Наследие

      В понедельник в коридоре школы я столкнулась с хмурым, как грозовая туча, Пашкой. Он не поздоровался и подчёркнуто сторонился меня на переменах. Неудивительно: на телефоне высветился целый список его пропущенных звонков и смс, тон которых становился к вечеру всё тревожнее. Я поймала его после уроков на выходе.       — Эй, ну постой же!       Пашка, уже собравшийся развить как минимум третью космическую скорость, неохотно притормозил.       — Чего?       Его брови сдвинулись, а смотрел он так сурово, что я почувствовала себя виновной во всех смертных грехах. Серьезно: такой взгляд надо запатентовать и продавать тем, кто хочет обличить преступников. Успех гарантирован.       — Ну зачем ты так? — пробормотала я, шагнула ближе к Пашке и взглянула на его лицо. — Ну, прости. Я правда забыла. Просто Макс позвонил.       — Ах, Ма-а-акс! — с притворным пониманием усмехнулся Пашка. — Что ж, тогда всё ясно.       Паша отвернулся, чтобы уйти, но я схватила его за запястье, вынуждая задержаться, и шумно выдохнула, собираясь с мыслями.       — Слушай, что ужасного я натворила? Не перезвонила тебе, хоть обещала. Признаю, я виновата. Извини, пожалуйста! — я тараторила так, будто боялась, что он меня заткнёт и уйдёт. — Что ты ещё от меня хочешь?       Напускная весёлость с него слетела, и мой горящий от несправедливого игнорирования взгляд пересёкся с его — неожиданно грустным. И это выбило из колеи. Словно выкачали весь воздух из лёгких.       — Ничего не хочу, — наконец выдавил Пашка. Он глубоко вздохнул и продолжил: — Пойдем, провожу: незачем одной шататься.       Я понуро сгорбилась.       — Проехали, получается? — осторожно уточнила я, боясь снова стать причиной той самой грусти.       Кажется, попытка оправдаться увенчалась успехом. Но отменяла ли она то гадливое чувство вины, которое я испытывала к себе, начиная с ночи воскресенья?       — Получается, — буркнул он, мягко убрав мою руку со своей, и направился вперёд.       Я шагала, пиная попадавшиеся на пути камушки. Уверенный, что я так и плетусь за ним, Паша продолжал торопиться.       Он никогда не обижался. Серьезно, мне всегда казалось, что он и разозлиться-то не сумеет. Обычно приветливый, в этот день он выглядел на удивление злым и опечаленным.       Стоит признать, и я раньше его так не динамила.       — Ты мог бы, кстати, спросить, из-за чего я не перезвонила, — неловко проговорила я.       — Я уже понял, — быстро ответил он, косясь на меня. — Была с Максом.       — Не только поэтому! У меня отец пропал, с четверга на связь не выходил. А вчера вот нашёлся.       Пашка резко замер и развернулся.       — Чего? — выдохнул он.       — Отец пропал, — повторила я.       — И ты сейчас мне об этом сообщаешь? Вот так, между прочим? — пригвоздив меня к тротуару возмущённым взглядом, Пашка взмахнул руками. — Ты серьёзно? Чего сразу не сказала?       Он стремительно преодолел расстояние между нами — воздух сгустился, стал плотным, и я неосознанно сглотнула терпкий вязкий ком — и с раздражённой гримасой покачал головой.       Я осторожно пожала плечами, пытаясь сбросить навалившуюся вину.       А ведь и правда — почему?       — Не хотела тебя напрягать, — пролепетала я, понимая, что в очередной раз облажалась.       — Напрягать! — передразнил он. — Ну да, я ведь и не друг твой вовсе, зачем друзей посвящать в семейные дела, да? — он саркастично цокнул и, видимо, оценив степень раскаивания, вздохнул, сложив руки на груди. — Ладно, лекцию о том, как нужно поступать с друзьями, я прочту тебе позже. Что с отцом?       Пока я посвящала его во все детали случившегося, мы медленно шли вперёд.       — Представляешь, это брат Машки на двое суток посадил его в изолятор! И дежурный с ним ещё в сговоре был! Ужас же!       — Ужас, — поддержал он. — Никак в голове не укладывается: с твоим отцом такое происходило, а я ни сном ни духом!       — Прости, — снова сникла я. — У тебя же напряги по учёбе, выпускной год всё-таки, тренировки, а тут я ещё…       Паша поджал губы.       — А у Макса, значит, времени хоть отбавляй?       — Да при чём здесь Макс?! — всплеснула я руками. — Наши родители давно знакомы, а Макс как-то обмолвился, что у них совместные дела, вот я и подумала, что он что-то знает. Не злись, хорошо?       Паша криво улыбнулся.       — Не злюсь я, больше нет. Что теперь твой отец намеревается предпринять?       Я вновь пожала плечами.       — Ну, сообщит его начальству, жалобу напишет. Этому оперу, наверное, что-то да будет.       Пашка фыркнул.       — Повезло так повезло. Басова и так тебя недолюбливает, а тут такой повод.       Мы остановились у дорожки к дому.       — Так что, я прощена? — спросила я, невинно хлопая ресницами.       Он закатил глаза и ухмыльнулся.       — Что с тобой делать? Прощена, конечно. Но знай: своим поступком ты ранила меня до глубины души! Вот уж не предполагал, что ты такая бессердечная, — Пашка картинно схватился за сердце.       Я рассмеялась: мир восстановлен.       Следующие два дня прошли относительно спокойно, хоть я и ожидала какой-то подставы или реакции от Маши. Видимо, она ещё не знала, что у брата неприятности.       А вот в четверг она злобной фурией пронеслась по классу и чуть не врезалась в мою парту.       — Руслан Аверин — твой отец? — угрожающим тоном прошипела Маша, нависая надо мной.       — Я не понимаю: ты меня в этом обвиняешь или спрашиваешь? — отшатнулась я.       — Из-за твоего папаши у Радика чёрт-те что на службе происходит!       — Так, может, не следует нарушать закон, за выполнением которого…       — Может, тебе не следует указывать, как кому поступать?! Радик действовал в рамках закона, а твой папаша всё переврал! — рявкнула Машка.       — Пусть начальство твоего Радика решает, как всё происходило на самом деле.       Полная презрения, она развернулась, взмахнув волосами. И напоследок продемонстрировала своё отношение к ситуации: завела руку за спину и показала средний палец.       Я передёрнула плечами. Ну зашибись! Одной головной болью больше.       — Что это было? — прошептала Соня.       — Маше не нравится, если закон работает и против её брата.       Ответка от Маши не заставила себя долго ждать. Весь день в пятницу она ходила с чрезвычайно довольным видом. То и дело ехидно скалилась, когда видела нас с Сонькой, но таинственно молчала.       Я всё ещё радовалась примирению с Пашкой, зависая с ним на переменах в коридоре, поэтому поведение Маши — последнее, на что обращала внимание.       Как оказалось, зря.       Шестой урок по расписанию — обществознание, и, когда я вломилась в кабинет после звонка, учитель, полненькая женщина с гулькой каштановых волос с проседью, уже находилась там.       — Рассаживаемся! — она стояла перед доской. — Ранее мы с вами договаривались, что те, кто хотят получить дополнительную оценку, подготовят доклад о проблемах современного общества. Примеры тем отправляла вам на электронную почту. Кто готов?       Я за дополнительной оценкой не гналась, поэтому о своём докладе и не размышляла. А вот школьные умницы и по совместительству три подружки — Наташа, Маша и Света — тут же подняли руки.       — Так, давайте потренируемся и устроим дебаты. Выступающий расскажет, насколько тема актуальна, а мы обсудим, согласны или нет, да? — Лидия Петровна дождалась несмелых кивков и, видимо, посчитав, что большего одобрения уже не дождётся, потёрла руки. — Наташа, пожалуйста.       Она указала на установленную для такого случая трибуну, и Наташа вышла к доске. Она долго рассуждала на тему глобального потепления. Поведала об угрозе исчезновения некоторых видов животных так, что я прониклась к ним сочувствием.       Второй выступать вызвалась Маша. И пока она готовилась, раскладывая листочки, я проверила телефон. СМС от Макса.       «Погуляем в субботу?»       Паша вчера предложил на выходных сходить куда-нибудь, на что я не задумываясь ответила согласием и сейчас бодро отстучала сообщение, что в субботу вечер уже занят.       В это время раздался стук в дверь: секретарь попросила Лидию Петровну подойти к директору по какому-то вопросу. Срочному. Та ничем не выразила недовольства и встала.       — Ребята, слушаем доклад. Вы же взрослые люди? Посидите без меня пять минут, да?       Она покинула кабинет, а Маша объявила тему своего доклада:       — Секты и их влияние на жизнь в современном обществе.       Я почувствовала, как сердце уходит в пятки.       — Если давать определение секты, то это некоторая общность, подчиняющаяся одному лидеру. Ему люди отдают свои финансовые блага: имущество, деньги. И сначала не соображают, во что вляпались.       Такая вольная трактовка вызвала всеобщее хихиканье. Сонька обернулась.       — Самая актуальная тема, я считаю, — саркастическим шёпотом заявила она. — Просто браво.       Я медленно кивнула, стараясь контролировать рвущиеся наружу эмоции.       — В секты люди в основном вступают добровольно, и причин тому несколько. Одним не хватает общения, и они чувствуют себя сильнее, когда принадлежат определённой группе. Другие ищут понимания и любви, надеясь их обрести всё в той же группе. А третьи вступают в секту ради самих себя: чтобы проявить лидерские качества.       Несмотря на то, что Машка шпарила явную отсебятину, не имеющую к научному обоснованию никакого отношения, её не допускающая возражений манера держала внимание аудитории, все вскоре притихли и не перебивали.       — Тем не менее все секты направлены на приумножение богатства: как денежного, так и людского. Лучшим примером восполнения последнего является заведение семьи в рамках такой общности, — она выдержала многозначительную паузу. — Или общины.       Маша посмотрела на меня и плотоядно ухмыльнулась.       — Готовясь к выступлению, я абсолютно случайно обнаружила, что, оказывается, в стенах нашей школы учится представительница такой общины! И у нас есть невероятный шанс послушать то, как принадлежность к ней повлияла на формирование личности подростка, на умение соотносить себя с внешним миром без оглядки на лидера и на проблемы восприятия общения с остальными, нормальными людьми, не побывавшими в столь сложной и вместе с тем примитивной системе.       Я буквально кожей чувствовала недоумённые взоры и перешёптывания. Казалось, что все таращились именно на меня, что уже знали всё и смеялись. Начали гореть щёки. Красная как помидор, без сомнения, я уже себя выдала.       — Дарина, — звонко обратилась она, чем привлекла всё внимание ко мне, — позволишь задать несколько вопросов? Так мой доклад будет более полным и всесторонним. К сожалению, не нашла возможности провести интервью заранее, но я подготовила список вопросов, которые…       Я почувствовала, как в голове загудело. Перешёптывания стали громче, сливаясь в один сплошной гомон, напряжение нарастало.       — Аверина? — снова позвала Машка.       Я воззрилась на неё.       Соберись, тряпка!       — Что ты несёшь?       — Добро и свет, — невинно ответила Маша. — Ты подтверждаешь, что принадлежала к секте?       — Ты полицейским себя возомнила?       — Но ты жила в отдалении от города с…       — Все, кто живут в сёлах и деревнях, состоят в сектах?       — Ты на самом деле не училась в нормальной школе до?…       — Все, кто находятся на домашнем обучении, — сектанты?       Ещё немного, и в каждой из нас где-то посередине лба будет огромная дыра.       Главное — не показывать, что она попала в уязвимое место. Проявишь слабость — сожрут. Я изо всех сил старалась поддерживать невозмутимый вид.       — А как насчёт того, что твой отец оказался тем, кто нашёл труп в лесу? Скажешь, случайность? — выпалила Машка, вбивая последний гвоздь в гроб моего самообладания.       Ещё секунда, хотя бы одно слово из её грязного рта — и я за себя не отвечаю! Пульс зашкаливал, в ушах шумело так, что я не слышала, что пыталась сказать сидящая передо мной Соня.       С возвращением Лидии Петровны громкий вздох облегчения я сдержала, но, кажется, именно с её приходом сердце забилось ровнее.       Остальная часть урока прошла как в тумане. Под звонок, оповещающий об окончании занятия, я, ни на кого не смотря и не прощаясь, ровным шагом вышла из кабинета. Вдогонку неслись тихие шепотки, и никто, включая Соню, не попытался меня задержать. Продолжать идти медленно давалось ценой невероятных усилий. И, покинув пределы школьных стен, я припустила бегом.       Я неслась, не разбирая дороги. Прочь, прочь! От призрачного смеха, до сих пор звеневшего в ушах, от этих «ахов-охов», мол, бедненькая, её родители — религиозные фанатики.       Как она узнала?!       Помня слова сестры, я никому не говорила об общине. Знала, что реакция у всех разная, но такое — попытка выставить меня посмешищем перед всеми — уже слишком.       Устав, я огляделась. Меня окружали деревья. Впопыхах не думала, куда бегу, и ноги сами привели к лесным насаждениям за школой. Даже спустя годы местом, где на душе воцарялось спокойствие, оставался лес.       Дорожки или вытоптанной тропинки здесь не наблюдалось, и я продолжила идти вглубь парка, надеясь найти путь к остановке. Вскоре показался небольшой пруд, его огибала каменная мостовая. Неподалёку стояли деревянные лавки, а по воде чинно скользили беззаботные уточки. Людей поблизости не было, и я присела на лавочку, вытирая слёзы.       — Привет, — раздалось негромкое обращение над ухом.       Я вздрогнула и обернулась.       — Прости, если испугал, — стоявший поблизости парень обезоруживающе улыбнулся. — Ищешь уединения?       Я нахмурилась.       — Тебе что за дело?       Он поднял руки вверх, словно сдаваясь, и снова улыбнулся, усаживаясь около меня.       — Не собирался лезть в душу, но нечасто здесь можно обнаружить зарёванную девушку.       Зарёванную?       Я покосилась на парня. Внезапно захотелось отмотать время назад, чтобы он не видел меня в таком виде: с опухшими веками и наверняка красным от слёз носом. Это в кино девушки плачут красиво, в жизни всё выглядит менее симпатично.       Всё дело в том, что парень оказался на редкость привлекательным. Не типичным красавчиком модельной внешности, а обладателем такой очень мужественной красоты — от него исходили уверенность и спокойствие. Правильные черты лица, чётко очерченные губы, ямочка на волевом подбородке и голубые глаза с прищуром под густыми вздёрнутыми бровями. Тёмные волосы аккуратно уложены, и только одна выбившаяся прядка из длинной чёлки упала на лоб.       Кажется, в этот момент я и поплыла.       — Расскажи, что тебя так расстроило, легче станет, — настоятельно посоветовал он, словно заглядывая в душу. Его зрачки пульсировали, расширялись и сужались.       Возникло странное чувство полного доверия к незнакомцу. Захотелось не просто поделиться проблемой, а излить душу. Будто он единственный, кто действительно меня поймёт, примет такой, какая есть.        Здравый смысл буквально завопил, когда я уже почти сдалась. Нет, я знала, что нельзя рассказывать. И не хотела. Серьёзно, что за безумное желание — открыться первому встречному?! Я вскинулась, готовясь дать отпор.       — Не бойся, ты можешь доверять мне, — таким же тихим голосом мягко произнёс парень.       Паника метнулась во мне, приказывая убежать от него. Ну же, ноги в руки и вперёд! Домой, в безопасность! Но мир вокруг сузился до размера зрачков в голубых глазах, я расслабилась и выложила всё как на духу.       — Одноклассникам стали известны кое-какие подробности моего детства. Не то чтобы это какая-то тайна, но есть вещи, в которые не хочется посвящать посторонних людей.       — Как, например, меня, — согласился он.       Я кивнула.       — И почему я тебе это говорю? — вслух задумалась я.       Где же моя привычка не доверять людям, не входящим в близкий круг общения? До чего же странно: видеть человека первый раз в жизни и посвящать его в причину слёз.       — Эффект попутчика, — негромко ответил парень. — Мы не можем поговорить с близкими, боясь осуждения. А, встретив нового человека в поезде, вываливаем на него все переживания, потому что знаем — ему по большому счёту всё равно, как ты себя повела в той или иной ситуации, и он забудет о тебе, выйдя из вагона.       — Забудет? — против воли выпалила я и тут же устыдилась своего порыва: щёки залились румянцем.       Мне достался его внимательный взгляд, и я потерялась в нём.       — В нашем случае, думаю, нет, — парень протянул руку и заправил выбившуюся прядь мне за ухо. Костяшками пальцев легонько провёл по щеке.       Я зажмурилась и вздохнула.       Зачем я позволяю ему себя трогать? Не в силах пошевелиться, я впитывала неожиданную ласку. Никогда не чувствовала ничего подобного – по коже как электрический разряд пробежал от прикосновения. Невыразимо приятно. Так и должно быть?       Оцепенение внезапно испарилось. В испуге я вздрогнула и вскочила с лавочки. Огляделась. Парень исчез, о его присутствии здесь напоминало лишь то, что щека всё ещё горела от прикосновения.