***
К обеду они с Иваном собираются дойти до магазина по поручению Хасинты. Парень уже многое здесь освоил, и как дойти до продуктового точно знает. Другой вопрос, не бросит ли он её где-нибудь по дороге. Они идут молча и в какой-то момент Хулии это надоедает. — Сколько тебе лет? — спрашивает она. Он усмехается. — Двадцать один, малявка, — говорит он ей. Она поджимает нижнюю губу. У неё ещё не было знакомых настолько старше неё. — И ты приехал к бабушке помочь? — продолжает она. — Я приехал к бабушке, потому что мой отец ублюдок, который любит только деньги, — отвечает он, — А ты почему здесь? Хулия молчит. Его проблема куда серьёзнее её, и она это понимает, но всё равно от воспоминаний о родителях в груди неприятно колет. — Мои родители собираются разводиться и решили, что здесь, с бабушкой, мне будет легче это перенести, — объясняет она, — Но я не знаю, будет ли мне легче вдали от них, если я знаю, что, вернувшись с каникул, мне придётся выбирать, с кем я останусь дальше жить. Иван также молчит и она смотрит на него, думая, что он насмехается над ней, но видит лишь сосредоточенное лицо. — С кем бы ты хотела остаться? — вдруг спрашивает он. — С отцом, — пожимает она плечами, поправляя волосы, что разлетелись в разные стороны из-за ветра. — Тогда в чём твоя проблема? — В том, что как бы я не ссорилась со своей матерью, я также хочу, чтобы и она была рядом, — Хулия отворачивается, скрывая то, что едва ли не расплакалась перед ним и незаметно смахивает скупую слезу с щеки рукой. Иван замечает это, но не говорит ни слова, будто ничего не произошло. — Моя мать умерла, когда мне было три года, и единственное, что у меня от неё осталось — маленький резиновый мячик, который я таскаю с собой, как придурок, — усмехается он, — А у тебя родители живы, просто перестали любить друг друга. К тому же, никто не отменял того, что ты сможешь видеться со своей матерью, когда захочешь. — Не уверена, захочет ли она, после того, как я выберу жить с отцом, — она кусает губу с внутренней стороны до боли и понимает, что откусила половину. Металлический привкус ужасный и ей хочется заплакать от этого, ну ещё и из-за того, что она ничего не может решить. — Она твоя мать, — просто говорит парень, указывая пальцем на магазин, в который они шли, — Она всегда будет любить тебя, чтобы ты не сделала. Они заходят в магазин, и по-началу, Хулии кажется, что она зашла с отцом в пивную, потому что только они так выглядят у них в городе. Однако, здесь стояли холодильники, а в них всё, что там должно лежать. — Иван, привет, — здоровается с ним молодая продавщица, наверное того же возраста, что и он. — Привет, — отвечает он ей, — Это Изабелла, — он обращается к Хулии и та улыбается, но явно не впечатляет девушку, — Это Хулия — внучка Хасинты. После упоминания её бабушки, взгляд Изабеллы меняется с безразличного на мгновенную заинтересованность. — По всей видимости, ты меня не помнишь, — говорит она, глядя на Медина, — Но, когда ты была маленькой, мы часто с тобой гуляли вместе. На самом деле Хулия смутно помнила, что здесь у неё были друзья, но она никак не думала, что встретит кого-нибудь, потому что все должны были уехать в город, чтобы учиться и работать, как минимум. Это место нельзя было назвать цивилизованным. — Очень смутно, — соглашается Хулия, улыбаясь. — Зато я помню, как мы перелезали через забор, а ты была в платье, оно задралось и ты повисла на своих трусах, — усмехнулась она. Конечно, ожидать чего-то серьёзного было бы неразумным, но она явно не ожидала такой истории. — Я не помню этого, — Хулия опускает взгляд, рассматривая носки своих босоножек. Она также отмечает, что достаточно бледная, по сравнению с Иваном и Изабеллой, и ей мгновенно становится не по себе. — А других историй у тебя нет? — восклицает парень, собирая в корзину список продуктов, которые написала Хасинта. — Или ты помнишь хорошее только о себе? Хотя о чём это я? Твоя жизнь и что-то хорошее — понятия несовместимые. Девушка явно собирается что-то ему ответить, но не успевает, когда в помещение входит компашка местных алкашей. Хулия тут же приближается к Ивану, стараясь даже не смотреть на них, но её взгляд всё равно падает на рваные шлёпки, грязную одежду и пьяные лица мужчин. Ей кажется, будто она попала в другую вселенную, потому что раньше ей не приходилось так близко встречаться с такими людьми. — Хэй, Хулия! — кричит ей Изабелла, когда они уже собираются уходить. — Хасинте привет. И, может быть, встретимся как-нибудь? Вспомним детство? Медина оборачивается к ней с ухмылкой. Она не боялась её — вовсе нет, просто в какой-то момент впала в ступор, когда та вспомнила детские истории, ещё и не очень приятные. — Расскажешь, как бросила ребёнка висеть на заборе, спасая свою шкуру? — говорит она ей. — Прости, у меня нет желания с тобой больше видеться. Когда они окончательно выходят на улицу, Иван смеётся, и Хулия не понимает, с чем связан его смех, поэтому он спешит объясниться. — Это правда про забор? — спрашивает он. — Не знаю, — она пожимает плечами, — Мне было пять лет, я мало, что помню, что здесь происходило. В основном только то, как мы с папой ездили на рыбалку и батут во дворе. — Значит то, как ты висела на заборе — ты не помнишь? — Ты глухой? Я только что об этом сказала, — возмущается она. Изабелла выходит на крыльцо, наблюдая за ними. Она помнит маленькую несуразную Хулию, которая боялась каждого, кто постарше неё. Та история с забором не была выдумкой, и они с ребятами бросили её висеть там, потому что им было весело, потому что маленькой она была очень смешной, но сейчас Изабелла понимала, что эта маленькая смешная девочка составляет ей большую конкуренцию. Нет больше маленьких ножек, щёк как у хомяка и она явно за словом в карман не полезет, да, и Иван с ней общается лучше, чем с кем-то ещё в этом поселке. — Ещё встретимся, малявка, — прошипела она, возвращаясь обратно.***
К вечеру стало прохладнее, как обычно бывает за городом, и Хулия надела кофту, чтобы продолжить помогать Хасинте в огороде. Её ноги уже полностью были искусаны комарами и чесались так, что хотелось их разобрать, но кроме шорт, юбок и платьев у неё ничего с собой не было. Были, конечно, брюки, но она не хотела лазить в них в огороде. — Неженка ты моя, — смеётся Хасинта, когда девушка в очередной раз убивает комара на своих ногах. — Они кусаются, — с недоумением отвечает она. — Конечно, кусаются, — соглашается с ней бабушка, — Новая кровь приехала, деликатес. Хулия хмурится, вот ещё деликатесом для комаров осталось стать. — Ты знаешь Изабеллу? — спрашивает она, когда они с Хасинтой оказываются рядом. — Продавщицу? Конечно, знаю, — женщина отвечает ей с не большим энтузиазмом, явно испытывая к этой девушке неприязнь. — В своё время она здесь устроила самый настоящий порно-клуб. К ней ходили все парни посёлка, а потом жизнь сложилась так, что в университет её не взяли из-за плохих оценок в школе и она пошла работать продавщицей. Ничего в ней нет такого, но она считает себя моделью. — Я это заметила, — пробурчала Хулия. — Встретились с ней в магазине? — усмехается Хасинта, поставив руки в боки. — Ага, — девушка идёт вперёд, но в огороде есть незаметные ямки, прорытые кротами, поэтому она в одно мгновение оказывается на земле, — Чёрт! — Да, забыла тебе сказать, что кроты ещё те проказники, — смеётся Хасинта. Хулия поднимается, отряхиваясь от земли. Это им ещё нужно будет идти в конюшню — кормить лошадей, а потом в загон с курицами. В какой-то момент ей безумно хочется домой — лечь в кроватку и смотреть телевизор. — Это правда, что, когда я была маленькой, повисла на заборе на трусах? — не унимается девушка, отчего женщина снова смеётся. — Это выглядело забавно — да, — подтверждает она, — Мы с родителями запрещали тебе общаться с Изабеллой и с её друзьями, но ты была очень непослушной, поэтому вы сбежали вместе, чтобы воровать яблоки у сеньора Монтеро. Он живёт в другом конце посёлка. Эти хулиганы бегали быстро, уже наученные горьким опытом, а ты была ещё совсем маленькой. На забор залезла, а спрыгнуть с него побоялась, потому что высоко было. Эти начали тебя дразнить, вместо того, чтобы помочь, и ты решила спрыгнуть. Слава Богу повисла всё-таки, так бы переломала себе все ноги и руки, — продолжает Хасинта, — Ну, Монтеро, конечно же не стал тебя сильно ругать, снял тебя с этого забора, отдал все яблоки, которые ты у него натаскала и принёс домой. Ревела ты долго, конечно. — Я не помню этого, — усмехается Хулия. — Тебе было пять лет, что ты там помнить можешь. Медина пожимает плечами, пробираясь дальше в огород. Солнце уже не печёт и начинает садиться. Воздух здесь действительно отменный и хочется остаться навсегда, но в тоже время, ей хочется уже пообщаться со своими друзьями, с которыми она не может поговорить из-за того, что связи здесь нет, от слова, совсем. Позже они всё-таки добираются до конюшни и Хулия зависает там, сдружившись с одним из жеребцов. Он красивый — белого цвета, такой, как она видела в разных фильмах, и он единственный, кто пошёл с ней на контакт, когда она их пыталась кормить. В городе нет лошадей и видит она их вживую, наверное, раз пятый от силы. С курицами выходит всё куда сложнее. Они носятся по загону, как сумасшедшие и среди них, как оказалось, есть ещё и петух. Хулия думает о том, что это больше похоже на какой-то гарем, где только один мужик, которого не могут поделить куча женщин. Она пытается подавить смешок, но Хасинта всё равно замечает это. — Что смешного увидела? — спрашивает она. Хулия мотает головой в разные стороны. — Абсолютно ничего, — отвечает она, женщина цокает языком. — Подростки, — тянет она, — Все вы предсказуемы. Однако это не звучит так, словно она её упрекает в этом, наоборот, она просто забавляется с того, как сильно отличаются разные поколения. — Он заорёт в шесть утра? — вдруг спрашивает Хулия, указывая на петуха. — В пять, — поправляет её Хасинта и глаза девушки вылезают на лоб. Женщина смеётся, — Он не орёт, милая. Бракованный какой-то петух, но свою роль исполняет на отлично, — она подмигивает внучке и та отворачивается, чтобы не рассмеяться. Если так будет и дальше продолжаться, то она совсем не против остаться здесь на всё лето.