Одна неделя, восемь проблем

      Начнем с того, что аль-Хайтам не хотел пить — его вынудили обстоятельства. На крайний случай и не на такое можно пойти.       Сегодняшний крайний случай — запутанный в миллион мотков клубок вопросов без ответов, необъяснимых эмоций и лоскутков распадающегося внимания. Ужасное чувство — в голову будто бы залили жидкий азот, и он осел там, в мозгах, медленно сковывая Хайтама во льды. И кажется, если тишину разорвет хоть слово — лед треснет, раскрошится на мельчайшие кусочки и рухнет, потащив за собой рациональность.       — Ну как вино?       Приплыли.       Треснул.       На дворе стоял вторник. После завтрака Кавех с аль-Хайтамом переместились в кабинет для работы. Вино подействовало на первого на славу: Кавех будто заново родился, вдохновение из него так и хлестало. Хайтам едва сдерживался, чтобы не фыркнуть: то он целыми днями хандрит, виня в своей прокрастинации кого угодно, включая самого Хайтама, — «Ты слишком громко дышишь» — но только не себя; то его за уши не оттащишь от ватмана.       К слову, он, не отрываясь от работы, через секунду горделиво прибавил:       — Оно пятилетней выдержки, прямиком с винокурни «Рассвет».       — Недурно, — оценил Хайтам. — Впрочем, от тебя в плане алкоголя другого и не стоило ожидать.       Видимо, Кавех не понял, что это была колкость в сторону его любви перебрать, поскольку он довольно хмыкнул и продолжил чертить.       Становилось даже немного завидно. Аль-Хайтам поглядывал на воодушевленного Кавеха, переводил взгляд на кипу бумаг, которую он взял разбирать на дом, и периодически потягивал из чаши вино.       «Надо купить второй стол, — думал аль-Хайтам, читая заголовок заявки на финансирование проекта по исследованию частиц чиха на особой скальной породе к югу от Ли Юэ. — Мне определенно нужен второй стол, так невозможно работать»       Дело в том, что Кавех нагло оккупировал единственный рабочий стол в кабинете, так что оставался только небольшой декоративный столик с вазой для фруктов у противоположной стены, где и пришлось устроиться аль-Хайтаму. И это еще не говоря о том, что на столик не вмещалось и половины от всех бумаг.       Резюмируя, аль-Хайтам сам не заметил, как начал находить оправдания совершенно необоснованно появившемуся нежеланию заниматься работой. Никогда такого не было, и вот опять.       «Что ж, если не получается, то незачем терять время», — в конце концов признал аль-Хайтам, направляясь к Кавеху.       Тот даже и не заметил, как над ним навис аль-Хайтам. Только когда его тень легла на бумагу, Кавех наконец посмотрел наверх.       — Ты чего?       — Мне нужен стол, — без обиняков сказал Хайтам.       — Иди к себе, хватит меня сторожить, — Кавех указал ему угольником на выход.       Не успел Кавех и глазом моргнуть, как аль-Хайтам отодвинул его вместе со стулом, взял под столом гирю и как ни в чем не бывало уселся обратно за свой столик с бумагами. Возмущению Кавеха не было предела.       — Да ты хоть наглость имей!       — Я попросил тебя, — парировал Хайтам.       — Что-то я не услышал волшебного слова.       Гневная тирада, которой разразился Кавех, не особо тронула аль-Хайтама, лишь вызвала какой-то прилив спокойствия. Да, именно спокойствия. Удивительно, как Кавех раз за разом вспыливал из-за малейшей проявленной в его сторону, как он говорил, наглости. В то время как для Хайтама в этом была доля странной, но приятной рутины.       — Как ты смеешь меня игнорировать?       — Что с тобой не так? Почему ты одновременно качаешься и делаешь бумажную работу?       — Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны?       — Святые фамильяры, имей совесть!       Всё бухтел и бухтел себе под нос Кавех, пока делал эскиз заказа. Ну прямо как ворчливая бабка. Хайтаму пришлось отвернуться, хотя трясущиеся плечи скрыть навряд ли удалось — уж слишком сильно пробирало на смех.       Так его работа пошла намного быстрее.

***

      Вечером аль-Хайтам решил не прерывать Кавеха, с головой ушедшего в проектирование. «Причина №996: из-за него снова пришлось оставлять свет на ночь», — зафиксировал Хайтам в записной книжке перед отходом ко сну.       Утром он был полон уверенности обнаружить Кавеха спящим за рабочим местом, но вместо этого увидел в кабинете всё ту же картину оживленно чертившего Кавеха.       — О, это ты, — бросил он. — Сделай кофе.       — Не помню, что обещал быть прислугой.       — Я заплачу, — Кавех с горящими глазами посмотрел на него. — После этого заказа я точно смогу оплатить все долги!       «И почему я это делаю?» — размышлял Хайтам, делая ему кофе.       «И почему я это делаю?» — думал Хайтам, стоя в библиотеке Академии.       Работа была сдана, Кавех четырежды предупрежден перед выходом из дома об облегчении его кошелька в случае происшествия в отсутствие аль-Хайтама, и теперь он наконец мог озаботиться вопросами своего состояния. Однако, только придя в дом Даэны, Хайтам понял одну простую истину: он не знает, что искать. И уж тем более, как описать кому-нибудь ситуацию.       По итогу аль-Хайтам пришел ни с чем. Раздосадованный неудачной вылазкой, он первым делом пошел к Кавеху.       …Изо рта непроизвольно вырвался просто тяжелейший из всех возможных вздохов.       «Пора проверить весь дом на наличие тайников с алкоголем», — однозначно понял в тот момент Хайтам.       На столе, поверх готового заказа, стояла гигантская бутылка огненной воды, чьим размерам можно было только позавидовать. Стенка книжного шкафа позади стола была чуть отодвинута: тут и детективом быть не нужно, чтобы понять, где хранилась бутылка. Виновник же лежал лицом вниз на столе, крепко схватившись за бутылку.       Опять приплыли.       — О, пришел, — сонно пробормотал Кавех, даже не открывая глаз. — Я-то думал…       Что именно он думал, аль-Хайтам так и не узнал: сопение послышалось раньше, чем Кавех договорил. Одни лишь губы продолжали беззвучно двигаться.       Аль-Хайтам посмотрел направо, на окно: действительно, он задержался, уже вечерело. Посмотрел налево, на весь бардак, учиненный кое-кем, кто спит уже без задних ног, и на старательно сделанный заказ, который находился под угрозой быть рано или поздно залитым слюнями этого кое-кого.       Недолго думая, Хайтам подошел к Кавеху и с горем пополам, растолкав его, усадил себе на спину.       — Ты только не подумай… — бормотал Кавех в шею Хайтама. — Я так, пару глоточков… чтобы отпраздновать…       На эту пару глоточков было больно смотреть. Бутылка почти полностью опустела. Хайтам имел несчастье разглядеть это уже в спальне, когда бутылка, которую до того Кавех упорно прижимал к груди, вдруг с громким треском упала на пол, а на ковер вылилось едва лишь несколько капель. Почти досуха выпил.       — Почему остановились? — заплетающимся языком спросил Кавех. Он лениво приподнял голову, утыкаясь лбом в затылок аль-Хайтама (почему Хайтам фокусировал внимание на такой ерунде?). — Я для тебя слишком тяжелый?       Смешок Кавеха опалил шею Хайтама душком спирта и приливом жара по всему телу.       — Можешь взять на руки… ик! — Кавех неожиданно для себя икнул и так же неожиданно заливисто рассмеялся, зарываясь носом в волосы аль-Хайтама.       — Ч-чтобы проще было тебя в окно выкинуть? — почти на автомате выдохнул Хайтам, хотя дрожащий голос выдавал его с головой.       — А-а-а, я поня-я-ял, — будто ничего не услышав, протянул с улыбкой Кавех. — Тебе так нравится, да?       Аль-Хайтам ощутимо вздрогнул всем телом, когда длинные пальцы пробежались груди. Словно пытаясь охватить его всего. Словно дразня. Словно подстегивая его болезнь свирепствовать. Словно Кавех всё знал.       Кавеху явно приносил ступор Хайтама удовольствие. Его руки быстро, но чувственно проходились по талии, бедрам, обманчиво легко скользили по животу и вновь возвращались к груди, прощупывая каждый миллиметр тела. И когда Хайтам подумал, что эта пытка наконец закончена, Кавех резко и без предупреждения обхватил его за плечи, прижимаясь плотнее пахом к спине Хайтама.       Ему пришлось до крови закусить губу, чтобы не застонать.       — Да-а-а… тебе нравится, — не спрашивал, а утверждал Кавех. — Бедный, столько времени терпел…       Настал черед Хайтама захлебнуться возмущением к себе: Кавех стиснул его в своих объятиях, затем чуть оперся о него, привстал и с выдохом опустился. Хайтам почувствовал, как стягивает внизу живота. И снова: привстал, опустился, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…       — С тебя хватит, — Хайтам гневно оторвал от своих плеч руки Кавеха, едва сдерживаясь, чтобы не бросить его прямо на кровать пол, прошел последние несколько шагов до кровати Кавеха и там остановился.       Привести мысли в порядок.       Надо было просто привести мысли в порядок.       Надо было просто выкинуть этого… этого из дома.       Хоть прямо сейчас.       Аль-Хайтам нерешительно потоптался на месте: а что делать? Кажется, Кавех успокоился и отцепился от него… но Хайтам не был уверен. Он все еще был там, на том месте посреди комнаты, потерянный, больной, впитывающий каждой клеточкой тела рваные вздохи Кавеха.       Тут же подбородок Кавеха рухнул на плечо Хайтама. Он заснул. Просто. Взял. И заснул.       Невыносимо.       «И как этот кошмар теперь на кровать опустить?» — думал Хайтам.       В пьяной полудреме Кавех что-то неразборчиво пробормотал, словно пытаясь дать ему подсказку. Увы, не помогло. Наоборот — сделало только хуже. Хайтам осторожно повернул голову к Кавеху, затуманенным взглядом посмотрел на его мешки под глазами от бессонной ночи, сделанную самим Хайтамом прическу, заметно растрепавшуюся за время, и как-то постепенно запомнил каждую деталь в этом Кавехе: домашнем, еще больше прежнего бесящем и совершенно бестактном.       Хайтам взял руку Кавеха, слабо болтающуюся на шее, и накрыл губами. Сначала неуверенно, будто пробуя: здесь остатки грифеля; потом оторвался и беспорядочно покрыл предплечье небрежными поцелуями: тут почти выветрившийся виноград; а затем жадно, почти ненасытно, оставил влажную дорожку на руке.       Кавех не проснулся, только слегка поворочался во сне. Хайтам поспешно вытер губы.       На улице пошел дождь.       По крайней мере, аль-Хайтам выяснил сегодня три вещи:       1. Он должен перебороть болезнь раньше, чем она погубит его.       2. Он знает, какие книги брать.       3. Он безбожно влюблен в Кавеха.