Самозваные святые

Комната, где биологу позволено расположиться, небольшая, с зарешеченным окном и широкой кроватью с балдахином, изрядно побитым молью. Луис брезгливо оглядывает паутину в углах, клубы пыли, мутные разводы на окне. В его прошлой темнице в некотором роде было почище, но ничего, Лукреция еще наведет красоту. Не то, чтобы Сера собирался заставлять девушку заниматься уборкой: Салазар все равно будет проверять, как она прислуживает, а так у них будет лишний повод побыть вместе. Луис даже готов помочь испанке привести все в порядок; это будет… почти романтично. Если бы они жили вместе, где-нибудь в Майами или в Калифорнии, то вместе готовили бы и ходили по магазинам, на пляж; однако им обоим приходится выслуживаться перед маньяками и уродами, и если Лукрецию в это втянули против ее воли, то Луис сам сунул голову в пасть крокодилу. И прогадал; теперь вынужден помогать ему взращивать агнцев на заклание. — Надеюсь, вам тут будет удобно, сеньор Сера, — произносит Рамон, прохаживаясь вдоль шкафа, давно ставшего пристанищем для пауков; Луис смазано пожимает плечами. — У вас… уютно, — было когда-то, — спасибо за теплый прием. И за то, что не заперли меня в самой высокой башне. — Ну, что вы, сеньор, как можно? — притворно смеется Салазар; Вердуго остались в коридоре, но дверь открыта, и личные стражи Рамона следят за каждым шагом биолога. — Владыка Саддлер так к вам расположен. Настолько, что даже отдал вам мою Лукрецию. — Она же не вещь, — вяло огрызается Луис, пытаясь понять, кто же хуже: Салазар, Биторез или Саддлер, но никак не может определить — его воротит от всех троих. Рамон всплескивает руками, унизанными перстнями; он душится, однако аромат бергамота и шалфея не в силах перебить смрад лас плагас. — О, конечно, конечно, Лукреция — не вещь, — Салазар мерзко склабится, — она моя горничная, и я потратил много времени на ее обучение. В некоторых преданность надо вбивать. Как в собак. Когда шавки послушны, их одно удовольствие гладить, но если псы лают на хозяина, нужно проявить твердость и не слушать их скулеж. У Луиса вздох замирает поперек горла; он знает, какие методы используют Лос Иллюминадос, но это его словно не касалось, а теперь имеет прямое отношение — из-за Лукреции. Мелкий выродок посмел ее тронуть, сделать ей больно, а теперь наряжает, как куклу. Сера не сомневается, что если бы не Саддлер, с девушки бы спросили за испорченное платье; колючая издевка во взгляде Салазара подталкивает биолога к решению что-то сделать; если не спалить всю деревню вместе с культистами, то сбежать. Лас плагас может оказаться дорогим товаром; главное — вырваться из плена Саддлера, а потом он придумает, как поступить. — Мне же можно будет выходить из комнаты? — глухо спрашивает Луис; Рамон жеманно надувает губы. — Разумеется. Вы же не пленник. Весь замок в вашем распоряжении за исключением нижних ярусов. Темницы Салазаров издревле славятся тем, что их невозможно покинуть. Но, знаете, — глаза Рамона отливают зловеще красным, — я не огорчусь, если вы останетесь моим гостем навечно. — Не могу позволить себе злоупотреблять вашим гостеприимством, — парирует Луис; улыбка Рамона выходит точь-в-точь как оскал у бешеного пса.