~ Нотт ~
Наконец-то это свершилось! Матч Слизерин-Гриффиндор поверг подземелья не в уныние, а в истинное торжество. Змеи готовятся к танцам! О, Салазар милостивый… Малфой применил действительно эффективный фокус для ловли снитча, а Забини додумался щёлкать своими перстами прямо в воздухе — нет, конечно, Уизлетту это ничуть не сбивало, как было заявлено; вся прелесть потуг святейшества заключалась в комичной картине и немножечко в надежде «А вдруг это сработает». Жизненная миссия Монтегю наконец-то была выполнена. Тонкий нюх Теодора чуял реки горячительного, капитанский отжиг и новые волнения для мадам Помфри. А ещё он чуял любовь… Всё потому, что после ужина взял след одного дивного белокурого создания с Когтеврана. И плевать, что эта прелесть возможно снова будет отнекиваться и убеждать, что на расстоянии ей легче не думать об утерянной «добродетели». Тео не хотел легче! Он хотел любить. Он хотел орать пьяные победные песни и обнимать одной рукой тонкую девичью талию — конкретную девичью. Хотел, чтобы нежные пальчики ворошили его кудри, а тонкий голосок шептал на ухо какую-нибудь псевдо-научную чушь. Хотел наконец уткнуться в светлую шею и дышать теплом. Он по-настоящему хотел хотеть — и не кого-то, а только её, поэтому … Обхватив бережно хрупкие плечи, Тео направлялся в слизеринскую обитель с королевой своего сумасшествия. Она конечно знатно потрепала ему нервы лунатичными выходками, но он ей всё простил. Например, её печаль по поводу запрета на их забористые трахо-сессии… Теодору пришлось объяснять этой умничке элементарные вещи — то, что не одной ей было непросто. Он сам иногда даже подвывал, вспоминая её ротик или мягкие светлые булочки и тем более то, что между ними… Под конец того разговора закрыл глаза, издав нечто жалко-жалобное, похожее на стон, и тихо попросил у Мерлина с Морганой терпения. Луна заботливо поинтересовалась, плохо ли ему — спазм его лица был похож на улыбку. Потом был Хэллоуин, хищный напор Теодора-волка и маленькая победа: наговорившись в ту ночь вдоволь и без каких-либо прикосновений, они очень здорово сблизились. Тео был окрылён, несмотря на тяжесть вынужденного целибата, и назначил ей свидание, на которое она — ну конечно же! — не пришла. Вынудила его таким образом искать её по всему замку и найти в итоге глубоко и безнадёжно рисующей в хижине Хагрида… Луна объяснила горе-бойфренду, что спасается живописью специально, чтобы не думать о том, что хочется, но нельзя. Видите ли, после разговоров на празднике она возжелала его с новой силой. Это оказалось приятно. Тео смягчился, и его отпустило… ровно до момента, как в один из ничем не примечательных вечеров в гостиной Забини похвастался своей блестяще исполненной ролью натурщика. За это Теодор уже учинил нечто вроде разборок, на которые Луна весьма непринуждённо объяснила, что выбрала Забини как раз потому, что тот не вызывал никаких сексуальных порывов. Это порадовало Тео ещё больше, и он легко простил её. После нахмурился, когда она тактично попросила не ревновать её и напомнила, что он может найти себе другую девушку, если ему тяжело. Пришлось объясниться ей в любви немедленно и прямым текстом. И снова простить. Сегодня, как Тео искренне надеялся, удача точно была на его стороне. Квиддичных матчей у него на счету было мало, и этот был первый победный. Это что-то да значило — как минимум чувство налаживающейся жизни это отлично вселяло. Наверно поэтому его малышка топала в подземелья вместе с ним без сопротивления и странных вопросов… — Напомни, зачем ты ведёшь меня туда… — внезапно остановилась Луна. Ну хорошо, не совсем без вопросов. Тео сделал глубокий вдох. Встал напротив и, нежно огладив её личико своими пальцами, произнёс максимально любящим голосом: — Для того, чтобы представить тебя, как свою девушку. И отпраздновать вместе прекрасное событие… Ты что, забыла? — Конечно не забыла, дурачок, — мило улыбнулась она. — Я просто хотела убедиться, что твои намерения по-прежнему серьёзны. — На этом она достала из кармана свои психоделические очки. — Ты же не будешь стесняться меня и моих привычек? Тео вздохнул ещё раз и улыбнулся. Вот как ей объяснить, что на фоне невероятной по долбанутости грязно-розовой меховой мантии, с вкраплениями синих, зелёных и жёлтых блестящих пучков волос, доходившей до пят, косы, заплетённой будто бы не человеком, а слепым и обезумевшим акромантулом и украшенной колокольчиками, вкупе с изумрудными, похожими на жуков-бронзовок башмаками, эти очки — просто божья роса. Пришлось перехватить чудо-оптику и самому водрузить её на милый сердцу носик. И чмокнуть в светловолосую макушку. С касанием губ Луна ахнула. Тео вздрогнул в страхе, вспомнив тот жуткий случай после секса в карете, однако она осталась стоять на ногах. — О, — округлила она рот и указала пальцем вниз. — Эти трещины. Они здесь давно? Тео глянул себе под ноги, потом бегло осмотрел тысячелетние стены, которые в этой части замка, казалось, обошли стороной не только недавние военные события, но и само время, и пожал плечами. — Малышка, — осторожно сказал Теодор. — Быть может, мозгошмыги сегодня подождут? — Ну что ты, Тео, — пробубнила она, присаживаясь на корточки. — Они здесь ни при чём. Ты бы… — Луна подняла серьёзный и даже строгий взгляд, непривычно бодро стащила очки и протянула их ему. — Лучше посмотри сам. Тео терпеливо нацепил на себя окуляры — уже похер, что его могут увидеть в таком нелепом облачении, лишь бы поскорее покончить с непрошенным исследованием — и… удивился. Потому что из-под массивной двери в гостиную Слизерина во все стороны расходились трещины. Будто кто-то огромный и мощный, живущий в недрах земли, ударил несколько раз и повредил каменный пол. Со дна постучали. Ну бывает. Возможно, этим даже будет интересно заняться с ней на пару, но не сейчас… Сейчас Тео хотел балдеть, млеть и таять в команде победителей и с любовью под боком. Поэтому ни трещины, ни разломы, ни даже вылезающие оттуда монстры его не заботили. Он поднял очки на лоб и, взглянув Луне в глаза, проговорил вкрадчиво: — Я, Луна. Я и только я забочу тебя сейчас. Поняла меня? — Улыбка у Тео не получилась. — Или же… Он не договорил, потому что неожиданно хотелось быть грубым, а с ней так нельзя. Закрыл глаза с полной уверенностью, что она прямо сейчас ускользнёт в своей манере. Ему даже заранее сделалось больно. И каково же было его удивление, когда принцесса-ночное-светило не стала возражать и лунатить — поцеловала так сказочно сочно, что от счастья закружилась голова. Что-то промычала в губы Тео, погладила по загривку. После, взяв его за руку, сделала шаг в сторону вечеринки. И он снова ей всё простил.~ Поттер ~
Это нечестно. Это подстава. Это бред. Это долбанные козни долбанного хорька! Знал бы кто, как от этого гудели мозги. Все восприняли проигрыш в матче так близко к сердцу. Даже Макгонагалл не сумела сохранить директорский нейтралитет и казалась сама не своя, когда Малфой, эдакий владыка небес, спустился со снитчем в руке. Громче всех конечно же выступал Рональд. Где-то по старой памяти, под жирным пластом равнодушия, внутри Гарри могло шевельнуться схожее чувство: вид у белобрысого павлина был такой, будто снитчи имеют привычку сами влетать ему в руку и о том, что такое проигрыш, он отродясь не знает. Рон был готов просто рвать. И не удивительно. Гермиона занимала все его мысли. Он никогда так не помешивался на ком-то или чём-то. Чувство безнадёжно разрушенных отношений и ушедшей целой эпохи по-настоящему отравляло. Гарри было его искренне жаль. Жаль — особенно потому, что с этим ничего нельзя было поделать. Оба чувствовали, как что-то поменялось в ней безвозвратно. Разлюбила ли она их? Нет, Гарри не мог в это поверить. Но письма Кингсли, все слухи о тайных отношениях, этот поцелуй Нимбус-Виктории перед матчем, от которого Рон озверел так, что принёс Слизерину больше очков, чем снитч Малфоя — такое на ровном месте не возникает… Ужасно это было или не очень, но Гарри было плевать на продутый матч. Прости, меня, Гриффиндор. Мне похуй. На друзей, само собой — нет, но что он мог сделать? Когда в принципе не был склонен вмешиваться в чужие отношения. Он даже осудить Гермиону не мог — он, человек, страстно желающий девушку, которая призывала сдать его Волдеморту. Да и в целом… За этот год спаситель волшебного мира дошёл до того, что желание трахать всех подряд было намного, намного невиннее крутящихся в голове замыслов. Темень, одиночество и снег были выбраны спутниками на вечер. И табак. К чёрту толки и шумиху в гостиной — это никому не поможет. Ноги вели к мосту — не хватило ему воздуха, чтобы надышаться во время игры, и если надо, он использует специальные чары старосты чтобы отогнать всех подальше от своего отчуждения. Дым сигарет мог прийти на выручку и слегка заполнить пустоту, хотя ему его не особо хотелось. Ему вообще ничего не хотелось. Даже наркотики. Ступив на мост, Гарри замер. Почувствовал, что что-то не так сразу же — буквально всей кожей. Кто-то смотрел на него с другой стороны настолько внимательно, что это уловили даже его безнадёжно близорукие глаза. Его ждали? Несколько шагов навстречу — у обоих — расставили всё на места. И вогнали во тьму… Она была в том же наряде, который надела на матч — полностью багровая, в короткой юбке, свитере с вывязанном объёмным львом на груди, берете, золотистых перчатках и уютной теплой мантии. Этот образ разогнал сердцебиение уже второй раз за день. Заставил ускорить шаг и почти побежать навстречу, как идиоту. Ускорилась и она. Мантия распахнулась, и ноги, привыкшие к неторопливому шагу, замелькали быстрее. Неужели Гарри не ошибся? Впервые за, кажется, тысячу лет, он прочно уверовал, что иллюзии ему больше никогда не понадобятся. Когда между ними оставались считанные шаги, Гарри уже не видел ничего кроме её зелёных глаз. И ещё через мгновение мир сократился до её тела, захваченного в плен его неделикатных объятий. Чужая невеста. Проблема. Боль. Сладость. Под Гарри разверзлась пропасть, из неё вытянулись острия, предоставив выбор: или наступить на них и изрезаться, или шагнуть в бездну. Он поймал своими несдержанными губами её сочные губы — мечтал о них, как помешанный! И Мерлин свидетель: это был самый голодный поцелуй, который знавал этот мост! Всё внутри загорелось огнём. И именно так Гарри было по-настоящему хорошо.~ Грейнджер ~
Дверь открылась так резко, что Гермиона вздрогнула от неожиданности. Посетитель тем временем предпочёл неторопливо вплыть и, немо выгнув бровь, состроить выражение «Какого, мать твою, чёрта?» Он был неотразим. В чёрных брюках и белой рубашке без галстука: наверняка это был какой-нибудь дорогущий парадно-выходной шёлк, не белоснежный, натуральный, близкий к оттенку его волос. Весь образ, равно как личность в нём заключённая, источали столь яркую, властную энергетику, что Гермиона даже стыдливо отвернулась и бездумно схватила со стола какую-то склянку… — Курсовое зелье? В субботу? Когда все празднуют победу в матче… Гермиона легонько пожала плечами. Что ей было сказать? Мне надо бы решить важный вопрос: что делать с твоим чудо-кольцом, которое внезапно начало дёргаться так, что чуть не оторвало палец? Это был мучительный момент перепутья, когда одна часть Гермионы вопила о том, чтобы оставить бесполезное исследование и немедленно вернуть артефакт владельцу — не выдав при этом себя, разумеется… Вторая же — медлила и думала о произошедшем на матче, обо всех ощущениях и о том, как это могло быть связано между собой. — Зелье, между прочим может начать парить, — решила защититься небольшим нападением Гермиона. — Бывает, это случается раньше положенного, и сейчас настал период, когда нужно быть в фокусе каждый день. Мы не можем позволить себе испортить всё на самом последнем и решающем этапе. — С зельем. Полный. Порядок, — отрубил трижды Малфой. — Мы столько трудились, и потому всё будет идеально в срок. Парение начнётся через пять дней, а ты… Ты, видимо, никак не можешь пережить проигрыш дорогих львят. — Он подступил ещё ближе. — Что ж, у меня для тебя плохие новости. Ты всё равно идёшь в гостиную Слизерина прямо сейчас. Его тон был капризным, наглым и обиженным одновременно. Гермиона даже обомлела немного: этот гад предъявлял ей так, будто она ему принадлежит! — Малфой, ты… спятил? Зачем тебе я? Что за важность? — Потому что я победитель. Ты можешь добавить сейчас «в кои-то веки», но мне так похер… — А я… —… лучшая целовательница метлы на курсе, — ответил он, склонив голову. — Тебе не положено отсиживаться в тени. Губы Малфоя растянулись в коварно-сладкой улыбке, и это было так прилипчиво для взгляда, что пришлось закрыться скрещёнными руками. Вот как вести себя с этим мерзавцем, так великолепно протянувшим ей руку? Когда не успела скрутить с пальца его же кольцо — благо дезиллюминация оставалась на месте. Навскидку лучшим вариантом казалось просто принять приглашение. Это было по-слизерински верно — делать вид, что всё хорошо и прятать находку у всех на виду. Гриффиндоская суть соглашалась с этим по-своему: нужно было немедленно покончить с уединением в условиях повышения градуса и стремительного убывания воздуха и с собственным внутренним тремором. И правда! Что это за безобразие? Кто он такой, чтобы Гермиона Грейнджер так трепетала? Она же героиня войны. Не могла же она растерять всю смелость от номинальной перемены цветов?.. Ей было просто необходимо немедленно вернуть свою отвагу! Потому плечи расправились, подбородок поднялся выше и её ладонь наконец легла на его, и… Бум! Хлопок вышел таким сильным, что Гермиона вскрикнула, а Малфой инстинктивно пригнулся. Оба мгновенно оказались закутанными в плотное белое облако. Спасибо тебе, животворящий эликсир. Огромное. За то, что начал парить прямо сейчас и так сильно, как в учебниках описывался один единственный, крайне сомнительный случай. Гермиона была настолько сбита с толку, что не сразу сообразила закрутить под потолком высасывающую дым воронку. По хорошему полагалось немедленно защититься головным пузырём, но прежде требовалось успокоить само зелье, поэтому она принялась судорожно искать ампулу с вибрисами низзла, чтобы запустить реакцию, не сдержав, само собой, реплику в адрес Малфоя: — Пять дней, умник?! — Всё верно. Эмоции рядом с котлом недопустимы — золотое правило. Однако ты… Ты? Гермиона метнула в него такой взгляд, что он передумал завершать фразу. Просто умереть не встать! У них уникальный случай, можно сказать чрезвычайное происшествие, а он мало того, что не шевелится и лениво сгоняет пары с себя любимого, так ещё и посамоутверждаться решил! — Мы сейчас отравимся, идиот! Заткнись и делай что-нибудь! — Так идиот или умник? — парировал Малфой. Гермиона зарычала и готова была броситься на него с целью немедленного и окончательного придушения. — В тебе больше яда, чем во всех людях, змеях и сосудах этого замка. Ты точно не отравишься. Злость и испарения тем временем сделали своё дело и прикрыли поступающий кислород. Малфой, котёл, все стоящие рядом с ним склянки и клочки белого облака завертелись в один токсичный вихрь как по команде. Гермиона поняла, что теряет остатки самообладания и равновесие, идёт не в ту сторону, в которую хочется, путается в ингредиентах и объятиях, слышит ругательства у своего уха, следом шипение, и… Через неопределённое количество времени Гермиона обнаружила себя прижатой спиной к двери, Драко Малфоя беспокойно дышащего и стоящего в опасной близости, держащего одной рукой волшебную палочку, а второй — сжимающего её ладонь на уровне носа. Воздух был чистым, Малфой — неотразимым, пальцы Гермионы — расслабленными, а кольцо на одном из них блестело и переливалось в свете необычайно ярких свечей. — О, Драко, — пролепетала она. И на этом слова кончились. Он злился и при этом слишком изумительно выглядел, чтобы как-то пытаться перечить ему. А она… Да чёрт, наглоталась токсичных испарений: ни для кого не секрет, что они творят с неосторожными зельеварами. Малфой сжал её руку сильнее и приблизил к её носу; буквально впечатал в лицо… своё кольцо. — Ой… — Ой. Отличный ответ, Грейнджер мать твою… Гермиона заторможено моргнула. Поймана с поличным и припёрта к стене в абсолютно размякшем и не соображающем виде. Что она там про отвагу надумала? Похоже, что ей больше ничего не оставалось. — Я… собиралась сказать тебе, Драко… Просто… Просто что? Мысли в голове оказались слишком разреженными и невесомыми, и выцепить что-то конкретное было сложно, но когда она наконец сформировала более менее внятное враньё, её обломало некое весьма настойчивое «кхм» из-за спины потенциального душителя. Малфой резко обернулся на звук, не отпуская её руки. — Какого чёрта? За ним обнаружился Блейз Забини. Потому что, по всей видимости, есть такой закон, что некто, любящий сплетни, должен застать колоритную парочку в пикантной ситуации. Но Гермиону это возмутило лишь на секунду — дальше она едва не дёрнулась и не взмолилась «святому» о спасении. — Это я тебя хотел спросить, Малфой, блять, какого?! — Забини был серьёзен и строг, и пожалуй Гермиона его таким ещё не видела, однако в следующий миг он посмотрел на неё и смягчился. — Прошу прощения, миледи, что, возможно, прервал ваше удовольствие, но я всё же выскажусь… — Да, давай сбей его с толку! — чуть не сказала она вслух, и дальше на лицо мулата вернулась его несвятая суровость. — Я понимаю, ты кронпринц, но так поступать ебано даже для тебя. Свалить втихую и именно в тот момент, когда в гости заявился декан с обещаниями подарков. Ты хоть представляешь, как сложно у него выбить какие-либо блага? А мне они пригодились бы. Старикан уже готов, такой счастливый, можно брать тёпленьким и разводить на что угодно, но принципиально требует твоего присутствия, и… О… — Лицо Забини вытянулось, когда его взгляд упал на ладонь Гермионы, зажатую в ладони Малфоя. — О, да… блин… Серьёзно? — Он шагнул назад и прикрыл рот пальцами обеих рук. — Ты… подарил ей кольцо! Серьёзно? О… О, нет! Нет, нет, нет! Не вздумай отступать, Блейз! Малфой нахмурился и собирался что-то сказать, однако Забини картинно опустил веки, поднял брови и руки со «святыми» пальцами и торжественно произнёс: — Обручается раб Божий с рабой Божией, ибо благословенно царствие… Малфой вскинул палочку и высек в потолок предупреждающую молнию. Забини ойкнул и спасся бегством, а рука Гермионы с «одолженным» кольцом наконец получила свободу. Она закрыла глаза от разочарования. Проклятые слизеринцы! Спасители из них никудышные, а вот поиздеваться да удавить — запросто. Она осторожно повернулась и прижалась влажным от испарины лбом к полотну двери. Угораздило же! Ещё и этот налёт чёрт-пойми-чего, которое заставляло млеть от этого выродка. Как там зелье, интересно? Надо бы вернуться и всё проверить, и… Шаг в сторону был пресечён руками Малфоя, обхватившими её талию. То посвящение в подземельях в душащей как корсет блузке и экстремально короткой юбке, со змеей на шее и жгучим огневиски в носу не было настолько пыткой. И это касание, чёрт возьми, было настолько идеальным, что Гермиона прижала его ладони к себе сильнее — это можно было вполне оправдать её шатким во всех смыслах положением — и повернулась на месте, заключенная в кольце его змеиных объятий… — Я пьяна… Не что иное, как правда. Отравление парами их зелья можно было сравнить с незначительным алкогольным опьянением, однако в таком большом количестве… глупо было ожидать другого исхода. Малфой смотрел на неё внимательно. Она на него тоже — чтобы понять, чего ожидать прямо сейчас. Но все потуги прочитать его взгляд обернулись провалом: он оказался таким манким, что ей сделалось ещё хуже. — Я провожу те… — Не перебивай меня, пока я пьяна! — протестующе вылетело из Гермионы. — Пока я… могу сказать, что ты… — Её рука каким-то образом обосновалась на груди Малфоя и без промедлений двинулась ниже. Сука, теряя ориентиры и совесть. — О чёрт… Ты… — Её пальцы проникли в застёжку рубашки, чуть коснулись кожи и тут же подхватили пуговицу, чтобы сделать просвет больше и нырнуть всей ладошкой. — Какая неловкость… — Нравится? Эта неловкость, — шепнул он, насмешливо прищурив глаза, и не ответить на этот шёпот мог только бездушный. — Да. — Она нагло смяла ткань на его груди. — Но ловкость я люблю больше… Это и была отвага. И по совместительству фиаско её выдержки. Скорее всего он проводит её сейчас до башни старост, вынесет ей там мозг и отправится на праздник, отобрав своё кольцо. И будет прав. Малфой позволил себе полноценную ухмылку. Гермиона опустила взгляд — настолько совестливо, насколько ей позволила задымленность её мозга, разжала кулачки, готовая стащить кольцо. А он сгрёб её в охапку и… оторвал от пола. Мерлин! Гермиона готова была закричать, когда поняла, что произошло дальше, когда свет померк и её начал в прямом смысле сдувать сильный ветер. Это был… был тот самый чёрный туман Пожирателей — и он нёс потерянную и возбуждённую старосту школы через замок, в котором тёмная магия являлась табу! Её руки вцепились в плечи Малфоя, едва стали вновь ощущаться материальными. Как только глаз смог видеть в полумраке, ладонь приготовилась влепить ему за такую дерзость, но шёпот в губы решил все иначе: — Это ловко для тебя, Грейнджер? Да! — собиралось выпалить безумие, но разум был против, и Гермиона отшатнулась со странной влагой на глазах. — Ты!.. Малфой выглядел крайне довольным своим поступком. Ну просто герой! Она хотела ударить его в грудь обеими руками, но не была уверена в своих физических способностях в данный момент. — Совсем спятил?! — огрызнулась она. — Думаешь, если я немного не в себе, ты можешь выставлять меня идиоткой и выкидывать подобные фокусы? Чёрта с два! Я всё соображаю и могу теперь устроить тебе такое… — Какое? За невинную шалость? — Он сделал уверенный шаг навстречу и окинул её беглым взглядом с головы до ног. — Разве что сказать спасибо, что не пришлось топать в таком виде через весь замок. Ну и заодно ты можешь вспомнить, что, когда ты, мать твою, находишь чужую вещь, даже якобы не зная, чья она, что разумеется полная чушь, то это блять не нормально забирать её себе, не предприняв попыток найти владельца. Что сказать на это, Гермиона уже не знала. Строить из себя святошу было глупым решением. Посылать его — непозволительным. Извиняться за почти-воровство и возвращать кольцо прямо сейчас — идиотским. Когда герой её жарких фантазий стоял так близко, дышал так часто… в её спальне… О, Мерлин… А ведь правда! Он поднял её на руки и принёс сюда, преодолев все препятствия… Чтобы… Всё пространство погрузилось в какой-то вакуум. Заломы агрессии между двумя парами бровей разгладились одновременно. Гермиона смотрела на белое, возвышающееся над ней создание в полумраке и сопела, кажется, так громко, что от этого звенели стены. Забавно, как один образ в настоящем может вытеснить всё лишнее. Она мгновенно забыла о своей совести и об отсутствии оной у Малфоя. Оставался… Он оставался на месте, разжигая в гриффиндорском сердце очень, очень дерзкий огонь. Закрыл глаза, взглянув на кровать, и сделал глубокий вздох. Он ведь подумал о том же, о чём и она? Сколько секунд пройдет до того, как он сбежит? Или всё-таки не сбежит? Пульс Гермионы получил стремительный разгон. Она вдруг почувствовала себя охотником, который ловил мифическую птицу долгие, долгие годы и та вдруг прилетела и села на забор его дома, и как бы ни хотелось выкрикнуть «Стоять!», действовать полагалось ювелирно. Она сделала в сторону Малфоя один бесшумный шаг. Отчего-то в уме крутились слова типа: тише, мой хороший, обойдемся без резких движений. Невольно закусила губу. Потому что откровенно любовалась. Он и правда похож на диковинное животное. Единорог, сотканный из тончайших волокон высшей магии. В его палочке наверняка его волос — или что-то подобное — тонкое, благородное и прекрасное. Ещё через пару бездыханных шагов Гермиона коснулась руки Драко — медленно провела тыльной стороной ладошки по пальцам. Он сделал глубокий вдох и выдохнул рвано. Чуть запрокинул назад свою голову. Не сбежал. Взять его руку в свою было своего рода победой. Поднести к губам — тоже. И выдохнуть в нежную кожу: — Не бойся… Он осмелился наконец посмотреть ей в глаза. Такой сладкий, потерянный, взволнованный, но прекрасно это скрывающий. Язык Гермионы медленно нырнул между его согнутых пальцев — он открыл рот с невесомым м, заставив её трепетать ещё больше. Да, это была её очередь быть ловкой. И это было потрясающе. Опьянение парами переросло в опьянение парнем, чей нос, подбородок и скулы казались выточенными искусным скульптором. И губы — нечто наисильнейшее магическое. Кадык дёрнулся прямо сейчас, вызвав дрожь… Соски, выделяющиеся под белой материей, уже наслали в мозг преступное количество непристойных сигналов. Гермионе хотелось срывать и хватать — руками и губами, всем подряд. Всё подряд. Не бойся… Она и себе самой так говорила — потому что боялась. Каждый ли день, приходится излавливать и совращать сказочных принцев? Не испортит ли что этот дивный момент? Не наступит ли потом разочарование? Нет, Господи, нет. Не могло там быть изъянов! Она поцеловала руку Драко ещё несколько нежных раз, после чего его та оказалась на её подбородке. Большой палец прошёлся по щеке, смял губы — Гермиона открыла рот в попытке ухватить его. Чтобы вошёл внутрь. И на счастье этот намёк был прекрасно распознан. Она не сдержала стон, обхватывая губами его палец. Влажный чмок прорезал тишину, выбил воздух из лёгких и намочил бельё ещё больше. Гермиона готова была повторить это неторопливое действие, но рука Драко неожиданно скользнула по шее и устремилась к затылку, сгребла волосы и так ощутимо, что это оказалось даже больно. Это был испуг — нетрудно было понять. Можно было испугаться в ответ, вообразив, что он оттаскает её за волосы, но Гермиона улыбнулась. — Тише… — коснулась мягко его запястья, и хватка мгновенно ослабла. Она прошлась по руке выше, к локтю и плечу, поглаживая. — Я не собираюсь причинять тебе вред, Драко. Веришь? Он не ответил. Снова закрыл глаза с выражением му́ки. Какие же в тебя вбили догмы, что они заставляют вот так томиться? — Посмотри на меня, — шепнула Гермиона и сделала шаг назад, оставив в сторону руку. Один плавный взмах палочкой и невербальное заклинание обнажили её ключицу; прикосновение кончика высветило заветную руну. — Это очень известный символ. Возможно ты знаешь, что он означает. Мне ничего не нужно от тебя, кроме… — Она проглотила слово «удовольствие» и подобралась ближе; осторожно коснулась пальчиком его губ. — Веришь, что я не дура? Драко снова ничего не ответил, но Гермиона почему-то знала, что он прекрасно понял её. Хотя бы потому, что оставался на месте, дышал так близко, и воздух нагревался под взглядом этих полубезумных потемневших глаз всё сильнее с каждой секундой. Её руки снова потянулись к его телу, к расстёгнутому вороту белой рубашки. Она была просто обязана пользоваться его ступором и покорностью. — Я… только посмотрю, хорошо? — осторожно предупредила Гермиона. Провела ладошками от воротника вниз, вдоль ряда пуговиц, и белая ткань ласково соскользнула в стороны, открывая пытливым карим глазам больше желанной кожи. Совратительница не сумела сдержать восхищённое ах. Чуть не впечаталась носом, чтобы вдыхать, и вдыхать, и вдыхать, и сходить с ума. Рубашка слетела с плеч, заставив Гермиону увлечься подробным разглядыванием изумительно хаотичных розовых полос на несколько долгих секунд. После снова взглянула в глаза Драко. — Хочешь? — едва слышно проговорила она. — Управлять мной сам? — Её пальчики ненавязчиво прошелестели вниз по его прессу к поясу брюк и вернулись наверх, чуть задев напряжённый сосок и высыпав на чувствительное тело бесчисленное количество мурашек. После устремились к шее, чтобы мягко обхватить её и почти поцеловать в губы. — Это прекрасно и не нужно бояться. Делать друг другу хорошо таким способом — это… Голос предательски трепыхался. Она прошлась мягкими ладонями по плечам, медленно спустилась, и на миг лицо Драко изобразило отчаяние. Он закрыл плотно глаза и впечатался лбом в лоб Гермионы. — Чертовка, — прохрипел он, наконец. — Блять, — выдохнул в губы. И дёрнул рукой. На этом вся её одежда посыпалась клочьями. Вся! Как пепел. Драко зашипел, дотронувшись до её бёдер, проведя руками вверх, очертив талию, с силой стиснув с боков её тело. Вместо того, чтобы оцепенеть, Гермиона заныла. Сердцебиение мгновенно переместилось из горла в череп и низ живота, отдалось в правой ладони — это было уже сердцебиение Драко. То ли она сама прижалась к нему, то он припечатал её своей властной и обезумевшей в тот миг рукой — уже не разобрать. Гермиона понимала только, что пьяна и возбуждена до нутра, и сойдёт с ума, если этот момент контакта кожи к коже внезапно окажется сном. — Чёртовка, — снова произнёс он. — Да, — ответила Гермиона, сжимая его лицо обеими ладонями. — Да… За это Драко накинулся на её губы, надавив одной рукой на затылок. Целовал её на протяжении одной маленькой и бешеной бесконечности, и она старательно стонала ему в рот, задыхаясь. Ей было пофиг, слишком пофиг пока подвижный, пронырливый язык проникал в её рот тем самым способом, о котором она думала все эти дни. Яд зелья, яд Малфоя, свой собственный всё решили, и настало время брать его так же, как он прямо сейчас брал её, упираясь твёрдым, запертым в дорогущую брючную ткань членом в её голый живот. Поцелуй достиг своей максимальной глубины и жадности в тот самый миг, когда руки Драко оказались на её заднице и сжались не по-джентльменски. Гермиона больше не чувствовала препятствий для того, чтобы найти руками пояс его брюк, расстегнуть ремень и стащить всё к чёрту. И более того, их не чувствовал и сам Драко, поскольку именно он и обнажил себя до конца. Он оторвался от её губ, мазнул по нижней кончиком пальца, и до чего же сексуальным он был в этот момент! — Ловко, — выдохнула она. — Дальше. Одному Мерлину известно, как Гермиона хотела разглядеть его, буквально встать на колени напротив и глазеть, глазеть, глазеть. Потом трогать руками. Потом, возможно, не только руками… Она заныла так протяжно и громко, когда её рука добралась до его члена. Какому-то краю разума хотелось спросить: знаешь ли ты, на что подписался, сладкий? Но этот край оказался слишком далёким: то, как губы Драко снова взялись за своё и терзали, буквально драли её губы, никак не способствовало появлению трезвых мыслей. И этот горячий, возбуждённый, потрясающий, пульсирующий, живой предмет в руке — тоже. Он укусил её, когда она попыталась сжать его член и провести рукой вверх. Сделал так, чтобы она и вовсе убрала свои руки. В голову закралась мимолётная мысль о неладном, но на счастье Гермиона тут же была подхвачена и уложена на постель. — Чертовка, — снова произнёс Драко, когда его тёплая рука прошлась по её промежности. Улыбнулся, подняв вверх увлажнённые пальцы. — Тебя совсем не нужно лизать, да, Грейнджер? — Склонился ниже к её губам. — Умничка. Она не успела ничего сказать, не успела даже подумать, потому что буквально через секунду была до основания наполнена Драко. Это произошло так плавно, сладко, и неожиданно, что Гермиона всхлипнула и выгнулась. И снова всхлипнула, потому что получила щедрый толчок и услышала неподдельный мужской стон. — Ты… — пролепетала она, и Драко как специально поцеловал её в это мгновение, и толкнулся резче, промычав ей в рот. — Ты не… — Он тут же прикусил её нижнюю губу, и улыбнулся коротко, совершив ещё одно длинное и сладкое скольжение. И она передумала говорить, потому что именно в тот миг очень сильно зависла на акте творящейся с ней красоты. Он весь словно был сделан из шёлка — из очень горячего шёлка — а не из мускулов и костей. Гермиона сумела разглядеть это как следует, когда он поднялся над ней в следующее мгновение, закрыл глаза, отдаваясь собственным телодвижениям, похожим на волны — до безумия сексуальным, плавным, даже грациозным. Но самом непостижимым была не картинка, а звук: Драко Малфой совершенно потрясающе и совершенно порочно стонал на каждую фрикцию. Это настолько завораживало и переполняло эмоциями, что грозило их передозировкой. Особенно в момент скорого приближения его разрядки, когда ритм стал сбивчивым и даже судорожным, а стоны более загнанными. Гермиона улыбнулась сквозь глупую слёзную пелену на глазах, ласково огладила его торс — по прессу вверх. Он был неотразимее самого неотразимого на свете… Когда вздрогнул всем своим нежным телом, и замер с распахнутым ртом и зажатыми между пальцами Гермионы сосками. Выпустив, разумеется, в воздух абсолютно немыслимый пленительный звук. Гермиона обвила его ногами вокруг пояса, чтобы немедленно спустился к ней ближе, и он подчинился, пристроив рядом свою запыхавшуюся голову. Как же вкусно пахло в её постели. И как чудесно Драко дышал, будучи на ней и ещё пока в ней. Её упущенный из-за бури впечатлений оргазм был просто ничем по сравнению с тем, что она получила. — С победой тебя, Драко, — шепнула Гермиона, погладила его по шее и слегка влажным шёлковым волосам. И меня. Он издал какое-то полусонное «ммм» и толкнулся бёдрами, как бы намекая, что она пока находилась в его власти. Это вызвало умиление. — Ты солгал. Ты не девственник…