Самозваные святые

Лукреция, раньше старавшаяся быть по-мышиному тихой и незаметной, начинает напевать во время уборки; Луис сначала не понимает, откуда доносится мелодичное мурлыканье, однако вскоре замечает, как девушка, вытирая пыль с подоконника, который успела заставить цветущей алым геранью, постукивает каблуком в такт и плавно раскачивается из стороны в сторону. Крутя в пальцах карандаш, Луис с усмешкой откидывается на стуле. Подол юбки Лукреции трепещет, кудряшки манят запустить в них пальцы, а губы, туманно улыбающиеся, хочется поцеловать. Луис мечтательно вздыхает; ох, в иной ситуации он бы своего не упустил, а сейчас может только смотреть. Как несправедливо! — Синьорита, да вы полны огня! — отмечает биолог; Лукреция вспыхивает, обернувшись, и тихо, виновато смеется. — Простите, синьор. Наверное, я помешала? — Разве ты можешь помешать? Ты ведь самое прелестное, что есть в этой деревне, — Луис говорит искренне; кому тут досталось все обаяние, если не Лукреции? Не Саддлеру же. — Вы мне льстите, синьор, — она скромно опускает ресницы и стискивает в пальцах тряпицу, когда Луис поднимается и отважно делает шаг навстречу. — Прошу, зови меня по имени. Это ведь не сложно, верно? — биолог улыбается, несколько теряясь во взгляде девушки. Ее румянец становится ярче, а дыхание — тяжелее. — Хорошо. Как скажете. Луис, — добавляет Лукреция, и биолог довольно ухмыляется, манерно приглаживая волосы. — Вот, так-то лучше, а то мне было неловко, — взгляд Луиса на долю секунды устремляется в окно. — Жаль, у меня нет возможности тебя куда-нибудь пригласить. Я скоро одурею сидеть в четырех стенах, но сейчас едва ли во всей деревне найдется место, куда будет не стыдно привести девушку. — В саду при замке господина Рамона очень красиво. И на озере, — Лукреция стеснительно пожимает плечом, — если хотите, я спрошу у владыки Саддлера… — Очень мило с твоей стороны, моя красотка, но сомневаюсь, что это хорошая идея. Даже если он и одобрит, не все в деревне будут рады меня видеть, — ганадо агрессивны к посторонним, а Луис для них чужак. Его передергивает от отвращения, а безмятежное лицо Лукреции становится воинственным и решительным. — Тебе нечего бояться. Я смогу тебя защитить. — О, да ты, оказывается, воительница, — криво ухмыляется Луис, — только я не могу позволить, чтобы за меня заступалась девушка. Это ранит мою мужскую гордость. Но благодарю за предложение. — Тогда можно подняться на крышу, — предлагает Лукреция, — оттуда видно и замок, и деревню, и лес, и озеро. Только там ветрено. Тебе нужно будет одеться потеплее. — Не волнуйся, моя красотка. Если ты будешь рядом, я не замерзну, ведь в твоем присутствии я горю, — пылко заявляет Луис, на что Лукреция хлопает густыми ресницами. — У тебя жар? Тогда от прогулок стоит воздержаться, пока лихорадка не пройдет, — серьезно замечает она и несколько секунд смотрит на опешившего биолога прежде, чем проказливо хихикнуть. Рассеянность Серы мгновенно спадает; он смешливо щелкает языком, похлопывая себя ладонью по бедру. — А ты, оказывается, коварна, моя красотка, — тянет он; Лукреция неопределенно пожимает плечами и возвращается к уборке. Когда она снова начинает напевать, Луис не замечает, как сам принимается насвистывать ее незатейливый мотив.