Одна неделя, восемь проблем

      Вообще-то… вообще-то…       Потолок над головой. Кавех смотрит на него, смотрит так, будто своды должны поплыть в глазах, помутниться и унести в сон. Но потолок не двигался, как и сон не шел.       На сером потолке лежит белая полоска света. Белое на сером, и всё размыто, расплывается неровными пикселями, точками и мушками. Когда глаза привыкают к темноте, очертания предметов теряют четкость и цвета, отчего кажется, что мир превращается в проявленную черно-белую пленку, поврежденную и уже никуда не годную. И потолок, и полоска света от фонаря за окном — всё искусственное, криво отраженное. Пустое. Такое, как Кавех себя сейчас чувствует.       Безразличным взглядом смотрит в потолок, бессмысленно кутается с ног до головы в одеяло и апатично ко всему вокруг прибивается к стене спиной так, чтобы видеть дверь в комнату.       Пыли сегодня больше, чем обычно. Кто бы мог подумать, что она даже в темноте будет видна. А может, Кавеху просто мерещится?..       Как мерещилось, что это всё не по-настоящему.       Дверь захлопнулась за Хайтамом почти три часа назад. Или больше… Кавех не следил, сколько времени прошло. Чувство времени притупилось, уступив место слуху — он внезапно обострился до предела.       Каждый шорох в доме, стук и даже шелест листьев за окном при дуновении ветра слышались Кавеху в два раза острее, чем раньше. Вот только беда заключалась в том, что их почти и не было. А если они раздавались, то крайне редко. Тишина затопила вместе с дождем. Он был будто бесконечным — сколько бы ни прошло времени, сколько бы воды ни пролилось, дождь всё шел и шел.       Кавех отрешенно смотрел в потолок, серое безмолвие с белой полосой давило на уши, на голову. Казалось, вот-вот, и он услышит свое бешено скачущее галопом сердце.       Это… было ненормально? Да, это точно было ненормально, Кавех не жалел, что вовремя прервал чуть не случившееся между ними. Но…       «Можно ли быть уверенным, что это не повторится снова?» — билось в голове.       За окном что-то протяжно пискнуло и резко оборвалось — птица, наверное. Ночью постоянно разносились звуки, происхождение которых невозможно определить. Но Кавеха все равно пробила легкая дрожь — в мысли закрался куда более важный вопрос:       Как теперь относиться к аль-Хайтаму? Что делают люди, когда с ними происходит подобное?       Тошнота подступила к горлу, внутренности содрогнулись от внезапного озноба. Что важнее, как вообще выйти из комнаты? Кавех же не может вечность здесь сидеть, хотя и не отказался бы от такой возможности. Тем более, как бы Кавеху ни было стыдно это признавать, ему нужно было постирать одежду.       Боязно. Если аль-Хайтам, как тогда, снова будет вести себя так, словно ничего не произошло, а затем снова ночью зайдет к нему… Кавех просто не выдержит. Он и так висит на волоске, еще чуть-чуть и всё — сгорит. Вопросы жрут его, глотают, не пережевывая; закинули в костер гореть заживо.       Что испытывать к аль-Хайтаму? Как смотреть в глаза? Что сказать? Как предотвратить следующий подобный случай?       Внутри Кавеха всё горит и полыхает, а снаружи просто — белая полоса на мыльном сером потолке. Лицо не трогает ни толики эмоций.       Тихонько скрипнула дверь по соседству. Аль-Хайтам вышел. По коридору раздались шаги. Кавех посчитал: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Замолкли. Девять шагов — столько, сколько было до входной двери. Тишина. Затем шорох — какой-то резкий, неправильный — и лязг ключей. Скрип двери, стук двери.       Аль-Хайтам ушел.

***

      Стиральная машина — неплохая примочка. Какой-то совместный проект фонтейнцев с механиками даршана Кшахревар. Кавех не замедлил тут же раскошелиться на него. Пожалуй, единственная действительно полезная вещь, о покупке которой он впервые за долгое время не жалел. Если он вообще сейчас мог жалеть о чем-либо кроме ситуации с Хайтамом.       Кавех не завтракал, не смотрел, утро ли сейчас или ночь — просто встал. За что уже был невероятно благодарен самому себе. Если он сейчас вообще мог быть за что-либо благодарным.       Барабан стиральной машины громкий. Он крутится, крутится много. Так, что Кавех не может отвести взгляда от того, как заходится одежда в круговороте; не способен уследить за стремительными оборотами механизма.       Что будет, если Хайтам вернется? Когда он вернется? Вернется ли вообще? Как поведет себя, когда вернется? Как поведет себя, когда встретится с Кавехом снова?       Вопросы не унимались. Даже шум стиральной машины не мог их заглушить.       Кавех сидел на холодном полу ванной, не особо различая, где он и что находится вокруг. Если слишком много концентрироваться на негативе, ядом изъедающем черепную коробку, ощущение восприятия пространства исчезает — окружение становится незначительным, чересчур далеким от мира навязчивых мыслей.       Он любит аль-Хайтама? Да!.. Нет, конечно, он ошибается, он не может… Действия Хайтама непростительны. Любые. Не важно какие. Он… каждый день эти постоянные издевки. Это отношение. Это произошедшее.       Мысли путаются, сбиваются, перебивают друг дружку, накладываясь на шум стиральной машины. Зачем Кавех встал? Проще было оставаться под одеялом, смотря в потолок, выглядывать в белой полоске ответы. А теперь он окончательно запутался — не понимал, терпеть не может или любит Хайтама. А если ненавидит, то что же медленно, нерасторопно мариновало в смятении и страхе, упругим комком сжимало на дне живота?       Кавех прилип лбом с жужжащему металлу машины, боясь выразить…       Почему аль-Хайтам решил зайти к нему? На что он рассчитывал? Что он хотел сделать?       Не помня как, когда и почему, Кавех вышел из ванной. Он не особо задумывался, куда идти — просто позволил ногам нести себя вперед.       Любил ли его аль-Хайтам? Или рассматривал только как своеобразного друга с привилегиями? Тогда, получается, то, что он сделал…       В комнате аль-Хайтама. Кавех вяло оглядел стопки бумаг и книг не в силах даже поворчать на них. Аль-Хайтам просто пользуется им? Для Хайтама Кавех просто игрушка? Поматросил и бросил? Верно, тогда это объясняет его поведение последнюю неделю…       Мысли вклиниваются везде, где только можно и нельзя. Кавех пытается сфокусироваться на не задвинутом ящике в секретере из кармафалы, пробует думать, что же там хранил аль-Хайтам, но что, если он действительно не нравится Хайтаму? Вдруг это снова повторится? Кавеху придется уйти из дома, снова скитаться по улицам…       Шум стиральной машины в другой комнате не помогает. Кавех не совсем понял, когда успел присесть рядом с кроватью Хайтама… Почему Хайтам вызывает в нем столько… столько… ненужного? Почему он не может просто уйти из головы? Почему не может просто перестать заслонять все мысли? Как это работает и что… Кавех неуверенно притрагивается к небрежно заправленной кровати Хайтама, берет легкое, почти невесомое одеяло… Он ужасен. Он отвратителен. Почему он заставил Кавеха столько мучиться? Почему он ему так интересен?.. и подносит к носу.       За что ему всё это? Почему нужно… пахнет им. Пахнет старыми книгами, завалявшимися на солнце, пахнет старинными помещениями, одиночеством и ненавистью ко всему связанному с ним и чернилами. Кавех роня… это невозможно терпеть, всё это… он недостижим для него, и эта недостижимость бесит, почему он не может покорить его? Почему аль-Хайтам настолько лучше во всем? Кавех роняет голову на кровать Хайтама, исступленно вдыхая грудью ненависть к нему, ведь она вполне обоснована его запах, будто надеясь отыскать в холодной постели остатки его тепла, как когда аль-Хайтам, не стыдясь, лег к нему и домогался до него Хайтам переносил его на спине — редкие моменты хоть какого-нибудь физического контакта хоть бы раз обнял, хоть бы раз дотронулся чуть мягче, чуть более показательно, чтобы Кавех понял, что же аль-Хайтам чувствует к нему.       Но аль-Хайтам вечно такой: его не понять ни сердцем, ни даже умом. Недосягаемый и вместе с тем смеющий посягаться на Кавеха — это убожественный парадокс.       Под кроватью что-то блеснуло. Кавех обратил на это внимание случайно, когда блеск показался слишком знакомым, будто бы он уже где-то видел предмет.       Кавех дрожащей рукой поднял предмет, и его тотчас захлестнула волна ужаса.       Это были ключи Хайтама. Аль-Хайтам ушел, взяв ключи Кавеха.