашипела, в отместку ловко пробралась рукой под футболку и сильно сжала чужую грудь, скрытую спортивным лифчиком. — Я тебе на день рождения подарю новую бутылку, — руку с груди она так и не убрала, несмотря на попытки Иры одернуть свою одежду, а напротив окончательно обосновалась там, очерчивая кончиком ногтя краешек ребристого белья. — Не сомневаюсь, Офис тебе достаточно выплатил за моральный ущерб, нанесенный целым годом работы на меня, — фыркает Ира, скорее от возникшей нервозности, чем от настоящего раздражения. Она почти проработала эту вполне ожидаемую, но все равно проблему. Тема ухода Даши в совершенно другую отрасль права, где Вознесенской сложно будет узнавать и присматривать за девушкой, вызывала у них неопределенные чувства и некие разногласия. Даша радовалась, что наконец-то попробует себя в адвокатуре, да и еще в одной из лучших юридических компаний столицы, при этом она не могла представить кого-то другого на своем месте помощника рядом с любимым прокурором. Ира же пребывала в затянувшемся состоянии, которое она окрестила просто как — «не в восторге от подобного решения». Полунин, когда впервые услышал о планах Даши уйти, во время их привычного обеда в столовой, даже бровью не повел на это заявление, продолжая уплетать гречку с курицей за две щеки. На секунду Даша подумала, что парень не услышал и на всякий случай повторила. Оторвавшись от своей тарелки, он уставился на коллегу и неопределённо сдвинул плечами. — Я думал, что ты напишешь заявление сразу после той… Ситуации. У тебя обязательно все получится, особенно с твоим характером, — это все слова, какими прокомментировал Стас ее уход. А на следующий день курьер, одетый в странную желтую джинсовку, принес прямо ей на рабочее место огромную охапку белых королевских ромашек и алых маков. Застигнутой врасплох Даше едва удалось обхватить букет двумя руками. За цветами она не увидела смущенную улыбку Полунина, и как дернулись вверх кончики губ ее почти бывшей начальницы. — Кстати, об этом, — Даша немного отодвинулась, а Ира напряглась от этого резко ставшим серьезным голоса и подняла голову с чужого плеча. — Я узнавала, и это очевидно слишком большая сумма. Признавайся, ты как-то повлияла на бухгалтерию? Тема финансов была для Даши все еще щекотливой, но немного поспорив, как без этого, они с Ирой сразу распределили бытовые траты, чтобы она не чувствовала себя неловко, живя в квартире женщины. Всех устраивали очерченные границы, доколе Даше на банковский счет не упала довольно внушительная сумма от имени Офиса Генпрокурора. Настолько большая, что Даше было ужасно неловко и почти что боязко пойти и переспросить, не перепутали ли они там ее счета со счетом Вознесенской. Ведь всего лишь уходила ее скромная помощница, с почти-что минимальным окладом, а не сам Генеральный Прокурор. Ира отвернулась и встала с дивана, карие глаза неотрывно буравили спину невысокой фигуры. — Допустим, там добавился моральный ущерб еще и за то, что тебе пришлось пройти во время того случая, — губы, нетронутые вот уже несколько дней помадой, сурово поджались, а через секунду расслабились, превращаясь в мед. — Ты же хотела машину. В твоей конторе тебя начальство не будет возить на работу через весь город, как на прошлой работе. Своя машина. Эта мысль грела и пугала одновременно. Заметив на лице Даши растерянность, Ира вкрадчиво и с улыбкой добавила, покидая комнату: — Пошли резать шарлотку, она уже остыла. Нужен твой суровый вердикт. Квартира наполнилась ароматом печеных яблок и корицы. Даша обожала этот пирог, но еще больше обожала Иру.***
Когда Вознесенская говорила о том, что хорошо бы слетать куда-то на недельку в отпуск в канун Нового Года, она подразумевала южную Европу: Италию, Португалию, Испанию… На крайний случай, какой-то остров вблизи Индонезии, если Даша предпочитает активный отдых пассивному. Именно поэтому Ира чуть не подавилась глотком красного вина, когда в один из морозных вечеров, в своей обычной метеорной манере, в спальню влетела краснощекая и с горящими глазами, как яркие новогодние лампочки, Даша. — Я купила нам билеты на самолет! Вылет послезавтра, как раз к приезду твоей мамы вернемся, — покрасневшие от холода пальцы крепко вцепились в продолговатый конверт, в котором судя по всему и находились билеты. — Куда? — насторожено спросила Ира, отставляя предусмотрительно бокал на тумбу у кровати и снимая очки для зрения. Осенью Даша буквально силой потянула ее на прием к окулисту, и тот, проверив ее зрение на всякий новомодных аппаратах и приборах, выписал рецепт на правильные линзы. Конечно, поначалу женщина проклинала девушку по сто раз на день, пока не приспособилась надевать их быстро и безболезненно. Однако дома она все равно пользовалась обычными очками в черной оправе, которые Саркисова находила очень сексуальными и не стыдилась об этом часто напоминать. — Смотри сама, а я пока сниму это ужасное платье, — Даша скрылась в гардеробной, на ходу стаскивая через голову темно-синее шерстяное платье. — Если бы не последнее судебное заседание, то хрен бы я его надела. Колется невыносимо… Повесив вещь сразу аккуратно на плечики, потому что Иру жутко раздражает разбросанная одежда, Даша вернулась в комнату. — Грузия?! — воскликнула Ирина, переводя изумленный взгляд с бумаги на любимую девушку. — Ну да, говорят там офигенно: горы, море, чистый воздух… Откинув край одеяла, Даша заскользила по свежим простыням, устраиваясь поудобнее прямиком под рукой совсем озадаченной женщины. — Учитывая наши с тобой отношения, ты выбрала, конечно, не толерантную и свободную Европу, а глубоко религиозную страну с кавказскими мужчинами, — проворчала Ира, тяжело вздыхая и меняя конверт с бокалом местами. Она сделала большой глоток из него и протянула Даше, которая с удовольствием приняла предложенное. — Как все прошло в суде? — Да нормально, выиграли, — Даша допила оставшееся вино и убрала пустой бокал, снова возвращаясь в теплые объятия. — Конечно, прокурор сказал, что обязательно подаст апелляцию на решение суда, но он какой-то болван, — Ира тихо рассмеялась на такое определение ее коллеги и легла на подушку в паре сантиметров от девушки. Их носы почти соприкасались. — Привет. — Привет, — Даша довольно отметила, что Вознесенская давно запрятала свою маску железной и холодной леди куда подальше от их маленького мира в семьдесят квадратных метров площади. Она все чаще искренне улыбалась и все меньше закрывалась или что-то недоговаривала. Такая же метаморфоза произошла и с самой Саркисовой: все скелеты давно выпали из шкафа, распадаясь на сотни маленьких костей, предоставляя место для новых счастливых воспоминаний. — О чем ты думала, покупая билеты в Тбилиси? — Ира не сердилась, она считала, что, скорее всего, разучилась испытывать эту эмоцию в отношении Даши, что иногда, кстати, было бы полезно в отдельных случаях, таких как этот, например. Или например, когда Даша насыпает наполнитель кошачьего лотка мимо на чистый кафель, или когда забывает пообедать, и прокурор узнав об этом, стала незаметно подкладывать ей в сумку злаковые батончики. Только не те, что Даша покупала себе во времена ее работы в Офисе, а действительно полезные — с орехами и без кучи вредного сахара. В связи с этим Ира закрывала глаза и никогда не спрашивала Полунина, который теперь стал ее главным ассистентом, откуда каждое утро, даже холодной зимой, на ее столе появляются свежесрезанные, ее любимые пионы, с прикрепленными к ним маленькими записками, где очень знакомым почерком выводилось пожелания хорошего дня. — Я видела, как на знакомстве с моими родителями ты уплетала хачапури, — ухмыльнулась девушка, отчего моментально получила легонький щелчок в нос. Она успела перехватить руку Иры и вжаться лицом в мягкую ладонь, не забывая оставить несколько маленьких поцелуев на ребре. — Я хочу, чтобы ты отпустила все свои загоны по поводу своего веса, возраста и прочей фигни. — Господи, что за слова ты нахватала в своей конторе, — цокнула Ира, закатывая глаза. — Это не «загоны», как ты выразилась, а суровая правда жизни. Вот исполнится тебе трид… Договорить Вознесенская не смогла, потому что ее рот поспешно накрыли в медленном, томительном поцелуе, скользя языком между терпких винных губ. Она совсем забыла, о чем вообще шла речь до этого, растворяясь в сладости.***
Даша как назло задерживалась на затянувшемся очередном бракоразводном заседании, а Ира едва успела выбежать из Офиса за полчаса до приземления самолета с мамой. Быстро заводя мотор машины и выруливая с подземной парковки, она чувствовала, как внутри все постепенно немеет и переворачивается от одной только мысли, что сегодня ее Анна Васильевна и ее Даша будут сидеть за одним столом в их квартире. С появлением в доме одной непослушной кошки и ее не менее своенравной хозяйки, Ире впервые за много лет взаправду хотелось как можно скорее попасть домой. Домой, где теперь пахло не холодом и стерильностью, а вкусным ужином, смесью разных терпких духов и дорогущим шампунем Симы, который Ира купила с надеждой, что он поможет уменьшить линьку. Пятьдесят баксов в трубу. Зато пахнет приятно, хотя бы. Ей сегодня на удивление везло, и Вознесенская успела проехать все светофоры до появления пробок. До аэропорта оставалось десять минут, а до приземления мамы — пятнадцать. Идеально. Взяв у въезда на парковку специальный талончик, Ира остановила Порше у самого входа в терминал и растворилась в толпе спешащих из выхода и входа людей. Теперь она понимает, отчего так нервничала Даша, когда они ехали в декабре на Рождество к ее родителям. Обратно ей повезло меньше, и затор все равно настиг их почти сразу. Кому в голову когда-то ударила идея строить аэропорт в самом центре города? За окном валил лапатый снег, и снова быстро темнело, хотя на циферблате показывало только пять часов вечера. Ира крепче сжала кожаный руль, вглядываясь через стекло и работающие без отдыха дворники, в огни светофора. — Значит, она тебе все-таки не просто подруга? — глухо отозвалась Анна Васильевна, смотря не на дочь, а в окно, за которым так же как и они стояли другие машины. — Не просто, — прочистив горло, уверенно подтверила Ира. Она медленно, неделя за неделей, подводила мать к осознанию того, что тот человек, с которым планировалось знакомство летом, сначала оказался девушкой, потом девушкой младше ее дочери на пятнадцать лет, а потом еще и бывшей подчиненной. О том, что Даша — ее девушка, и они живут вместе вот уже четыре месяца, Вознесенская сказала маме только перед тем, как они улетели на Новый Год в Грузию. Присылая фотографии с отпуска на WhatsApp, можно было хотя бы не объяснять, почему Даша так тесно прижимается к ней на фоне заснеженных вершин Казбека. — Ты говорила, что вы ездили к ее родителям, как они отреагировали на эту новость? — старшая женщина повернулась к дочери, подмечая, что та выглядит особенно напряженной сейчас. Оно и не удивительно. Нервничали все. — Даша, ее зовут Даша. С отцом и бабушкой, с мамой они не общаются, — на автомате уточнила Ира, параллельно набирая Саркисовой смс, что они уже едут домой, и кому-то стоит поспешить. Заметив вспыхнувший интерес в серых глазах матери, она предупреждающе вскинула руку. — Обойдемся в этот раз без психоанализа, ладно? Недовольно поджав тонкие, слегка подкрашенные нюдовой помадой, губы, Анна Васильевна нехотя кивнула, соглашаясь. Ира не без сожаления отметила несколько новых глубоких морщин, на когда-то очень красивом и живом, лице женщины. Анна Васильевна и сейчас оставалась элегантной со своим любимым классическим стилем в одежде и постепенно увядающей зрелостью. Она редко делала макияж в ярких цветах, броские оттенки всегда отодвигались на задний план, уступая вечным черно-белым или пастельным тонам. И так во всем: внешний образ идеальной женщины, вылизанный интерьер дома, интеллигентная манера общения и, конечно, ее внутренние настройки сразу дали сбой, вызывая короткое замыкание, когда единственная дочь объявила о том, что уже около года скрывает свои отношения с другой женщиной. — Нормально они отреагировали, — Ира неосознанно принялась крутить кольцо с небольшим кристально чистым сапфиром на безымянном пальце. Это был подарок Даши на Новый Год. Они как раз сидели в одном из самых лучших ресторанов старого города, или как местные называли — Дзвели Тбилиси, и смотрели из большого окна, как на тбилисской телебашне пошел отсчет до полуночи. Яркие цифры сменялись одной на другую, и Даша не слышала ничего вокруг, кроме того, как отчаянно колотилось ее сердце. Она переживала больше о том, чтобы Вознесенская правильно истолковала этот подарок, иначе неловкости было не избежать. Положив черный, в тон роскошного вечернего платья Иры, гладкий футляр на колени женщине, она затаила дыхание. Все переживания оказались напрасными: по своей натуре не самая сентиментальная Вознесенская не смогла не растрогаться от такого подарка. Открыв шкатулку, ей сразу же бросился в глаза глубокий насыщенно-синий цвет камня. — Как твои глаза, когда мы занимаемся любовью, — шепнула на ухо Даша, заставляя прикусить выкрашенную в алый нижнюю губу. По спине пробежали мурашки. Такая прямота порой обезоруживала ее, как в первый раз. Пока окружающие воодушевленно отсчитывали последние секунды уходящего года, Ира нежно улыбнулась, отвечая шепотом на шепот: — Я тебя люблю. Бой курантов с праздничным салютом они встретили с закрытыми глазами, открытыми сердцами и губами на губах. В ту ночь Даша впервые увидела, как тонкие пальцы Иры перебирают черно-белые клавиши фортепиано. Она влюблялась в нее заново. После возвращения домой Ира лишь убедилась, что кольцо идеальное: не слишком вычурное для ее государственной должности, но при этом достаточно изысканное в своей простоте. Если, впрочем, такое изделие можно окрестить простым. Ира прекрасно знала его цену и могла только предположить, сколько внеурочной работы тащила на себе Саркисова, чтобы позволить себе сделать ей такой подарок. Эти воспоминания дали Ирине новые силы для отстаивания своего такого долгожданного счастья. Даже если воевать придется с собственной матерью. Переключив передачу, они неспеша тронулись вперед. Дворники едва успевали справляться с летящими кружевными снежинками. В машине играла легкая джазовая музыка, которая в обычные дни расслабляла, но сейчас Ире хотелось ее лишь выключить. — Сначала, естественно, не удалось обойтись без немой сцены, но мы спокойно поговорили, все объяснили и нашли общий язык, — она как сейчас помнила подрагивающие пальцы возлюбленной, которые она старательно прятала от всех на коленях, чтобы не испортить всю видимость ее несокрушимой уверенности. Перед тем, как войти в дом, Даша ее остановила и, намертво вцепившись в ледяную ладонь женщины, заверила, что не важно, какие слова сейчас прозвучат в их адрес — это никогда не станет причиной для расставания. Легкий стон сорвался с полных губ, когда снова пришлось остановиться на светофоре. Ира посмотрела на молчаливую и задумчивую мать, продолжая. — Никто не утверждает о том, что эту новость они встретили с восторгом, первый день присутствовала некая неловкость и настороженность, как с их, так и с нашей стороны, но это довольно быстро прошло. Мы поладили. Последнее предложение прозвучало с нажимом и очевидным предупреждением, что если уж родители Даши смогли принять Иру, то у Анны Васильевны нет шансов поступить иначе. Больше Вознесенская не отрывалась от дороги, так как, хвала Богу, они выехали с центральной части, а старшая женщина продолжала молчаливо изучать морозные узоры на своем стекла окна. Ворота жилого комплекса приветливо распахнулись, пропуская их внутрь. Фонари ярко освещали хорошо очищенную от снега дорогу, который к тому времени перестал падать и теперь лишь блестел на земле. — Значит, внуков я не дождусь. Хорошо, что Вова этого не застал, — с досадой вздохнула Анна Васильевна, отстегивая ремень безопасности. Спустившись в пустой паркинг, машина остановилась на положенном месте, и мотор замолчал. Ира повторила движения мамы. — Ну, если я тебя интересую исключительно как инкубатор, то очевидно нет. Внуков не будет, — резко и с раздражением ответила прокурор, устало потирая переносицу. Анна Васильевна без каких-либо зазрений совести наносила удар по самому больному месту Иры — памяти об отце. — Зачем ты так? — ахнула женщина, не привыкшая к подобному тону от дочери. — Я люблю тебя любую. Прости, что ляпнула про отца. Просто ты же знаешь его строгие взгляды на жизнь… — Давай не будем о нем, — покачав головой, Ира подняла без устану вибрирующий от кучи смс телефон. Даша писала, что уже дома и греет ужин. Она напечатала ответ и повернулась к маме. — Прошу тебя, если ты действительно меня любишь, не обижай Дашу. Она для меня все. Сглотнув подступивший к горлу ком, Ира распахнула дверь машины и вышла.***
Зима пролетела быстро: Даши все лучше и лучше справлялась с адвокатским делом, и ей даже официально предоставили удостоверение помощника. Следующий шаг — свидетельство самого адвоката. Эта мечта уже не казалась Саркисовой такой недостижимой. Ира полностью погрузилась в работу. Ее основным направлением было налаживание связей со шведскими партнерами. Преступную кибербанду с успехом задержали, вынося имя Главного Прокурора на первые полосы многих международных изданий, и это послужило новым весомым толчком для дальнейшего сотрудничества. На первую годовщину Даша с Ирой улетели на выходные в солнечную Барселону, где не выпускали рук друг друга, а их губы горели от постоянных поцелуев. Анна Васильевна сама предложила присмотреть за Симой, пока они будут отсутствовать, таким образом давая понять, что кошка с девушкой принята в их небольшую семью. Даша никогда не представляла, насколько это приятно целовать Вознесенскую за маленьким столиком в кафе, смахивая кончиком языка зацепившуюся молочную пенку с капучино; как упомрачительно освежающе, не боясь никаких взглядов, держать ее за руку и неспешно прогуливаться вдоль набережной, вдыхая соленый воздух Средиземного моря, и улыбаться памятнику Христофору Колумбу. Они влюбились в этот город, потому что здесь не нужно скрывать, что они принадлежат друг другу. Даша с гордостью добавляла «for me and my wife», когда диктовала заказ официанту или просто покупала свежие фрукты на небольшом рынке внизу гостиницы. Ира лишь хмыкала и ухмылялась, но не возражала против такой формулировки. Все и так видели кольцо на безымянном пальце. Вознесенская ничуть не удивилась, когда с приходом весны и холодного марта ее неприлично затянувшееся счастье стало таять на глазах. Все началось с прихода Калуцкого в разгар рабочего дня в ее кабинет. Позже она проанализировала, что именно он обычно становился предвестником всех грядущих бед. — Ира, у нас проблемы, — словно вихрь влетел мужчина, на ходу сбрасывая со своих широких плеч серое кашемировое пальто. Он прокрутил ключ в замке и под рассерженный взгляд прокурора, уселся на изумрудный диван в попытке отдышаться. — И Вам добрый день, Игорь Валерьевич, — сквозь зубы поприветствовала женщина, закрывая крышку своего ноутбука. Она ненавидела, когда к ней врывались в кабинет без стука и предупреждения. Раньше она прощала подобное поведение лишь одному человеку. — Мы с тобой, кажется, обсуждали твои приходы ко мне в рабочее время. — Не было времени записываться к Вам на прием через месяц. И так еле пробрался мимо твоих церберов, — поежился Калуцкий, смахивая невидимые пылинки со своего баснословно дорогого пальто. — Мне птичка напела, что завтра на центральном канале в прайм-тайм выпустят целый выпуск политической программы, где расскажут о нашей сделке с Прохоровым. Хоть с виду мужчина и выглядел невозмутимо, Ирина успела подметить, как подрагивали его пальцы перед тем, как он спрятал их в карманы. — Ты что не можешь это остановить? — хриплым голосом спросила она, не веря, что ничего нельзя поделать. Игорь посмотрел на нее тяжелым взглядом и развел руки. — Мир цифровых технологий и социальных сетей. Даже если мне удастся стереть с телевидения, то это ничего не даст. Они зальют выпуск одновременно еще и на свой канал в Ютуб. Внутри все похолодело от страха перед катастрофическими последствиями, женщина провела холодной ладонью по своей горящей щеке. — Значит пора звонить Президенту, — Ирина потянулась к специальному телефону на другой части стола. — Сколько у нас времени? — Ровно сутки, — ответил Игорь, поудобнее устраиваясь на диванчике. Эти двадцать четыре часа будут самыми длинными и быстрыми одновременно. В их головах тикали часы обратного отсчета на циферблате бомбы.