Самозваные святые

Безумная старуха не возвращается в кабинет биолога, вместо нее приходит женщина, рослая, полная, с кровавыми язвами на левой щеке. У нее широкие черные брови, сросшиеся над переносицей, усики над верхней губой и кривые зубы, которые она обнажает в улыбке всякий раз, как ей удается поймать взгляд Луиса. Десны женщины сизые, кровоточащие, она шумно сглатывает, чавкает слюной, намывая пол, а Сера вздрагивает и тянется за пустой бутылкой из-под хереса, стоит только женщине повернуться или резко взмахнуть рукой. Саддлер определенно нарочно отправляет к нему подобных барышень; некрасивых женщин нет, но от этой дамочки несло хлевом, и Луис предпочел бы беспорядок в комнате ее обществу. Или сам бы прибрался — не безрукий и не беспомощный; но, видимо, это знак особого расположения Саддлера, и это не льстит, а чертовски пугает. Кто знает, может, следующим его подарком будет сучий зародыш плаги, чтобы они с Лукрецией стали еще ближе. Луис отшвыривает карандаш, откидывается на спинку стула, щелкая зажигалкой. Герань и фиалки Лукреции смотрятся покинуто, цветы вянут и теряют лепестки, словно им так же одиноко без девушки. Сера убеждает себя не питать напрасных надежд и не привязываться слишком сильно, однако снова начинает думать о Лукреции, вспоминает об ее смоляных локонах, ямочках на щеках, бархатно-черных глазах. Как сотрудник «Umbrella» Луис зарабатывал весьма неплохо, достаточно, чтобы приглашать на свидание моделей, но все эти улыбчивые, ухоженные девушки теперь казались безразличными и искусственными, призраками из прошлой жизни. Сумела бы Эмбер, Беверли или Дениз выдержать то, через что прошла Лукреция? Осталась ли у них душевная теплота, чтобы приносить в кабинет Луиса фиалки? Биолог устало трет лоб; вот, опять он воображает себе лишнее; плага превратила Лукрецию в марионетку, как и все ганадо, она просто делает то, что ей приказывают. Но вряд ли бы Саддлер, Мендез или Салазар озаботились бы уютом его кабинета. Вроде бы в ситуации Луиса должно быть все просто и понятно, однако он сам все усложняет, подпитывая собственный интерес к зараженной культистке. Мало того, что себя изводит, так еще и дает Саддлеру лишний рычаг воздействия. Сера не сможет просто стоять и смотреть, если по приказу Осмунда Лукрецию начнут истязать. На его совести и без того достаточно крови; может, он и говнюк, только пусть хоть кого-нибудь в этой чертовой деревне не тронут. Подперев ладонью голову, пульсирующий от мигрени и тяжелых мыслей, перекатывающихся в голове чугунными шарами, биолог снова склоняется над расчетами; женщина отдувается под тяжестью ведра с водой, пыхтит и басовито выдыхает, то и дело поворачивается к Луису, пожевывая губами. Она издает протяжный звук, похожий на мычание коровы, увидевшей любимого хозяина, однако Сера старается не обращать на нее внимания. От одной ненормальной отбиться удалось, нарываться со второй зараженной совсем не хочется. И где, черт побери, его красотка?! Он сам должен поливать эту сраную герань?! И Лукреция обещала ему прогулку… Господи, как же давно он не был на свежем воздухе… Прикрываясь мытьем пола, женщина подбирается к Луису все ближе и ближе; от внутреннего напряжения сводит желудок. Похоже, ему придется пустить бутылку в ход; когда биолог почти готов обороняться от приближающейся женщины, дверь скрипит, впуская в комнату полосу солнечного света и запах пыли и сухих роз.