Самозваные святые

Луис не может удержаться от зубоскальства: — А бал в замке в нашу честь полагается? Подходящего костюма у меня нет, да и вальс танцевать не умею, но для хорошей вечеринки главное — это музыка погромче и выпивки побольше. — Нечестивец, — цедит отец Мендез, — Владыка не будет вечно терпеть твои выходки. Еще придет время твоего причастия, и твоя кровь примет наш священный дар. — Да, да, — Сера легкомысленно машет рукой, — все мечтают стать частью ордена. Только вот я — ученый, и должен служить, а не работать. — Все мы служим воле нашего Бога, — отрезает Биторез, вновь сгибаясь, чтобы переступить порог; проповедник проходит боком, бережно придерживая шляпу. — Собирайся. Повозка ждет внизу. Оказавшись в коридоре, отец Мендез наклоняется, чтобы посмотреть на Лукрецию. — Ты едешь с ним, дочь моя. — Да, святой отец, — послушно откликается Лукреция, продолжая стоять в смиренной позе до тех пор, пока гулкие шаги Битореза совсем не стихают в коридоре; прождав несколько секунд, девушка выдыхает, расслабленно опуская плечи, и кутается в куртку Луиса. — Тебе нужно взять с собой все, что может пригодиться. Владыка Саддлер, — девушка облизывает губы, — будет недоволен, если ты оставишь свою работу. Биолог привольно потягивается, вскинув руки к потолку, крутит головой, разминая шею. — Ну… будет неплохо сменить обстановку, — отмечает он, — заодно сможем прогуляться по саду. Я помню твое обещание, моя красотка. Лукреция растерянно хлопает ресницами, заливаясь краской; румянец делает ее похожей на перезрелую клубнику. — Я… буду рада. Если господин Рамон позволит, — девушка морщится, — не уверена, что он освободит меня от обязанностей, чтобы я могла помогать только тебе. — Саддлер же хочет, чтобы мне было удобно, — Луис, пятясь, хватает со стола початую пачку сигарет и любимую зажигалку, — а мне хорошо, только когда ты рядом. Испанка непонимающе улыбается, двигаясь вслед за биологом к двери. — В каком смысле? Что ты имеешь в виду? — То, что сказал, — усмехается мужчина и щурит один глаз, склоняя голову набок, — а еще моя куртка тебе чертовски идет. Если хочешь, можешь оставить ее себе. Но только при условии, что будешь ее постоянно носить. — Нет, благодарю, — Лукреция встряхивает кудряшками, которые задорно пружинят, — как только доберемся до замка, я переоденусь. — Очень жаль, — сетует Луис; окажись девушка перед ним одетая в одну только куртку, биолог был бы… заинтригован, но решает некоторые мысли держать при себе, чтобы не смущать Лукрецию. Едва ли ей сейчас это интересно; слишком много дерьма в жизни, чтобы разбавлять это все еще и сердечными терзаниями. Сера понимает, что задумываться об этом уже поздно; Лукреция доверилась ему, рассказала такое, за что Биторез мог вырвать ей язык. Голоса паствы существуют лишь для того, чтобы славить Саддлера, а не для жалоб. Луис подозревает, что девушка рассказала ему далеко не все. Когда Лукреция оказывается рядом, биолог предлагает ей локоть; помедлив с секунду Лукреция берет его под руку и взмахивает густыми ресницами, от чего Сере становится жарко; прочистив горло, он горделиво приосанивается, вскинув подбородок. — Ну, вперед, моя принцесса Дульсинея. Пора нам вернуться во дворец!