Одна неделя, восемь проблем

      Ключи бренчали.       Аль-Хайтам долго, немигающе смотрел на них, разглядывал во всех мелочах этого дурацкого львенка.       «Серьезно, повесить в качестве брелка игрушку? Ну что за ребячество», — бухтел в мыслях аль-Хайтам, а сам тем временем не мог сдержать глупую улыбку на лице.       Спустя десять минут аль-Хайтам стоял перед дверьми их дома. Он бежал так быстро, как, казалось, никогда не бежал. Сбитое дыхание, которое он судорожно пытался восстановить, вероятно, было слышно и в доме. Наверняка Кавех уже знал, что Хайтам стоит, опершись о косяк двери, с минуту на минуту готовится зайти.       Что странно, Хайтам даже не подумал, что сказать Кавеху и как извиниться. Впервые. В его голове царил чистейшей воды бардак со скачущими с одной на другую мыслями, идеями и просто невообразимо глупыми выдумками, как они будут жить припеваючи вместе. И знаете что? Аль-Хайтам был счастлив!       Какая разница, насколько глупы его мечты? Какая разница, имеют ли его поступки под собой логическое обоснование? Да пошло оно всё!       Так думал Хайтам, не замечая вокруг себя никого и ничего. Бежал, забыв, какой сегодня день, не обращая внимания на неприятную остаточную морось, и так до самого дома.       Только вот он совершенно не подумал, что сейчас с Кавехом.       Аль-Хайтам глубоко вдохнул: на этот раз не чтобы проработать порядок действий — нет, теперь просто чтобы утихомирить хлеставшую через край уверенность. И вот ключи дважды повернулись в замке.       Внутри было темно. Неудивительно, на улице же пасмурно, подумалось в тот момент Хайтаму. Он не сразу понял, что в доме стоит мрак не из-за того, что Кавех не включил свет.       Под ногой хрустнуло стекло. Аль-Хайтам озадаченно поднял кусочек разбитой люстры. За ним еще один, еще и еще…       Весь пол был усыпан осколками битого стекла. Возвышенно-радостное настроение Хайтама мигом улетучилось, словно придавленное разбитой люстрой. Та все еще свисала с потолка, наполовину перекошенная. А если напрячь глаза и посмотреть чуть дальше люстры, где смутно вырисовывались тени диванов, с трудом можно было увидеть развалившийся на них силуэт.       Аль-Хайтам нервно сглотнул, но закрыл за собой дверь. Последний луч света исчез, и зал погрузился во мрак.       — Тебе не понравилась люстра? — придавая голосу ровный тон, спросил у темноты Хайтам.       Силуэт впереди чуть шевельнулся.       — Она слишком ярко светила.       Короткий, лишенный привычной эмоциональности ответ резанул по ушам. Нехорошее предчувствие закралось в душу.       — Послушай, я… — Хайтам сделал шаг вперед и остановился. Почему-то дальше идти он не решился. — Я хочу извиниться за тот случай. Этого больше не повторится.       Легкое сомнение прокралось в голос. Аль-Хайтам поморщился, когда понял, насколько натянуто прозвучали слова. Фигуру напротив Хайтама, кажется, тоже не обошла интонация его голоса стороной: силуэт дернулся и раздраженно отбил пальцем какую-то мелодию с улиц Порт-Ормоса. Песня подразумевалась раззадоривающей, так и подымающей пуститься в пляс, однако здесь, во тьме, без хоть какого-нибудь разбавляющего обстановку постороннего шума, мелодия угнетала, раздражала слух, подавляла желание двигаться дальше.       Но что хуже всего — аль-Хайтам до сих пор не видел лица того, кто отбивал песню. В потемках лишь через силу возможно было разглядеть смутные очертания силуэта, вальяжно сидящего на дальнем диване, запрокинув одну ногу на другую.       «Совсем как я обычно сижу», — пронеслось в мыслях Хайтама.       Он не мог рассмотреть ни капли из внешности фигуры — хоть глаза выколи. На секунду Хайтам даже подумал, что это вовсе не Кавех сидит перед ним, но он быстро отмел эту мысль.       Нет, это абсолютно точно был Кавех. Незримо прожигающий его своими алыми, словно прощальные отсветы заката, глазами, хищно отстукивающий распадающийся ритм некогда веселой мелодии, Кавех следил за ним из чернильной мглы.       Под таким взглядом хотелось сжаться, стать микроскопическим, размером с атом, лишь бы только исходящая от Кавеха тяжесть не придавила Хайтама, словно гиря — мушку. Аль-Хайтам резко почувствовал себя несущественным, совсем маленьким по сравнению с Кавехом.       «Что за чертовщина, он же просто сидит», — пытался успокоиться аль-Хайтам.       — Как твоя нога? — попробовал зайти с другой стороны Хайтам.       Молчание.       Он делает шаг.       — Ты злишься на меня?       Молчание.       Он делает второй шаг. Оказывается у самого стола.       — Почему ты ничего не говоришь?       Молчание.       Он делает третий шаг. До Кавеха рукой подать.       — Скажи, в чем проблема?       Кавех встал резко. Почти подпрыгнул, едва только увидел, как Хайтам пытается приблизиться к нему.       Радость мгновенно спускает шлюзы, с головой наполняя аль-Хайтама: наконец-то он видит лицо Кавеха! Наконец-то может рассмотреть его, понять, что же не так!       И радость так же быстро улетучивается.       В аль-Хайтама прилетает удар.       Кулак Кавеха вошел прямо в челюсть, из глаз посыпались искры. Аль-Хайтам не успел разглядеть лица Кавеха, не успел даже просто сообразить, что произошло, лишь отдаленно услышать яростный крик, а затем всё. Ничего.       Кавех схватил аль-Хайтама за складки накидки и с размаху обрушил на пол, навалившись на него.       — В чем моя проблема?! В чем моя проблема?! — гневно продышал Кавех. — В чем твоя проблема?       В глазах аль-Хайтама всё шаталось — удар вышел крепким. Лицо Кавеха размывалось, тряслось, стремясь найти целостность и встать на место в сознании Хайтама.       — Я не понимаю тебя! Что ты хочешь от меня, кого ты во мне видишь?! — кричал ему Кавех, всё больше и больше сдавливая шею Хайтама. — Что за отношение? Почему ты так себя ведешь? Что тебе от меня надо? Сколько можно смотреть на меня так, словно я для тебя пустое место? Ты только и делаешь, что играешься со мной, изводишь, выводишь из себя, высасываешь все силы… Неужели тебе не надоело? Неужели я для тебя никто?..       Голос Кавеха с каждый секундой становился всё тише, тише и тише, пока не перешел в сдавленный шепот. Аль-Хайтам ощутил на щеке горячую каплю. Потом вторую, за ней третью. Слезы.       Кавех отпустил аль-Хайтама и уткнулся лбом ему в грудь, что-то неразборчиво шепча. «…чем я это говорю?», «Что толк…», «…кой черт ты пришел?» — долетали редкие обрывки фраз. Слезы, попавшие на лицо, остыли и теперь неприятно катились холодными дорожками, стекая к волосам.       Аль-Хайтам неуверенно приподнял руку, поднося ее к спине Кавеха. Надо успокоить, надо утешить, хотя бы просто погладить по спине — лучше, чем ничего. И аль-Хайтам сделал это — нерешительно дотронулся до Кавеха, подрагивающего от тихих всхлипов. Прошелся по мятой рубашке, остановился у крестца, приподнял ладонь, и снова — тот же путь.       Наконец-то он сделал это — наконец-то хотя бы попробовал помочь Кавеху.       — …Я пришел, чтобы предложить тебе кое-что, — чуть дрожащим голосом начал аль-Хайтам, когда всхлипы Кавеха стали тише.       Кавех над ним замер. Прислушался.       «Ну же», — подбодрил себя аль-Хайтам, борясь с желанием замять разговор, закопаться под землю и забыть свою авантюру навеки.       Он зажмурился и с нажимом сказал:       — Ты… не хочешь ли снова сделать со мной совместный проект?       Кавех не шелохнулся. На секунду аль-Хайтаму даже показалось, что он перестал дышать.       Он сбивчиво продолжил:       — Ну, знаешь… нормальный проект… такой, чтобы мы были… с-с-семьей.       Хайтам никогда не чувствовал как такового смущения; можно было пересчитать по пальцам одной руки, когда он запинался, но сейчас… Какая разница, что было раньше?       С замиранием сердца аль-Хайтам ждал ответа. В тишине, не нарушаемой даже слабым дождем, лежа на полу посреди дома — так странно. В один момент жизнь будто поставили на паузу, заставили снова и снова проживать это растянувшееся мгновение пытки молчанием.       По пропитанной слезами груди скользнули руки. Не так, как раньше — грустно, с невыносимой меланхолией. Кавех приподнялся и, улыбнувшись, заглянул ему в глаза.       — Нет.

***

      С тех пор прошел день. Аль-Хайтам плохо помнил, что же было дальше: кажется, Кавех ушел к себе, а он продолжал лежать и лежать, лежать и лежать. Надо было принять до смешного простую мысль: в жизни так просто не бывает. Если изводишь человека — жди, что от тебя отвернутся. Если человек накрутил себя — жди, что ему будет трудно принять истинный порядок вещей.       Аль-Хайтам захлопнул последний чемодан, проверяя, не забыл ли ничего. Они договорились пока что жить порознь. Слишком много произошло, слишком много надо было переосмыслить — а это процесс долгий и, что неприятно признавать, процесс, требующий единения с собой, без вмешательства других.       Боковым зрением Хайтам заметил движение — в дверях его комнаты, неудобно сжимая одну руку в другой, стоял Кавех. Взгляд упорно прятал в пол.       — Ты уверен, что хочешь оставить дом мне? — замявшись, спросил Кавех.       — Ты же знаешь, наполовину он всегда принадлежал тебе, — вздохнул Хайтам. — Он достался нам за проект, который мы делали в студенчестве. Скажешь окружающим, что я проиграл его в карты.       На фоне совершенно пустой комнаты, лишенной всех, по обыкновению, наваленных стопок книг, свитков и пыли, Кавех казался необычайно ярким, он цеплял глаз и, пусть он словно весь сжался от стеснения, занимал всё внимание аль-Хайтама. Будто бы снова, кроме него, никакого мира и в помине не существовало.       Кавех поймал взгляд Хайтама, нахмурился и развернулся, чтобы уйти.       — Постой, — не задумываясь, выпальнул Хайтам. Кавех остановился. — Может, мне по пути отнести твой заказ?       — М-м-м, нет, спасибо, я сам скоро отнесу, — и удалился.       Аль-Хайтам беспомощно протянул руку в уже беспросветно черный проем двери, будто бы пытаясь ухватить хотя бы мелькнувший кусочек его одежд. Но и то не успел. Одна фраза Кавеха ранила не хуже тысячи кинжалов.       С другой стороны, а на что еще он мог рассчитывать после всего произошедшего?       Аль-Хайтам опустил руку. Поздно сожалеть о том, что он сам не смог уберечь.       Осталось только окинуть комнату прощальным взглядом. Вздохнуть по тому, что не успел хотя бы обнять или на крайний случай пожать руку Кавеху — хоть что-нибудь напоследок. И… достать знакомую записную книжку.       Запоздало он понял, что из дома в итоге выгнали не Кавеха, а самого аль-Хайтама. Хоть и по своей воле, но все же непорядок. Надо исправить.       Перьевая ручка быстро чиркнула крупным размашистым почерком, занимающим строчки всех трех оставшихся причин, пару слов:       Причина №999:       Причина №1000: спасибо за всё       Причина №1001:       Аль-Хайтам оставил книжку в комнате и ушел. На этот раз окончательно.