Лира Аполлона (невошедшее)

Им было не привыкать к шифровке в общении, но иногда эта ложь была той ещё болью. — …дитя, — отвечает он, зная, что их подслушивает Рауль. Но до чего же странно обращаться к жене «дитя», хвалить её, когда она разозлена и раздражена от досады — всё то, что отражается и в его взгляде тоже. Поэтому в тот день он не открыл зеркало — Кристина, только увидев, шагнула бы к нему, а он бы не нашёл в себе сил отказать, чувствуя рядом жар её тела и аромат духов, забыв, что совсем недавно она теряла сознание, что со встречей лучше повременить. Кристина тоже не очень хочет называть его, пока он за зеркалом, отстранённым «учитель». Это было нормально до свадьбы, но не после, особенно когда у них так мало времени для того, чтобы побыть вдвоём. Но даже в такое обычное обращение друг к другу они ловко вплетали флирт. Мадам Валериус, разумеется, тоже была в курсе их отношений. Кристина попросила, что если у неё спросят, то Эрик — Ангел, учитель, покровитель — всё что угодно, но не муж. Перед лживой «помолвкой» Эрик и Кристина хоть ненадолго, но сильно поссорились. Так как Кристина более не отказывала и проводила время с виконтом. Эрик решил, что ей всё же не хочется быть с ним (и это при том, что сам же успокаивал её после маскарада, зная, что Рауль ей неприятен) и при том, что они оба договорились, что она будет встречаться с виконтом, чтобы тот, наконец, уехал в экспедицию. А Эрик слишком долго и часто искал встреч с персом, отчего уже Кристина решила, что муж передумал уезжать из Парижа (опять же, при том, что она сама видела не раз, что после разговоров с персом, Эрик истощён и чувствует себя плохо). На крыше они оба старались быть очень аккуратными. Вместо люков, Эрик спрятался на лире Аполлона, поклявшись, что будет «бросать» свой голос в противоположном направлении, чтобы Рауль не вычислил его местоположение. С самого начала, как она привела виконта на крышу, Эрик дал знать ей, что он тоже на месте — взмахнув плащом. Эрик внимательно слушал её монолог, и вот она дошла до момента, где просит украсть её со сцены. Но лишь они двое знают, что этот вопрос она задала Эрику, своему мужу. И надеялась, что он не ответит. Но со стороны раздались его стоны. Даже зная, что это ложь, что Эрик на самом деле в порядке, девушке было больно слышать его стоны боли. Невыносимо. Будто кто-то с силой сжимает её сердце большой ладонью. Это и было его ответом. Если бы он молчал, это значило бы, что они отыщут другой выход. Но эти стоны означали, что он согласен украсть её со сцены. Не думая ни секунды. Это слишком! Почему он так любит рисковать? Впрочем, Кристина одёрнула себя — сейчас, на крыше, она тоже рискует, буквально танцуя перед быком с красной тряпкой в руках, дразнит виконта, намекая, что он не получит то, что хочет. До этого они много ссорились. Но всё же, Эрик знал, что Кристина его любит — несколько месяцев назад они, сидя вместе на лире, целовались и придерживали друг друга, не давая упасть. Кристина поклялась, что виконт ей неприятен, и что ей нужно защититься от него. Эрик погладил лиру своими длинными пальцами. Помирившись, разорвав поцелуй и отстранившись, Кристина добавила, зная, что иначе Эрика сожрут сомнения: — Я не люблю его. Но для меня будет несложно это изобразить. Всего несколько часов, как спектакль. И ты, пожалуйста, воспринимай это, как спектакль. Мой Ангел. По правде, наблюдая за тем, как она целует виконта и прячет кольцо, Эрик действительно ощущал себя на очередном выступлении жены на сцене. Её героини любили, а роль возлюбленного исполнял не он. Им обоим хотелось, чтобы Эрик был с ней на одной сцене, но также оба знали, что публично он не сможет петь — не после пережитого в прошлом. Либо же постепенно. Нет, он не ревновал, но видел, что Кристина волнуется об этом — пока виконт не видел, она повернулась к лире, моля взглядом правильно понять. Ответить было несложно. Акт подходит к концу, а значит время для последнего шифра. На крыше раздаётся эхо.