Сердечная недостаточность

Лишь ты можешь дать мне свободу, когда все что было, потеряло смысл. (Lost on you — LP)

Прошло десять лет. Эрен действительно отучился в университете. Стал кардиологом. Леча чужие сердца, он пытался вымолить прощение за одно единственное разбитое им когда-то сердце. Не считая собственного. Но он все еще не мог себя простить. За все эти годы он не улыбнулся ни разу. Так как раньше. Искренне. Весело. Как вместе с Микасой. Морщины на его лице стали еще более выразительными. Пачка сигарет всегда покоилась в кармане, но курить он стал намного меньше. Наверное, сказывались лекции о вреде курения для сердца. Хотя смерть его теперь совсем не пугала. Белый халат все еще казался ему не к лицу. Он никогда не хотел видеть его на себе, но считал это своим наказанием. Бременем. Которое он обязан нести до конца своих дней. За то, что лишил Микасу свободы. Армин приговаривал, что он правильно поступил. Что Микаса действительно должна была окончить школу, не отвлекаться на него, и что ему и самому было полезно взяться за голову. И впервые Эрен был с ним согласен. Сломан. И согласен. Мир так жесток. — Позови следующего, — безразлично бросил Эрен сидящей рядом медсестре. Протер уставшие глаза, под которыми залегли синяки, и уткнулся в свой ноутбук. Некогда было думать о несправедливости бытия. Нужнт работать. Дверь позади хлопнула. Неспешные шаги приблизились, остановились где-то с боку от него, но он даже не поднял взгляда. Лишь вдохнул странный, появившийся аромат, напоминающий ему что-то. Но что, он уже и сам не понить. Слишком у него все перекрутилось в голове. Он лишь постучал пальцем по столу и отчеканил лениво зазубренную за годы работы фразу: — Что вас беспокоит? Миловидный голос пропел в ответ: — У меня болит сердце. Эрен замер. И его сердце тоже. Этот голос. Этот тонкий, но в то же время сильный тембр. Немного хриплый, взрослый, но все такой же, как в ту ночь. Как в том безлюдном переулке. Так вот чем запахло. Запахло морем. Эрен не верил. Не верил до самого конца, пока не повернул голову и не увидел ее. Взрослую. Изменившуюся. Похорошевшую. И все такую же прекрасную и сияющую молодостью. Вот только… на ней не было того самого красного шарфа. Теперь уже сердце заболело у него. Она тоже его узнала. Но, как и в их первую встречу, сделала вид, словно это не так. Спокойно стояла, выпрямив спину, и ждала, когда он ее осмотрит. Он же всё-таки врач. Эрен берет себя в руки и подымается со стула, вставая напротив нее. Надевая фонендоскоп. Делая вдох. Успокаиваясь. — Растегни… те… рубашку, пожалуйста. Она делает все, как он просит. И у обоих появляется болезненное ощущение дежавю. Когда-то она так же раздевалась перед ним, смеясь, позировала для очередной фотографию, которые Эрен хранил и по сей день. А сейчас он смотрит на нее. И может коснуться лишь холодной головкой фонендоскопа. Микаса не сводит с него глаз. Ее сердце бьется часто. Эрена рвет на куски, пока он прослушивает каждый его тон, замечая изменение в ритме. Стук. Один. Второй. Пауза. В том, что ее сердце бьется неравномерно, с перебоями — лишь его вина. Он когда-то разбил его. И только ему же его и чинить. Никому это не подсилам. Лишь ему. — Какая именно боль? И есть ли еще какие-нибудь жалобы? — Боль режущая. Часто бывает отдышка, слабость и головокружение. Эрен кивает. А раньше отдышка, слабость и головокружение у нее были только от счастья... как больно осознавать, что те времена прошли. Он отстранялился, в последний раз окинув ее тело восхищенным взглядом, и сел обратно за стол. Волосы немного мешали, поэтому он собрал их в небрежный пучок, и наклонился над ноутбуком. — Я выпишу направление на анализы и ЭКГ. Можете пройти их прямо сегодня, кабинеты работают до двух. — Зачем ты тогда соврал? Вопрос сваливается, как снег на голову. Такой точный. Разящий, словно молния. Значит, она знала, что это была ложь. Стоит ли рассказать правду? — Я сделал это ради тебя. Только и говорит он, продолжая вносить в компьютер уже известные ему при осмотре данные. Запах моря щекочет ноздри. Мешает сосредоточиться. Заставляет вспоминать то, что скорее всего уже не вернуть. Больно. Обидно. Несправедливо. Распечатав, наконец, злосчастное направление, он протягивает его девушке. Стараясь вообще не смотреть на нее. Эрен хотел ее обнять. Крепко-накрепко. До хруста костей. Прижать к себе. Расцеловать и никогда больше не отпускать. Но на шее Микасы больше не было красного шарфа. Она больше не его. И вот она снова уходит. Не прощаясь, ничего не говоря, оставляя за собой шлейф до боли знакомого парфюма. Все кончено. На что он расчитывал? Он — просто врач. Она — просто его клиент. Ничего более. Прошлое не имеет значения, тем более, что он сам же это прошлое и убил. Нужно возвращаться к работе, ведь его ждут и другие пациенты. И снова. Все по новой. До самого конца дня. Дети, взрослые, молодые, старые. К нему приходило куча людей, которых он осматривал как робот. Кого-то направлял на анализы, ЭКГ, кому-то выписывал успокоительные, сердечные капли. Кого-то посылал домой, уверяя, что проблем у него нет. Он уже немного отвлекся от Микасы, успокоился, но тут вдруг пришли ее анализы и результаты кардиограммы. Все, как он и думал. Нужно подобрать для нее лучшие препараты. Он даже оплатит их. Пусть хоть что-то сделает за то, что уничтожил ее тогда. Хотя все же… ему действительно никогда не вымолить прощения. Сколько бы он не старался. Найдя в интернет-архиве самые щадящие, дорогие и действенные препараты, Йегер поднялся, чтобы, пока у него перерыв, быстро сходить в местную аптеку. Но остановился, наткнулся на сумочку, стоящую у двери. Ее оставил один из клиентов? Эрен бы не обратил на нее внимание, но торчащий из нее красный лоскут ткани привлек его внимание. Неужели… он присел рядом на корточки и потянул за алый, как разлитое кровавое пятно, уголок, вытаскивая из сумки длинный, потрепанный шарф, который он когда-то нашел возле мусорного бака. Так Микаса не выбросила его. У Эрена на секунду появилась маленькая надежда. Надежда на то, что ее чувства все так же остались прежними. Как и его собственные. Что Микаса не ненавидит его. В конечном счете она знала, что он соврал. И все равно пришла. Пришла и в тот же день вновь. Последним клиентом. Медсестры уже не было, поэтому ее никто не позвал. Она вошла сама. Уверенно стуча подошвами о пол, словно пыталась танцевать по дороге чечетку. Ее сумка все так же стояла у стены, но шарф из нее был надет на шею Эрена. Ему нравилось его тепло. Оно напоминало ее саму. — Я так и знала, что ты будешь рыться в моей сумке. — Микаса улыбнулась уголками губ, стоило ему встать с места и поравняться с ней. Его лицо было спокойным. Но немного нахмуренным. Он не понимал: — Зачем ты это сделала? — Я не знала, как сказать. — честно признается Микаса, глядя на него невинно. Словно много лет назад. Когда они были еще совсем подростками. Когда любили друг друга до безпамятства и тонули друг в друге, как в омутах. — Я все еще люблю тебя. И не злюсь. Я знаю, что ты ушел, потому что хотел, чтобы у меня было успешное будущее. Отец потом мне все рассказал. Я хотела найти тебя. Но ты уехал… Уехал… Верно. Учиться в совершенно другой город. Сразу же через неделю, после их расставания. Благодаря связям отец смог устроить его в университет прямо посреди учебного года, поэтому одну учебную четверть в свой первый год Эрен пахал, как за две. Полностью отдавшись грызению гранита науки. Но тогда это помогло ему. Отвлечься от мыслей о ней. Забыть ее, измотав себя. Хотя бы ненадолго. А теперь, оказывается, что он лишь сам все разрушил. Если бы он продолжил бороться, они бы встретились намного раньше. Они бы были вместе тогда. А не через десять чертовых лет. — Прости меня… — голос Эрена звучал почти жалобно. — Прости за то, что я наговорил тогда. Прости за то, что уехал. Прости-прости-прости. Он почти отчаянно срывает с себя красный шарф. Кутает в него Микасу и тут же притягивает к себе. Целуя все лицо, везде, где только может. Щеки. Нос. Губы. Подбородок. Лоб. Приговаривая «прости». Вдыхая запах моря, на котором так и не побывал. На котором так и не побывала его покойная мама. Тогда у него не было достаточно прав на свободу. Но сейчас он готов подарить ее Микасе всецело. Вместе с собой. Он весь ее. Полностью и без остатка. Она - его свобода. С ней для него любое место будет казаться раем. — Микаса! Давай сбежим снова. В этот раз навсегда. Туда, где нас никто-никто не найдет! В этот раз их точно не разлучат родители. Школа. Работа. В этот раз они все начнут по-другому, по-взрослому и свобода у них будет такой же. Они возведут ее одиноким домиком возле моря. На которое будут любоваться каждый день, наслаждаясь друг другом сквозь крики чаек и шум морского прибоя. Микаса только улыбнулась, оставив мимолетный поцелуй на краю его все таких же шершавых губ. Она знала, что он не обманет ее больше. Поэтому снова готова была довериться. Все так же беспечно, неосмотрительно, легкомысленно. Как в первый раз. Утопая в бирюзовых глазах, словно в омуте. Всецело и без остатка. — Сначала скажи, какой у меня диагноз, — уже в губы ему шепнула Микаса, поглаживая большими пальцами его точеные скулы под легкой, небритой щетиной. — Сердечная недостаточность. — Тебя? Губы в губы. И они снова целуются, спустя долгие десять лет, почти растворяясь в друг друге. Обнимаясь, словно бы не виделись и не увидятся еще как минимум тысячу лет. Страстно. Пылко. Жадно. А вокруг пахло свежестью и морем. И красный шарф цвел алым пятном на фоне ее бледной кожи.