Серебряная нить

— Твой дядя будет в бешенстве, что мы сбежали в ночь, даже не предупредив. Ошарашенные парни стояли посреди тускло освещённой крипты. Всё было точно так же, как когда Себастиан привёл Дина сюда впервые: те же холодные каменные стены, широкие четыре колонны посередине и подвешенные жаровни под потолком, вокруг много ящиков, котлов, какие-то странные доспехи, не только человеческие, но и для лошадей и ещё куча странного и непонятного магического барахла. Воздух стоял затхлый, сырой и тяжёлый и от слегка поднимающейся пыли от каждого шага на каменном полу дышалось ничуть не легче. Странным образом проход открылся на единственном участке стены, под которым не стояло ничего и мгновенно закрылся за их спинами, будто был односторонним. Именно с этого места, из всего хлама взгляд привлекла стена напротив. За горой ящиков и другого, более мелкого мусора, прикрытого какой-то тряпкой, выглядывали края остроугольной картины со знакомым пейзажем, напоминавшем тот, что был на картине в поместье. — Ну-ка помоги… Парни стали разбирать вещи, пока их взору не открылся триптих, который крепился к каменному столику с огромной серебряной чашей в нём. По её краю были высечены незнакомые Дину руны, а из дна, еле заметно, светился и парил белый дымок. — Поверить не могу, это омут памяти! — удивлённо воскликнул Себастиан. — Даже не думал, что здесь хранятся столь ценные вещи! Мне казалось, я изучил уже крипту вдоль и поперёк. Насколько удача может быть реальной? Или же это сама судьба? Как могло получиться так, что, найдя в запретной секции библиотеки воспоминание и не имея ни малейшего понятия, где его можно посмотреть, парень найдёт омут памяти в самом неожиданном месте? Дин залез в карман мантии и достал флакон с белой субстанцией и книгу. — Я нашел его в запретной секции, вместе с дневником Исидоры… Эй! — Дин постучал пальцем по пустой картине. — Странно всё это… Почему здесь тоже никого нет? Может… — Может, что? — Может, кто-то специально уничтожил её портрет, чтобы заставить замолчать? — Чтобы она не рассказала об этом? — Себастиан указал на дневник и взял его в руки, пролистав несколько страниц он уставился на Дина. — Он зашифрован. — Спасибо, умник, я это и сам видел, — покривлялся брюнет. Открыв книгу на месте вырванных страниц, он приложил туда те, что нашел в поместье. Не подходят. — Видимо, дневников было несколько, — заключил он. — Что ж ты не сказал, у меня есть парочка заклинаний, способных на раз справиться с этой проблемой, — гордо заявил слизеринец. Ну, конечно, есть, этому Дин даже не удивился, но почему-то даже не подумал обратиться за помощью, он всегда привык справляться со всем в одиночку. — А что с воспоминаниями? — Себастиан с любопытством взглянул на сосуд. — Знаешь, что в них? — Нет, откуда? Но это довольно удачный шанс, чтобы посмотреть. Подняв руку с фиалом над чашей, парень вылил жидкость, и они склонились над ней. Вокруг заклубился белый дым, пространство плыло и формировалось всё более отчётливо в стены какой-то комнаты и дверь, в которую внезапно вошла девушка, одетая в школьную мантию с синей подкладкой и символом Рэйвенклоу. В кабинете сидели четверо профессоров Хогвартса, которые отреагировали на её прибытие, как показалось, довольно странно, вложив слишком много важности в свою реакцию. Они поприветствовали её с поступлением сразу на пятый курс, и теперь всё стало на свои места. Исидора Морганак была такой же. Такой же, как Дин, владеющей древней магией. Парень поймал на себе заинтригованный взгляд Себастиана. Женщина, Ниов Фицджеральд, была директором школы в то время, Персиваль Рекхэм, преподаватель прорицания, именно он видел следы древней магии, и теперь парень окончательно убедился, что из этой четвёрки, только он один. Чарльз Руквуд, преподаватель трансфигурации и предок злосчастного Виктора Руквуда, который, судя по словам Себастиана, не только разорил свой семейный замок, но и заправлял шайками браконьеров и головорезов, называющими себя пепламбы. По презрительному тону и словам слизеринца, наследник преподавателя Хогвартса представлял из себя не что иное, как неотёсанное быдло, но судя по тому, что он всё-таки сумел добиться какого-то уговора с предводителем восставших гоблинов, власть какую-то и силу он всё же имел. Последним был Сан Бакар, преподаватель ухода за магическими существами, как показалось парню из всех последующих воспоминаний, он был самым дружелюбным из всей четвёрки, самым спокойным и уравновешенным. Исидора делилась с преподавателями своими успехами, с восхищением рассказывала, как удивительно управлять такой невероятной силой и использовать её. Профессора с опаской предупреждали девушку, что это почти неизведанная территория, к тому же довольно могущественная, и требуется серьёзное и длительное обучение, чтобы совладать с ней. Но Исидора была полна амбиций и решительности, во что бы то ни стало, использовать её, использовать во благо других. Она обучалась очень быстро, и профессора отмечали её успехи. Она в считанные дни осваивала то, на что у многих учеников уходили месяцы, и с каждым новым успехом росла и её уверенность в себе, в своей силе. Одно воспоминание сменялось другим. Девушка уже выглядела немного старше. — Профессор Рекхем, — обратилась она к сидящему за столом старику, — меня никак не покидает мысль, что я не на своём месте… что я могла бы помочь многим, помочь отцу… но вместо этого я сижу здесь и занимаюсь ерундой. — Мисс Морганак, поверьте, ваше обучение очень важно… — Но я больше не вижу прогресса. Я будто топчусь на месте. — Вот как? — удивился профессор. — Всеми знаниями школьной программы я уже обладаю, — девушка замолчала на мгновение. — Хотя кое-что меня заинтересовало. В одной книге по заклинаниям, из запретной секции, я наткнулась на довольно занятное примечание. Салазар Слизерин, один из основателей школы, исследовал и вёл записи о контроле над эмоциями и чувствами живых существ… — Мисс Морганак, Салазар Слизерин был тёмным волшебником, все его работы и исследования пропитаны тёмной магией. — Но ведь… — Прошу вас. Вы достаточно умны для того, чтобы не связываться с этим. — С тех пор, как мой брат умер… мой отец не сказал ни слова, — Исидора посмотрела на старика. — Он только грустит и плачет. Изо дня в день, уже столько лет. Его боль… Его скорбь — необъятна… — К сожалению, есть то, над чем мы не властны, и не должны иметь власти. Эмоции и чувства человека определяют его сущность. Вмешавшись, вы нарушите естественный порядок, саму суть природы. Я вам сочувствую, мисс, поверьте, но есть вещи, которые должны быть недоступны, запретны даже для волшебников. Воздух задрожал, белый дым закружился вокруг, и парни вернулись в крипту. — Ты же слышал, да? — с неким восхищением спросил Себастиан. — Я так и знал! — Ты о чём? Почему его голос звучал так восторжено, Дин так и не сообразил. Не заметил, что шатен увидел прекрасную возможность, которой очень хотел воспользоваться. — Я уже несколько недель упрашиваю Оминиса показать вход в скрипторий Салазара Слизерина, но он, упрямый, как баран… не хочет даже слушать меня. «Ты ведь знаешь, Себастиан, он был тёмным волшебником…» — начал показательно кривляться юноша. — «Тебе опасно связываться с тёмной магией…» — Что? Здесь в Хогвартсе? — удивлённо вскинул брови брюнет. — Ничего себе… и он знает, как туда попасть? — Потомок Слизерина и всё такое, помнишь? — улыбнувшись пожал плечами парень. — У его семьи много всяких будоражащих воображение секретов. Года два назад, мы обсуждали потайные ходы в Хогвартсе, тайники и скрытые комнаты, и Оминис как-то проговорился, что кроме крипты, в замке есть ещё несколько тайных мест, о которых осведомлена его семья. Одно из них — личная мастерская самого старика-змееуста — скрипторий, где он вёл и хранил свои записи по магии, в частности, конечно, тёмной, исследовал потенциал заклинаний, в том числе непростительных, правда в его время их такими не считали. Когда взгляды Слизерина по поводу чистоты крови учеников школы, стали уж слишком радикальными, он разругался с остальными основателями и вдруг исчез, бросив всё, как есть. Говорят, он ещё оставил для… «не чистокровных», — аккуратно проговорил он. — какую-то тварь в подземельях, но за все пять лет моей учёбы я так и не нашёл этому подтверждение. За столько лет, из всего, что говорят о Салазаре Слизерине наверняка минимум половина выдумка. В общем, своё дело он так просто бросать не собирался, так что его потомки были осведомлены о том, как попасть в эти тайники, чтобы все его последователи, могли продолжить дело. — Ты же понимаешь, насколько опасны эти записи? — засомневался Дин. — Судя по тому, каким он был магом, ничего хорошего мы там не найдём. — Вот и Оминис ответил точь-в-точь, приправляя «тёмной магией» через слово. Да брось! Разве тебе самому не интересно? Исидора Морганак наверняка приложила к этому руку, разве ты не хочешь разобраться? — осторожно Себастиан подбирал именно те слова, что всё больше нарушали уверенность в собственных. — Как я понял, она владела точно такой же магией, как и ты, и возможно, чтобы понять, что эта древняя магия из себя представляет, нужно проследить путь, какой прошла та девчонка… А ещё… вдруг там найдется решение, как спасти Анну. Пойми, у неё не так много времени… и я готов ради неё рискнуть даже собственной жизнью. — Но не заниматься же тёмной магией! — воспротивился Дин. Себастиан говорил складно и убедительно, и он бы сразу пошёл у него на поводу, но именно связь Слизерина с тёмной магией не давала этого сделать. — Так никто не говорит о ней! Он ведь был могущественным волшебником, мало ли что у него припрятано, не вся же магия тёмная! — Я понимаю к чему ты клонишь… но… — Мы же можем просто посмотреть и, если что-то будет не так, оставим всё как есть! Пожалуйста… — жалобный голос Себастиана просто не оставлял ни шанса. — Я не смогу и дальше жить зная, что не попробовал всё. — Даже если я соглашусь с тобой, какой смысл в твоих мольбах? От меня всё равно ничего не зависит. — Поговори с Оминисом… — А? — его просьба застала врасплох и довольно сильно удивила. Хотелось спросить не объелся ли он белены, пороть такую чушь. Себастиан с Оминисом дружили пять лет, а он с ним, без малого, пять дней. — Да он в жизни меня не послушает… — Послушает! От меня он всё время ждёт какого-то подвоха, считает, что мне невтерпёж ввязаться в неприятности и нырнуть в тёмную магию с головой. Сколько бы я ни объяснял, что не могу просто смотреть, как моя сестра медленно угасает… Он думает, что это не более, чем оправдание моим выходкам… А ты… Я упрашиваю его столько времени, и он по-прежнему говорит мне «нет» прежде, чем я успеваю даже закончить предложение, а тебе согласился помочь с травологией, хотя ты даже не просил его об этом напрямую… — с некой завистью произнёс Себастиан. Дин неодобрительно посмотрел на него. — Ну ты сравнил, конечно… — Ты вызываешь у него больше доверия, чем я, он тебя послушает. Себастиан выглядел в полном отчаянии и вот-вот готов был разрыдаться, даже в полумраке, при тусклом освещении жаровен было заметно, как заблестели его глаза, и он, смущённо поджав губы, отвернулся. Такой подход к попытке убедить Оминиса в сотый, наверно, по счёту раз, вызывал кучу сомнений, но, если шатен был так в этом уверен, Дин не мог ему отказать. Не хотел видеть его таким снова, от этого больно щемило в груди. — Ох… ладно, так и быть, я поговорю с Оминисом, — громко выдохнул он и шатен от радости чуть было не бросился обниматься, но парень быстро прервал его восторг, ткнув пальцем в грудь. — Но при одном условии! Мы ничего оттуда не берём без общего согласия. Себастиан, всё ещё не скрывая довольной, широкой улыбки, кивнул. — Конечно! Утром Дина вызвали в кабинет директора. Парень морально не был готов к тому, что его ждёт, как бы ни пытался. Да и как к такому можно было подготовиться? Подойдя к двери, он так и замер с поднятой рукой, не решаясь постучать. За ней послышался визгливый голос директора. Тот что-то непринуждённо болтал, а второй, ещё более знакомый низкий мужской голос, кратко иногда отвечал. Только когда заговорила профессор Уизли, парень набрался смелости постучать. — Войдите, — официальным тоном приказал директор Блэк. — А, вот и вы. — Здравствуйте, — промолвил Дин и остановился на пороге, закрыв за собой дверь. Напротив директора, спиной ко входу, стоял высокий, статный, черноволосый мужчина. Парень сразу узнал эту спину и жёсткую осанку. Ещё бы не узнать человека, который последние десять лет подвергал его самым отвратительным издевательствам. Внутри всё перевернулось, по спине пробежал холодок, а ладони неприятно вспотели. Профессор Уизли, которая стояла рядом с директором, доброжелательно улыбнулась и махнула рукой подойти. Дин нерешительно послушался и встал рядом с мужчиной. Потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы выстоять рядом с ним. — Ну что ж, мистер Макмиллан, как вы знаете, мы вызвали вас… — начал Блэк, но женщина вдруг его перебила. Учитывая то, как Блэк не умел добирать слова, и речь на вступительной церемонии за него говорила профессор Уизли, потому что он столько раз запинался и сбивался на какую-то чушь, видимо, почуяв напряжение парня, решила, что справится с этим куда лучше и более тактично. Вот только она не знала, что за человек Джеймс Макмиллан. Ему было не важно, насколько чутко и доброжелательно с ним разговаривают. — Простите, директор, если позволите… Не очень довольный поведением профессора Уизли, он вздохнул и махнул рукой — «продолжайте». — Мы вызвали вас, так как недавно случился инцидент с участием вашего сына. Он вместе с одноклассником, без ведома и разрешения учителей, ночью, проник в запрещённую секцию библиотеки. Как вам известно, там хранятся книги, опасные для жизни учеников и разрешаются для чтения исключительно под строжайшим контролем кого-то из профессоров. Мы не можем закрыть глаза на столь опасную выходку, и не уведомить вас. — Я вас услышал, профессор Уизли, — заговорил мужчина и холодно улыбнулся. Дин взглянул на него, но тот продолжал смотреть женщине прямо в глаза. — Уверяю вас, это больше не повторится. — Уж я надеюсь, — выпалил директор Блэк. — Нам бы не хотелось утром найти его тело. Профессор Уизли порицательно глянула и поспешно добавила: — Конечно, мы со своей стороны тоже сделаем всё, чтобы избежать таких инцидентов в дальнейшем. — Если на этом всё, — отец всё тем же мертвецки спокойным тоном давал понять, что разговор окончен, — то вынужден вас покинуть. Он взглянул на Дина и направился к двери. Один короткий, мимолётный взгляд, но парень понял без слов и послушно вышел за ним. В башне, в столь раннее время, не было ни души. Тихие шаги по ступенькам всё равно казались слишком громкими и напряжение с каждой секундой лишь сильнее давило. Спустившись до основания лестницы, мужчина резко повернулся и ударил парня по лицу, заставив от неожиданности едва удержаться на ногах. — Я же просил не доставлять мне проблем, — безразлично произнес он. Через огромный, цветущий сад, бежал мальчик лет восьми, с протянутыми вперёд руками, что-то бережно сжимая в ладошках. На локте, на резинке, болталась рогатка, то и дело подпрыгивая в воздухе. Высокая, жёсткая трава, больно билась по оголённым до колен ногам, оставляя красные полосы, но он совсем не обращал внимания и рыдал совсем не от этого. — Папа! — закричал мальчик. Добежав до поместья, он замедлился, с осторожностью проходя во двор через низкую калитку. Две огромные, чёрные псины, больше напоминающие демонов, нежели собак, которых держали родители «для охраны», сидели в вольере у дома, и почуяв кровь, начали громко рычать и агрессивно бросаться на клетку. Мальчик вздрогнул от испуга и побежал ко входу. — Папа! — снова закричал он. Слёзы лились ручьём, а по рукам струйкой текла кровь. Дверная ручка опустилась и из дома вышел мужчина. — Что случилось, Дин? — Я… я… — захлёбываясь произнес ребёнок — случайно… В крохотных ладошках мальчика лежал маленький крольчонок. — Пож-жа-а-луйста… Мужчина спокойно подошёл к сыну, присел и слегка улыбнулся. — Хочешь, чтобы я помог ему? Дин закивал. Отец — волшебник, он много чего умеет, много чего может. Мужчина поднялся и вытащил носовой платок из нагрудного кармана. Взяв брезгливо мелкую тушку в руку, он посмотрел на неё и, на глазах у сына, бросил в вольер вместе с платком. Псы жадно зарычали и растерзали животное в одно мгновение. — Сострадание делает тебя слабым, как и доверие, — холодно произнёс мужчина. — И впредь, будь добр, бери на себя ответственность за свои действия и с их последствиями разбирайся самостоятельно. Дин молча смотрел перед собой, сжав кулаки так сильно, что ногти больно вонзались в ладони. Щеку жгло, а во рту появился металлический привкус. — Мне всё равно, чем ты здесь занимаешься, — продолжил мужчина. — Я тебя сюда отправил не для того, чтобы меня беспокоили из-за тебя, ты понял? — Да, сэр, — поджав губы, покорно произнёс парень. Мужчина презрительно посмотрел на него и решительно пошёл прочь. Только когда он скрылся из виду Дин наконец-то смог пошевелиться и выдохнуть. Близился обед. Парень зашел в комнату за тетрадями и направился в библиотеку. С внушительной горой учебников он нашёл укромное место вдалеке ото всех, у камина, и засел за них. В глазах всё плыло, а информация упорно не поддавалась пониманию. Дин опустил голову на стол и закрыл глаза. — Ты пропустил обед, — вдруг послышался знакомый голос за спиной. — Прячешься? Я еле тебя нашел, — с улыбкой, присаживаясь рядом, спросил Оминис. — Я не голоден. Оминис дёрнул головой в его сторону, явно заметив странный голос. — Ты в порядке? — юноша явно спрашивал про встречу, но рассказывать вовсе не хотелось. Хотелось забыть об этом как можно быстрее. — Вполне. Давай приступим, а то я уже повеситься готов от этих дурацких заданий… Время пролетело незаметно. Наконец-то парню удалось вернуться в обычное своё состояние и расслабиться. Оминис доступно объяснял и, что немаловажно, научил Дина своей «волшебной» способности легко запоминать названия связав их ассоциацией. С ним было спокойно и комфортно, будто бы они были знакомы всю жизнь. А ещё, блондин оказался довольно забавным, отпуская шуточки в сторону своей слепоты и связанные с этим проблемы в обучении, хотя парень и не понимал, как он может так легко об этом шутить. — А Травология оказалась не такой сложной, как мне казалось… — Ты быстро схватываешь, но дальше будет труднее. Это материал лишь первого года, конечно, невероятно, что ты уже освоил почти всю программу первогодок, но у тебя ещё полно работы. Не расслабляйся. — У меня хороший учитель, наверняка справлюсь, — улыбнулся Дин. — Ты мне льстишь… — застеснялся Оминис. — В практике, увы, я тебе не помощник. — Брось. Уверен, теперь я смогу справиться, ты и так достаточно меня натаскал. Хотя бы не стыдно будет профессору Гарлик в лицо смотреть, а то, в прошлый раз, когда я назвал дьявольские силки разновидностью лимонника, её чуть удар не хватил. Парни хором засмеялись. — Скоро ужин, нам бы надо поторопиться и закончить с этой главой, хотя бы, — Оминис вернул свой менторский тон. — Ну-ка повторим. Какое растение можно найти в пресных водоёмах, и его же используют для приготовления зелий. Имеет терпкий вкус и пряный запах. — Лирный корень или Аир обыкновенный. — А на латыни? — А-а-акорус… ка-аламус? Оминис кивнул: — Продолжай. — Имеет целебные свойства. Отвар используется, как успокаивающее и болеутоляющее. И ужасно противный на вкус… — Дин подскочил. — О! А ещё экстракт лирного корня используют при приготовлении противоядия от приворота! — Молодец! — Блин, столько нюансов… — выдохнул Дин и упал обратно на стул. — Ты справишься, поначалу всегда сложно в чём-то новом, тем более с таким объёмом информации… нужно лишь найти правильный подход. Он так добр. Непривычно было, когда ободряли и поддерживали вместо унижений. Оминис ни разу даже не нахмурился, когда брюнет ошибался, и не разозлился, когда откровенно тупил, лишь снисходительно, терпеливо улыбался и более настойчиво, слегка меняя тактику, продолжал. Юноша расслабил галстук на шее и пробежался тонкими пальцами по волосам. Изящное, лёгкое движение приковало к себе внимание на несколько секунд, заставляя замереть на месте и забегать глазами по его тонкой, приоткрытой шее. "Видимо переутомился", — списал свою отключку от реальности Дин и замотал головой, чтобы вспомнить, чем они собирались заняться после библиотеки и о важном разговоре, который ему предстоял. Парни засобирались. Библиотека заметно опустела. Дин посмотрел на часы. Они просидели здесь почти пол дня и довольно сильно устали, но что-то внутри не хотело, чтобы это заканчивалось и от этого стало как-то грустно. Он оглянулся, дабы убедиться в отсутствии посторонних ушей и, положив стопку книг на стол, подошел к Оминису. — Отойдём на минутку. Юноша растеряно кивнул, но пошёл за ним в дальний угол к камину. — Слушай, тут такое дело… — Дин не знал с чего начать, но момент был самый подходящий. — Я не знаю, как об этом сказать, чтобы ты не разозлился или оскорбился… — Оминис нахмурился. — Поэтому скажу, как есть: Себастиан рассказал мне, что ты знаешь где находится вход в скрипторий Салазара Слизерина… — Дин… это плохая идея… — Выслушай. Я тоже не в восторге от неё, но мы разузнали кое-что важное о нём… Дин подозревал, что юноша воспротивится, едва услышит слово «скрипторий», поэтому с самого разговора с Себастианом принял решение посвятить его в своё дело полностью, тем более длинный язык его новоиспечённого друга всё равно не оставил другого выбора. Но теперь, зная о том, что парень не столько идёт на поводу у Сэллоу, сколько пытается разобраться в себе, была надежда, что это окажется веским аргументом в пользу брюнета. Дин рассказал о его путешествии в Хогвартс, древней магии, гоблинах, Исидоре… поездке с Себастианом в Фелдкрофт и тайный проход в крипту, всех тех теориях, что возникли у них за это время. Оминис с трудом переваривал такое огромное количество информации, но не переспрашивал, значит всё понимал. Дин молчал и ждал. — Моя тётя Ноктуа, — начал слизеринец, — единственный адекватный и добродушный человек из всей моей чокнутой семейки, как я, не разделяла взгляды родни по поводу чистоты крови… Она… Одна из всех, была добра ко мне, была не такой, как остальные. Она часто баловала меня, любила и наставляла, именно она водила меня в лавку Олливандера, чтобы купить волшебную палочку, она научила меня первым заклинаниям, привила любовь к знаниям. Она заботилась обо мне, как о собственном ребёнке, и мне довольно часто хотелось, чтобы так оно и было… Дину тяжело было слушать, с такой горечью юноша говорил о ней, и в то же время, он завидовал ему. У Оминиса в жизни был хоть кто-то, кто любил его и принимал просто так, без навязывания, без долга. — Тётя считала, что на самом деле, наши семьи неправильно интерпретировали «наследие» Слизерина и пыталась найти доказательства этого. Убедить всех, что под «превосходством чистой крови» он имел в виду нечто большее, нежели буквальный смысл этих слов. Но потом она исчезла… и никто до сих пор не знает, что с ней случилось… — Ты думаешь, она могла искать скрипторий? — Вполне вероятно. Не знаю, но… вряд ли она оставила бы его без внимания. — Тогда тем более нужно найти это место! Узнать, что с ней случилось! — Ты понимаешь всю опасность?! — зашипел Оминис. — Если она там погибла… Если мы там погибнем… — Разве ты не хочешь знать, что с ней случилось? — манипуляторный вопрос, который давал стопроцентный успех. Конечно, он хотел. Блондин поник. — Хочу… но не ценой наших жизней… — Если что-то пойдёт не так, мы разворачиваемся и уходим, — Дин коснулся его плеча, найдя наконец-то оправдание, чтобы это сделать. — У меня тоже нет желания рисковать жизнью, ни своей ни вашими, но я должен понять смысл в своей силе и как это связано со Слизерином. Конечно, Себастиан тоже приложил к этому руку, но я прошу тебя не только из-за него. Я понимаю твоё беспокойство, не дурак. Мы будем осторожны, обещаю. Оминис обречённо вздохнул: — Хорошо. Я покажу, где он… Себастиан уставился на парня, едва они вошли в гостиную. — Что с лицом? — прямо спросил он. — Упал. — Э? — ни на секунду не поверил шатен и глянул на Оминиса, будто думал, что тот побольше прояснит ситуацию, но Гонт, пребывал в таком же замешательстве. Он почувствовал, что голос его был странным, но и представить себе не мог, что встреча закончилась рукоприкладством. Оба догадались. Брюнет заметил волнение на их лицах и понял, что дважды этот фокус не прокатит и, если не поставить точку, они начнут докапываться до сути, а в прошлое погружаться ему сейчас очень не хотелось. — Слушайте, всё нормально… — Я бы так не сказал, — возразил Себастиан. — Ты сам на себя не похож… — добавил Оминис. — Если что-то… — Я в порядке, — отрезал Дин. — Вам не о чем волноваться. Неловкость повисла в воздухе. Себастиан бы так легко не сдался, но Оминис его опередил: — Хорошо, как скажешь… — тихо произнёс он. Блондин чувствовал его нежелание говорить об этом, как, впрочем, вообще о себе. — Себастиан, по поводу скриптория… — Дин подошел к парню поближе убавив громкость. — Мы пришли к согласию. Если ты ещё не передумал… — Не передумал! — быстро ответил Себастиан. — Хорошо, завтра пойдём. Спокойной ночи. Дин не был настроен на обсуждение происходящего с ним, а для того, чтобы выруливать тему разговора в другое русло чувствовал себя слишком истощённым, и морально, и физически, поэтому не дожидаясь, пока парни снова вовлекут его в беседу, быстро ретировался. Несмотря на усталость, как только голова коснулась подушки, сонливость будто испарилась. Он ворочался на кровати несколько часов, так и не способный даже задремать, чем только бесил соседей, и те периодически бросались в него нецензурной руганью. Задолбавшись окончательно рассматривать узоры на потолке и обоях, брюнет поднялся, накинул мантию и поплёлся в гостиную. В приятном полумраке потрескивал камин, в дальних углах зала и вовсе было темно. Лампы у камина зажглись чуть ярче, а чайник на столике вдруг подпрыгнул и принялся заваривать свежий чай. Гостиная была пустой и необычно тихой. Он подошел и поднял чашку с нетерпением глотнуть горяченького. — Не спится? — Твою ж… — Дин подпрыгнул и выронил её. Чашка звонко стукнула о каменный пол и разлетелась на осколки, пока парень повернулся на голос. Кресла в готическом стиле с резными подлокотниками и высокой спинкой, стоявшие перед камином, располагались спиной к выходу из спален мальчиков. И если правое хотя бы частично было видно, то левое полностью скрывало сидящего. — Незачем так пугать, Оминис! — с фальшивым недовольством произнес брюнет и достал из кармана волшебную палочку. — Репаро. Осколки скакнули на поднос и собрались обратно в чашку. Чайник снова засуетился. — Извини, я не специально, — усмехаясь произнёс блондин. Голос у него звучал тише и слегка хрипловато, похоже он тоже боролся с бессонницей. Дин взял чашку и уселся в кресло рядом. — А ты почему прячешься? — Не хотел, чтобы меня беспокоили. — Поэтому ты напугал меня до усрачки? Хотел сострить, что даже встань он лицом к лицу, мало кто позволил бы себе его побеспокоить, но не хотел, чтобы Оминис это воспринял оскорблением, поэтому промолчал. — Я понял, что это ты. Так шаркает ногами только один слизеринец в школе. Дин разглядывал горящие поленья, как огонь ласково, дрожа, облизывал их. Он подмечает такие незначительные детали? — Как тебе это удаётся? — вдруг спросил брюнет, не отводя взгляд. — Что именно? — Запоминать такие мелочи. — Хочешь сказать, что я странный? — улыбнулся блондин. — Извини, я не это имел в ви… — Да всё нормально, не волнуйся ты так. Знаю, что не имел. Называя меня слепым, ты никак не оскорбляешь меня, а всего лишь констатируешь факт, — парень пожал плечами. — И извиняться здесь не за что. Дин взглянул на Оминиса и тот словно почувствовал это: — Только давай без этих жалостливых взглядов… Моя слепота — не увечье. Я родился таким. Человек, потерявший зрение никогда не забудет то время, когда он мог видеть - мне же нечего вспоминать, соответственно и жалеть о том, чего у меня никогда не было или желания вернуть это нет. Такая аномалия - это результат многолетних кровосмесительных браков в нашей семье, ради сохранения чистоты крови. Родители — двоюродные брат и сестра, — он говорил так холодно и безэмоционально, будто это вовсе его не касалось, но тень стыда всё же мелькнула на лице. Дин задался вопросом, зачем блондин рассказывает ему о таких подробностях. — Я с рождения был обузой. Слишком слабый. Слишком мягкий. Слишком доверчивый. Меня спасло от ненависти отца, наверное, лишь то, что я четвертый ребёнок в семье, и на меня не возлагают больших надежд, а лишь принимают сам факт моего существования… — тихий, грустный голос парня в полумраке и ночной тишине приковывал к себе всё внимание. — Хочу рассказать тебе кое-что о себе… — Оминис притих на мгновение, будто что-то обдумывал, или просто собирался с духом, а потом громко выдохнул. — Однажды, в детстве, посреди ночи меня разбудил крик: старшие братья пытали какого-то магла проклятием Круциатус. Я даже не знаю, как он попал к нам, но… Я слышал эти душераздирающие крики… просил их остановиться, но для них это было обычной забавой, развлечением. Они смеялись и радовались от его мучений, будто происходящее не было чем-то страшным и отвратительным, а потом стали настойчиво предлагать мне присоединиться и тоже приложить к этому руку, почувствовать, по их словам, абсолютную влась над чей-то жизнью, — его голос дрожал и становился всё более искажённым. — Я пригрозил, что если они не прекратят, мне придётся позвать отца, и вдруг ощутил такую невыносимую боль… будто кровь закипала и словно кислота прожигала меня изнутри… казалось, каждая кость в теле ломается и срастается в мгновение, чтобы снова сломаться… если честно, в тот момент я уже лишь надеялся, что они убьют меня и это наконец прекратится. Марволо поднял меня, вложил палочку в руку и сказал: «Либо он, либо ты. Выбирай». Чтоб ты понимал, непростительное заклинание это особый вид тёмной магии, мало просто произнести его, оно сработает лишь в том случае, если действительно желать этого, всей душой, всем сердцем. Нужно стать садистом, упиваться болью других. Тёмная магия оскверняет тебя, она искушает, марает твою душу и вызывает зависимость. И потом ты уже не можешь вернуться к тому, каким был, не можешь остановиться… Сначала, я просто не хотел снова испытать эту боль, понимал, либо я, либо он. Мне пришлось заставить себя, пожелать маглу боли за ту боль, что причинили мне, хоть он и не был в этом виноват. Но… когда заклинание сработало, и я услышал его крик… — Оминис, не надо… — В его голосе чувствовалось столько сожаления и страданий, Дин будто кожей это чувствовал и от этого сердце сжималось. Он не хотел это вспоминать, не хотел рассказывать, но тем не менее продолжал, заставлял себя снова вернуться в этот кошмар и пережить его по новой. — Я желал этого! Это чувство… безграничной власти, абсолютного контроля… приятно покалывало в руке и разливалось по всему телу… всепоглощающее блаженство от чьих-то страданий… хотелось ещё и ещё… пока магл не умолк. И когда я осознал, что натворил, во что превратился… — Он…? — Нет, я не убил его. Но это не важно. Я не остановился, хотя мог, я наслаждался каждым мгновением… — Ты не такой, как они, — возразил Дин, попытавшись хотя бы немного утешить. — Нет, такой. Это навсегда. Тьма внутри меня никуда не делась, она сидит и ждёт, когда я поддамся. Думаешь, почему я так категоричен с Себастианом? Я не хочу, чтобы он это почувствовал, чтобы тьма подчинила его. Она развращает и смазывает все понятия «правильного» и допустимого. — Я понимаю, но это вовсе не значит, что ты такой же. Знаешь, я ещё не встречал более доброго и искреннего человека, чем ты. Несмотря на то, в какой семье ты вырос, ты не стал жестоким и озлобленным, как… Себастиану очень повезло с таким другом. — Ты меня слишком расхваливаешь, — смущённо улыбнулся Оминис. Кажется, ему было не менее непривычно слышать такие слова в свой адрес, но брюнет заметил, что ему и правда стало немножечко легче от них. Дин понимал, зачем блондин рассказал ему это: проще открыться человеку, когда знаешь его, и не только с той стороны, что видна окружающим, а с более неприятной, постыдной и тёмной. Он доверился Дину, несмотря на страх быть осуждённым, стать уязвимым. Этой смелости ему самому очень не хватало. Но, возможно, сейчас самое время выйти за пределы зоны комфорта и доверить в ответ не только свою тайну, но и прошлое, которое таким же тяжёлым грузом висело на шее. — Я тебя понимаю… больше, чем ты думаешь. Эти слова заставили Оминиса дёрнуть головой в его сторону. — Отец отправил меня в Хогвартс не потому, что у меня проявились магические силы. Ну… точнее, не только поэтому… Мачеха не разделяла его идею по возвращению в семью давно потерянного бастарда, пусть даже чистокровного. В то время, как я появился на их пороге, её близнецам исполнилось лишь полгода, и перспектива, что кто-то посторонний отнимет у них всё, да ещё и законно, очень ей не понравилась. Перечить отцу она, конечно, не смела, но всем своим видом и поведением показывала, где моё место. Одним из излюбленных её наказаний, было запирать меня в шкафу за любую провинность, или чтоб «не путался под ногами». Из-за неё у меня развилась клаустрофобия, когда она намеренно оставила меня там на всю ночь, она просто забыла обо мне. Для неё это было развлечением, чтобы скрасить свои унылые будни. Но когда мне стукнуло одиннадцать… тут уже в ход пошла тяжелая артиллерия — голодовка, розги… Однажды я разбил вазу, которую она привезла с собой из Франции… у меня на руках живого места не осталось после её наказания, ещё и запрещала лечить магическими средствами, «чтоб помнил, что заслужил». У меня не было абсолютно никаких способностей к магии. То есть они были, но я тогда сам этого не знал, ведь я думал, что следы древней магии видят все, поэтому даже не спрашивал, а вот проявлений никаких не последовало. Шло время, а я так и оставался простым одиннадцатилетним пацаном. Отец вызывал каких-то специалистов, которые день и ночь шаманили надо мной, обследовали самыми неординарными способами, чего только стоило вылизывание жаб, брр… — Дин скривился в отвращении. — Делали прорицания, и все, как один повторяли: «Простите, сэр, но парень — сквиб. Мы ничем не можем помочь». Если до этого я думал, что отец просто всегда в плохом настроении, то после он меня стал откровенно ненавидеть. Мачеха, наверно, была вне себя от счастья. Не знаю, каким чудом, возможно, чтобы я просто меньше попадался на глаза, а может сами только и присматривались на кого бы скинуть это позорище, но в итоге меня приютила семья слуг, что работала у них. Мистер Лоутон был маглом, а его жена — полукровкой, жили и работали на территории поместья. Своих детей у них не было, и возможно поэтому они прикипели ко мне всем сердцем. Невероятно добрые и искренние люди. Это были, пожалуй, лучшие годы в моей недолгой жизни… до этого момента. — парень исправился. Он не мог отрицать, что жизнь в Хогвартсе, вдали от дома, теперь была ничуть не хуже, а возможно, обещала стать даже лучше. Но теперь нужно было переходить к самой неприятной части рассказа. — Как я и сказал, я прекрасно тебя понимаю. За столько лет оскорблений, унижений, наказаний и пыток, во мне каждый раз что-то ломалось и… начинало гнить изнутри. И чем больше я гневался и злился, тем труднее становилось держать эту тварь внутри под контролем. Однажды, из-за очередного выговора по поводу то ли криво постриженной лужайки, то ли плохо убранного двора, я вскипел и сжёг все любимые кусты роз мачехи, едва стоило конкретно подумать об этом. Мистер Лоутон, пытался выставить всё, как случайность, но она всё видела. Опасаясь, что теперь её прекрасной жизни снова наступит конец, она попыталась убить меня режущим заклятьем и старик… не имея ни малейшей способности к магии, средств противостоять чистокровной ведьме, спас меня, подставив себя под удар, а я… я отделался лишь этим шрамом… — Дин провёл пальцами по правой брови, пытаясь отвлечься и сдержать слёзы. — Он умирал, истекая кровью, у меня на руках, а я ничего не мог поделать, потому что ничего не умел. Другие волшебники в мои пятнадцать уже умели лечить заклинаниями, защищаться и отражать атаки, а я… несмотря на магию внутри меня так и остался беспомощным сопляком. Меня наполнил такой гнев, что, показалось, воздух вокруг задрожал. Я закричал что есть мочи, и она отлетела, как кукла, и ударилась в стену. Я так сильно жаждал расплаты, что сам не помню, как в моих окровавленных руках оказался письменный нож. Я смотрел в её огромные от ужаса глаза, она знала, что в этот раз я не остановлюсь, будто видела мои мысли, моё нестерпимое желание вспороть ей горло… но… вмешался отец. Он вырубил меня каким-то оглушающим заклинанием и очнулся я уже в подвале, прикованным к стене. Последующие несколько месяцев его «дрессировки», казалось, выбили из меня эту дурь и снова сделали человеком, но… я не уверен. Я всё равно чувствую злость, эту боль. Поэтому не хочу вспоминать того, кем я был. Пусть не все воспоминания плохие, но их куда больше, и они преследуют меня. Я боюсь того себя, так что стараюсь, как могу, прятать его поглубже, не хочу никому навредить. Лучше промолчать и стерпеть… — Дин хмыкнул. — Знаешь, мы будто меряемся, кого чья семья сильнее покалечила. Парни грустно посмеялись и нависла недолгая тишина. — Предлагаю заключить договор, — сказал брюнет. — Какой? — Не дать друг другу поддаться этой внутренней тьме. Оминис снисходительно улыбнулся. Он похоже понял, что такое, как детские глупые клятвы на мизинчиках ему тоже знакомы не были. Это было и правда глупо, обещать то, что не подвластно твоему контролю и желаниям, но согласиться уж очень хотелось. — Согласен. Юноши снова затихли. Лампы почти везде уже погасли и теперь лишь место возле камина освещалось его огнём. Картины мирно спали, лишь дрова периодически вспыхивали на секунду, чуть ярче, освещая мягким светом их задумчивые лица, но несмотря на царившую сонную атмосферу, спать не хотелось. Теперь совсем. — У тебя есть шрам? — вдруг спросил Оминис. — Да, на правой брови, — сделав паузу Дин вдруг повернулся и спросил. — Хочешь «посмотреть»? — А? — опешил парень, поняв, что тот предлагает. — Если хочешь. Я не принуждаю. — Н-не отрицаю, что мне немного любопытно… — смущённо хихикнул блондин. — Но… знаешь, мало кто вот так запросто предлагает себя пощупать. Парень поставил чашку на пол, поднялся и подошел к Оминису. Почему-то ему очень хотелось, чтобы он его «увидел», узнал его не только внутренне, но и внешне, и без задней мысли предложил то, что пришло в голову. Опустившись на колени напротив, он убрал из его руки палочку и положил у бедра. Юноша в лёгком напряжении сидел молча, будто боялся пошевелиться. Дин руками бережно обхватил запястья Оминиса и приблизил к своему лицу сам, не дожидаясь, но не хотел слишком торопить и вызывать ещё больше неловкости, поэтому, подождав мгновение, отпустил руки. Горячие пальцы слегка коснулись кожи, нерешительно задвигались у висков, изучили каждый изгиб ушей, проскользнули в чёрные волосы, немного их растрепав. Оминис понемногу расслаблялся, переводя своё внимание на ощущения и двигался всё увереннее. Пальцы спустились на лоб, к бровям, горячие ладони коснулись щёк. Сердце брюнета с каждым движением рук стучало быстрее, и он от волнения схватился за подлокотники кресла, не сводя глаз с бледного, такого изящного и красивого лица юноши. Столь нежные и мягкие черты, родинки, словно созвездие... Дин подумал, что несмотря на такую неприятную ауру, которую создавали вокруг Оминиса слухи, наверняка девчонки вздыхали по нему. Ощутив под пальцами шрам на правой брови, блондин дёрнул уголками губ и парня лишь ещё раз посетила та же мысль: не могло быть иначе, ведь у него такая очаровательная улыбка. Дин не отрываясь наблюдал за его реакцией, едва скрывая сбившееся дыхание, ощущая до мурашек под кожей, как тот зачаровано исследовал каждый изгиб, каждый миллиметр. Оминис провёл пальцами по носу, большим пальцем очертил верхнюю губу, а затем нижнюю, ощутив ссадину. Слева, под ней, обнаружил две родинки и снова улыбнулся. Дин потянулся и нежно коснулся его губ своими. Кресло скрипнуло о каменный пол, когда Оминис подскочил и ногой сдвинул его назад. Палочка упала и стукнула об пол. — Прости! — запаниковал брюнет, прикрыв рот рукой, сделал шаг назад. — Прости, сам не знаю, что на меня нашло! Оминис отыскал спинку кресла одной рукой и схватился за неё, а другую протянул перед собой. — Я не… — Ты всё не так понял! — выпалил Дин и смутился ещё сильнее. Внутренний голос внезапно раздвоился: один отчитывал за тот бред, что он нёс, а второй, как сирена, вопил во всю глотку: ПОЦЕЛОВАЛ ЕГО! ПОЦЕЛОВАЛ ЕГО! ПОЦЕЛОВАЛ ЕГО! — А? — в недоумении спросил блондин. Дин пытался успокоиться, но ничего не получалось. Всё тело дрожало, будто его поймали на чём-то постыдном, мерзком и неприемлемом. Собрав остатки своего спокойствия, парень медленно приблизился, поднял палочку и вложил в руку Оминиса. — Пожалуйста, забудь о том, что произошло. Он торопливо обошёл его и умчался в свою комнату.